Каждый день он выходил из дома без четверти семь. Без пяти он был у переезда. Там выкуривал последнюю сигарету из пачки ¬– смятая в комок упаковка щелчком отправлялась в мусорный бак – дожидался семичасового экспресса и, пропустив длинную серебристую ленту, шел дальше – в маленькую конторку, филиал управления единой транспортной системой.

Его звали Макс Диев, он был рядовым техником, железная дорога воплощала всю его жизнь: вот уже тридцать семь лет, каждое утро начиналось для него с пронзительного гудка. Поезда, проходящие всегда мимо, заменяли будильник и ему, и доброй половине населения поселка.

Но сегодня, привычно откинув чуть вытертую картонку ногтем большого пальца, он не увидел последней, свободно перекатывающейся внутри сигареты.

Пачка была пуста.

Макс сокрушенно вздохнул. Разом вспомнилась вчерашняя размолвка с Лерой, подумалось, вряд ли что у них выйдет. Слишком уж часто они ссорились – дважды за одну только неделю. Еще ни одна девушка не нравилась ему на столько и не раздражала его так.

Однако пачка была пуста, электронные часы над кассами показывали без пяти семь, а уходить, не выслушав длинного перестука колес "Семичасового", не хотелось. Чудилось, стоит нарушить еще и этот, годами утвержденный ритуал, и жизнь никогда уже не наладится. Конечно, это смерть матери подкосила его: взгляд утратил долю холостяцкой беспечности – одиночество, подступившее резко, пугало.

Крутя в пальцах пустой коробок – ноготь щелкал о картонное ребро – Макс прошелся взглядом по перрону. Подчеркнуто ухоженный – поезда всегда проходили мимо – и безлюдный. Огромный рыжий пес, дремавший на еще слабо освещенном солнцем пятачке, и тот не мог составить ему компанию: лапа, прикрывшая черный влажный нос, чуть дорожала, дергалось разлохмаченное ухо – собака видела сон.

Макс подошел ближе, присел на скамейку рядом – пес дернул лапой в последний раз, но не проснулся. Опершись локтями о колени, Макс подпер подбородок кулаком, пустая пачка едва не падала из другой ладони.

Лера была моложе его. Не девочка, но двадцать один год на фоне его тридцати семи… Такая разница манила и пугала одновременно. Временами ему хотелось найти женщину на третьем десятке, разведенную, и лучше – с ребенком. Удовлетворенную и не требующую особого внимания. Макс готов был платить ежемесячную дань в большую часть хорошей зарплаты. Он подозревал, что Лера обойдется ему во много дороже. И речь шла не только о деньгах. Его зеленоглазая девочка была на редкость стервозна. Он невольно усмехнулся, вспомнив. Первая размолвка вспыхнула на третий день знакомства, когда он впервые привел ее в дом.

Полутемная гостиная неприятно поразила ее. Растрепанные томики биографий знаменитых актрис, конфетные фантики, аккуратно расправленные и разложенные на столе как пасьянс, очки в толстом кожаном футляре и специфический запах, пропитавший каждую вещь – запах старого человека. Она развернулась и ушла, не сказав и слова. Он тщетно звонил ей весь вечер и только утром, за "корпоративным ланчем" в маленькой кухне их офиса, она отчитала его по полной. Эта стычка обошлась ему в возню с ремонтом, а следующая – с разницей всего в день – произошла уже на территории Леры.

Хлопотливая хозяюшка приняла его по высшему разряду, была мила и внимательна. Шикарный ужин при свечах усыпил бдительность Макса, а очаровательное смущение Леры слишком откровенным платьем окрыляло. Небо в тот вечер сверкало алмазами.

Наверняка она тоже подумала так, когда, проводя тонкими, холодными пальцами по его груди, спросила, не заслужила ли его малышка маленький сюрприз.

Сцена, последовавшая за этим, могла бы его оттолкнуть... Если бы Лера не была так прекрасна в своей гибкой, по-кошачьи шипящей ярости. Обнаженная, она швыряла его вещи, и он подбирал их, ошарашенный и завороженный.

Выставленный за дверь босиком – ботинки вылетели в окно через минуту – он достал из пачки и выкурил последнюю, утреннюю сигарету. Яркий огонек тлел по сравнению со сжигавшим Макса желанием. Когда, спрятав руки глубоко в карманы, он развернулся идти домой – два квартала по ночному городу – воля его сгорела дотла, и пепел ее смешался с пеплом докуренной до фильтра сигареты.

Пес чихнул.

Макс вздрогнул. Поглядел на собаку – задняя лапа ожесточенно скребла разлохмаченное правое ухо, левое приподнялось, ловя нарастающий гуд.

"Семичасовой" – Макс поднялся рывком, встряхнулся, сбросив на миг вчерашнюю суету, прикрыл глаза ладонью, защищаясь от блеска солнца, отраженного в лобовом стекле кабины стремительно приближающегося поезда. Ухмыльнувшись, Макс развернулся, зашагал по перрону в направлении движения, чтобы хоть ненадолго почувствовать тугую волну раскаленного до бела воздуха, бьющую в спину, миллионы километров, сжатые в кулак, когда в дробном перестуке услышал вдруг непривычное.

