Александра Георгиевна Романова, принцесса Греческая. Штрихи к портрету Неизвестной. Очерк из цикла "Царский альбом". ____________ 30.08. 1870 года. Греция. Остров Корфу. - 24.09.1891 года с. Ильинское. Звенигородского уезда. Похоронена в Петропавловском соборе. В 1939 году, по просьбе греческого правительства, прах передан на родину. _____________ От автора. "Матери своей я не помню"... Так написала о греческой принцессе Александре Георгиевне, Великая княгиня Мария Павловна, кузина последнего Императора, автор замечательных мемуаров. " Стальная дама ", как называли ее в эмигрантских высокопоставленных кругах... Ничего удивительного, что княгиня Мария, бывшая шведская кронпринцесса Сёдерманландская - Бернадотт, не смогла сохранить никаких нитей памяти, чтобы вышить в душе своей облик матери: когда Александра Георгиевна скоропостижно, трагически скончалась, крошке - дочери ее было только неполных полтора года. Но, увы, ничего практически не помнит о далекой греческой принцессе и капризная история, кроме нескольких строк в книгах-энциклопедиях, посвященных правящей триста лет династии, да пары нечетких фотографий на мемориальных сайтах о Доме Романовых. Снимки эти довольно невыразительны, несмотря на всю их парадность. Серебряное и золотое шитье парчового платья, высокий головной убор по греческой моде - покрывало с маленькой шапочкой, только еще сильнее подчеркивает обыкновенность и замкнутую, почти северную, холодность черт, в которых совсем нет строгой правильности классического профиля, чего мы бы вполне вправе были ожидать от наследницы греческого королевского дома. Обыкновенное, чересчур обыкновенное, лицо: открытое. круглое, искреннее, в ямочках на щеках с трудом прячется улыбка. И что-то русское, неуловимо, неудержимо русское, в выражении глаз. Впрочем, загадка эта разгадана мною тут же: мать принцессы острова Корфу, Королева эллинов - урожденная русская великая княжна Ольга Константиновна, внучка императора Николая Первого Павловича. Отец юной Алекс - греческий король Георг I - а на самом деле - датский принц Вильгельм, и, конечно же, нет и не было в его жилах южной крови, обычно дарящей столь выразительную прелесть и отточенность чертам потомков. Что же, родителей не выбирают, да и с лица воды не пить, как говорится! 1. Маленькая принцесса Алекс, с явной северной жилкою в крови и с золотистыми кудряшками до пояса, любила солнце, как ящерица. Солнечный остров Корфу, где она родилась, с бликами солнца на морской глади залива, окруженного скалами, с песком, белым, зернистым, греющим босые ноги, осколки ракушек и странный, густо - резкий запах йода, идущий от моря... Все это надолго осталось в памяти Алекс, вошло в самое ее сердце, в самый хрупкий, затаенный уголок души. Она боготворила солнце. И много позже, даже в жемчужно - серых, чуть грязноватых, наполненных густым ароматом сирени, призрачных ночах Санкт - Петербурга, всё искала и искала столь привычные ей, слепящие глаза, солнечные отблески на воде............ Но Маркизова лужа, холодный Финский залив, с редкими барками рыбаков, тяжелыми, потемневшими от влаги, порою - очень ветхими, ничем и никак не напоминали выгоревшие до соленой желтизны паруса легких, утлых суденышек греческих ловцов мидий и омаров. Чьи веселые, обожженные солнцем, темные, но бесконечно - красивые лица так любила разглядывать Алекс, стоя на теплой скале босыми ногами, и вертя в руках подзорную трубу или бинокль, что ей удавалось ненадолго взять из кабинета отца. Отец - немногословный, сдержанный. Он почти не рассказывал ей о Дании. Ему было некогда, мешали государственные дела. Но она твердо знала, что Дания вся немного похожа на сказку, сошедшую со страниц книг большого волшебника Ханса - Кристиана Андерсена. Готические шпили соборов и окна двух - трехэтажных вилл, с островерхими крышами из черепицы, блестящей в нитях дождя и бликах слепящего солнца. Тенистые, с огромными полянами фиалок и гиацинтов, роз и фрезий, парки дворцов Фриденсборг, Бернсторф, Гвидор были ей знакомы с раннего детства, она приезжала туда гостить к бабушке Луизе. И сдержанная, скупая на улыбку, но всегда энергичная и жизнерадостная королева датская, отложив в сторону все свои визиты, занятия и излюбленную послеобеденную игру в пикет и домино с супругом, занималась тем, что помогала внучке составлять гербарий из засушенных листьев и трав. И при этом совершенно всерьез спорила с маленькой Алекс о том, какой же вид чайной розы или шиповника имеет округлые листья, а какой - узкие, продолговатые, почти что - резные............. 