Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.
Произведение
Жанр: Детективы и мистикаАвтор: Светлана Макаренко (Princess)
Объем: 85285 [ символов ]
О «зеркальной» Цесаревне или трех Анастасиях Романовых.Почти детективно – мистическая история.Из неоконченной книги "Царскосельская лилия: тайны и загадки
О «зеркальной» Цесаревне
или трех Анастасиях Романовых.
Почти детективно – мистическая история.
Из неоконченной книги "Царскосельская лилия: тайны и загадки".
 
5/18 июня 1901 г. Петергоф – 17 -18 июля 1918 г. Екатеринбург.
 
 
ОТ АВТОРА.
 
Обо всем этом уже многое сказано и многое - написано. Честно говоря, мне не очень хотелось возвращаться вновь к этой теме, уже поднятой мною однажды – в авторском очерке «Русские принцессы»… И я никогда бы к ней не вернулась, если бы ни несколько странное стечение обстоятельств.
Впрочем, в этом мире не бывает ничего странного. Все давно предопределено где – то Там, на звездных тропах. И - в нужный момент - возникает перед тобою, посланное строгим Провидением. Возникает, вспыхивает искрою мысли, ограненной долгими ночными бдениями над страницами самых разных книг, казалось бы, и не имеющих совсем отношения к истории, пылом некоего удивительного для самой себя, сердечного озарения, разговором с друзьями, непристрастным взглядом на давно знакомые черты с портретных миниатюр и фото.
Возникает и сливается в единое целое – как кусочки мозаичной смальты… Вот только рождается из них уже не холодный мозаичный узор, а живая, переливающаяся Жизнь, и узоры ее столь причудливы и сложны, что, иногда троятся и двоятся, в причудливых зеркалах Бытия, теряются в бездонности прошлого и туманности настоящего, словно хотят стать некоей Вечностью..
Вечностью по прихоти ли чьего - то больного воображения; по пристрастию ли просто к театральным играм и ролям в реальной жизни многих и многих из нас; по властному ли капризу Времени, часто делающему из Судьбы человеческой некую театральную куклу – марионетку - сказать сложно.
У этой настоящей, не сказочной Цесаревны из прошлого была всего одна Жизнь.
Короткая, как свеча. Окутанная ароматом легенд и трепетных воспоминаний тех немногих, кто помнил ее. Кто чудом уцелел в страшном вихре жажды переустройства мира и кровавом мареве братоубийственных войн.
Кто не боялся любить ее. Сожалеть о ней. Молиться в приделах скромных церквей – изгнанниц, далеко – далеко, в заморских землях: во Франции, Германии, Англии, Аргентине, Италии, даже – в Алжире.
Из этих скудных воспоминаний, как из завораживающего душу и сердце волшебного кристалла (по мере того, как я вчитывалась в них.) вырастал образ: хрупкий, очаровательный, увлекающий чистотой и силою той прелести юности, слегка лукавой и наивной одновременно, что сильно и безудержно ударяет в голову, как вино, и держит во хмелю влюбленности долго – долго….
Я старалась удержать его в своих строчках, этот образ. Первый, может быть самый истинный, самый незамутненный, самый чистый, словно возникший из зеркального отражения.
Постаралась удержать, чтобы понять и прояснить загадку тех, других образов, менее четких более расплывчатых, таких нереальных. И таких трагичных в своей реальности. Я старалась сделать навстречу им, этим образам, несколько шагов, быть может, чересчур робких, быть может, - несколько неверных.
Надеюсь, что читатель будет весьма снисходительным к тому, что мне удалось понять и постигнуть, приблизившись к горькой истории чужой жизни, гибели и легенде «воскрешения». Кстати, последнее - не удивляет еще и потому, что имя ее: «Анастасия», в переводе с греческого означает: « воскресшая, воскресающая» …
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ПЕРВАЯ АНАСТАСИЯ: «ЛИЛИЯ ИЗ АЛЕКСАНДРОВСКОГО ДВОРЦА».
 
