Часть первая.

 

________________

Свет фонарей в жидкой тьме мегаполисной ночи... из-за него постоянно ощущаю розово-желтый световой ветер в голове. Может, просто температура?

 

Я не помню цепи событий, приведших меня в это место. Момент осознания себя здесь начинается с мысли: я – женщина, найденная мужчиной.

 

На мне метка, и каждый расшифровывает ее как «моё», но подлинное значение сокрыто, и хорошо, что так.

 

Мне кажется, она прикрывает дыру в спине между лопаток, и если метку чуть сдвинуть, откроется подобие дверного глазка. Розово-желтый ветер в голове подсветит картинку изнутри. Там ребра или каркас? Вены или провода? Мне не заглянуть…

 

Иногда задумываюсь над своим происхождением.

Возможно, я выросла из семечка - розовой бусины - брошенной в трещину желтого суховатого грунта.

А может, меня выдохнул Стеклодув.

А может, я – голем с табличкой во рту, и, если табличку никто не подменил, то на ней изначально написано «любовь", но кто, кто создатель голема?

 

Здесь очень смутно ощущается течение времени. Я играю: закрываю глаза и скоро перестаю быть. Нужно лишь слегка приоткрыть рот, чтобы перформанс поцелуя начался сразу, как только поползёт в стороны тяжелый занавес ожидания, и Звездочет - так зовут мужчину нашедшего меня - приблизит свое лицо.

 

А вчера я слушала произносимые слова как просто звуки. Но конвертировать звуки в знаки не получилось.

 

Вчера Звездочет, стащив с головы островерхий, как у волхва, колпак, прогуливался со мной по черным улицам, рассказывая о тайне привязи любой кривой линии к кресту абсциссы и ординаты - как странно обнаруживать тайны в давно известных вещах.

 

И вот тогда я попыталась услышать: не кроется ли тайна в звучании слова?

Но на слух, абсцисса похожа на слово «абсцесс» гораздо больше, чем свет фонарей на слово «флегмона».

Ордината похожа на ординарность.

"Значит, любая извилистость - всего лишь воспаленная обычность", - подумала я. Нет, конвертировать звуки в знаки - нелепо, я так еще больше запутаюсь.

 

Перформанс изгиба любой линии мог бы рассчитать Звездочет, но его не пустят в здешнюю Академию без островерхого колпака. А тот унесло речным ветром за три моста, когда тонкие пальцы Звездочета прочертили бороздки в моих волосах: восемь симметричных линий от висков к затылку. В тот миг пространство уподобилось черному бархату фона для перформанса белого мима - Луны. Луна понудила Океан исполнить шоу "прилив-отлив". Время зависло заглючившей программой.

Reset.

............................

 

Иногда лицо в зеркале кажется мне знакомым. Думаю, его линии в каком-то из миров уже были просчитаны Звездочетом.

 

Когда он светит бирюзовым взглядом мне в лицо, его губы шевелятся в припоминании древних формул. Восстановленные кванты памяти он передает мне - рот в рот.

 

Я хочу посмотреть в себя глазами Звездочета сквозь дыру в спине.

Мне нужно повернуться к нему спиной. Спустить с плеч тунику. Обнажить метку между лопаток.

 

Пусть приникнет бирюзовым глазом к тайне.

Насмотрится и расскажет мне.

Насмотрится и нарисует провокации знаков на полусферах груди.

Возьму зеркало, чтобы прочесть их, и не различу ни одного.

Пусть передаст мне знания рот в рот.

И розово-желтая флегмона моей муки омоется в свете фонарей.

 

Фонари по всей рампе огромного города-сцены.

Помню, кто-то сказал мне про кастинг.

Поэтому, я тут.

_____________________

Часть вторая.

 

У Звездочета каждая ресничка – курсор, который можно навести на меня.

 

- Скажи мне, - раздумчиво произносит он, - откуда ты берешь слова, Женщина? Я долго смотрел в тебя сквозь неровный глазок между лопатками. Внутри тебя - молчание.