2. Но с особою гордостью бабушка Луиза показывала Алекс свою коллекцию голландских тюльпанов и королевских белых лилий. Нежные капризницы плохо приживались на холодной датской земле, за ними с особым тщанием ухаживали садовники, неустанно пестуя хрупкое чудо садов под матовым потолком теплиц и оранжерей, наравне со спаржей, шпинатом и клубникою. Качались на тонких, длинных стеблях их головки, похожие на короны, от лепестков шел густой, кружащий голову аромат, а золотисто- желтые сердцевинки, осыпались на ее пальцы легкими махровыми крупинками. Аnmama с совершенно серьезным видом качала головой, и говорила изумленной Алекс: "Опять бедные эльфы рассыпали свое драгоценное пропитание. Лягут вечером спать голодными, милые малыши! Если только пчелки сжалятся над ними и дадут им немного нектара из своих запасов, тогда..." Сбитая с толку Алекс совсем не могла понять, как это ее строгая Аnmama Луиза, вечерами часто читающая старинные медицинские книги и очень пыльные научные трактаты по истории Дании господина Геделунда , может говорить так вот, всерьез, о каких то эльфах и пчелах?! Но когда девочка пыталась ей хоть как - то возразить, бабушка только сурово поджимала все еще красивые губы и слегка неправильный, удлиненный овал ее лица тогда становился еще длиннее. Старая королева, вспыхнув румянцем морщинистой шеи и впалых щек, качая головой, строго приговаривала: "Эльфам совершенно все равно, веришь ли ты в то, что они существуют или нет! Они живут на свете слишком давно и не зависят от наших с тобой желаний. Им повинуется природа, цветы и травы рассказывают им свои сны, и то, что видят вокруг. Они знают все тайны земли и воздуха, человеческой души и сердца. Бесполезно что то скрывать от них. Недавно я узнала от сказочника Андерсена, что именно эльфы, которым цветы рассказали об этом, помогли изобличить человека, убившего родного брата. В руках убийцы головки цветов никли, словно мертвые...... И вместо аромата расточали вокруг себя лишь холод. Господин Андерсен записал историю, рассказанную ему шепотом эльфом, спящим в кусте роз. Спроси du tante Минни, когда приедешь к ней в гости, в Россию, она тоже знает этот случай, я писала ей.. Наверное, она сохранила мое письмо. Или спроси еще и у Maman." В ответ Алекс лишь коротко вздыхала. Ее матушка и тетя Минни, с недавних пор - русская императрица , - так часто писали друг другу, что из их писем можно было бы составить целый пухлый volume , иллюстрированный забавными рисунками и шаржами тети Минни и ее стихотворениями на стародатском языке. Одно из них, увиденное случайно в дневнике дяди - огромного и добродушного императора Александра, его маленькая тезка запомнила наизусть: Мне о главном цветы прошептали. В своем сердце я это храню: "Много радости, много печали. Есть и боль". Но любовь - не виню. Если уж цветы мудро шептали тете Минни о том, что любовь может принести и радость, и печаль, значит, милая бабушка не выдумала совершенно ничего в той горькой истории, записанной волшебником Андерсеном - об эльфах! 3. И вот тут Алекс терла переносицу, внезапно веселела и улыбалась самой себе, всеми ямочками щек, зажимая рот рукой, чтоб не вылетел еще один секрет. Самый главный. Бабушка, та, уж точно - не знает о нем! В этом Алекс была твердо уверена. А весь секрет заключался в том, что тетя Минни, веселая, изящная темноглазая красавица, умеет крутить сальто и ходить на руках! Утром, еще не надев корсета, она часто делает гимнастику и массаж лица. Так смешно, быстро, протирая щеки и шею кусочками льда и делая при этом такие забавные гримаски овальному зеркалу в массивной раме, что Алекс, иногда присутствующая при туалете тети, не сдерживаясь, звонко хохочет, закрываясь ладошками. С милой тетей ей чудо как легко и хорошо! Часто, забравшись к ней на колени, она рассматривает старый альбом с фотографиями. На бархатной его крышке еще сохранились девические вензеля принцессы Дагмар и надписи вязью, на датском. На желтоватых страницах альбома Алекс часто попадаются парадные фотографии тети Минни рядом с худощавым молодым человеком, хрупкого, болезненного сложения. Взгляд его больших глаз, мягок и полон какой то внутренней, глубокой печали, словно вырвавшейся из самых недр души. По рассказам Мама Ольги Алекс знает, что это первый жених тети Минни, Цесаревич Николай Александрович, которого в семье все называют "дорогим Ники". Бедный Цесаревич умер от туберкулезного менингита далеко-далеко, в Ницце, и в честь него тетя Минни назвала своего старшего сына. Теперь в их семье есть еще один " дорогой Ники", только - маленький. С ним так интересно играть и кататься верхом на маленьком пони. Правда, Алекс ни за что в жизни никому не признается, что немного боится пони! Для десятилетней, взрослой почти девочки это - стыдно, тем более, что тетя Минни, как рассказывала Anmama Луиза, всегда была прекрасною наездницей! И ей очень шла амазонка темного сукна и она по желанию меняла ее цвета: от темно - красного и фиолетового, до - черного. А вот Алекс всегда шло голубое, но дамскую амазонку вообще то можно шить только из темно - синего, увы! Или черного! Это ужасно! Впрочем, может быть, ей еще удастся уговорить милую, добрую МамА опять хоть слегка нарушить скучную традицию. Но, честно говоря, она предпочла бы кататься на ослике. Ей кажется, что они спокойнее и лучше лошадок умеют ходить по скалам. Ее старший брат Константин, Тино, недавно научился правильно держать поводья, чтобы управлять крохотной тележкой, и обещал показать и ей, когда она будет свободна от своих уроков. Только когда это еще будет! Они вернутся с МамА в Грецию очень не скоро. Сначала поедут в Россию, навестить дедушку и его чудесную виллу в Стрельне, с огромными окнами на море, полную света, цветов в вазонах и картин на стенах - морских пейзажей, которые