Она родилась ранним утром 18 июня 1901 года, и едва открыв глаза, оказалась в любящих руках матери. Они были очень теплы, но тверды, эти руки, и не отпускали ее от себя потом почти не на секунду - вопреки всем правилам воспитания Царственных младенцев, установленным при любом Дворе, не исключая и русский! Мягкому кокону в кружевных пеленках с романовскими вензелями это явно нравилось, ему было уютно в материнских объятиях, но уже через несколько недель младенец почувствовал, что любящие руки могут быть и очень строгими.
По ночам они не раскачивали колыбель в плавном усыпляющем ритме, потакая капризу, а просто - проворно меняли пеленки, укрывали одеялом, твердо приговаривая что-то, сонно напевая. Мягкие русские слова часто мешались с гортанными английскими….
1.
Девочка - младенец еще не понимала их смысла полностью, но угадывала тон, настроение матери, и щедро окутанная тем теплом, которое исходило от нее, еще ничего не осознавая толком, ощущала себя странно и неразрывно связанной с матерью какими - то золотистыми нитями Души, быть может, так похожими на пряди родных волос! Она пыталась ухватить их рукой, эти каштановые завитки, в которых вольно запуталось солнце; дотянуться пухлой ручонкой до подбородка с твердыми очертаниями, до мягких губ. Губы нежно обдавали теплом ее пальчики, и все улыбались лукаво.
А до волос шаловливой крохе - озорнице в пеленках так и не удавалось добраться: мать осторожно поднимала гордую голову чуть – чуть выше, и девочке оставалось только разочарованно вдыхать аромат, тотчас наплывавший на нее густым облаком.
Что это был за аромат? Белая роза? Жасмин? Сирень? Малышка не знала – что именно, но всю свою жизнь потом могла отыскать Мать в любом уголке дворца, парка, яхты, чего угодно, всего лишь по запаху ее духов и платья. Впрочем, как и любую из своих трех сестер.
Анастасия точно знала, что Татьяна любит «Корсиканскую розу», старшая, Ольга – «Жасмин», средняя, Машенька – «Лилию».
А отец. Отец. От него всегда пахло лавандовой водой и этими крепкими сигарами, за которые вечно ему доставалось от Анмама (* русская калька от французского «grandmaman – бабушка». Такое обращение было принято в семье Романовых еще со времен Николая Первого. – С. М.) и от Мама! Вместе с Машей она любила сидеть на коленях у отца, осторожно теребя ладошками пышные усы, из которых иногда выпадывала крошечная пылинка табаку, и слушать сказку о Машеньке, что путешествовала за спиною медведя в большом темном коробе!
Сестренка то и дело закрывала личико ладошками, ей было страшно: большой медведь Машеньку съест, непременно съест!
У нее, Настеньки, тоже перехватывало дыхание от страха, только никак не хотелось ей показывать его, и упрямо съезжая с колена отца, девчушка проворно бежала к материнским, знакомым теплым рукам, с обидою лепеча: «Почему про Машеньку сказка есть, а про меня - нет? Это страшная сказка, МамА, расскажи другую!
И МамА, тотчас отложив прочь очередную книгу, письмо, вязанье, шитье, рамку с букетами, с веселой улыбкой, пряча руки в широкой пене бледно - сиреневых или кремовых кружев платья, начинала рассказывать сказку про маленькую девочку, которая так любила свою maman, что однажды побежала искать ее, едва закончив купание, и даже позабыв одеться, как следует. И пока она бежала по комнатам, солнечный луч тоже летел, будто вприпрыжку, следом за нею, и оставлял на ее носике и щечках рыженькие крапинки - веснушки, которые ее строгая няня позабыла вывести лимонным шипучим соком!
- А няню - то, наверное, звали мисс Игер? Так это опять про Машеньку! - живо встревали в разговор Ольга с Татьяной и тут же начинали безудержно смеяться – Нет, МамА, наша Настенька, это та девочка, которая дразнит зеркала..
- И так смешно высовывает язык, когда палит пушка в Адмиралтействе! – подхватывала смех МамА, и ямочки на ее щеках начинали светиться солнцем, как и глаза. Крошечным детским сердцем, полным этим самым растопленным солнцем цесаревна Анастасия уже знала, что за такие вот мгновения отдала бы что угодно, ведь МамА смеялась так редко. А с тех пор как появился маленький братец, ее глаза все чаще наполнялись слезами.. Почему? Ведь Алексей такой веселый, красивый малыш, и ей так нравится играть с ним, петь ему песенки, качать колыбельку, когда не видит МамА…
2.
История ее детства была почти до краев наполнена добрым смехом и шутками, играми... Анастасия кидалась в них, как в омут, с головой Жизнь била в ней, как родник, чистый ключ, через край. Красивая подвижная девочка с пленительными ямочками на щеках, непокорными вьющимися кудрями, отчаянно любила музыку, смех, солнечные лучи, прогулки на велосипеде, розыгрыши и детские балы, которые часто по воскресеньям устраивала для нее и сестер бабушка -- Императрица Мария Феодоровна и тетушка - крестная, Великая княгиня Ольга Александровна в своем Аничковом дворце. Любила летнее семейное плавание на яхте в финские шхеры, сбор грибов и ягод в Беловежье и Спале.
На морском берегу возле Ливадийского дворца, вместе с братом Алексеем она торопилась строить смешные крепости и замки из песка, запускать воздушного змея. Она была старше брата на целых четыре года, считала своею важнейшей обязанностью присматривать за ним, но часто из этого «присмотра» выходило лишь взаимное озорство! Ей так хотелось видеть его веселым, смеющимся, забывшим о страданиях, слезах, строгом «нельзя»!
В свои детские, почти еще младенческие лета, Анастасия уже твердо знала, что Алексей - неизлечимо болен, и печаль имеет над ним, да и над всеми ими, больше власти, чем улыбки и смех…
Да, счастье недолговечно, как бабочка, эту истину она постигла слишком быстро для ребенка, но ей так нравилось удерживать его, летучее счастье, с помощью игр, смеха, безобидных дразнилок и розыгрышей!
Озорница - Цесаревна без устали играла в прятки и фанты, лапту и серсо в больших, паркетно - зеркальных залах Александровского дворца или гулких арках Камероновой галереи, смешно разукрашивала душистым кармином и соком клубники щеки и носы не только себе, но и брату и веселым фрейлинам – молоденьким девушкам из штата старших сестер – Ольги и Татьяны. Еще она вплетала им в волосы цветы, часто совершенно вопреки этикету Двора. Фрейлины не протестовали. Им нравилась «сладкие» румяна и нежные ландыши и розовый шиповник в высоких прическах, и они всячески выгораживали шалунью - Цесаревну перед строгой Государыней – матерью. Впрочем, улыбки девочки, ее смех, так оживляли стены дворца и сердца в нем живущих, что долго сердиться на непоседу Великую княжну и ее маленького брата - Цесаревича никто не мог. А потом Анастасия ввела новую моду – носить в волосах цветы или ленты. Это казалось всем прелестным, изящным. Шалунья была счастлива. Еще бы, играючи перещеголять саму мадам Бриссак!* ( *Придворная портниха во времена Николая Второго. Законодательница светской моды в столице. – С. М.)
Когда же Алексей становился болен, то лучшей маленькой сиделки для него, чем младшая цесаревна было просто не найти! Настенька терпеливо просиживала у его постели часами, рассказывала ему сказки и детские истории, читала любимые книги, помогала раскрашивать рисунки и решать головоломки. Из разноцветных квадратиков они вдвоем складывали целые панно, растянув их по кровати или кушетке, а Алексей распускал ее волосы, развязывая ленты и гладил, гладил склоненную перед ним пушистую головку.. Казалось, так уходила боль….
Брату - цесаревичу приходилось очень много лежать, и часто девочка терпеливо описывала ему те изменения, которые происходили на улице – в парке, на прудах, на реке, за то время, пока он болел: Пруд уже покрылся льдинками или - кувшинками, лебеди – улетели или – вывели лебедят; вода в Неве – замерзла, или, напротив, по синей ее глади уже поплыли первые корабли и баржи…. Однажды, вернувшись с прогулки Анастасия, смеясь и плача одновременно, рассказала заболевшему брату, что останется без сладкого к чаю – так решила МамА и, поделом, – она ведь, и правда, бесконечно виновата: слишком разыгралась снежками с Татьяной и попала ей холодным комом прямо в лицо! Сестра от силы удара не удержалась на ногах , упала в сугроб и долго не могла встать, перепугав Анастасию до слез. Хорошо, что рядом с ними был мсье Жильяр. Он помог Татьяне, но так горячо упрекал и стыдил Анастасию, что в его безупречном французском сразу стал заметен забавный швейцарский акцент.
Тут, девочка, несмотря на слезы, столь живо передразнила разгневанного наставника, что Алеша расхохотался, позабыв о боли в ноге: «Анастасия, тебе нужно представлять в театре, будет очень смешно, поверь!» В ответ та вдруг совершенно серьезно сказала, что русская Цесаревна никак не может стать актрисой, у нее есть другие обязанности!
Алексей кивнул задумчиво, затих и осторожно обнял сестру, прошептав, что «ему так не хотелось бы расставаться с нею, когда она станет чьей – нибудь королевой!» Из глаз девочки тотчас полились непрошенные слезы, которые она напрасно пыталась заглушить, но отчего ей сделалось так грустно, - она никому бы не могла объяснить - даже все понимающей МамА и любимым старшим сестрам, тотчас прибежавшим в комнату с расспросами и утешениями..
3.
Лето сменяли весны и зимы.. Озорница постепенно взрослела, но все еще – дразнила зеркала.
Доверить свои сердечные тайны она им не могла.. Их попросту – не было? Им еще – не пришла пора?
Царскосельская озорница прилежно учила историю, географию, языки.. Последние, с ее даром имитировать и подражать, давались ей удивительно легко, просто – играючи, но упорно не желала учить немецкий и не говорила на нем, едва читая детские несложные книги… МамА и не особенно настаивала, благо, и Шиллера и Гете баловница – любимица Анастасия могла читать в русском переводе или французских переложениях, полных ошибок и, одновременно, какого то неуловимого изящества. Она плакала над «Коварством и любовью», восхищалась «Братьями -- разбойниками», но больше ей все же нравились Мало* и Мольер** (* Г. Мало – автор знаменитого вXIX -XX веках юношеского психологического романа «Без семьи»; Ж – Б. Мольер** – великий французский драматург, автор бессмертных комедий: «Тартюф» «Мещанин во дворянстве», «Мнимый больной» - С.М.) , Ч. Диккенс и Ш. Бронте. Она любила играть с сестрами и матерью в четыре руки пьесы Шопена и Грига, Рахманинова и Чайковского – особенно для ПапА, обожавшего музыку, но после августа 1914 года* (*Начала первой Мировой войны – С. М.) мелодии все меньше и меньше звучали в стенах любимого дома – дворца с мейпсеновской белой мебелью и роялем под сиреневым чехлом : ни сестрам, ни матери было некогда они с утра до вечера пропадали в лазаретах, на операциях и перевязках.
Отец был на фронте, вместе со всем своим штабом. Вдвоем с МамА она часто писала ему вечерами письма о своих успехах в игре на балалайке и в шахматы – соперничала в этом с Татьяной! - и о том, что так мечтает вместе сестрами искупаться в его кафельной ванне – бассейне, такой огромной, по сравнению с их скромной ванной в детской комнате!
Она ведь давно научилась хорошо плавать и твердо держится на воде, но МамА почему – то посчитала, что ей нужно спросить разрешения у ПапА, вот она и отвлекает его такими пустяками!
4.
…Быть может, чтобы не писать о том, что она так часто видела теперь в операционной – отрезанные руки и ноги, полные тазы крови.
МамА, нередко, увидев ее огромные глаза на бескровном лице, и то, как она хватала ртом воздух – голова кружилась от запаха хлороформа, - позволяла ей уйти вниз, к раненным солдатам и офицерам.
Там она читала им, писала письма к родным под их диктовку, кормила с ложечки тех, кто не мог есть. Кто - то узнавал в лицо прелестную, стройную девочку в сером сестринском платье и белом фартуке с красным крестом на груди, старался поймать для поцелуя ее руку, что - то сказать, но многие, в бреду и забытьи - не узнавали – просто улыбались сквозь боль, гладили по рукаву, голове, крестили. Ей казалось, что в ее присутствии они меньше стонали – просто стеснялись, боялись напугать? – она не знала. Изо всех сил старалась рассмешить, помочь, развлечь, утешить. Ей это было легко – с малых лет умела поправлять подушки, подтыкать одеяло, правильно измерять температуру - пригодились навыки домашней сиделки при любимом брате..
Однажды упросила Машеньку принести в лазарет смешную комнатную собачку размером с рукавицу, с красным бантом на шее – та умела забавно танцевать на задних лапках, под губную гармошку, «умирать и оживать» по команде и носить в зубах крошечный кружевной платочек.
Маленькое это представление очень развеселило больных, но они боялись, как бы суровая докторша – хирург, княжна Гедройц, считавшая себя главной над всеми и вся в Царскосельском лазарете, не устроила ненароком сцену юным озорным сестрам милосердия и самой Государыне за нарушения режима и порядка! Потому, едва заслышав шаги княжны в коридоре, отважные Цесаревны прервали концерт и тотчас поспешили засунуть и собачку и губную гармошку обратно в муфту, которая лежала рядом с кроватями, на стульях.
Крохотная умница с красным бантиком не выдала себя даже писком, а раненые, боявшиеся придирчивой «сиятельной докторицы» Гедройц, как огня, пришли в восторг, оттого, что их «секрета с концертом» никто не узнал, хотя они его так и не досмотрели до конца! Собачка Машеньки уехала вместе со всеми ними в ссылку, Тобольск и Екатеринбург и до самого страшного мига, сестра все прижимала ее к себе, там в темном Ипатьевском подвале, пряча в старенькой муфте ….
Последнее, что смогла увидеть Анастасия, закрывая руками лицо от надвигающегося штыка, это то, как из рук убитой только что сестры выпадывает мертвая собачка с шелковистой шерстью шоколадного цвета….
5.
Там, в холодной Сибири, Анастасия отметила свой последний, восемнадцатый день рождения. Она, разумеется, не знала, что он последний, просто как - то - чувствовала.
Еще на Рождество, играя в домашнем спектакле маленькую мужскую комическую роль и слыша смех матери, Анастасия надеялась на благополучный исход их изгнания, несмотря на то, что дом был мрачен, стены комнаты – ледяны, окна густо замазаны к весне известью. Но надежда жила недолго… И умерла внезапно. В один миг. Той же весною. Как – то, в мае, она высунулась в раскрытое на полчаса окно - посмотреть на улицу - гуляли мало и редко! - и часовой, лишь по счастливой случайности, ни пристрелил ее, пуля попала в раму, обдав холодом висок!
Мать, сидевшая рядом, в кресле, на миг потеряла сознание… Вбежали на шум Евгений Сергеевич Боткин, Татьяна, Ольга, Мария, Отец. Анастасия стояла неподвижно, вцепившись рукой в раму окна, где застряла пуля. Старалась улыбнуться. На следующее утро, Ольга, причесывая сестру, незаметно выдернула из ее буйных вьющихся кудрей – непокорны были после тифозной стрижки! – первую, крохотную паутинку седины.
Она лишь пожала плечами, повязала голову косынкой, и бегом спустилась на кухню: повар ждал ее там, чтобы научить стряпать блинчики из ржаной муки. Вскоре из кухни донесся серебряный колокольчик ее голоса и заливистый смех. А ночью растерянная девушка сдавленно рыдала в подушку, внезапно поняв, что это - их последний Дом, последнее пристанище на земле. Благо, все вокруг спали, не могли ее слышать!
Да, Анастасия стремительно взрослела. И все меньше дразнила шуткой тусклые зеркала в мрачном доме. Ей теперь просто неудержимо хотелось завесить их кисеей.
На столике Анастасии лежала зачитанная до дыр книга Гюго «Отверженные», да Ростановский «Орленок»,* (*Пьеса Э. Ростана о герцоге Рейхштадтском, сыне Наполеона Бонапарта, любимая цесаревнами, особенно, старшей, Ольгой. – С. М.) часто перелистываемый, перечитываемый вместе с Ольгою. Присаживаясь за скромный столик с засушенными цветками жасмина из Царскосельского парка в чудом после обысков и беззастенчивого грабежа всех прежде милых домашних вещей, уцелевшей севрской хрупкой вазочке, они с сестрами по очереди писали простые «новости из жизни арестантов» в далекий Ай – Тодор, в мечтательно - недосягаемый Крым, родным – тетушкам, племянникам и бабушке. Строки из этих повествований чудом уцелели. Вот они :
21 февраля 1918 года.
«Спасибо большое, Тетя Ксения, душка, за открытку. Письмо ПапА передали, теперь пересылаем тебе ответ. Сегодня чудная погода, но теперь в саду стало еще скучнее, срыли гору не совсем, но для катанья она больше не годится. Навозили много дров и ПапА пилит, мы ему помогаем. За этот год научились колоть и пилить. А что Вы делаете? Как поживаешь? Выходит ли Бабушка на воздух?... Собираемся петь, но регент еще не был, т.ч, не знаем, успеем ли петь в субботу. * (*Речь идет о духовных песнопениях на еженедельной домашней церковной службе в семье Романовых - С. М.) Почти каждое воскресенье играем маленькие пьесы. Теперь уже весь запас вышел, придется повторять….Не знаем, когда ты получишь это письмо, говорят, что почта не ходит..» (Отрывки из писем цесаревен цитируются по книге Ю . Кудриной «Императрица Мария Феодоровна». Часть третья. Глава шестая. Стр. 191 - 194. Изд. «Олма – пресс» М. 2002 г.. Пунктуация и орфография авторов сохранены.)
14 апреля 1918 года :
« Обрадовались Твоему письму. Спасибо большое. Столько времени не было от вас известий, а слухов в газетах так много – вот и все*…. (* Значит, ходили и читались слухи и о гибели, смерти?! – С. М.) У нас пока все более – менее благополучно. Погода весенняя, снег хорошо тает, и воды всюду много. Солнце отлично греет и мы уже начали загорать.. Сегодня было семь градусов в тени и сильный ветер. Да, мы все ужасно вас жалеем и массу хорошего мысленно говорим…..Была у нас утром в 11ч. 30 м. обедница, а вчера – всенощная. Вот и все интересные новости. Знаешь, наших людей больше не будут выпускать, чтобы было как в Ц. С*. (* Великие княжны намекают на полный домашний арест семьи и свиты после февраля 1917 года в Царском Селе.- С. М. ) Не понимаем, зачем, когда нас с прошлого года совершенно так и держат, и для чего других так притеснять, совершенно непонятно?! Как забавно одеты, т. е. вооружены красногвардейцы – прямо увешаны оружием, всюду что – нибудь висит или торчит.. Вам наверное тоже делают какие – нибудь вещи для вашей пользы, да?. Надеюсь, Вам удастся поговеть на Страстной.. Тебя и т. Ольгу целуем и обнимаем. Храни Вас Бог.»
Это было последнее письмо цесаревны Ольги из Екатеринбурга Цесаревна Анастасия, маленькая шалунья Настенька, сделала к нему подарок - рисунок карандашом, качели в саду и береза. Рисунок Анастасии был конфискован при обыске в великокняжеском имении Харакс, осенью 1919. года Самой же художницы к тому времени уже год как не было в живых, но ее родные тогда еще не знали об этом.
6.
О, мой милый читатель, нее была очень простая жизнь! Очень.. Ни интриг, ни флиртов, ни тайн, ни секретов! Красавица - девочка, она даже не успела никого полюбить, никому не вскружила голову, маленькая Царскосельская озорница! Во всяком случае, воспоминаний о ее девичьих романах не сохранилось. Свои дневники она сожгла сама, перед одним из обысков, как и немногочисленные письма от родных. Анастасия в то время была еще почти ребенком и вряд ли в них, этих тетрадках, украшенных самодельной вышивкой и немудреной закладкой – ляссе, с цитатами из любимых книг и рассуждениями о прожитом дне, можно было найти что то серьезное, глубокомысленное, философское.. Но даже и набросок, прелестный этюд бытия этой юной, девичьей Души – не сохранился, увы, исчез, рассыпался в смертоносном вихре страшной летней жары того последнего 1918 года…
Она всеми нитями Души чувствовала, что он - последний, но не делала никаких попыток, чтобы удержать в руках улетающую от нее бабочку - Жизнь. Со стертыми, помятыми крылышками. Она, Жизнь, вырывалась прочь, но Анастасия не тянула руки ей вслед.. Жажда бытия была в ней сильна, и, словно каким то шестым чувством, улыбчивая узница знала, что сумеет передать ее другим, живущим уже после ее Смерти.. Словно отражение в зеркалах, которое она так и не успела завесить кисеей.. Потому то так свободно Младшая из последних Русских Цесаревен опустилась на колени вместе со всею Семьей, когда священник, по ошибке (или – предугадывая?! Скорее, последнее, ведь никто его не поправил! – С. М.) на последней июльской субботней службе в арестантском доме Романовых произнес вместо обычной здравицы - «Со святыми упокой!»………
Часть II.
Вторая Анастасия: « Фрау из канала Ландвер».
 