- Молчание? Это слова со знаком «минус» - те, что не были сказаны.

- Нет. Молчание внутри тебя – отказ вынашивать слова. Мысли свободно проходят сквозь тебя, не окрашиваясь ложным цветом суждения.

- Я устала, - говорю я, - можно об этом позже?

______

Откуда я беру слова?

Когда-то - давно – во мне жили целые колонии их. Но однажды поднялся сильный ветер. Ветер с севера. Одновременно у меня появился стигмат - та самая метка. Появился в точке, откуда бы мог выйти кончик копья – того, что вошло под ребра Искупителю - случись стражнику ударить сильнее.

 

Стигмат открылся - так открывает проход отжатая клавиша саксофона - и сильный ветер вывел колонии слов из меня, как какой-то мальчик - крыс …

Внутри стало тихо. Я осталась без штаммов готовых штампов. Стало нечем говорить. Молчание.

 

С тех пор не хочу впускать в себя эти полые формочки выветрившихся смыслов. И розово-желтый ветер во мне создает обратную тягу. Я - больше не воронка, засасывающая знания в корпускулах слов. Мой ветер стремит равнообратную спираль, творя тишину и молчание. Ноль слов внутри, ноль.

____________________

 

Я бы хотела промолчать на вопрос Звездочета, но не могу - он ждет ответ.

 

- Откуда ты берешь слова? – напоминает он вопрос, и поправляет мне жетон метки.

 

- Снаружи постоянно творятся мистерии, слышишь?

 

Зрачки Звездочета расширяются.

 

- Мистерии слов, желающих быть сказанными, совершаются беспрерывно. Я просто высвобождаю их от побегов плюща, от напластований глины, от удушения арфовой струной…

Освобожденное слово живет совсем недолго.

Оно распадается в доли секунды, и потому велик искус поглотить его, как Кронос своих детей…. Для меня же искуса нет: ветер во мне не позволяет ни одному слову войти, но толкает меня на перформанс с ним. Я устраиваю ритуал, ведомая наитием ветра. А реальность сама творит мгновенный слепок с этого действа. Так получается текст.

 

Но само слово свободно повести себя дальше как угодно ему, понимаешь? Оно свободно отречься от случившегося текста. Как свободно и прильнуть, оставшись в нем навек. И я не могу ничего с этим поделать, и никто не может…

 

Я радуюсь, когда они предпочитают остаться, но мне кажется это не сами слова, а их следы, оставленные мне в память о нашем перформансе, - я делаю паузу, перевожу дыхание и говорю невпопад:

Знаешь, как я называю тебя в мыслях? "Астр". Ты - Звездочет-Астроном, ты - Ном и Астр, но "Астр" - это мой выдох от острого восторга поцелуя.

 

- я поцелую следы слов, оставшихся на губах, - улыбается Звездочет, и творит свой перформанс.

 

Мой рот полнится волнами.

 

«Лемниската», - проникает в голову любимое словечко Звездочета.

 

Я помню: этим словом обозначается бантик лежачей восьмерки бесконечности. Плюс бесконечность и минус бесконечность наверное в сумме дают величественный ноль - перформанс вселенского уровня.

 

Выпускаю слово на волю, оставляя себе сладость волн от произнесения: лем-ни-ска-та.

 

Так назывался бантик, которым скреплялся на голове победителя лавровый венок.

Любить победителя сладко. Неважно, что в роли побежденного – я.

 

__________________________

 

Часть третья.

 

Сон, пришедший под утро почти вытеснил тот, другой, захвативший меня в широкоформатный долгий плен ночью ...

 

Но утро понуждало вспомнить и записать произошедшее в ночном сне, а я всё тянула с этим, зная, что каждое слово придется либо отвоёвывать, либо выторговывать, и в любом случае шагать по пустоте духа, без страховки, без посоха, без даже целеполагания, ибо какой смысл в припоминании сна...

 

Кучка скомканных оберточных слов примостилась рядом со мной. Я полна "съеденными" образами из сна, но как рассказать их вкус, если я уже "проглотила" их...