почему то причудливо называют "маринами", как будто они - живые! Впрочем, волны на этих картинах и вправду - сильно движутся, особенно в неверном свете луны, и Алекс всегда немного зябко смотреть на них. От дедушки они отправятся гостить в Ильинское, подмосковное имение родных, а только потом приедут на свое сияющее солнцем Корфу. Бедный, молчаливый папА, как же он успеет по ним соскучиться! Но, может быть, и - нет, не успеет, ведь МамА каждый вечер пишет ему подробнейшие письма - отчеты, склоняя светловолосую, милую голову над лампой мейсенского фарфора, в виде пастушки, танцующей с кувшином в руках. МамА привезла эту лампу из Павловска и всегда очень ею дорожила, рассказывая Алекс, Тино и Вальдемару трогательную историю о том, что лампу эту их прапрабабушке, императрице Марии, жене Павла Первого, русского Государя и мальтийского рыцаря, подарила сама французская королева Мария - Антуанетта, когда русская императорская чета путешествовала по Европе под именем графов Северных. МамА откуда то точно знала, что лампа эта стояла в малом салоне - будуаре королевы в Тюильри и часто освещала своим уютным, мягким светом королевскую игру Марии - Антуанетты со своими фрейлинами в жмурки. Они с Мама обе загадочно улыбались в этом месте, отлично зная, что у любой царственной особы может быть свой секрет. Жмурки, трудное гимнастическое сальто. Кукла с фарфоровым личиком в переднике шоколадницы или пудреном парике маркизы, для которой можно расшивать золотыми нитями крохотную шляпку или фату, спрятанную в прохладном игрушечном деревянном домике в густоте аллей Павловского парка. Книга с замысловатыми рисунками, изображающая героев греческих мифов: Геракла, Зевса, Геру, Апполона, Персефону, Артемиду, с луком в руке, окруженную целым роем нимф и стаей гончих, с длинными, замысловато изогнутыми шеями. Алекс думалось иногда, что художник ошибся, изображая около Артемиды таких холеных псов. В далекие времена власти грозных Богов в лесах Олимпа бродили, разве что, волки или гиены. Но она не знала последнего наверняка, а расспрашивать взрослых не решалась. Учитель естествознания, молодой, вспыльчивый, и вовсе мог бы высмеять ее, выскажи она только ему вслух свои сомнения. Он показывал ей Олимп - обыкновенная гора , в пелене облаков, покрытая редким лесом. Эльбрус на Кавказе, где живет брат дедушки, Великий князь Михаил Николаевич, намного выше. И красивее. Даже Мтацминда в Тифлисе и та - выше. Что-то нежно курилось наверху Олимпа, но это был не алтарь для жертвоприношений, уж точно! Скорее всего, лесорубы забыли потушить свои костры, а вовсе не Гефест уронил факел, освещающий ему путь, как пытался ей объяснить смуглолицый наставник, с ослепительно белозубой улыбкой, нелепо размахивающий при ходьбе длинными, нескладными жердями-руками. Лишь спустя некоторое время Алекс поняла, что он просто шутит и очень обрадовалась.... Она любила легенды о красивых богах и их смертных сыновьях, дочерях и возлюбленных: Латоне, Геракле, Леде, но какая то горечь примешивалась в ее солнечное сердце, когда она читала о том, как совершенны были и боги и их потомки в строках так любимых ею Гомера и Феокрита, Анакреонта и Еврипида. Люди такими, на самом деле, не бывают, увы! Да, она могла читать Феокрита, ибо вместе с МамА упорно изучала греческий язык.... С народом страны, в которой живешь, нужно говорить на его языке. Но у МамА изучить древнее наречие получалось лучше, чем у нее, она была способнее, изучила еще и стародатский, на котором могла свободно писать письма тете Минни и ПапА. Наверное, способностями МамА, должно быть, пошла в дедушку: тот свободно мог говорить и писать на пяти языках, и все они пригодились ему во время его дальних путешествий на фрегате "Паллада" по южным морям и странам. Дедушка бывал и в Греции, еще совсем юным, ведь он предпринимал дальние, морские прогулки с восьмилетнего возраста. Но больше всего удивляло Алекс в дедушке то, что несмотря на свой возраст, он готов был хоть сейчас повторить маршруты иного долгого путешествия - по Белому и Северному морям, так очаровали его бескрайние, царственно - белые, холодные просторы, полные загадочно - гулкой бархатной черноты звездного неба. Иногда оно, небо, озаряется всполохами северного сияния. Дедушка рассказывал, что это совершенно завораживающее, прекрасное зрелище, но некоторых оно немного пугает. В этом месте Константин Николаевич, лукаво посматривал на внучку, усмехался в пышные усы и осторожно прижимал ее к себе, переводя разговор на другое: на то, к примеру, как ярка Полярная звезда в вечернем небе и как легко ее можно найти в легких, сияющих линиях Созвездия Большой Медведицы. Она похожа на бриллиант. Когда Алекс спросила, чем отличается Полярная от Южного Креста, дедушка посмотрел на нее внимательно и сказал, что у Южного более теплый, не скользящий по небосводу иглами, свет. Он только дополняет яркую, пряную, густую красоту колдовских мест Южного Полушария, таких, например, как остров Тенерифе . Потом дедушка осторожно прижался мягкими губами к ее виску и прошептал, что очень уж она напоминает ему любимую Адини, умершую рано сестру - певицу, у которой музыка прямо так и стекала с пальцев . У Алекс, какая то музыка живет там внутри, в душе, уж очень тонко она все воспринимает, будто хорошо настроенный камертон. Знает ли Алекс, что если ударить по камертону палочкою, звук будет еще долго - долго слышен вдали, как голос диковинной птицы-сирены? Может быть, прилетевшей издали, от самих Харбид? Мимо них дедушка тоже плыл... Ночь тихо опускалась на стрельнинский парк, ступенями террас спускавшихся к морю и заливу, а Алекс все сидела, как зачарованная, слушая и впитывая родной голос, резковатый, иногда приглушаемый кашлем и ароматом душистого табаку, который казался ей приятнее всяких легких, еще совсем юных, неуловимых для нее пока капризов Коти ... 