Девочка катит по улице большой стеклянный шар. На ней розовое платьице и сандалии, в волосах розовый бант.

По дороге, усыпанной гравием, идет молодой цыган. Он жонглирует на ходу, развлечения ради, тремя маленькими стеклянными шариками. В его ухе блестит золотая серьга.

За цыганом увязался черный пудель. на его шее ошейник из черной кожи. На ошейнике две золотые буквы - T.D. Это инициалы его хозяйки.

Хозяйка, молодая дама, прогуливается с зонтиком по набережной. Она в длинном черном платье и в большой черной шляпе. Пальцы, держащие зонт, унизаны кольцами, однако, вместо драгоценных камней в оправе колец - стеклянные шарики.

Девочка с шаром в это время останавливается у дверей большого дома. на дверях висит бронзовый молоток с длинной деревянной ручкой. Девочка дотягивается до ручки и стучит молотком в дверь.

Через какое-то время дверь открываеися. На пороге появляется усатый господин с физиономией слуги. На его плече сидит громадный черный кот.

Котище прыгает на тротуар к девочке, махнув по ее розовому банту пушистым хвостом. Бант перемещается на шар. Котище мордой, размером равной этому шару, заталкивает в распахнутые двери прозрачный стеклянный шар. Усатый господин поправляет фалды фрака и закрывает за котом двери. Девочка поднимает с тротуара грязно-розовый бант и обиженно убегает прочь.

Молодому цыгану надоедает жонглировать. Он хочет спрятать шарики в карман. Но пудель виляет хвостом, задевает руку цыгана, шарики падают на дорогу. Пудель стремительно бежит за ними. Шарик за шариком оказываются в его пасти.

Пудель бежит на набережную к хозяйке. Дама T.D. забирает у пуделя шарики и ласково треплет его за ухо. Шарики исчезают в ее сумочке.

Довольная, она медленно направляется домой. Подходит к уже знакомому нам дому. Берет в руки молоток и стучит в дверь. Дверь распахивается. Усатый джентльмен во фраке, почтительно склонившись, пропускает в дом даму в черном. Следом проскальзывает черный пудель.

Мы оставляем всех их в доме и направляемся по дороге за цыганом. Он лениво идет к кофейне.

В кофейне на длинном деревянном столе стоит знакомая нам девочка. Стол окружают солдаты. Они дарят девочке большой прозрачный шар. Кладут его на стол и ставят на шар девочку. Солдат достает губную гармошку и начинает наигрывать веселую мелодию. девочка танцует на шаре. В кофейне полумрак. Где-то в глубине у стойки горит лампа под зеленым абажуром. Девочка танцует в розовом трико и серебристых тапочках. Шар матово блестит под ее ножками. Солдат играет на губной гармошке.

Цыган неожиданно начинает отбивать чечетку на полу возле стола, на котором на шаре танцует девочка.

Солдаты, сидя за деревянными столами, пьют пиво и смотрят, как девочка танцует в полумраке кофейни.

Цыган начинает вертеть сальто на полу. Вдруг он прыгает через стол, на котором танцует девочка, в прыжке захватывает шар с девочкой и вываливается в открытое окно кофейни.

Моментально встряхнувшись, цыган сажает девочку на плечи, берет в руки шар и галопом мчится по дороге прочь от кофейни.

Но никто за ним не гонится. Солдаты молча раскуривают трубки и продолжают пить пиво. Солдат, игравший на губной гармошке, прячет ее в карман, достает трубку и кисет с табаком.

В это время цыган стучит молотком в двери знакомого нам дома.

Дверь открывается. Появляется кот во фраке. Мохнатыми лапами берет шар из рук цыгана и откатывается вместе с шаром в дом.

На его месте появляется усатый джентльмен, снимает с плеч цыгана девочку и уносит ее в дом.

Дама в черном стоит в проеме. В руках у нее сигарета в узком черном мундштуке. На пальцах матово поблескивают шарики. Дама затягивается и, прищурившись, выпускает струю дыма сквозь кольцо серьги в ухе цыгана.

Дверь закрывается. Слышен звон монеты. На тротуаре поблескивает медный грош. Мы видим, как цыган подбирает грош и отправляется к кофейне, где отдает грош бармену, тот наливает цыгану кружку пива.

Цыган нам больше не интересен. Мы оставляем его сидящим в кофейне с солдатами, которые нам вовсе не интересны, сами же возвращаемся к дому, очень даже заинтересованные.