От автора.
… Очередная глава этой истории началась в Берлине. 17 февраля 1920 года. И конца ей не видно до сих пор. Она похожа на увлекательный авантюрно – исторический детектив или сериал, с элементами столь модной сейчас мистики. Но все дело в том, что это были вовсе не романтические бредни для дамского воображения, не книга, не вымысел, ни мистика. Это была просто еще одна жизнь. Всего лишь жизнь. Еще одна судьба. Всего лишь – судьба. Правда, тесно переплетенная с чьей то другой, искусно вставленная в ее оправу, окантованная чужою болью и смертью.. Ставшая Легендой, быть может, вопреки реальной очевидности горького факта пепелища в урочище «Четырех братьев» под Екатеринбургом, июльскою ночью 1918 года..
Именно тогда, в феврале 1920, через два года после трагедии, тень русской Цесаревны возникла из небытия первый раз, столь явно и осязаемо, что многим захотелось поверить в ее чудесное избавление. В то, что «зеркальный» образ неувядающей «Царскосельский лилии» может стать живым и дышащим, чарующе неуловимым, притягательным и манящим. Но так ли все вышло? Не больше ли в этом образе было изломанных, дисгармоничных, кричащих линий? Кричащих от боли, немого страха и пустоты. Пустоты одиночества. От неосуществленного и неосуществимого желания расцветить свою жизнь теми красками, которых в ней никогда не было?!
Теперь никто не может сказать ничего определенно. Немногие голоса современников, которые автору повествования удалось собрать на страницах этой новеллы, звучат несколько приглушенно из бесконечной дали времен, но комментировать их, с позволения строгого читателя, я решусь в эпилоге новеллы, обобщая все известные мне факты…. А пока - осторожно продолжаю повествование о трех Анастасиях. О второй из них – в несколько ином ключе – строго документального рассказа с обилием дат и мемуарных вставок. Итак…..
1.
..Внезапное появление в берлинской елизаветинской лечебнице худой изможденной женщины в сопровождении полицейского нарушило ночной покой ее обитателей, но не взбудоражило их воображение. Ничего необычного в этом случае не было. В больницу св. Елизаветы часто попадали люди, пытавшиеся переступить за грань жизни или - вконец измученные голодом и беспросветною нуждой.
Эта очередная ночная гостья скромного приюта для бедных была одета, как нищенка, и зябко куталась в рваное пальто, с которого ручьями текла вода. Полицейский, приведший ее поведал врачам, что выловил бедняжку из канала Ландвер, в который она бросилась с невысокого моста. Выловил совершенно случайно, проходя мимо.. Почему бедняжка решилась покончить с собой и как ее зовут, полицейский не знал: женщина ни слова ни отвечала на его расспросы, пока они шли до госпиталя Святой Елизаветы. Сердобольный страж порядка наивно понадеялся на искусство врачей, но и тем не удалось вытянуть из несостоявшейся утопленницы ни слова. На несколько дней ее поместили в лазарет. И тщетно пытались узнать что то о ее личности и местопребывании.
Особа без документов, в черных высоких ботинках, черном плаще и черной юбке, ничего никому не говорила, отказывалась от пищи, и только иногда бессвязно бредила во сне.. Осмотрев ее, врачи пришли к заключению, что она страдает либо - полной амнезией, либо - психически нездорова. Последний медицинский консилиум состоялся 27 марта 1920 года. Он то и принял решение перевести больную, признав в ней особу эмоционально неустойчивую, подверженную проявлениям шизофрении легкой степени* (*бессвязность речи, остановившийся взгляд, кататонический шок – неподвижность в течение нескольких часов и более. – С. М. ), в психиатрическую клинику в Дальдорфе. Ее усиленно начали лечить от приступов «черной меланхолии», выражавшейся все в то же в молчаливости и отказе от пищи.
В клинике загадочная больная несколько успокоилась, начала принимать пищу, и иногда, в те часы, когда чувствовала себя неплохо, вступала в легкую беседу с медперсоналом и больными. Много читала, в основном, газеты. Сестры и сиделки вспоминали, что, вообще, она производила впечатление хорошо образованной женщины. В общей сложности, молчаливая незнакомка провела в Дальдорфе около полутора лет и никто особо не интересовался установлением ее личности, пока в палате не появилась еще одна женщина: фрау Мария Колар Пойтерт. Несколько дней фрау Мария, щурясь, приглядывалась к соседке по койке, перебирала ворох вечерних газет, а потом внезапно выпалила, пристально глядя на молчаливую пациентку: «Я знаю, кто ты!» И показала ей статью в ««Берлинер иллюстрирте» от 23 октября 1921 года. На первой полосе газеты была опубликована фотография трех дочерей Николая II . Заголовок статьи гласил: «Одна из царских дочерей жива?». В статье который раз поднимался вопрос о том, кто из детей русской венценосной семьи мог уцелеть в месиве расстрела и до конца ли были заколоты штыками красноармейцев русские Великие княжны. В ответ таинственная особа покачала головой поднесла палец к губам:
— Молчи!
20 января 1922 года Марию Пойтерт выписали из клиники и, будучи не в силах хранить в себе такую великую тайну, она начала действовать. «Не исключено,— считал французский писатель А. Деко, занимающийся этой темой и написавший о загадке «Фрау из канала» ряд книг, — что, не появись на сцене госпожа Пойтерт, не было бы и никакого следа «Анастасии»! Но полусумасшедшая прачка, увы, появилась и энергично пошла по «следу Анастасии»...
2
8 марта 1922 года Пойтерт встретилась с русским эмигрантом, бывшим ротмистром лейб -гвардии кирасирского Ее Величества полка М.Н. Швабе и рассказала ему о своей соседке по палате, добавив, что считает ее « одной из дочерей покойного русского Императора».
По просьбе фрау Пойтерт ротмистр Швабе отправился вместе с ней навестить неизвестную, захватив с собой своего приятеля, инженера Айнике. В Дальдорфе они попытались заговорить с «Анастасией» по-русски, но та ответила, что не знает этого языка. Тогда Швабе протянул ей фотографию вдовствующей императрицы Марии Федоровны и спросил, знает ли она, кто это. Тут свидетельские показания разнятся: Швабе утверждает, что «Анастасия» ответила: «Эта дама мне незнакома».
Сама же «Анастасия» много лет спустя говорила: «Кто-то из русских эмигрантов принес мне портрет бабушки. Это был первый раз, когда я позабыла всякую осторожность, увидев фотографию, вскричала: «Это моя бабушка!»
Как бы то ни было, Швабе вышел из больницы в сильном волнении. Он отправился к председателю Союза русских монархистов в Берлине и убедил его произвести экспертизу — послать к больной кого-нибудь, кто близко знал раньше детей Императора.
Через два дня Швабе снова отправился в Дальдорф в сопровождении поручика С. Андреевского, графини Зинаиды Толстой, ее дочери и хирурга Винеке. Больная спуститься к ним не пожелала, и вся депутация поднялась к ней в палату. «Анастасия» лежала, закрыв лицо покрывалом. «Графиня Толстая и ее дочь очень мягко разговаривали с ней,— вспоминал впоследствии Швабе,— со слезами на глазах показывая незнакомке маленькие иконки, фотографии и шепча ей на ухо какие-то имена. Больная ничего не отвечала; она была до крайности взволнована и часто плакала. Андреевский называл ее «Ваша светлость» — это, кажется, подействовало на нее больше всего. Винеке не стал осматривать больную, но добился у больничного начальства дозволения оставить ее здесь. По мнению графини Толстой и ее дочери, это была великая княжна Татьяна Николаевна».
3
Так кто же - Татьяна или Анастасия? Какое - то определенное сходство у неизвестной с Великими княжнами, видимо, все-таки было. Среди русских эмигрантов, осевших в Берлине, немедленно началось волнение. Баронесса Буксгевден, фрейлина, состоявшая при семействе Николая II почти неотлучно с 1913 по 1918 год, и расставшаяся с ними только в Екатеринбурге, за полтора месяца до кровавого финала, 12 марта 1922 года отправилась в клинику Дальдорф.
«Больная лежала в постели возле стены, неотрывно глядя в залитое светом окно,— вспоминает баронесса Буксгевден в своей книге.— Услышав, как мы вошли, она укрылась одеялом, не желая, чтобы мы ее разглядывали, и больше уже было невозможно было уговорить ее открыть лицо. Графиня Толстая объяснила мне, что незнакомка делает так всегда, когда кто-нибудь приходит к ней, но медсестра добавила, что она разговаривает иногда с госпожой Пойтерт, которая раньше тоже лежала в клинике, и что это единственный человек, кому она явно доверяет. Госпожа Пойтерт была здесь же. Они говорили по-немецки. Большую часть времени больная лежала, и, хотя врачи разрешали ей вставать, она все равно предпочитала оставаться в постели.
Она была в ночной рубашке и белом жакете. Высокий лоб, волосы забраны назад и уложены совсем просто. Я решила заговорить с ней и попросила моих спутников отойти от кровати. Гладя ее по голове, я обратилась к ней по-английски с тою же осторожностью, с какой стала бы беседовать с великой княжной, называя ее, впрочем, вполне нейтральным «darling» (дорогая). Она не отвечала ни слова, видимо, не поняв ничего из того, что я говорила ей. Когда она на мгновение откинула одеяло, так, что я смогла рассмотреть ее лицо, глаза ее не выражали ничего, что показало бы мне, что меня узнали. Лоб и глаза ее напомнили мне великую княжну Татьяну Николаевну, но стоило мне увидеть все лицо, как сходство перестало казаться столь разительным.
3.
«Я постаралась оживить ее воспоминания всеми возможными способами, – вспоминала баронесса - Показала ей одну из иконок с датами правления Романовых, подаренных Императором некоторым людям из свиты; потом перстень, принадлежавший некогда Императрице,— она часто, носила его и подарила его мне в присутствии великой княжны Татьяны. Но эти вещи не вызвали в ее памяти ни малейшего отклика. Она без интереса рассматривала эти предметы и только прошептала на ухо госпоже Пойтерт несколько слов.
Когда госпожа Пойтерт увидела, что незнакомка не отвечает и никак не обнаруживает, что узнает меня, она, видимо желая «помочь» ей, зашептала что-то по-немецки и принялась показывать фотографии Императорской семьи, тыча при этом пальцем в императрицу и спрашивая у больной: «Это Мама, правда?» Но все эти попытки потерпели крах: больная продолжала молчать и лишь старалась спрятать лицо, закрываясь одеялом и руками.
Хотя верхней частью лица незнакомка отчасти похожа на великую княжну Татьяну, я все-таки уверена, что это не она. Позже я узнала, что она выдает себя за Анастасию, но в ней нет абсолютно никакого внешнего сходства с Великой княжной, никаких особенных черт, которые позволили бы всякому, близко знавшему Анастасию, убедиться в истинности ее слов. (Кстати, напомним, что великая княжна Анастасия едва ли знала с десяток немецких слов и выговаривала их с неимоверным русским акцентом! – . На том же настаивали и все близко знавшие царскосельскую озорницу – С.М.).
4.
Но свое состояние в момент визита баронессы Буксгевден сама незнакомка описывала много лет спустя, так: «Если бы вы знали, как невыносимо тяжело мне стало, когда вдруг появилось несколько русских, и среди них женщина, бывавшая раньше у нас при Дворе! Они хотели меня видеть. Я стыдилась перед ними своего жалкого состояния. Я накрылась одеялом с головой и решила не говорить с ними...»
Баронесса Буксгевден вышла из палаты в полной уверенности, что разговаривала с самозванкой. Но не такого мнения были некоторые другие русские эмигранты — чуда хотелось многим. Барон фон Клейст и его супруга, у которых «сердце обливалось кровью при виде молодой женщины, которая была, быть может, дочерью государя», добились разрешения забрать больную из клиники к себе домой.
30 мая 1922 года незнакомка перебралась в дом Клейстов по Нетельбекштрассе, 9.
Первое свидание с незнакомкой шокировало добросердечную баронессу Клейст: придя за больной, она увидела, как та вырывает сама себе передние зубы, и что у нее уже не хватает многих зубов! Впрочем, позднее незнакомка объяснила, что вынуждена была это сделать, поскольку ее передние зубы шатались из-за удара прикладом, якобы полученного в Екатеринбурге. Вдобавок оказалось, что она страдает чахоткой и туберкулезом костей. Несчастная являла собой самое жалкое зрелище, и русские эмигранты, приходившие к Клейстам повидать «царскую дочь», уходили от них совершенно растерянными. Вдобавок «Анни», как стали называть в доме Клейстов незнакомку, объявила с таинственным видом, что у нее где-то есть сын, которого можно узнать «по белью с императорскими коронами и золотому медальону»...
Одни из эмигрантов, приходивших к Клейстам посмотреть на «чудесно спасшуюся Великую княжну», убеждались, что перед ними просто несчастная больная женщина. Другие, зачарованные фантастической историей и жаждавшие чуда, окружили «Анни» поклонением. Вокруг бывшей пациентки сумасшедшего дома формировалась атмосфера исключительности. Эмигранты приносили ей фотографии и книги об императорской фамилии, а Клейсты демонстрировали ее гостям, как ярмарочную диковинку. В такой атмосфере «Великая княжна», наконец, дозрела до решительных шагов...
5
«20 июня 1922 года,— вспоминал барон фон Клейст,— женщина, которую я забрал из сумасшедшего дома, пригласила меня к себе в комнату и в присутствии моей супруги, баронессы Марии Карловны фон Клейст, попросила у меня защиты и помощи в отстаивании своих прав. Я заверил ее в том, что готов находиться в полном ее распоряжении, но только при условии, что она откровенно ответит на все мои вопросы. Она поспешила уверить меня в этом, и я начал с того, что спросил, кто она на самом деле. Ответ был категорический: Великая княжна Анастасия, младшая дочь императора Николая II.
Затем я спросил ее, каким образом ей удалось спастись во время расстрела Царской семьи и была ли она вместе со всеми.
«Да, я была вместе со всеми в ночь убийства, и, когда началась резня, я спряталась за спиной моей сестры Татьяны, которая была убита выстрелом. Я же потеряла сознание от нескольких ударов. Когда пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь в доме какого-то солдата, спасшего меня. Кстати, в Румынию я отправилась с его женой и, когда она умерла, решила пробираться в Германию в одиночку. Я опасалась преследования и потому решила не открываться никому и самой зарабатывать на жизнь. У меня совершенно не было денег, но были кое-какие драгоценности. Мне удалось их продать, и с этими деньгами я смогла приехать сюда. Все эти испытания настолько глубоко потрясли меня, что иногда я теряю всякую надежду на то, что придут когда-нибудь иные времена. Я знаю русский язык, но не могу говорить на нем: он пробуждает во мне крайне мучительные воспоминания. Русские причинили нам слишком много зла»! (*Замечу от себя, что просто немыслимо представить такие слова в устах порфирородной русской Цесаревны. Тирада «госпожи Анни», выдает в ней с головой иностранку, по моему убеждению – истинную полячку! – С. М.)
Дополнительные сведения позднее дала Клейсту графиня Зинаида Сергеевна Толстая:
«2 августа нынешнего (1922.— С. М..) года женщина, называющая себя Великой княжной Анастасией, рассказала мне, что ее спас от смерти русский солдат Александр Чайковский. С его семьей (его матерью Марией, восемнадцатилетней сестрой Верунечкой и младшим братом Сергеем) Анастасия Николаевна приехала в Бухарест и оставалась там до 1920 года. От Чайковского она родила ребенка, мальчика, которому сейчас должно быть около трех лет. У него, как и у отца, черные волосы, а глаза того же цвета, что у матери. В 1920 году, когда Чайковский был убит в уличной перестрелке, она, не сказав никому ни слова, бежала из Бухареста и добралась до Берлина. Здесь она сняла комнату в небольшом пансионе из Фридрихштрассе, названия его она не знает. Ребенок, по ее словам, остался у Чайковских, и она умоляла помочь ей найти его».