«Семичасовой» останавливался, пронзительно скрипели тормозные колодки, и на табло, где еще секунду назад тускло-зеленые цифры вели мерный отсчет времени, ярко горело «Семичасовой».

"ЧП", подумал Макс, останавливаясь – воздух мягко толкнул в плечо, и постепенно замедляя ход, поползла мимо длинная серебристая лента вагонов. Клубы желтого дыма вырывались из-под колес локомотива. Поезд остановился достигнув конца платформы. Макс прибавил шагу, увидев, как спрыгивает из кабины человек в зеленой форменной куртке и фуражке, и побежал, когда тот присел, сразу скрывшись в ядовито-желтом дыму.

Машинист, вскрыв контрольную панель, щелкал тумблерами. Сквозь кислотно-желтое, раскаленное марево, идущее от локомотива, панель мягко светилась ровными зелеными огоньками.

– Все в порядке? – спросил Макс, и так уже сообразив, что все в порядке.

– Отлично! – Машинист захлопнул крышку, потирая руки, поднялся. – Работает точно… как часы!

Он рассмеялся, на кирпично-красном лице под седыми усами сверкнули белые зубы, голубые глаза смотрели насмешливо. Макс почувствовал смутное раздражение, оглянулся на станцию – на табло все так же горело: «Семичасовой». Глянул на запястье – семь ровно, и стрелки стояли, как вкопанные.

– Ваше сравнение на редкость… неудачно. Я работник единой транспортной системы. Остановки на станции предусмотрены лишь для поездов специального назначения. Вам лучше пройти в кабину, диспетчер должен связаться с вами. Вы можете объяснить свою остановку?

Машинист провел ладонью по серебристому боку локомотива.

– Теперь, сынок, это не мои проблемы. – Улыбаясь, он пошел вдоль вагонов, заглядывая под колеса. – Я привел поезд… на свою последнюю станцию…. Видишь ли, – он присел на одно колено, запустил руку под корпус вагона, взгляд его стал сосредоточенным, – сегодня мой последний рабочий день, и я не поеду дальше.

– Как?

Макс опешил. Рука машиниста вынырнула из сплетения патрубков. Машинист вынул из-за пояса промасленную тряпку и принялся стирать с ладони жирное серебристо-серое пятно. Протер и бок вагона, который запачкал нечаянно.

– Видишь ли, – Поднявшись, он снял зеленую, с черным надтреснутым козырьком фуражку, рукавом отполировал серебряный значок железнодорожника, – теперь Машинист – ты.

Он надел фуражку на Макса, и та пришлась как раз в пору.

Макс сдернул её.

– Вы соображаете, что вы несёте?! Через, – он снова глянул на запястье и выругался зло, – дьявол! Не позже, чем через десять минут пройдет курьерский! О чем вы только думаете?!

– Мальчик, – старик взял его ладонь, и Макс вздрогнул, почувствовав прикосновение горячих, промасленных пальцев, – просто скажи мне, где она жила все эти годы, и где ты похоронил её.

…

– Зелёная улица, два…. Старое кладбище, она купила себе место там… Давно еще…

Старик улыбнулся, горячие пальцы чуть сжали ладонь. Развернувшись, он зашагал по направлению к городу, снимая на ходу куртку.

– Куда мне вести поезд?! – крикнул Макс.

– Вперед! – ответил старик, закидывая куртку на плечо – все время вперед!

– И когда настанет мой последний рабочий день? – прошептал Макс, вертя в руках зеленую фуражку с серебристым значком железнодорожника.

– Когда твой сменщик придет на эту станцию встретить «Семичасовой»! – старик развернулся и, щурясь на высоко поднявшееся солнце, помахал ему на прощание. «Семичасовой» - светилось на электронном табло над его головой.

Макс вспомнил о курьерском и бегом побежал к локомотиву. Рядом с кабиной, стуча о платформу толстым пушистым хвостом, сидел рыжий пес.

– Заходи, – пригласил Макс, и собака прыгнула на ступеньку, завозила задними лапами, карабкаясь. Макс чуть подтолкнул пса. Цепляясь за поручни, медленно поднялся. Оглянулся и, подойдя к управляющей панели, пробежался пальцами по тумблерам и рычагам, собака села у ног. Солнце било в поляризованные стекла. Надев фуражку, Макс медленно тронул поезд. Послышался удаляющийся перестук сцепок, качнулась и поползла назад платформа, резко, крутой насыпью ухнула вниз земля. Макс вдруг вспомнил, что так и не попрощался со стариком.

Возвещая начало нового дня, пронесся над городком протяжный гудок «Семичасового», а на электронном табло станции высветились цифры: 07.00.01

 

Лера проснулась в семь часов ровно, её разбудил гудок проходящего поезда. «Семичасовой».

Она вспомнила вчерашний секс с Максом и ту сцену, что она устроила ему на десерт. Сладко потянувшись, она спрыгнула с постели, и на носочках подбежала к зеркалу, провела руками по плоскому еще животу, улыбнулась беспечно. Отчего-то у нее было прекрасное настроение в то утро.