4. ....Она совершенно не боялась влюбиться. Да и потом ей казалось, что она влюблена уже очень давно, едва ли не с отроческих лет - в милого, очаровательного князя Павла Романова. Он приходился ей дядей или кузеном, будучи сыном Александра Второго и деверем тети Минни. Она отчаянно путалась в степенях их родства, смеясь над всеми условностями, и называла титулованного родственника просто - Павлом, без отчества. Ему нравилось это, он никак не протестовал, ибо и по виду, и по возрасту и по нраву мало подходил на роль дяди. Младший сын болезненной, хрупкой, впечатлительной императрицы Марии Александровны, умершей в июне 1880 года, он всегда был тайным любимцем матери, она более всего беспокоилась о его здоровье, слабых легких, пеняла за меланхоличный вид, недопустимую для Великого князя задумчивость, домоседство, любовь к тишине. Но пеняла - мягко, ибо понимала отлично, что тонкою артистическою душою, отзывчивостью натуры и нервов на любой эмоциональный всплеск чувств и впечатлений, сын Павел уродился весь в нее. Не будь на него от природы возложен высокий сан и тяжесть фамильного имени, он непременно стал бы великолепным драматическим актером, чтецом, танцором....Трагик Сальвинии, увидев его как то в одной из камерных постановок Эрмитажного театра ,сокрушался более всего о том, " какой поистине великолепный талант погибает для сцены!" Встретив князя Павла впервые, на одном из домашних, бальных вечеров в Константиновском дворце, Алекс тотчас поняла, что влюбилась безоглядно. Да и трудно было "не заметить сердцем" щеголеватого гусара в малиновых рейтузах, зеленом доломане с серебряными вензелями и высоких ботиках на меху. Он так ловко скользил по паркету бальной залы, что казалось, плывет, дразня тяжелые массивные зеркала, сверкающие позолотой. Взгляд его мягких серых глаз однажды перекрестился с взором восемнадцатилетней Алекс и он тихо улыбнулся в тонкую щеточку усов. Она вовсе не бросала ему "мяча кокетства", так как была слишком простодушна для этого. Ей нравилось в нем иное, а что, она и сама бы объяснить не смогла. (С тем и уехала домой, в Афины.) Что чаровало в Павле? Мягкая печаль? Задумчивость? Постоянное желание вглядываться внутрь себя, над чем то размышляя? Отзывчивость на чужие страдания? Посещая во время частых визитов в Афины и Корфу, где лечил свои слабые легкие, вместе с МамА Ольгой больницу Святого Николая, князь Павел с таким вниманием выслушивал рассказы МамА о том, как сия больница строилась, и с таким предупредительным тщанием входил во все нужды самого большого в Афинах лечебного дома, что Алекс иной раз становилось и удивительно: откуда он может знать такие мелочи тщания ухода за тяжело больными? Но вовремя опоминалась, кусала в досаде на себя губы: как же, как же могла позабыть хоть на мгновение о том, что покойная матушка Павла, Государыня Императрица Мария страдала годами от изнуряющей ее чахотки, живя и дыша практически одним легким? Впрочем, " не ощущение" страдания было вполне извинительно ей, еще ребенку тогда, в те легкие, сияющие годы. Государыня Императрица Мария, с обаятельною ласковостью сердечной встречавшая всех, кто стремился ее навестить, о своей болезни всегда говорила мало, все старалась показать Алекс альбомы с рисунками и гербариями, которые составила когда то сама, будучи еще в Югенхейме, прелестною девушкою. А они с Мама боялись утомить недужную хозяйку покоев в Зимнем, потому то часто рассказы о горе Юнгфрау и замке со стрельчатыми окнами у ее подножия, оставались недослушанными, обрывались на полуслове....МамА поспешно , извиняясь, уводила Алекс из покоев, оббитых светло-зеленым или малиновым лионским шелком, затканным золотистыми лилиями и розами, с темной резной мебелью, с малахитовыми вставками и девочка не успевала до конца рассмотреть все те драгоценные чудеса, что скрывались в комнате Императрицы Марии: вазы - ароматницы, чудно расписанные синими и розовыми узорами, бронзовые и серебряные ажурные канделябры и шандалы, саксонские и севрские безделки, китайские веера с эмалевою росписью, разбросанные на камине, часы в стиле ампир, нежно позвякивающие каждые четверть часа.... Она покидала все с тихим сожалением, теплая грусть охватывала ее, и в этой грусти не было солнца. Лишь прохладный, мимолетный ветер. Вечерний, закатный, с багряными нотками.... 5. ....