Что произошло дальше? Видимо, нечто для «Анастасии» малоприятное. Очевидно, что Клейсты окончательно убедились, что перед ними самозванка. Во, всяком случае, спустя два дня после заявления «Анастасии» о намерении «отстаивать свои права», она оказалась на улице. Биографы самозванки утверждают, что она покинула дом Клейстов сама, но в то же время известно, что Клейсты не горели желанием снова поселить ее у себя.
Через три дня после бегства «Анастасии» из дома Клейстов ее встретил инженер Айнике, тот самый, который приезжал к ней в клинику в Дальдорф вместе с ротмистром Швабе.
«Анастасия» как раз выходила из дома, где жила ее наперсница и бывшая соседка по палате — Мария Пойтерт. На все расспросы Айнике «Анастасия» не отвечала, замкнувшись в себе.
Какое- то время «Анастасия» жила у Айнике, затем ее взял на попечение важный немецкий чиновник: доктор Грунберг, инспектор полиции. Это было уже серьезно: судьбой самозванки заинтересовались власти!
6.
«Я решил отвезти Анни в наше поместье Нойхоф-Тельтоф,— вспоминал Грунберг,— отдых в деревне благотворно сказался бы на ее здоровье. Два года, проведенные в Дальдорфе, совершенно расстроили ее нервы. Рассудок временами ей не подчиняется: результат ранения головы, вернее, ужасного удара прикладом. Но об этом чуть позже. Кроме того, у нее не лучшая по части здоровья наследственность. Когда она жила у меня, я решил, согласовав это с правительственным советником, которому я рассказал всю историю, предпринять, наконец, какие-то шаги для того, чтобы официально удостоверить ее личность».
Грунберг кое-что не договаривает, но фигура «правительственного советника», выплывшая из его воспоминаний, ясно указывает на то, что судьбой самозванки заинтересовались на самом высоком уровне: если это действительно царская дочь, то эту карту можно было грамотно разыграть в интересах побежденной и униженной Версальским миром Германии. Если же это самозванка, то тоже не беда: «натаскать» эту пациентку психбольницы и сделать из нее «настоящую Анастасию» несложно, тем более что эмиграция уже взбудоражена ее появлением.
Так снова, уже в который раз в истории русского самозванничества, дело взяло в свои руки иностранное государство...
«Мы смогли уговорить Прусскую принцессу приехать к нам под вымышленным именем»,— пишет господин Грунберг. Кто это «мы»? Лично господин Грунберг со своим приятелем, «правительственным советником»? Можно ли верить в то, что столь владетельная особа, какою являлась сестра бывшей императрицы России, согласилась ехать в Германию под вымышленным именем, откликнувшись на приглашение и уговоры двух частных лиц?
7.
«В конце августа 1922 года, по просьбе советника Гэбеля и инспектора полиции доктора Грунберга, я согласилась приехать в Берлин, чтобы повидать загадочную женщину, называющую себя моей племянницей Анастасией,— вспоминает принцесса Прусская Ирэн,— Доктор Грунберг доставил меня в свой деревенский дом под Берлином, где незнакомка жила под именем «мадемуазель Анни». Мой приезд был неожиданным, она не могла знать заранее, кто я, и потому не была смущена моим появлением. Я убедилась тотчас же, что это не могла быть одна из моих племянниц. Хотя я не видела их в течение девяти лет, но что-то характерное в чертах лица (расположение глаз, форма ушей и т.д.) не могло измениться настолько. На первый взгляд незнакомка была немного похожа на великую княжну Татьяну. Я покинула дом в твердом убеждении, что это не моя племянница. Я не питала ни малейших иллюзий на сей счет».
Грунберг утверждает, что на следующий день «Анни» якобы сказала, что вчерашняя посетительница была «ее тетя Ирэн». Но в эти слова Грунберга как-то не очень верится — ведь он в этой истории явно - «лицо заинтересованное».
Первая газетная публикация о таинственной «Анастасии» под названием «Легенды дома Романовых» появилась в газете «Локаль Анцайгер» в декабре 1924 года. К тому времени у Грунберга уже вполне сложилось мнение о своей подопечной: «Анастасия ни в коем случае не авантюристка. Мне представляется, что бедняжка просто сошла с ума и вообразила себя дочерью русского императора». Судьба «Анастасии» его уже больше не интересовала, и он думал теперь только о том, как бы сбыть ее с рук. С помощью католического священника, профессора Берга, Грунберг подыскал для «Анастасии» некую госпожу фон Ратлеф, прибалтийскую немку, надеясь, что та станет достойной опекуншей для бедной больной женщины. Но... госпожа Ратлеф, особа истеричная и «себе на уме», стала в судьбе «Анастасии» «госпожой Пойтерт номер два» — ее стараниями миф о «Царской дочери» снова был вытащен на свет...
«Движения ее, осанка, манеры выдавали в ней Даму высшего света — с явной экзальтацией, взахлеб пишет госпожа Ратлеф.— Таковы были мои первые впечатления. Но что поразило меня более всего, так это сходство молодой женщины с вдовствующей императрицей. Говорила она по-немецки, но с явственным русским акцентом. От всей ее натуры веяло благородством и достоинством».
8.
Странно все это. И отчего ни принцесса Прусская Ирэн — особа королевской крови, ни фрейлина русского Императорского Двора баронесса Буксгевден, ни графиня Толстая, ни многочисленные русские эмигранты, ни германские правительственные чиновники ничего подобного не заметили?
Стараниями госпожи фон Ратлеф частыми посетителями «Анастасии» стали посол Дании в Берлине г-н Зале и его супруга. Напомним, что в Дании в ту пору доживала русская Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, родная бабушка погибших Цесаревен.
Когда слухи о воскресшей «Анастасии» дошли до нее, Мария Федоровна была сильно взволнована: пусть даже один шанс из тысячи, что эта история окажется правдой,— но разве можно им пренебречь?! Императрица, ознакомившись с донесениями Зале, немедленно отправляет в Берлин старого камердинера императора Николая II, Волкова, много лет служившего Царской семье. Он был единственным, кому в 1918 году удалось бежать из Екатеринбурга, накануне кровавой драмы. Более авторитетного эксперта отыскать было трудно...
9.
«До госпожи Чайковской (* Так именовали «Анастасию» по фамилии ее «мужа» — солдата Чайковского те, кто не были совершенно слепыми фанатиками легенды «чудесного воскрешения»!.— С. М..) я добрался не без труда,— рассказывал А. Волков.— В мое первое посещение мне не позволили говорить с ней, и я принужден был удовольствоваться тем, что рассматривал ее из окна; впрочем, даже этого мне было достаточно, чтобы убедиться, что женщина эта не имеет ничего общего с покойной великой княжной Анастасией Николаевной. Я решил все же довести дело до конца и попросил о еще одной встрече с ней.
Мы увиделись на следующий день. Выяснилось, что госпожа Чайковская не говорит по-русски; она знает только немецкий... Я спросил ее, узнает ли она меня; она ответила, что нет. Я задал ей еще множество вопросов; ответы были столь же не утвердительны. Поведение людей, окружающих госпожу Чайковскую (в течение всей нашей беседы госпожа фон Ратлеф не отходила от больной), показалось мне довольно подозрительным. Они беспрестанно вмешивались в разговор, отвечали иногда за нее и объясняли всякую ошибку плохим самочувствием моей собеседницы.
Еще раз должен подтвердить, и самым категоричным образом, что госпожа Чайковская не имеет никакого отношения к покойной Великой княжне Анастасии Николаевне. Если ей и известны какие-то факты из жизни Императорской фамилии, то она почерпнула их исключительно из книг.
К тому же ее знакомство с предметом выглядит весьма поверхностным. Это мое замечание подтверждается тем, что она ни разу не упомянула какой-нибудь детали, кроме тех, о которых писала пресса».
Оспорить Волкова было невозможно. Но госпожа Ратлеф постаралась создать собственную версию встреч «Анастасии» с царским камердинером, как, впрочем, и с другими лицами, приезжавшими для опознания «Царской дочери». В этих «воспоминаниях» имеется много душераздирающих подробностей, известных только г-же Ратлеф, но о которых почему-то умалчивают все остальные свидетели, в них много розовых соплей и умилительного сюсюканья, но в них нет главного — правды...
Между тем уцелевшие члены семьи Романовых, рассеянные по разным странам Европы, не оставляли надежды, что «Анастасия» все же действительно является чудесно спасшейся царской дочерью. По просьбе великой княгини Ольги Александровны, сестры Николая II, летом 1925 года в Берлин отправился француз Пьер Жильяр — бывший воспитатель Цесаревича Алексея. «Мы просим Вас,— писала Жильяру Великая княгиня,— не теряя времени, поехать в Берлин вместе с госпожою Жильяр, чтобы увидеть эту несчастную. А если и вдруг это окажется наша Малышка! И представьте себе: если она там одна, в нищете, если все это правда... Какой кошмар! Умоляю, умоляю вас, отправляйтесь как можно быстрее! Вы лучше, чем кто бы то ни было, сумеете сообщить нам истину. Да поможет вам Бог!»
10.
27 июля 1925 года Пьер Жильяр и его жена вошли в палату Мариинской больницы в Берлине, где лежала страдающая многими болезнями «Анастасия». «Я задал ей по-немецки несколько вопросов, на которые она отвечала невнятными восклицаниями. В полном молчании мы с необычайным вниманием вглядывались в это лицо в тщетной надежде отыскать хоть какое-то сходство со столь дорогим нам прежде существом. Большой, излишне вздернутый нос, широкий рот, припухшие полные губы — ничего общего с великой княжной: у моей ученицы был прямой короткий нос, небольшой рот и тонкие губы. Ни форма ушей, ни характерный взгляд, ни голос — ничего не оставляло надежды. Словом, не считая цвета глаз, мы не увидели ни единой черты, которая заставила бы нас поверить, что перед нами великая княжна Анастасия. Эта женщина была нам абсолютно незнакома».
Госпожа Ратлеф, неусыпно бдящая за своей протеже, увидев явное сомнение четы Жильяр, кинулась убеждать их, что перед ними — Великая княжна Анастасия. Речь госпожи Ратлеф напоминала речитатив рыночной торговки, отчаянно сбывающей растяпе-покупателю негодный товар. «Анастасия» приняла жену Жильяра за великую княгиню Ольгу Александровну? Не беда, это оттого, что она только что перенесла операцию* (* речь идет о свище на локтевом суставе.— С. М..). «Дочь русского Императора» не говорит по-русски? Видите ли, у нее частичная амнезия — что то помнит, что то - не помнит... Она не похожа на великих княжен вообще? Что же вы хотите, мсье, ее же прикладом ударили — вот она в лице и переменилась!
Госпожа Ратлеф так отчаянно старалась, что, поколебленный ее трескотней, Жильяр предложил снова встретиться с «Анастасией» позже, когда ей станет лучше.
Вторая встреча Жильяра с «Анастасией» состоялась в ноябре 1925 года. На этот раз к чете Жильяр присоединилась еще и Великая княгиня Ольга Александровна – младшая сестра покойного Государя.
«В прошлое наше посещение, как вы помните, госпожа Чайковская не только не узнала нас, но даже приняла мою жену за Великую княгиню Ольгу,— писал Жильяр в своей знаменитой книге,— На сей раз она явно знала о нас больше и ожидала нашего визита...
На следующий день по приезде в Берлин, не дожидаясь, пока приедет Великая княгиня Ольга, я в одиночестве отправился в клинику, чтобы побеседовать с госпожой Чайковской. Я нашел ее сидящей в кровати, она играла с подаренным ей котенком. Она подала мне руку, и я присел рядом. С этого момента и до тех пор, пока я не ушел, она не отводила от меня взгляд, но не промолвила ни слова — я настаивал напрасно — и никак не дала понять, что знает меня.
На другой день я опять появился в клинике, но усилия мои оставались столь же бесплодны, как и накануне.
Великая княгиня Ольга и моя жена посетили, наконец, клинику в Моммзене. Госпожа Чайковская очень мило встретила их, протянула им руки, но никто не заметил ни одного из тех неожиданных движений, которые диктует обычно нежность, и которых можно было бы ожидать, будь перед нами действительно Великая княжна Анастасия...
Великая княгиня Ольга Александровна, как и мы оба, не нашла ни малейшего сходства между больной и великой княжной Анастасией — исключение составлял только цвет глаз — и, как и нам прежде, эта женщина показалась ей совершенно незнакомой.
Мы начали разговор с того, что попытались изъясняться с ней по-русски, но вскоре убедились, что, хотя она и понимает русский язык, правда, не без труда, но говорить сама не может. Что же касается английского и французского, то это и вовсе был бесполезный труд, и мы вынуждены были общаться на немецком. Мы не смогли скрыть изумления: ведь великая княжна Анастасия прекрасно говорила по-русски, довольно хорошо — по-английски, сносно — по-французски и совсем не знала немецкого!»
Немало удивляясь такой странной «амнезии», когда «Анастасия» начисто забыла русский язык, но в совершенстве овладела немецким, гости стали показывать ей фотографии: покои Императорской фамилии в Царском Селе, путешествие императорской семьи по Волге в 1913 году... «Анастасия» не могла узнать ничего. Единственное, что она твердо могла назвать по фотографиям,— это имена членов Царской семьи, знакомые ей по немецким газетным публикациям.
11
Для Великой княгини Ольги Александровны и четы Жильяр явилось откровением то, что в 1922—1925 годах самозванка не раз бывала в обществе русских эмигрантов. Чета Жильяр отыскала ротмистра Швабе, чету Клейст — всех, кто стоял у истоков мифа об «Анастасии». Они подтвердили, что «госпожа Чайковская» общалась со многими русскими, в том числе с графиней Толстой, у которых узнала много подробностей о жизни Царской семьи и видела много фотографий, брошюр и других материалов, относящихся к Царской фамилии.
Ротмистр М.Н. Швабе и его супруга поведали много любопытных подробностей из жизни «Анастасии». Так, она часами разглядывала снимки членов императорской семьи, которые «неблагоразумно» приносили ей окружавшие ее люди, и постепенно научилась узнавать эти лица на любой фотографии. Госпожа Швабе, по ее словам, вначале была искренне уверена, что незнакомка и впрямь та, за которую она себя выдает, но вскоре ее начали мучить подозрения, постепенно убедившие ее в обратном. Теперь у нее не было сомнений в том, что «госпожа Чайковская» не только не была русской, но даже не была православной: об этом красноречиво свидетельствовало множество эпизодов. Так, например, она никогда не посещала православной церковной службы (* В Берлине у нее была такая возможность! – С. М.), путала церковные православные праздники.
Подробно расспросив свидетелей «явления Анастасии», Жильяр опять отправился в Мариинскую клинику и зарисовал расположение зубов «госпожи Чайковской». «Любому, взглянувшему на этот рисунок,— пишет Жильяр,— сделалось бы понятно, что недостающие зубы не были выбиты ударом: в этом случае их не хватало бы лишь в каком-то одном месте. У больной же они отсутствовали то здесь, то там, по всему ряду».
30 октября 1925 года Великая княгиня Ольга, утратив всякий интерес к самозванке, уехала из Берлина. На следующий день за ней последовала чета Жильяр.
«Итог нашего расследования был сугубо отрицателен: мы совершенно уверились в том, что перед нами чужой человек, и впечатление это лишь усиливалось тем немаловажным обстоятельством, что больная так и не сумела ничего поведать нам о жизни императорской фамилии. Сама она абсолютно убеждена в том, что она действительно - Анастасия Николаевна. Быть может, речь идет о каком-то случае психической патологии, о самовнушении больного человека, о сумасшествии, наконец?» - писал П. Жильяр впоследствии.
 