… и только бирюзовые кольца вокруг черных солнц зрачков Астра убеждают меня вспомнить всё.

 

- Определенно, это был перформанс. Я творила во сне некий ритуал, как-то связанный с … шоколадом. Вот, вспомнила маленький фрагмент, и именно фрагмент – сам! - выбрал слово "голем", чтобы поведать о себе.

 

- Итак, передо мной лежал голем. Не знаю откуда он взялся. Возможно, я сделала его сама на практических - ? - занятиях, возможно, мне прислали его в подарок, возможно, он составлял собой мое задание. У голема были ноги… словно из пористого шоколада - такие ноги, но сам он был светел.

 

Раздался голос, повелевающий неким силам прийти на помощь, потому что мне предстояло свершить нечто не деланное прежде. Нечто, очень напоминающее балет, и станцевать партию должен был голем.

 

- Силы привели в движение пространство вокруг меня. Но всё это движение было равнодушно, и это безразличие передавалось мне, и там же, во сне пропал кураж, и подумалось невпопад:

 

«всякий из семени пророков ругается с божеством, пытаясь заставить его взглянуть на людей глазами лучшего, сильнейшего и добрейшего из них же.

И не достигает этого никогда…

Но будучи media-существом, пророк не может повернуться к людям без слов божества в своих устах.

И пророк говорит за бога. Говорит яростно, но ярость эта - попытка устыжения божества, попытка пробиться в него человековостью, шантаж, предъявлялово, провокация - что угодно, лишь бы «достучаться до небес»...»

 

- Думая об этом, я решила отказаться от свершения ритуала и сошла с экрана сна, оставив двухмерного, черно-белого голема с "шоколадными" ногами лежать на мраморном полу.

 

"Божеству всё равно справлюсь ли я с заданием", - поняла я, и тут же вздрогнула от следующей своей мысли: "но невостребованный голем - выкидыш счастливее его..."

 

Обернулась. Шахматная клетка пола едва терпела присутствие голема. Я сжалилась, и, находясь по эту сторону экрана уже, шепнула "балетное" заклинание, шепнула из жалости, не особенно веря, что оно сработает.

 

- Но голем "ожил"! Поднялся над полом в положении "лёжа" и его "шоколадные" ноги исполнили движения, напоминающие всякие "па". Ноги двигались горизонтально, это был "балет" параллельный оси абсцисс, и было не смешно, а страшно…

 

- Потом он исчез. Так исчезает туман. Его словно впитало пространство, с которым он договорился на языке тех чудовищных па... Теперь скажи: это была я? тот голем из сна? я? Это мне нужно договориться с собой, чтобы впитаться в ...

 

Звездочет молчал.

 

- Нынче ночью в твоем сне я попробую побыть им. Спи и смотри. Возможно, ты всё увидишь и узнаешь сама.

 

И была ночь. Я смотрела во сне приключения Звездочета, как смотрят старое безадреналиновое кино…

 

Опять сон черно-белый. Подчеркнуто черно-белый. От него разило категоричностью маятника, не проскальзывающего за пределы крайних точек амплитуды никогда: "только-так, только-так".

 

Но было в нем еще что-то успокаивающее, и проснулась я на мысли, что всегда боюсь больше, чем того требует напряженность ситуации.

 

«Все эти любовные страхи – предчувствие того, что ты переживешь собственную любовь.

Все эти любовные страхи - попытка смоделировать жизнь после того, как теплый розово-желтый свет любви будет изъят из постановки, и партнеры по действу останутся на дощатой сцене в костюмах из крашеной марли, просвечивая несовершенствами тел, и неприятно поражая жирностью грима…

 

Все эти любовные страхи, постигающие при живой еще любви – суть предчувствие ужаса от того, в каком нелепом и жалком виде предстает весь мир, включая нас самих, едва энергия Перформанса покидает сердце…» – так думала я, выплывая из сна.