Потом, уже после свадьбы, в июне 1899 года, пышной, в домовой церкви Зимнего, и парадным чаепитием в Николаевской зале, она с любопытством и какою - то детскою, теплой радостью наблюдала за тем, как Павел с тихой тщательностью разбирает свою собственную коллекцию живописи, минералов и изящных скульптур и статуэток, выбирая для каждой картины или фигуры определенное место. Иногда он замирал неподвижно, беря в руки ту или иную вещь, хмурил темные брови, кусал губы, и она знала, что воспоминание о страдалице - матери опять властно посетило его, обвевая печалью нестерпимой. Некоторые вещи, книги, картины, принадлежавшие ей, Мария Александровна подарила сыну еще при жизни, зная его неистовую тягу к прекрасному.... Все свои драгоценности Государыня - мать разделила поровну, меж всеми шестью сыновьями, но самые красивые достались, конечно, ее любимцу. В честь рождения первенца дочери Марии супруг трепетно преподнес совсем еще юной Алекс фамильный, памятный сувенир: великолепный аметистовый гарнитур - серьги, ожерелье ручной работы и перстень - камею в резной оправе. Алекс была зачарована глубоким, фиолетово - черным блеском камней, их переливами, тонкими, едва уловимыми, их игрою, особенно в вечернем сиянии свечей или теплоте каминных отблесков. После родов она сразу и как то заметно похорошела, фигура ее приобрела завершенные, плавные очертания. Вся она стала как будто мягче, насквозь пронизанная солнечными лучами. Руки ее то и дело тянулись погладить светло - каштановые мягкие кудри маленькой забавной озорницы Машеньки, вечно находящейся в окружении бонн и нянек. В ответ на теплые прикосновения матери, ребенок поднимал голову, радостно гукал, и тянул ручонки к почти всегда висящему на ее шее аметистовому подарку. Крохе Марии нравились золотистые искорки - змейки, которые иногда вспыхивали точками, рассыпаясь тысячью маленьких солнц, живительно грея крохотные пальцы. Счастье, неслышными шагами вошедшее в их маленькую семью с рождением дочери, еще больше приблизило Алекс к молчаливому Павлу, любящему тишину и домашние вечера - чтения в огромной библиотеке с малахитово - мраморным камином. Но вечера такие были редки. Служба в элитном гвардейском полку и строгие династические обязанности, которые он исполнял и не занимая ответственных постов в Империи, давали Павлу Александровичу весьма мало времени для досуга . В Грецию показать внучку родителям Алекс с супругом поехали далеко не сразу, прошло более полугода, да и визит был какой то спешный, скомканный: муж торопился вернуться в Россию к делам и коллекциям, в круг тесной, большой, блестящей Романовской семьи. Иногда, впрочем, кажущейся ему чересчур шумной, на что он беззлобно, юмористически ворчал. В Ильинском ему нравилось. Там еще хранилась в аллеях воздушная тень матери, воспоминания о ее неторопливых шагах, а, потом, он с детства был очень дружен с братом Сергеем. А с недавних пор совершенно очаровался его женою, красавицей Эллой, княгиней Елизаветой Феодоровной, да Алекс и сама была к ней неравнодушна. 6. Быстро сойдясь с обаятельной красавицей, напоминавшей лицом и фигурою античную статую, а характером - милое, но сдержанное дитя, Алекс воспринимала ставшие традицией поездки в Ильинское, как некий нескончаемый праздник для сердца и души. Ей было хорошо возле Эллы. Дружба с принцессой гессенской, почти ровесницей по возрасту, согревалась еще и тонким флером признательности за то, что хозяева Ильинского были шаферами на свадьбе Алекс и поручителями жениха при его сватовстве в Афинах. Жизнь в их усадьбе была проста и приятна. Элла писала тете - свояченице Минни, остающейся в Петербурге, и бабушке, королеве Виктории в далекий Лондон, об их солнечно - беззаботной, летней, пейзанской жизни: "Дорогая моя Минни! Мы часто видимся с соседями. Они настолько милые люди что я быстро стала чувствовать себя с ними как дома. Мы, наш милый квартет, часто ходим купаться - такое освежающее удовольствие, потому что погода жаркая, несмотря на страшные грозы с ливнями". "...Сергей и я долго гуляли по полям и собрали много цветов, главным образом, васильков..... Сергей нашел спрятанное в траве гнездо с четырьмя хорошенькими птенчиками.... Повсюду очень много клубники, но она еще совсем зеленая." На Ильин день в богатой усадьбе, всего в тридцати верстах от Москвы трепетно хранящей следы старого московского боярства России, заветных обычаев и обрядов, устраивалась пышная и шумная ярмарка - торжище с призами и лотереей. Крестьяне привозили на ярмарку бочки с медом и маслом, яйца, зелень, овощи, битую птицу: село было весьма зажиточным. Купцы заваливали свежевыструганные прилавки яркими тканями, платками, кухонной утварью, сапожным товаром, фарфоровою посудой, самоварами, одеялами, сластями. Гремела музыка, шумел народ, в раешном балагане веселый кукольный Петрушка с румяными щеками, смешил веселую ребятню забавными рассказами о своих приключениях и дружбе с бравым солдатом Аникою. Посмотрев представление, дети гурьбою и в россыпь бежали состязаться друг с другом в неуклюжем веселом прыгании в рогожных мешках или в игре в городки и салки, чтобы после из рук Эллы или Алекс на спор получить расшитую васильками или маками рубашечку, алый поясок, расписную свистульку - окарину, пряники , орехи, конфекты, расписную, в картинках азбуку. Вечерами же, если не затевалось в усадьбе