...Но миф об «чудесно спасшейся Анастасии» уже перешагнул пороги клиник и начал распространяться по миру. В 1926 году в Берлине при активном участии г-жи Ратлеф вышла брошюрка, подписанная каким-то доктором Рудневым, в которой, в частности, говорилось о том, что великая княгиня Ольга и чета Жильяр опознали больную. В ответ Жильяр направил госпоже Ратлеф резкий протест. Она испуганно извинилась: «она не знала о публикации и просит не предпринимать никаких решительных действий». Поднявшаяся было волна на какое-то время затихла….
12.
Вплоть до послевоенного времени «Анастасия», ставшая известной миру, как «фрау Анна Андерсон», странствовала по различным неврологическим клиникам. Нашлись весьма и весьма влиятельные силы, которые всячески поддерживали самозванку. В 1938 году Анна потребовала юридического признания того, что она — дочь русского Императора. Это дело не завершено до сих пор. Книжки, доказывающие ее правоту, продолжали выходить одна за другой. О ней написали и поставили пьесу. Потом сняли фильм. Время от времени в газетах вновь поднималась шумиха о «дочери русского императора». К тому времени «Анастасия» уже перебралась в Америку, выйдя замуж за американского профессора Джона Мэнэхэна.
«Анастасия», она же «Анни», она же «госпожа Чайковская», она же Анна Андерсон - Мэнэхэн, скончалась в феврале 1984 года в американском городе Шарлоттсвил, штат Вирджиния.
Урна с ее прахом захоронена в Германии, в фамильном склепе герцогов Лейхтенбергских, близких родственников семьи Романовых. Семья Лейхтенбергских при ее жизни была всецело на ее стороне. Тело Анны Андерсон кремировали через несколько часов после ее смерти, однако частицы кожи остались в шарлоттсвилской больнице.
Дело Анны Андерсон — самое длительное в истории современной юриспруденции. При жизни «Анастасии» оно тянулось с 1938 по 1977 год и не разрешилось до сих пор.
13.
В 1961 году суд в Гамбурге вынес вердикт о том, что Анна Андерсон не является великой княжной Анастасией Николаевной:
«Суд пришел к выводу, что госпожа Андерсон не может претендовать на титул великой княжны по следующим соображениям:
1. Истица отказалась от медицинской и лингвистической экспертиз, на проведении которых настаивал суд.
2. Судебный референт, знающий русский язык, не смог засвидетельствовать, что она когда - либо владела им.
3. До 1926 года истица говорила лишь по-немецки. Славянский акцент, по утверждениям свидетелей, появился значительно позже, примерно в то же время, когда она выучила английский язык.
4. Ни один из свидетелей, лично знавших Анастасию, не опознал истицу. Последняя тоже не сумела однозначно вспомнить никого из свидетелей.
5. Воспоминания, которым она придает столь важное значение, вполне могли быть заимствованы из обширной литературы, посвященной императорской фамилии.
6. Графологическую и антропологическую экспертизы по ряду причин следует считать неудовлетворительными.
Суд постановил, что госпожа Андерсон не может претендовать на имя Великой княжны Анастасии Романовой».
14.
Но госпожа Андерсон все никак не унималась! По ее требованию были назначены новые разбирательства.
В конце 70-х годов полицейская экспертиза во Франкфурте-на-Майне вроде бы нашла сходство между формой ушей Анны Андерсон и настоящей Анастасии. В уголовном законодательстве ФРГ это считается достаточным для окончательного установления личности человека. Однако, к тому времени претендентка была практически невменяемой и дело не получило дальнейшего хода.
Точку в этой истории должен был поставить сложный генетический анализ. Но и на пути к нему возникли препоны. В 1994 году суд города Шарлоттсвил отклонил иск ассоциации русского дворянства в США к Ричарду Швейцеру, мужу внучки последнего царя Марины Боткиной. Швейцер потребовал доступа к образцам тканей тела Анны Андерсон, сохранившимся в городской больнице Шарлоттсвила, для проведения генетического исследования. Ассоциация настаивала на необходимости анализа в другой лаборатории для обеспечения объективности результатов.
Генетический анализ тканей «Анастасии» провели в Бирмингеме британские ученые во главе с Питером Гиллом, одним из наиболее авторитетных в этой области экспертов.
Оказалось, что самозванка скорее всего была Франциской Шансковской, немкой польского происхождения, бывшей работницей завода боеприпасов под Берлином. Анализ показал, что у госпожи Андерсон генетический код куда ближе совпадает с генетическими характеристиками ныне живущих родственников Франциски Шансковской, чем с кодом герцога Эдинбургского Филиппа, мужа королевы Елизаветы II, генеалогически связанного с семейством Романовых. Исследования велись с использованием фрагментов кишечника госпожи Андерсон, которые были удалены у нее во время давней операции и до последнего времени хранились в лаборатории в США.
Анализ мог быть проведен и раньше, однако ассоциация российских дворян США, израсходовав немалые деньги, в судебном порядке в течение года блокировала любые попытки заняться таким исследованием. Зачем? Это остается загадкой.
Окончательный вывод генетиков: Анна Андерсон, которая на протяжении 64 лет, с тех пор как ее после неудачной попытки покончить жизнь самоубийством доставили в берлинскую больницу, утверждала, что она дочь Николая II,— самозванка!
Франциска Шансковская, жестоко пострадавшая во время взрыва на заводе, где она работала в 1916 году, несколько лет провела в психиатрической клинике, а в 1920 году куда-то исчезла. Зато в феврале 1920 года появилась «Анни»... В последнее время в печати были опубликованы материалы генетической экспертизы волос Анны Андерсон и А. Н. Романовой. Сходства между ними не было обнаружено.
Итак, наконец, точка в длинной мистическо – детективной истории поставлена - спросит меня читатель?
...Нет, отнюдь! В тумане зеркал Истории встает еще один образ «русской Цесаревны» пожалуй, самый трагичный и самый странный из всех. На этот раз – на родной земле. О нем – последнем ли? - несколькими страницами ниже…
 