Мы - это автор и его тень. В данном произведении автор наделил ее правами своего альтер-эго, даже дал тени статус двойника, который не только олицетворяет теневые качества автора, но даже является его живой копией.

Итак, мы - неразлучные близнецы.

Кроме того, проявляем острый интерес к завязывающимся событиям, но, к сожалению, не имеем к ним никакого отношения, и даже не можем на них никак повлиять. В данном произведении у нас статус пассивных наблюдателей.

И скажем больше, не мы создавали героев произведения, к своему большому стыду и огорчению, мы не творцы и не боги этого мира. Скажем больше по большому секрету, наше авторство очень и очень сомнительно, скорее всего, мы сами всего лишь образы чьего-то воображения, вероятно, истинного бога, орудиями и подобиями которого мы являемся. Но кто наш бог, мы не знаем и сами. Мы только чувствуем его заинтересованность в развитии данного абсурдного сюжета, а также мы понимаем, что богу не хочется показывать свое истинное лицо, поэтому он и использует нас и наделяет функцией соавторов. На самом же деле мы догадываемся, что наше соавторство условно и, быть может, мы - самые формальные из его героев, самые скучные и занудные, потому что мы не столько действуем, сколько наблюдаем, и, при этом, разглагольствуем. Этой скучной функцией нас наделил автор, потому что ему самому хочется играть, а не морализировать и рассуждать. Так мы начинаем догадываться, что наш бог - ребенок, мы же его скучное супер-эго, которое он не очень жалует, так как расщепил нас, зациклив друг на друге и на размышлениях о себе, тем самым обезопасив себя от нашего неусыпного контроля. Поэтому мы вынуждены отойти в сторону и предоставить право нашему автору играть самому.

Бог начинает новое действие.

Мы прервали развитие событий, оставив цыгана в кофейне и отправившись к дому дамы T.D.

И вот мы стоим у дома и наблюдаем за дверью. Дверь, однако, закрыта. Из дома никто не выходит. Мимо него никто не проходит. Мы, скучая, чего0то ждем. Но полное отсутствие событий и информации о них приводит к тому, что мы становимся все более плоскими и в конце концов сливаемся с тенью, отбрасываемой домом на тротуар.

В это время в доме дамы T.D. появляется мальчик. Он просто материализуется из воздуха. Мальчик в коротких штанишках стоит на паркте перед узкой деревянной лестницей, ведущей на второй этаж. Из комнаты, находящейся наверху, доносится пение.

Это дама T.D. поет песню об адмирале, уплывшем на большом корабле воевать с турками.

На первом этаже из большого камина вываливается черный котище, весь в золе и саже. Он громко чихает, сажа разлетается в стороны, ее хлопья оседают мальчику на голову. К нему подходит усатый джентльмен во фраке и начинает чистить мальчику волосы платяной щеткой.

Пение смолкает. В проеме комнаты на втором этаже появляется дама в узком, облегающем фигуру, черном вечернем платье. На руках у нее длинные черные перчатки. Она держит подзорную трубу.

Улыбаясь, дама T.D. объявляет присутствующим:"Готовьтесь, господа, к нам возвращается наш адмирал".

Сконфуженный усатый джентльмен прячет щетку за спину, прикрывая ее фалдами фрака. Черный котище прыгает под потолок, сбивая турецкую саблю, висящую на стене возле камина.

Черный мальчик хватает упавшую саблю, прыгает на черного пуделя, пробегающего в это время мимо него, и упоенно кричит:"Ура!", размахивая саблей, при этом он попадает в ухо коту, спустившемуся с потолка. Кот орет диким голосом:"Уберите от меня этого юнгу!"

Юнга носится по залу на пуделе и сбивает саблей фарфоровые статуэтки. Дама обмахивается веером, потому что в воздухе летают хлопья сажи.

В доме полный кавардак.

Сюжет разваливается на части.

Явно не хватает железной руки автора, который бы расставил все и всех по местам и навел бы полный порядок в головах и действиях.

Так как адмирала все нет, а юный бог довольствуется ролью нерадивого юнги, опять появляемся мы.

Мы возникаем в трехмерном объеме возле дверей дома. Перед нами болтается бронзовый молоток с длинной деревянной ручкой. остается воспользоваться ситуацией и просто постучать.

Но это элементарное действие самая большая проблема для нас. Так как мы давно поняли, что, в общем-то, мы не авторы, наше участие в сюжете формально, мы не можем ввести в действие нового героя, но мы и сами не герои, а если и герои, то, скорее, статисты, так как уж очень мы схематичны, поэтому не можем действовать и в стуке в дверь нам отказано.