большого летнего бала или спектакля на подмостках театральной беседки - ротонды с поэтическим названием "Кинь грусть", то часто чаевничали в павильонах, разбросанных по всему парку, который огибала живописная дуга реки. Террасы, утопающие в цветах и сиренево - боярышниковых, калиновых куртинах, каскадами спускались к самой воде, освежая тенью и затаившимся в листве ветерком. Елизавета Феодоровна, радушная хозяйка чайного стола, завела в усадьбе непритязательную игру: как только подавался новый сорт варенья, гости должны были угадать его. "Кто отгадает из чего это варенье приготовлено, получит приз!" - весело объявляла Элла. Гости из вежливости долго угадывали, всячески нахваливая янтарный цвет и нежный вкус чайного деликатеса, шутили, вздыхали, а потом кто нибудь со смехом ронял:"Райские яблоки!" Хозяйка радостно соглашалась и добавляла неизменную фразу: "Мы здесь, и правда, в раю!" И райская эта идиллия неизменно повторялась из года в год, из сезона в сезон, клубничный, сенокосный, васильковый, малиновый, яблочный, незакатный.. 7. ...Так было и в августе 1871 года. Алекс приехала с мужем и маленькою Марией в Ильинское будучи на седьмом месяце своей второй беременности. Чувствовала она себя хорошо, роды ожидались еще не скоро. В радушной родственной атмосфере, не скованной строгим протоколом и замысловатостями дворцового этикета столицы и Царского Села, обаятельная, смешливая от природы Алекс, могла вполне позволить себе чуточку расслабиться, и искренне радоваться тому, что можно вести себя естественно, почти запросто. Она и изумлялась, восторженно, почти по детски, всему: щебету птиц по утрам, запаху скошенной травы с лугов, медовому вкусу яблок, что срывали по утрам садовники, наполняя ими вазы, блюда, чаши во всех комнатах большого усадебного дома. Ей часто в те утра приходили на ум строки Феокрита: Этот шиповник в росинках и этот пучок повилики, Густо сплетенный, лежат здесь, геликонянкам в дар.... ....Шиповник странно и пышно цвел в конце того лета. Вопреки всему. Наверное, август был слишком теплым. А повилику она часто находила в самых темных, заросших запутанных уголках сада, гуляя там с Эллою. Та все умоляла ее быть осторожнее, но Алекс в ответ только беззаботно смеялась: ребенок внутри был спокоен, тихо переворачиваясь время от времени, словно спал, вдыхая в себя тонкий аромат августовского сада. Осень еще только наполняла свой бокал, пригубливая из него пьяняще, лукаво. Подмигивая в густо - прохладных ночах желто - янтарным глазом луны. В одно из августовских утр затеяли пикник на островах, куда надо перебраться на лодках. Мужчины уже готовились сесть на весла, поджидали только дам с корзинками и шляпами. Александра в предвкушении приятной прогулки, представляя как ей, может быть удастся сорвать с куста аметистово - черную ежевику, покрытую сизоватым налетом, и она чуть сомнется у нее в пальцах, даря аромат, который уловить почти невозможно, неосторожно прыгнула в лодку прямо с берега. И тотчас потеряла сознание от резкой боли. Последнее, что проникло в ее мутное сознание это плеск воды, глухой стук уключин, сдавленный крик Эллы..... Алекс, совершенно бесчувственную, отнесли в усадьбу. Пока вокруг нее хлопотали ошеломленные всем случившемся женщины во главе с княгиней Эллой, мужчины метались по Ильинскому в поисках хотя бы грамотного фельдшера, который мог бы оказать помощь при преждевременных родах. Такового человека, увы, не нашлось. хотя в усадьбе была своя большая благоустроенная лечебница. Случай юной княгини Алекс, имевшей чрезвычайно хрупкую фигуру, был, увы, слишком сложен. Да и тридцать верст от Москвы сыграли роковую роль на этот раз. Пока до Первопрестольной, по распоряжению Сергея Александровича доскакал на перекладных специальный фельдъегерский курьер, с письмом к лейб - хирургам и врачам знаменитой Странноприимной больницы, Великая Княгиня Александра Георгиевна впала в кому, и привести ее в сознание так и не удалось. Прибывшие из столицы доктора с большим трудом извлекли из тела умирающей молодой женщины недоношенного младенца, не ручаясь окончательно и за его жизнь, хотя крохотное сердечко билось в нем, подобно голубиному.... Княгиня Элла, казалось, одна не потерявшая головы среди всеобщей суматохи и смятения, что царили в усадьбе в те дни, по совету докторов, решительно велела обложить колыбель младенца ватою и теплыми бутылками с водой, которые нужно было менять каждые двадцать минут. Вопреки всем мрачным прогнозам, княгиня упорно надеялась вдохнуть в нежданно дарованного Богом младенца, дитя любимой подруги, жизнь, словно по капле утекавшую из тела его несчастной матери. Спустя с утки малыш показал, что хочет и будет жить, крепко вцепившись крохотными пальцами в рожок с молоком. И от его сестренки Марии на шаг не отходила княгиня Элла, упорно сдерживая потоки слез и давая время от времени малютке целовать портрет матери. Девочка тянула руки к тете, недоуменно вопрошая: "МамА? МамА"? И упорно отправлялась искать мать в анфиладе бесконечных комнат, наполненных нестерпимой позолотой шандалов и беспрестанно плавящих ароматный, пахнущий ладаном воск, что стекал причудливыми белыми слезами на паркетный пол. ......... 