 

Из сна - безадреналинового - выплыла, однако, с сильным сердцебиением и страхом: Звездочета больше нет.

 

"Его больше нет" - приказала себе, готовясь к стылой голости безлюбовья.

 

А он стоял в изножье кровати, и, казалось, старался вобрать всю меня расширенными воронками зрачков. Две одинаковые меня - по одной в каждом зрачке.

 

Я бы подарила ему одну себя, насовсем, как подарила золотую ладошку - растопыренные лучи пальцев "Стой!"…

что означает это "стой"?

Возможно - "Стой, не подходи!"

Или - "Стой, не уходи!"

а может - "Стой, дальше нельзя!"

*

...протянутая моя - плотяная - ладошка и просьба шепотом "Укуси меня. сильнее. сильнее. так. да. да" …

 

... все прилежные любовные труды рук, ног, глаз, ртов, устьиц, как попытка заполнить пустоту невозможного единения - словно, пока вершатся истовые эти деяния, в эфире ткётся призрак надежды достичь слияния в одно, н е д е л и м о е...

 

перформанс ритуала, заклинающего космос

 

*

да, будь меня две - подарила бы ему одну себя насовсем. Разделилась бы для неделимости.

 

…"бантик" лемнискаты на затылке Звездочета вдруг развязался, лавровый венок победителя чуть поднялся и завис над головой, зазолотился легоньким черновиком нимба.

Шальная лента бывшего "бантика" обвилась петлей вокруг шеи - примеряя моему покровителю эндорфиновое удушение - тут же развилась - скользнула по ребрам - украсила пулеметными лентами крест-накрест, словно на миг нарядила в милитари оси абсциссы и ординаты - упала к ногам - облизнула щиколотки - стреножила - успокоилась на них привычной лежачей восьмеркой…

 

… мне вспомнились ноги голема, свитые как ноги левитирующего йога, "уложенного" на бочок...

 

"он - мой голем, моё задание, он готов им быть, ради просфоровой сладости таблички во рту, на которой написано "любовь" - догадалась я о Звездочете.

 

Вдруг остро возлюбила всю эту мистерию, вобравшую меня, и где-то слышались уже крики вакханок и пахло страстью, и скорым обещанием смерти, собравшейся вобрать и усвоить меня, но медлившей, медлившей...

 

... остановленной протянутой золотой ладошкой Звездочета - даренной мной ладошкой-амулетом…

 

- Я сам, - произнёс мой покровитель, - я сам.

_______________________________________

 

Часть пятая

 

- Послушай, помнишь, я нашел тебя у Дороги?

 

- Я была семечком, упавшим мимо поля?

 

- Нет. Скорее, ты была розовым стеклярусом, ссыпанным в старую пудреницу. Почему-то мне виделась маленькая девочка в коричневом платье с белыми манжетами, подобравшая возле мусорки эту янтарно-желтую пудреницу со стертой золотой розой на крышке…

 

- Девочка принесла в свой унылый дом эту выпотрошенную вещь, хранящую память о прежней роскошной жизни. Вещь протестовала, надменно щелкала крышкой, гордо отбрасывая зеркалом лучи… - продолжила я видение Звездочета.

 

- Девочка робела, и, словно извиняясь перед Пудреницей за несправедливость, всыпала той в плоский щегольской живот стеклянный розовый бисер. Пудреница фыркнула, закрываясь…

 

Мой покровитель, вел меня по проволоке над ущельем времени так, словно сам был моими ногами - шоколадные ноги голема, свитые в подобие восьмерки! Они знали дорогу в мое детство вкуса молочного шоколада - я помнила эту плоскую янтарно-коричную коробку, но кто бы помнил ее кроме меня…

 

- Бисер в мертвой пудренице был твоим первым перформансом. Ты взяла изгнанную уже за пределы вещь и наполнила тем, что у тебя было лучшего - розовым бисером. Наполнила собой.

 

- И что-то передвинулось в природе?

 

- Какая книга у тебя – самая любимая, кстати? – встретил он вопросом вопрос.