Часть III, заключительная :
«Анастасия, ставшая Надеждой»…
От автора.
Третья история о воскресшей Анастасии ошеломила меня своей похожестью на Быль. Страшной похожестью. Не странной, а именно - страшной. Только то, о чем я расскажу далее, и могло бы случиться с «Царственной лилией Александровского дворца», если бы Она выжила в кровавом зареве рождения новой «Страны без прошлого», что появилась на свет в темных недрах подвала Ипатьевского дома в ночь с 17 на 18 июля 1918 года!
Никакого иного пути для уцелевшей чудом Русской Принцессы, кроме того, о котором я расскажу ниже - просто не могло бы быть.
Совершенно другое дело – моя полная авторская уверенность в том, что последняя Принцесса из рода Романовых в этой Стране без прошлого и традиций просто не смогла - выжить..... Потому – то финал истории, рассказанной мной – бесконечно трагичен. Впрочем, обо всем по порядку.....
Я вновь поворачиваю зеркало Истории лицом к себе и терпеливо вчитываюсь в газетные и книжные страницы.. А читателю остается лишь воспринимать и обдумывать, рассказанное... На вере я – не настаиваю..
 
1.
…На стрелке Волги и Свияги - небольшой речки, впадающей в более великую водную гладь России, находится крохотный город – островок Свияжск. Когда то, во времена Ивана Грозного, он был крепостью – форпостом для взятия Казани. Он же стал последним земным приютом странной узницы - пациентки местного специализированного интерната для хронических душевнобольных при Казанской тюрьме. Сорок лет узница эта, заполнявшая летящим, чуть наискось, почерком страницы бесчисленных тетрадей и блокнотов, вяжущая тонкими длинными пальцами красивые белые воротнички и манжеты, рисующая на листах бумаги карандашом и акварелью бесчисленные портреты и библейские сюжеты , упорно называла себя Анастасией Николаевной Романовой, русской Великой княжною, дочерью последнего Русского Государя Николая Второго и Императрицы Александры Феодоровны.
Врачи же звали ее просто Надеждой Владимировной Ивановой – Васильевой. Именно они, врачи – психиатры, да еще следователи НКВД и были более сорока лет единственными биографами ее и теми единственными адресатами, к кому в руки попадали ее бесчисленные письма и просьбы - крики о помощи. Такие, как, например, вот это:
 
«Уважаемая Екатерина Павловна!*
Вас, как знающую мои многолетние страдания в заключении, умоляю о помощи! Больше терпеть и скрываться не в состоянии. Политикой я никогда не интересуюсь. Не почестей ни славы, а тем более власти я не желаю. Единственное мое желание – быть с родственниками и умереть среди меня любящих. Я едва жива. Умоляю сходить в шведское консульство. Там меня знают. Любящая Вас - Романова»..
 
(*Письмо обращено к первой жене М. Горького, Е. П. Пешковой, возглавляющей отдел помощи Красного Креста политзаключенным и перемещенным лицам. – С.М.)
 