8. 24 сентября 1891 года Александра Георгиевна, Великая княгиня дома Романовых, милая, смешливая хохотушка Алекс, с солнечными ямочками на щеках и завитками золотистых волос на изгибе шеи, щебетунья Алекс, свободно цитирующая по-гречески Феокрита и Анакреонта, легко переводившая на русский несколько тяжеловесные строфы Эврипидовой "Медеи", Алекс, кружившаяся то и дело в полушутливом, почти детском, непосредственном, искристом, шаловливом танце, лежала мертвая в гробу, усыпанном первыми дарами сентября, словно перешедшими по наследству от кесарского августа: розами и игольчатыми астрами, хризантемами и октябринами, имевшими все немыслимые и мыслимые оттенки. От кремовых до алых и темно - малиновых, от белых до лимонно - желтых. В изголовье же ее, странно перебивая царственную пышность этой последней земной дани любви и тепла ошеломленных внезапным горем родных и близких, бесхитростной тонкостью своего аромата, скромно лежал букет из цветов шиповника, обвитый темной, цепкой зеленью повилики и веткой аметистово - сизых, странно блестевших капельками росы, ягод.... Ягод ежевики, которую нетерпеливая, порывистая, солнечная, словно спешащая жить Алекс, Александра Греческая, княгиня Романова, так и не успела сорвать тогда, светлым прохладным, медово-яблоневым утром. Августовским. Летним. Таким живым и настоящим.... И навсегда ставшим прошлым. За миг единый, непредсказуемый. Непостижимый. Вместо авторского послесловия. История щедра на забвение. Слишком щедра. До боли. Спустя некоторое время, опустошенный всем происшедшим и пережитым, Великий князь Павел Александрович уехал за границу, поручив воспитание детей сонму нянь и прислуги в прекрасно обустроенном доме, где детские комнаты занимали весь верхний этаж. Отец навещал детей не очень часто, боясь то ли боли воспоминаний, то ли - излишней сентиментальности, то ли чего то еще?... По воспоминаниям Великой княгини Марии Павловны, "он редко расточал им свои ласки". Впрочем, отказа Мария с малышом братом ни в чем не знала, а рождественские праздники, которые устраивались для них с Дмитрием во дворце, казались просто сказочным явлением ничто другое с ними сравниться не могло. Несколько лет спустя после смерти первой жены Павел Александрович повстречал вторую "вечную" любовь своей жизни - искушенную в светских обольщениях, обманах и уловках блестящую полковую даму, супругу своего подчиненного, гвардейского полковника Пистолькорса, Ольгу Валериановну, известную в великосветских кругах Санкт - Петербурга чуточку фамильярным прозвищем "Мама Леля".Энергичная, умная, светская красавица очаровала Великого князя тем, что первой призналась ему в любви, да еще стихами! Она не старалась подстроиться под его ритм жизни: тихие семейные радости у камина, вечера с книгой в руках, переводы Шекспира и Феокрита ничуть не увлекали ее. Она предпочитала другое: шумные рауты и балы, большие музыкальные вечера, огни театральных подъездов, заграничные вояжи. Павел Александрович стремился во всем соответствовать новой возлюбленной.Его беспощадно закружил водоворот светских удовольствий. Скандальную пару вскоре стали везде и всюду видеть вместе. На Ольге Валериановне дерзко засверкали фамильные драгоценности Романовых и это возмутило весь высший свет, ведь бриллианты и аметисты княгини Александры Греческой и Государыни Императрицы Марии, по негласной, но всей известной и почитаемой традиции, должны были принадлежать только родной дочери и внучке, а никак не беззаконной пассии! Впрочем, княгиня Мария Павловна по какой то необъяснимой причине сохранит равнодушие к драгоценностям. Всем фамильным бриллиантам, рубинам и сапфирам, ушедшим в прошлое, она будет предпочитать неброские, длинные нити жемчуга "в стиле Шанель" . Лишь однажды, в Париже, увидев на шее мачехи старинное аметистовое ожерелье, Мария вздрогнула, как от солнечного ожога. В душе ее тут же непрошено всколыхнулся омут воспоминаний и она опять увидела себя маленькой, потерянной девочкой, бродящей по лабиринтам комнат, в которых мягко и жарко пахнет расплавленным, ароматным воском, смешанным с ладаном. "МамА!" растерянно пробормотала она, глядя куда то внутрь себя самой. Мачеха тотчас заметила ее потерянный взгляд. Это была их первая встреча после долгой разлуки. Мария Павловна была уже совсем взрослой. Готовилась к помолвке с наследником короны Швеции, принцем Вильгельмом. Можно и должно было сделать новоявленной в скором будущем шведской кронпринцессе подарок. Загладить неловкость, горечь, потерянность впечатлений детства, которые заревом прошлого, почти незаметною искрой, на краткий миг взметнулись в ее глазах. И Ольга Валериановна спросила Марию, что именно та хотела бы получить к свадьбе от них с отцом, в качестве подарка. Вспыхнув румянцем щек и шеи, Мария сдавленно прошептала: "Такие же аметисты, как у Вас!" Ольга Валериановна тотчас сняла украшение с себя и отдала падчерице..... Ограненные тонким резцом ювелира, отполированные временем, потускневшие было камни, снова ожили, вспыхнули и заиграли, соприкоснувшись с теплом, исходящим от юного и гибкого девичьего тела .