Но что мы можем? И что же нам делать в затянувшейся сюжетной паузе? В который раз задаемся мы этими вопросами. Ведь автор, явно, отбился от рук и не хочет ничего менять. Его героев тоже устраивает полный сюжетный хаос и кавардак. Им всем от этого весело.

Но мы, мудрые воспитатели, которых юное дарование так легко отстранило от участия в своих играх, мы же не можем позволить ему затягивать абсурдную паузу до бесконечности, все-таки, мы его супер-эго, которое он свел к функции формального наблюдения за своими играми. Но, позвольте, что же делать нам в таком случае? Видимо, остается одно, ждать адмирала.

Во время паузы неожиданно появляется критик. Он заполняет паузу монологом:

-Что позволяет себе автор в своей творческой игре? Что это за обманный ход конем? Зачем понадобилось автору вводить в сюжет сказки совершенно не сказочных персонажей - свою собственную проекцию, очень слабую, амбивалентную, схематичную фигуру, то нависающую над персонажами, то нелепо зависающую в стороне? Это очень слабый авторский ход. И при том, это название - сказка для бога, игра в бога, автор - бог своего вымысла, - ведь это же все уже давно у всех на слуху, об этом писали многие представители так называемой "новой" прозы. Как все это вяло, скучно, вторично. И, наконец, а сказка ли это, вообще, в таком случае?

Задав последний риторический вопрос, критик также неожиданно исчез, как и появился.

Когда сказке отказывают в праве существовать по своим внутренним законам, она не умирает, сказка просто изменяется и превращается в историю или в притчу, иногда она становится аллегорией, иногда мифом. Если же сказку отрицают вообще, как антитезу, она тут же утверждается в своей тезе и становится былью.

Итак, наш юный автор, будучи к тому же одним из героев своего произведения, решил, что так тому и быть. Пусть произойдет оно, это полное превращение всех и всего.

И сказал наш бог:"Да будет быль!" - и утвердил существование ее.

А дальше произошло вот что.

В провинциальном приморском городе N. произошло удивительное событие. В порт пришел военный корабль. мы не будем распространяться о том, как были изумлены горожане заходом в их цивильные воды такого большого корабля. Не станем описывать расширившиеся от восторга глаза местных дам, увидевших великолепно сложенных моряков, сбегающих по трапу на причал. мы скажем о главном. О том, как на причал сошел адмирал с букетом великолепных белых орхидей, привезенных, вероятно, из дальних жарких стран.

Этот букет он с огромной торжественностью вручил гуляющей по набережной неизвестной даме.

Эту даму горожане считали странной. Она вела уединенный образ жизни, не бывала в свете, не занимала никакой должности. Каждый вечер дама прогулмвалась по набережной со своим черным пуделем. Часто останавливалась и смотрела неподвижным взглядом в море, будто кого-то ждала. Так продолжалось около года.

И вот у дамы букет белых орхидей, она идет по набережной под руку со своим долгожданным адмиралом.

Изумленные горожане остолбеневшими глазами смотрят на эту пару.

К паре присоединяется юный капитан. Он держит за руку красивую девушку в розовом платье. Следом за ними увивается черный пудель.

Все вместе они подходят к дому со знакомым нам всем бронзовым молотком с длинной деревянной ручкой на двери.

Дверь открывается сама. Джентльмен во фраке провожает хозяйку и гостей внутрь. Гости располагаются в зале. У камина в кресле мурлычет черный кот. Хозяйка угощает всех чаем. Адмирал сообщает сестре, что их юный племянник со своей невестой, отправившись в свадебное путешествие на своем корабле, решил, наконец, нанести визит своей тете.

Все пьют за здоровье молодоженов.

Но вы, конечно же, все поняли. Любой автор всегда желает самого счастливого разрешения всех своих проблем, не смотря на все ухищрения критиков подмочить его репутацию обвинениями то в слабости его желаний, то в их несвоевременности, а то и, попросту, отказывая ему в праве хотеть, опровергая все доводы автора в защиту своих желаний, говоря ему:"Ты не волен был хотеть, потому что не смог..." И объясняют автору по всем пунктам, что именно он не смог...

Оставим в покое критиков с их злобными нападками на нашего автора и скажем в его защиту:

Наш автор попросту бог, а потому волен делать в своем произведении все, что ему захочется, не взирая на условности жанра.

Бог может все, что захочет.