2.
Странная пациентка психоневрологического интерната, а попросту – тюремной лечебницы объясняла свое чудесное спасение помощью красного командира Николая Владимирова, который вытащил ее, полуживую, израненную, исколотую, из под груды тел убитых, в платье уже облитом известью, и долго прятал в подвале одного из домов Екатеринбурга, выхаживая после почти смертельного ранения в голову. Она очень долго болела, они скрывались, а в 1920 году, уже при отступлении адмирала Колчака, пытались перейти дальневосточную границу, но были схвачены в Иркутске. «Александровский централ, городок Кадников, Вологодская губерния Бутырская тюрьма, камера в «Крестах», Соловки» – адреса тюрем и ссылок.. Николай Владимиров , видимо, бесследно сгинул в казематах, ибо более о нем ничего не известно. Таинственная же особа вскоре снова возникла из ниоткуда..
Удалось ли ей, в конце концов, как то бежать из - под ареста или все же она была освобождена, доподлинно – неизвестно.
…В начале 1934 года она появилась в церкви Вознесения на Семеновском кладбище в Ленинграде и призналась на исповеди священнику Ивану Синайскому, что она – Великая Княжна Анастасия Николаевна Романова, дочь последнего русского Императора. Отцу Ивану ее лицо показалось смутно знакомым - не в газетах ли видел? - да кроме того, кто же лжет на исповеди?!
Вместе иеромонахом Афанасием (Иваньшиным) отец Иван принял деятельное участие в судьбе таинственной скиталицы. Он познакомил ее со своими прихожанами, которые всячески поддерживали несчастную женщину, снабжали одеждой, провизией, деньгами. В конце концов, отцу Ивану удалось отправить свою новую прихожанку в Ялту.
В Ялте за нею немедленно был установлен негласный надзор. И уже 11 сентября 1934 года органами НКВД был выписан ордер на арест «Ивановой Васильевой Надежды Владимировны, 1901 года рождения, уроженки Ленинграда, из дворян». Надежда Владимировна была осуждена по статье 58, пункт 10. « за создание контрреволюционной монархической группировки», куда вместе с нею вошли, по произволу «белопогонников» и иеромонах Афанасий и священник Иван Синайский.
Тройка «особого совещания» постановила «направить Надежду Иванову – Васильеву на принудительное лечение, взяв по месту жительства под стражу». Остальные участники «заговора» отделались сравнительно легко – пятью или тремя годами ссылки.
3.
Судебные психиатры Института имени Сербского, маститые профессора Введенский и Бунеев свидетельствовали о пациентке спецкорпуса Казанской тюремной больницы: Испытуемая среднего роста, астенического телосложения, выглядит значительно старше своего возраста. В области нижней трети обеих костей плеча имеются обширные мягкие рубцы, согласно заключению специалиста, огнестрельного происхождения… Больная целиком заполнена бредовыми мыслями о своем происхождении из семьи Романовых, и бред этот никакой коррекции не поддается»
Светила психиатрии, в конце концов, вынесли вердикт о полной невменяемости гражданки Ивановой – Васильевой, в отношении инкриминируемого ей деяния о заговоре и рекомендовали перевести ее из – под стражи в тюремном лазарете в обычную гражданскую психиатрическую лечебницу.
Но «особая тройка» с рекомендациями профессоров не согласилась. Больную самозванку навечно заперли в тюремном интернате для умалишенных. Быть может, слишком опасно было то имя, которым она себя называла? Пусть и в сумасшедшем бреду. Со времени расстрела Царской семьи в Екатеринбурге прошло всего семнадцать лет. Малый срок для полного забвения. Потому в лечебном предписании появилась строгая запись «тюремного консилиума»: «Ввиду активности процесса и относительной сохранности личности, (*т.е. не наблюдалось полного распада морального облика. Своенравная пациентка упрямо не желала становиться «овощем!» – С. М.) является социально опасной. Нуждается в принудительном лечении в психиатрической больницы НКВД»
Иванова - Васильева продолжала писать письма на французском, английском, русском и немецком(!) языках на имя Кирилла Владимировича и Михаила Александровича Романовых, английского короля Георга Пятого, фрейлины императрицы Анны Вырубовой.. ........и некой сотрудницы шведского посольства Греты Янсон. Вот строки из уцелевшего письма к фру Янсон:
»Любимая моя Гретти!
Будучи больна, я не в силах переносить страдания, я рассказала врачу все обстоятельства моей прошлой жизни, переписки с Вырубовой А. Г. (*На самом деле Вырубову звали Анна Александровна! – С. М.) в 1934 году, и про высланные ей мои фотографические карточки Очень прошу документально подтвердить истинность моего « я» и передать дяде Георгу в Англию, что я не в силах больше страдать и прошу взять меня к себе. Любящий друг Анастасия.»
 
Естественно, что ни неизвестная нам доселе Грета Янсон, ни Великие князья Романовы писем узницы не получили. Врачи в белых погонах тщательно собирали листочки писем, рисунки, портреты, - на которых была изображена высокая темноглазая женщина с жемчужным ожерельем на шее и бриллиантовой диадеме, чем - то отдаленно напоминающая бывшую императрицу, - открытки - и все подшивали к истории болезни пациентки, в которой время от времени появлялись такие записи:
«Себя держит высоко, считает дочерью царя Николая Второго. Очень правдоподобно об этом рассказывает. Проследить развитие болезни из анамнеза невозможно, так как нет ни малейшего следа жизни иной, чем та, которую больная описывает, как царевна..»
4.
В спецкорпусе Казанской тюремной больницы загадочную «Царевну» продержали вплоть до 1956 года, пока, наконец, коллегия Московского городского суда не приняла решение о снятии с Ивановой – Васильевой принудительного лечения. Но без надзора ее все равно не оставили. После трех лет пребывания в Казанской республиканской психиатрической больнице ее отправили на скорбный остров Свияжск. Там она и скончалась в палате острого отделения, сознательно отказавшись от еды и лекарств, и до самого конца считая себя Анастасией Романовой. Точная дата и год ее смерти неизвестны. *(*Приблизительно это может быть середина восьмидесятых годов. – С. М.) Ее личное дело за номером 15977 давно отправлено в архив и никому выдано быть не может. О «третьей Анастасии Романовой» – Надежде Ивановой - Васильевой вспоминала только ее соседка по палате в Казанской тюремной больнице – многострадальная матушка Валерия Макеева – инокиня, причисленная властями к зловредным диссидентам, и потому - много претерпевшая за веру свою.
Матушка Валерия искренне считала Надежду Владимировну Иванову - Васильеву младшей дочерью последнего Императора, как и многие в больнице.
Она говорила: « Мы верили, что это была Анастасия Романова. Я видела многочисленные рубцы и шрамы на ее теле Она приводила подробности быта семьи в Тобольске и Царскоселье, тепло вспоминала Анну Вырубову, которую хорошо знала, рассказывала в деталях, как происходил расстрел в подвале Ипатьевского дома.. От нее мы узнали, что женщины сидели под стеной, а царь и его сын – стояли*. (*Прошу читателя запомнить эту фразу – мы вернемся к ней в эпилоге повествования! – С. М.) Она нигде не могла почерпнуть эти и другие факты, поскольку была лишена такой возможности. К тому же, в то время, такие материалы не публиковались».
Матушка Валерия планировала забрать больную приятельницу к себе в Москву, в Медведково, где она многотрудно основывала православный приют, но ей не позволили этого сделать…. Переписка Валерии Макеевой с больной подругой - пациенткой Свияжского специнтерната оборвалась в начале восьмидесятых годов.. Старинное зеркало, некогда отражавшее облик прелестной озорницы Царскоселья треснуло и распалось на несколько кусочков. В них, тех кусочках, еще мелькнули раз – другой таинственно - строгий силуэт некой настоятельницы польского православного монастыря, приезжавшей в СССР по приглашению самого И. Сталина и слушающей в Большом театре оперу «Иван Сусанин»; и расплывчатый абрис столетней Наталии Белиходзе, только недавно заверявшей весь бывший СССР в своей истинной принадлежности к Романовской династии. Но мелькнули как - то неуверенно, отстраненно холодно, в них уже не было полноты жизненного рисунка. Не было некоей Судьбы. Пусть лишь - похожей на чью – то другую, пусть искаженной чужою болью, но все же - Судьбы. Той, что так властно присутствовала, к примеру, в изломанном, странном, страшном начертании круга земного Анны Андерсон и Надежды Ивановой – Васильевой…. Да и самой Анастасии Николаевны Романовой, «прелестной лилии из рая Царскоселья…».
 
Эпилог.
 
Авторские размышления.
 
1
Легенда о чудесном «воскрешении» младшей Дочери русской Императорской четы получила право на жизнь почти в самый момент ужасной гибели Царственного ребенка. Некоторые исследователи и историки твердо указывали на то, что Цесаревна Анастасия и даже Цесаревич Алексей могли уцелеть, поскольку пресловутая «расстрельная комната» была слишком мала и темна, в ней в минуты казни царил полный хаос, и трудно было различить что то в пороховом дыму. Анастасия могла упасть, ее могло накрыть чье то тело, в конце концов, ее мог защитить корсет и пояс с нашитыми внутрь бриллиантами и изумрудами – остатками драгоценностей семьи. Кстати, этим - то бриллиантовым поясом и объясняли свое чудесное спасение все лже – цесаревичи и лже – цесаревны, появившиеся вскоре после расстрела пред очами безмерно жаждущих чудесного воскрешения!
Все, конечно, могло быть и так, но почему то верится в сие - с трудом. Я снова и снова упрямо перечитываю знаменитую записку Юровского, помещенную в различных изданиях:: и солидных исторических исследованиях и обстоятельных беллетризованных биографиях, какою, например, является книга Г. Кинга «Императрица Александра Феодоровна». Привожу отрывки из нее:
«Романовы, ни о чем не догадывались. Комната была пуста. Александра Феодоровна спросила: «Что ж, и стула нет? Разве сесть нельзя? Юровский распорядился принести два стула. На один села Государыня, на другой – Государь, державший на руках больного сына.* (*Алексей перестал ходить в результате кризиса болезни, настигшего его еще в Тобольске. Играя снежками, он неудачно упал с ледяной горки и сильно повредил больной коленный сустав. О том, что Алексей последнее время не мог ходить и Император носил его на руках по саду и комнатам, свидетельствуют члены команды охраны и Пьер Жильяр в своей книге!– С. М.). За ними, чуть в стороне, встали четыре Великие княжны и прислуга, во главе с доктором Боткиным.. Стрельба продолжалась минуты две Император и его Супруга были убиты сразу, четыре Великих княжны с плачем кинулись друг к другу. Пули отскакивали от стен, и одной из них была убита Великая княжна Ольга. Остальные Цесаревны с криками и мольбами забились в угол. Палачи набросились на них, стреляя и нанося колющие удары штыками. Штыки не могли пронзить корсетов и истерзанные княжны, залитые кровью, затихли лишь через несколько минут.» ( Г. Кинг. Указ соч. Стр. 429 - 430. Личное собрание автора статьи.) Трупы завернули в простыни с их же кроватей и погрузили в грузовик: «Фиат», стоявший во дворе. Мотор его работал, по приказанию Юровского, чтобы заглушить выстрелы в подвале. Страшный груз повезли в Коптяковский лес, к урочищу «Четыре брата», но на половине пути грузовик застрял в грязи, свернув не в ту колею. Убитых Романовых решили перенести на телегу, что плелась следом. Юровский вспоминал: «Сейчас же начали очищать карманы – пришлось пригрозить расстрелом и поставить часовых. Тут и обнаружилось, что на Татьяне, Ольге и Анастасии были надеты какие то особые корсеты. Решено было раздеть трупы догола, но не здесь, а на месте погребения»..
 