Заиграли глубоко, всеми оттенками цвета: от холодновато - лилового до глубоко фиолетового, чернильного, почти черного, с легкой прожилкой зелени или золота. Как когда - то, в далеком детстве, когда она тянула руки к материнской шее, ее лицо снова озарилось тысячей разбрызганных солнц. Аметистовых искр и осколков, так похожих на улыбку. Неожиданную. Негаданную. Непредсказуемую. Желанную, как мечта.... Ожившую, пусть и на краткий миг. _________________________________ P.S. Возможно, некоторым читателям может показаться, что написанная мною и представленная здесь краткая история о Греческой принцессе Александре Георгиевне, Великой княгине дома Романовых - история ни о чем. И ни о ком. Великая княгиня Александра ничего такого и не совершила, чтобы остаться в анналах истории. Родилась, выросла, вышла замуж неполных восемнадцати лет. Из одного мира пышности протоколов и этикета перешла в другой. Не вела дневников "на публику". А если и вела, то они забыты, запылены, трудно читаемы в архивах,( как письма и тетради ее царственной тетушки Минни, Марии Феодоровны, столь любившей юную Алекс!). Родила двоих детей. И умерла в последних родах. Обычный путь, обычной женщины, пусть и царской, порфироносной крови. Почти ребенка. Ей ведь едва исполнилось двадцать с небольшим лет! В этом возрасте душа похожа на нераскрывшийся бутон. Она только просыпается. Но любая душа имеет право на историю, пусть и короткую, неполную, неразгаданную до конца.... И все же - Историю. История Александры Георгиевны имела насмешливое, почти анекдотическое посмертие.. В 1939 году, когда греческое правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о передаче праха урожденной греческой принцессы на родину, Сталин отдал негласный приказ обменять саркофаг почившей Княгини на пару трамвайных вагонов для Ленинграда. Естественно, чего же более была достойна забытая капризной историей представительница прогнившей династии Романовых?... На родине ее прах хранится в фамильной усыпальнице греческих монархов, хотя Греция давно и прочно - Республика... ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ. Названия официальных, летних и зимних, резиденций датской королевской семьи. На вилле Гвидор (Видере) окончила свои дни бывшая русская Императрица Мария Феодоровна, мать Николая Второго, родная сестра отца Александры Георгиевны. - Автор. 2 А. Геделунд, знаменитый ученый, автор первого издания полной "Истории Дании." В России эта книга впервые вышла только в 1907 году, в переводе и с предисловием Н. П. Протасова - Бахметьева, при содействии Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны. Автор. 3Тетушку, тётю (франц.) - Автор. 4 София - Фредерика - Дагмар, принцесса Датская, в православном крещении - Цесаревна Мария Феодоровна, стала императрицей России в 1881 году, после трагической смерти свекра Александра Второго. Александре Георгиевне было в то время уже десять с небольшим лет. Автор. 5 Том ( франц.) здесь, в значении: книгу. - Автор. 6 Перевод четверостишия, сочиненного Императрицей Марией Феодоровной, урожденной датской принцессой Дагмар, в период ее помолвки с русским Цесаревичем Александром, сделан автором статьи по подстрочнику, размещенному в издании дневников Государыни. (М. Изд - во "Вагриус. " 2005 год. Вкладка иллюстраций. Личное собрание автора статьи. ) 7 Дети греческой королевской четы, сыновья Ольги Константиновны, старший из которых, Тино, в 1913 году, после внезапной трагической гибели отца, станет королем Греции Константином Первым. Автор. 8 На самом деле, высота Олимпа - 2917 м. ; Эльбруса - 5642 м. Сведения даны по Атласу Мира. М. 2002 г. стр. 199. В тексте о горах рассуждает ребенок. Автор. 9 Гора в Тифлисе, (Тбилиси), центральная часть Тианетского хребта, считающаяся священною. Высота 77о м. На вершине Мтацминды захоронен прах Александра Сергеевича Грибоедова. По сообщениям современных СМИ, на горе находится Пантеон, где захоронены также выдающиеся деятели политики, культуры и искусства Грузии, в частности: Верико Анджапаридзе и Михаил Чиаурели, народные артисты СССР и первый президент независимой Грузии З. Гамсахурдия. - Автор. 10Один из самых больших островов Канарской группы, обладает уникальным естественным ландшафтом. Превращен в модный курорт - парк. С территории Тенерифе хорошо видно созвездие Южный Крест. Автор. 11. Речь идет о Великой Княгине Александре Николаевне Романовой, герцогине Гессен - Кассельской, умершей в возрасте двадцати с небольшим лет, талантливейшей певице и музыкантше. А. Н. Романовой мною посвящен очерк - новелла "Соловей гатчинских рощ". Автор. 12 Духи самой популярной в те годы парижской парфюмерной фирмы, поставляющей свою продукцию и к Императорскому Двору. Автор. 13. Великий князь Павел Александрович был шефом Лейб - гвардии Гродненского гусарского полка ( с 1865 по 1902 гг.). Автор. 14 Письма Великой Княгини Елизаветы Феодоровны родным цитируются по книге Е. Хорватовой "Мария Павловна. Драма Великой княгини." Ч. 1. гл.1. стр. 5 -6. М. Изд- во " АСТ-Пресс Книга. 2005 г. Серия "Знак судьбы". Личное собрание автора статьи. ____________________________________ © 4 - 15 июня 2007 года. Princess. Член МСП "Новый Современник". |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