 

- «Игра в бисер». Но книга пришла в мою жизнь только спустя восемь лет!

 

- Времени нет, - пожал он плечами, а золотая "восьмерка" на щиколотках тускло блеснула.

____________________

 

Мы стояли у края стеклянного моря.

 

- Я жду энергию заблуждения, - произнес Звездочет.

 

"Значит, Стеклодув существует", - невпопад подумала я, и спросила:

 

-Зачем?

 

- Истина так неприкасаема, что требуется огромная энергия заблуждения, чтобы обозначить ее. Как, впрочем, и счастье.

 

- И любовь?

 

- такая плотная тоска по любви везде, - он помолчал.

 

- люди истово пытаются вызвать любовь, как спирит духов, пытаются выманить ее из тел друг друга.Но это всё - ритуальные пляски, заклинающие божество Любви:

 

"Приди! видишь, как мы тебя ждём! видишь, как мы готовимся и упражняемся, чтобы источить из себя фимиам?

ну да, у нас получается источить струйно и капельно лишь белковый обет, но это всё потому, что ты - Божество, Любовь, не сходишь к нам осиянно, не метишь благосклонным поцелуем в лоб, не утишиваешь душу...оттого мы злы в своей бесплодной нежности, оттого печально-грубы, делано-независимы, жестоковыйны, ибо нас сжирает обида на Тебя - Любовь-не приходящую-к-нам"

 

- А между тем, в миг острейшего со-бытия с чем-то - то есть острейшего отрешения от себя - человек бывает счастлив. Миг. Момент.

Это такое отрешение себя-поглощенность другим-возвращение в себя-и вновь отрешение мерцательно и мгновенно перетекающие друг в друга...Графические пики, вбрасывания себя в космос другого.

Вспомни - именно в такое состояние впадаешь погружаясь в театральное действо, в фильм или ритуал, словом – в некий Перформанс.

 

- Любовь - это перформанс? - почти не удивилась я.

 

- Любовь - это Причастие Отречению, приобщение космическому действу, столь мощному, что на миг человек перестает существовать в одном пространстве со своими бедами и заботами – всем, что он притянул самим собой - перестаёт ощущать себя в момент со-бытия с другим человеком. Двое исторгаются из мира могучим дыханием Стеклодува, и летят над Стеклянным морем насколько хватит энергии Заблуждения…

 

- Мы разобьёмся? - догадалась я.

 

- Нет. Стекло – горячее и мягкое, и светится розово-желтым шлейфом кометы. Как только иссякнет энергия, мы просто вернемся в море. Просто вернемся домой.

 

Звездочет шагнул мне за спину, тронул жетон метки между лопаток.

 

- Приросла. Почти вплавилась в кожу. И знаки стерлись – не различить.

- Значит, мне больше не нужен стигмат, - улыбнулась я.

 

…Пальцы Астра покрывают меня легчайшими отпечатками

влажными пометами рта множатся улики любви на моем теле –

некогда ссыпанный в мертвую вещь стеклярус вдруг оживает веселящими пузырьками в крови –

веселый бисер стеклянного моря бунтует под кожей -

теплое дыхание у меня на шее – это уже Стеклодув? Или еще Астр?

 

…Он отдаёт свой светлый якорь моей вагине – якорная цепь свита из золотых лемнискат – еще успеваю обласкать пальцами янтарные мега-виноградины яичек – и яркая темнота уносит нас прочь…

 

…не в силах отличить полет над Стеклянным морем от возвращения в его плавильню, в которой растворится

голем моих твердынь и страхов,

цифры и графики Звездочета,

плавкие слепки текстов,

и намоленные амулеты,

и павшие при дороге семена,

и метки-стигматы,

и неметательный бисер,

и весь невидимый мир,

и самые помыслы Стеклодува,

и дивная энергия Заблуждения – всё из одного и всё к одному, чтобы в каждый следующий миг взмыть в новом перформансе.

 

Кто-то сказал мне про кастинг. Поэтому я тут.