 
2.
…Местом же «погребения»* (*Каков цинизм «расстрельщиков»! – С. М.) послужила отработанная шахта, каких было предостаточно в Коптяковском лесу. Сложив в сумку описанные Юровским драгоценности, трупы туда и опустили, а чтобы взорвать шахту – могильник, бросили на ее дно гранаты. Но стенки шахты не обрушились. Тогда трупы несчастных просто забросали ветками деревьев и вернулись в Екатеринбург, решив следующей же ночью перепрятать их в более надежном месте.
В ночь на 19 июля 1918 года Юровский с помощниками вновь приехал к заброшенной шахте. Тела с помощью веревок вытащили наверх, опять погрузили в «Фиат», повезли по дороге вглубь леса. Но «Фиат» снова увяз. Солдаты, переругиваясь, тщетно толкали его, но потом, все – таки устав, просто решили захоронить тела поблизости.
Развели большой костер, в котором уничтожили остатки одежды убитых. Тела же облили серной кислотой и, обезобразив до неузнаваемости, забросали землей в неглубокой яме у самой дороги.
Заметим здесь, что Юровский ни слова не говорит о количестве трупов, но твердо называет Анастасию в числе тех, на ком был обнаружен бриллиантовый «хранительный» пояс. Значит, она была среди мертвых тел, а не живых?
Но почему же тогда эксперты, работавшие в 1992 году под руководством доктора медицинских наук Владимира Плаксина, на этом втором, окончательном могильнике в Екатеринбурге, при обнаружении скорбных останков, высказали осторожное предположение, что в захоронении возле дороги в Коптяковском лесу отсутствуют два скелета – Цесаревны Анастасии Николаевны и Цесаревича Алексея Николаевича? Что дало повод оживить давние загадки и гипотезы, искать новые объяснения старым легендам? Все дело в том, что Юровский и сам подвел потомков к рождению таких сомнений, случайно обмолвившись, что два трупа из одиннадцати пришлось сжечь отдельно, в другом месте, якобы, по желанию разъяренных и усталых солдат, что толкали грузовик и тяжелую подводу с телами по грязи. Об этом, в частности, упоминает в своем драматургически - историческом расследовании «Николай Второй. Жизнь и смерть» Э. Радзинский.
3.
Но, постой, читатель, может быть, Юровский просто все выдумал о двух трупах, сожженных отдельно? Чтобы таким образом просто обезопасить себя от гнева начальства? А что, если ночью 19 июля 1918 года солдаты просто-напросто не смогли вытащить из полузатопленной грунтовою водою шахты все 11 трупов и два из них остались лежать на дне? Причин тому, думается, было много: темнота, обрыв веревок, да и, наконец, наплевательское отношение к заданию солдат, готовившихся внутренне к бегству - к городу подходили белые и чехи? Когда же трупы пересчитали, снимая их с застрявшего грузовика на подводу, то хоть и обнаружилась жуткая «недостача», но возвращаться за телами никому не захотелось! Вот и написал Юровский, что еще два тела сожгли в другом месте, раньше, тем самым, дав в руки не только любителям, но и профессионалом клубок сложных версий, догадок и гипотез.
Споры о возможности спасения Анастасии или Алексея не умолкают и до сих пор. Но ни одна из легенд «воскрешения» не выдерживает критики. Взять хотя бы историю Надежды Ивановой – Васильевой. Ее еще никто не анализировал, кроме журналистки Е. Светловой, напечатавшей в газете «Культура» обширный очерк «Дело о мертвой царевне». Я попытаюсь подвергнуть исследованию лишь некоторые факты из него, не касаясь строгостью анализа ни стиля очерка, ни профессионального уровня подачи очередной сенсации – именно эту задачу преследовала, на мой взгляд, Елена Светлова
4
Итак, факт первый. Два письма Надежды Ивановой – Васильевой – к Екатерине Павловне Пешковой и Грете Янсон. Вызывает сомнение не само написание писем, а то, что Цесаревна Анастасия Николаевна (если это действительно была - она!) могла лично знать адресатов.
Между тем, приведенная переписка подразумевает как бы непременный факт личного знакомства (обращение к адресату, стиль, манера писем.)
Но Екатерина Павловна Пешкова совершенно не была вхожа в придворные круги в бытность Анастасии Романовой в Петербурге - Петрограде, а во времена широкой известности Екатерины Павловны в 1918 – 1920 - ых годах, как политического деятеля, Великой княжны не было в столице, да уже и вообще – на свете. О деятельности Е. П. Пешковой таинственная узница психиатрической лечебницы могла узнать только из газет, но давали ли их ей, находящейся на принудительном лечении, почти под стражей?! Вопрос риторический.
 
Еще одно. Анастасия Николаевна, будучи еще несовершеннолетней к моменту последних лет царствования своего Отца, не посещала вечерние посольские приемы, а потому и - не могла быть знакома с сотрудницей шведского посольства Гретой Янсон. Мне также, к сожалению, не удалось найти имя Греты Янсон в списке лиц как - то соприкасавшихся с Императорской фамилией. (Впрочем, может быть, я просто не располагаю достаточным количеством данных.!) Но, повторю опять же, - зная строгие правила этикета, которые царили при русском Императорском дворе, трудно допустить, чтобы несовершеннолетняя Цесаревна могла общаться и переписываться с незнакомыми ей особами, пусть даже и обладающими определенным дипломатическим статусом. Значит, всерьез письмо «Царевны» к таинственной Грете Янсон принимать нельзя!
 
Факт второй, подтвержденный многочисленными воспоминаниями.
Великая княжна Анастасия никогда не владела немецким языком в таком совершенстве, чтобы писать на нем письма. В больничной же карте Н. В. Ивановой – Васильевой сохранились обширные письма на немецком языке. Кому они принадлежат? Графологической экспертизы почерка таинственной узницы не проводилось.
 
Факт третий, и самый важный. Уже упомянутые нами воспоминания Надежды Ивановой – Васильевой о том, что во время расстрела, царь и его сын стояли под стеной, а женщины - сидели. Цесаревич Алексей к моменту расстрела совершенно не мог ходить. В подвал его принес на руках отец. При всех разночтениях записки Юровского - стул мог быть принесен и Цесаревичу Алексею, и он мог сидеть на нем один, а Император встретил смерть стоя, – не меняется основной смысл упрямого факта - доказательства: Цесаревич Алексей физически не мог стоять под стеной во время расстрела! Таким образом, «мельчайшие «документально верные» детали расстрела царской семьи в Ипатьевском доме документально – не подтверждаются!
 
5
Но кто же тогда таинственная узница из Свияжского специнтерната??! Боюсь, что это так и останется загадкой. Выдавать себя за Цесаревну Анастасию могла особа с тяжелой формой острого психически – параноидального бреда или шизофрении. В этом случае, как известно из специальной медицинской литературы, часто у пациентов наблюдается раздвоение личности, и вот, вторая часть сознательного, личностного «я» как бы исполняющая роль, «живущая» в чьем то образе, сливается с ним, образом, столь талантливо, что трудно провести границу между подлинным и придуманным, настоящим и самовнушением, больной фантазией и реальностью!
Таким образом, Власть предержащих могла испугать в Надежде Ивановой – Васильевой, прежде всего, именно цельность ее второго,
«ролевого», шизоидного образа – образа ни много ни мало! – младшей дочери русского Царя!
Ведь в Стране Советов становилось все меньше и меньше живых свидетелей, современников. Попади Надежда Владимировна Иванова - Васильева на волю из каземата психушки, вырвись она на свободу, тогда, кто знает, может быть. ей, и действительно, нетрудно было бы увлечь своими рассказами о бытие и мученичестве Венценосной семьи уже не только священника скромной церкви в Ленинграде, но и других? Семена бы упали на благодатную почву. Проверять правдоподобие и точность ее мемуарных деталей в рассказах – вряд ли стали бы.
Читатель убедился в этом на примере статьи Е. Светловой.
Здесь, кстати, вспоминается еще одна, весьма правдоподобная и яркая легенда, сочиненная, сыном Лаврентия Берии, Серго Берия, о том, что однажды в Большом театре, на представлении оперы «Иван Сусанин» (« Жизнь за царя») он видел своими глазами выжившую Анастасию Романову, настоятельницу крупного православного монастыря в Польше, приглашенную в СССР, самим Иосифом Сталиным.. Красивую и трогательную легенду эту Серго Берия – весьма талантливый, экспрессивный писатель - мемуарист - сочинил, наверное, специально для того, чтобы добавить в образ державного коршуна немного обеляющей, «рыцарской» краски… Но получилось ли это? В романтически – благородную сагу о воскрешении последней Цесаревны мало кто поверил, ибо к моменту выхода книги Серго Берия *(* «Мой отец – Лаврентий Берия» М. 1994 год. – С. М.) страшная и трагическая тайна захоронения в Коптяковском лесу уже была раскрыта в деталях.. ....
 
6.
Может быть, в такой саге нуждались те, кто был близок к окружению Властителя? «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман…» - как говорил великий Поэт…
Тогда, может быть, и судьба Надежды Ивановой - Васильевой была всего лишь началом или продолжением какой – то очередной легенды, трагический финал которой Вершители Судеб в режимном концлагере Советов никак не могли предугадать, а мы – разгадать?? – задаю я еще один риторический вопрос. Не читателям. Самой себе. И не ищу на него ответа. Я уже не могу найти его в треснувшем зеркале Истории, затянутом кисеей Времен…Хотя, появляются все новые книги и, возможно, работа над документами, версиями, зеркальными загадками образа маленькой "Лилии Царскоселья" будет продолжена в ближайшее время.
________________________________________________________
февраль 2005 - май 2007 года. Макаренко Светлана - Princess.
Член МСП "Новый современник".
 
*В написании второй части данной новеллы автором использовались материалы личного веб – архива, книги Р. Месси «Николай и Александра». М. изд – во «Интер – Пракс. 1990 г., книги А. Низовского "Русские самозванцы". М., 1999, C. 368-385, а также – многочисленных статей и публикаций в периодической печати.
** Даты установлены в соответствии с новым стилем.
 
***Точка зрения автора может совершенно не совпадать с точкой зрения читателей.
Copyright: Светлана Макаренко (Princess), 2007
Свидетельство о публикации №135664
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 05.05.2007 12:50

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
Злата Рапова[ 05.05.2007 ]
   Уважаемая Светлана! Вы прекрасно и цельно все изложили. Сумели связать воедино то, что еще никому не удавалось сделать!
    Успехов Вам!
   Жду Ваших новых работ на эту тему.
    С уважением, Злата Рапова.
Уваркина Ольга[ 06.05.2007 ]
   Милая Светлана! Это замечательное эссе, как по стилю написания, так и по интригующей информации, которую Вы сумели донести до читателя! Успехов Вам! Пишите ещё. Читаю с удовольствием. Ольга.
 
Светлана Макаренко (Princess)[ 07.05.2007 ]
   Спасибо всем, кто прочел, а Вам - особое спасибо, дорогая Ольга Александровна.

Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта