Что хочет автор. Литературные конкурсы

Отец ждал сына, мать не могла ему в этом отказать, это же первенец! Поэтому, когда родилась девочка, ее, конечно, назвали мужским именем, но в женском варианте - Владислава. Замечательно! Все довольны: и отец, и дочь, то есть сын. Нормальное имя - Владя. Фамилия у нас без половых различий, одинаковая для мужчин и женщин.

Бабушке, маминой маме, сначала было все равно, мальчик или девочка - была бы розовая попка в доме и хлопоты, которые к ней прилагаются, но позже обнаружилось, что "девочка похожа на Александру Ивановну", сватью[1]. Это был приговор, теперь меня не любил никто. Даже через тридцать лет, когда вся семья дружно ехала в катафалке хоронить очередную жертву Артемиды, кто-нибудь из знатоков семейной истории, смахнув платком дежурную слезу, пристально вглядывался в мое искаженное скукой лицо и говорил бодрым голосом: "Смотрите, как Владя похожа на покойную Александру Ивановну!" Все поворачивали головы, как локаторы, искали фамильное сходство и, обнаружив его, демонстративно отворачивались в разные стороны, чтобы не видеть. А я всегда в этот момент думал: на кого же я похож, на Александру Ивановну или на покойную Александру Ивановну? Но почему-то стеснялся у них спросить.

Кстати, лицо у меня, совершенно обыкновенное, на подъеме эмоций даже симпатичное, некоторые мужчины, в разное время, просто считали его красивым. В унынии оно становится серым и блеклым, невыразительным. С людьми это бывает, да и с другими животными тоже. (Посмотрите на унылые морды в зоопарке).

В детстве мой пол для меня не имел никакого значения. Я регулярно плавал в огромном бассейне и никогда не боялся глубины, мотался с мальчишками на велосипеде, разбивал локти и колени, сдирал с болячек корки и снова разбивал кожу на этом месте. Правда, иногда терял сознание во время лечения, совсем как девчонка, но как только приходил в себя, снова садился за руль и ехал по ступенькам лестницы, которая вела прямо под колеса автобусов, у них за нашим домом была конечная остановка.

Еще я любил с мальчишками бросать палку в пустую консервную банку, установленную на кирпич, это называлось "играть в пекаря", девчонки таким не занимались. И, конечно, я метал нож в сугубо мужской компании, однажды чье-то "ловко" запущенное сверху лезвие оказалось воткнутым в большеберцовую мышцу моей правой ноги. Надо же было играть с человеком, который даже в землю ножом попасть не может!

В обморок я не упал, ни тогда, когда вытаскивал лезвие из раны, ни тогда, когда выливал в раковину кровь из своей туфли-лодочки. Без сознания лежала в это время моя бабушка, после того, как я появился на кухне и с гордостью продемонстрировал ей торчащий в ноге нож. Старушке оказывали помощь дольше, чем раненому. На другой день, хромая в школу, я гордился забинтованной ногой больше, чем всеми хорошими отметками за год вместе взятыми. Кстати, учился я нормально, я же не дурак.

Проблемы секса меня не беспокоили. Откуда берутся дети, я не знал очень долго, потому что не интересовался этим вопросом, никто и не собирался сообщать мне такие подробности из жизни людей. Мама считала, что соседка Лида просветила ее дочку на этот счет, разузнав все подробно у балерины, другой соседки постарше, которая явно была в курсе. А сам я спрашивать у подружки не хотел - вдруг окажется какая-нибудь неестественная мерзость.

Одна мамина знакомая перед тем, как у нее появился новый мальчик[2], которого раньше не было в природе, ходила какая-то опухшая, недужная. У здоровых людей таких животов быть не может. Когда у ныне покойного соседа-доцента надулся такой же живот, все однозначно определили, что это цирроз печени и долго бедняга не протянет. Я понаблюдал, он, действительно, недолго мучился. А женщины выживают с такими животами! Правильно говорят, что они более живучие!

Никакими "женскими" секретами я ни с кем, даже с мамой, не делился. Было стыдно рассказывать, как однажды вечером, увидев в унитазе чуть не литр крови (как она туда попала, я понятия не имел!), я упал в обморок, не успев добраться до стульчика в прихожей, ляпнулся прямо на пол. Позорище! Хорошо еще, что дома никого не было, повезло.

Я жил рядом со своей семьей, один среди взрослых, которые редко обращали на меня внимание, да и то по каким-то негативным поводам. Они не любили меня так дружно, что я воспринимал это, как должное. (Откуда я мог знать, что к ребенку можно относиться иначе?) Мою несчастную бабушку тоже никто никогда не любил, я бы даже сказал, всегда никто не любил. Видимо, дело в том, что она была первым ребенком в семье, отец ждал мальчика...Знакомая история!

Бабка Александра Ивановна жила одна, без родителей, без мужа, без сына. Попивала крепкие напитки. Холостячка. Стоп. Или холостяк? Это было открытие - бабушка Саша была мужчиной! Ну, конечно, мужское имя, холостяцкая квартира, в которой не было никаких бабских тряпок, книги, скромная кровать, музыка. К родне ходила только поесть. Сына не нянчила ни одного дня, родила и пошла на свою мужскую работу, а ребенка вырастила прабабушка - та точно была женщиной, нянчила все, что под руку попадалось.

Я унаследовал отношение к человеку, которого почти не знал и видел только на фотографиях, где она была абсолютно непохожа на меня ни лицом, ни фигурой: маленькая с большой грудью и крошечными ножками. А у меня ноги огромные, груди (в женском смысле этого слова) практически нет, а плечи широкие. И лицо вообще не похоже.

Судя по рассказам родственников, она была дама веселая. Выйдя на пенсию, она заболела и слегла. За ней ухаживали две сестры, которым она заявила, что не умрет, пока не узнает, откуда Анна Иоановна взялась на русском престоле. Думаю, кто-то из них ей сообщил, не сразу, правда, а через пять лет. И она тотчас умерла, как обещала.

Наверно, я смог бы полюбить ее? Или она меня? Но мы никогда не встречались наедине, без этого любовь невозможна.

Еще я всю жизнь тосковал за дедом, которого у меня не было. Я любил его больше всех своих равнодушных родственников. Вместо них мне хотелось крепкого, заскорузлого, битого жизнью, убедительного, настоящего мужчину. Им мог быть только дед. Но, увы... Мамин отец умер, не дождавшись внуков, другой дед, муж Александры Ивановны, даже отцом не стал, не успел, он был расстрелян без суда и следствия, когда жена была беременна.

А мне всегда хотелось послушать настоящие мужские байки, нюхая дым дешевой сигареты или запах стружки в какой-нибудь мастерской. Что-нибудь о кладбище немецких офицеров в нашем ботаническом саду во время войны; про подземные ходы на территории Зверинца, про озеро на месте нашего дома. Или о том, как по ошибке сварили и съели крокодила в зоопарке. Я бы с удовольствием послушал, как ведут себя космонавты, которые только что свалились с неба на Землю; или о том, как можно от Москвы до Иркутска доехать в автомобиле с разбитым лобовым стеклом или "потерять" в снегу танк где-нибудь на Земле Франца Иосифа. Даже о том, как трактор сбил с ног корову на даче, мне никто никогда не рассказывал. Наш трактор не ездил дальше забора дачного участка.

Мне не на кого было смотреть с удивлением и восторгом, сомневаясь, неужели это правда?! Хотелось вдохновенной человеческой лжи, которую невозможно ни проверить, ни опровергнуть, но можно красиво повторить мальчишкам во дворе. Вокруг была серая правда, угнетающая всякую умственную деятельность и убивающая фантазию. Они еще удивлялись, почему у меня такое тоскливое лицо! Пусть на себя посмотрят. Я удивляюсь, что не засыпаю, когда с ними разговариваю.

Когда, вскоре после окончания школы, подруги стали намекать моей матери, что девочку пора отдавать замуж, я заявил, что замуж не собираюсь, детей не хочу, и вообще мужиков на дух не переношу. Найдя работу, вполне мужскую, я нормально зарабатывал, а потом поступил учиться в учебное заведение, где большинство учащихся были мальчишки, девицы ничего не соображали в науках, которые там преподавали. Я почти не выделялся из толпы, носил расклешенные штаны из джинсовой ткани, сшитые на заказ на Подоле, настоящие мужские сорочки с пуговицами на правой стороне и бесполые куртки неженских цветов, румынские туфли на шнурках, если бы не едва заметный каблук, тоже были бы мужскими. Голову мою с самого детства украшала скромная стрижка "под мальчика", мама как-то сразу уловила суть, но, наверно, боялась признаться себе в этом, или потакала отцу, который все еще тосковал за сыном, совершенно не интересуясь жизнью дочери.

Фигура моя, как вы знаете, была не слишком женственной, поэтому такой деталью туалета, как лифчик, я не злоупотреблял. Если кто-то из женщин пытался внушить мысль о необходимости его ношения, я разражался программной речью, в которой высказывал свое, нестандартное понимание проблемы. Звучало это приблизительно так: "Большей дури придумать нельзя! Добровольно натягивать на себя сбрую, которая мешает тебе дышать полной грудью! Бред! Я вам не лошадь! А чулки...Черт с ними, с колготами, но чулки на резинках! Посмотреть в глаза уроду, который это придумал, и убить его в честном бою, на дуэли! Или заставить ходить в чулках. Пусть знает фантазер, что за все в жизни надо платить!"

Дамы со мной, как правило, не соглашались и продолжали носить бюстгальтеры и чулки, игнорируя очевидные неудобства.

А я шел в тир "экзерцироваться стрелянию в мишень[3]" - вдруг пригодится!

Однажды в разгар весны подружка и соученица, Танька притащила к нам в дом свою любовь, просто привела за руку мальчика-одноклассника. Русые волосы крупными кольцами, миндалевидные глаза недобитой лани, розовый нетронутый рот, румянец на гладких щеках в сочетании с широченными плечами и мощными лапами, способными поднять на грудь 90 килограмм, не то, что барышню в 50 кило.

К этому нужно добавить фальшивую игру на гитаре и чтение стихов на французском языке. Все это природное великолепие произвело неизгладимое впечатление на мой неокрепший сенсорий[4]. Дело в том, что вопреки намекам анатомии на то, что я - мужчина, физиология позволяет мне все-таки оставаться женщиной.

Танькин друг с первого же дня знакомства стал моим поклонником и ухажером. Мало кто смог бы удержать на расстоянии от своего тела такой комплекс неоспоримых достоинств, и мне не удалось. Моим родителям мальчик понравился, тем более, когда сделал дочери формальное предложение с цветами и прочей дребеденью. Пришлось выйти замуж и побыть там месяц - другой.

Слава богу, никому в семье не пришло в голову устраивать полномасштабный балаган по случаю бракосочетания, обошлись без голых рук и искусственных жемчугов. Между регистрацией факта бракосочетания в ближайшем ЗАГСе на соседней улице и сходкой родственников по этому поводу, невесте удалось поиграть в футбол на спортивной площадке во дворе со свежим мужем и старой подругой Танькой, исполнявшей роль свидетельницы на свадьбе.

Я всегда подозревал, что подруга моя - тоже мужчина, об этом говорило всё: какая-то "матросская" манера говорить, прихлопывая собеседника по спине огромной рукой, занятие фехтованием, ежедневный изнурительный бег, некая восточная борьба с задиранием ног выше головы, тысячи пустопорожних приседаний в горячей воде с целью уменьшить объем бедер. Наконец, вся ее грубая, рубленая топором физиономия, небрежно притрушенная сверху соломкой короткой стрижки, подсказывала желающим понять, что дело нечисто.

Кроме того, Татьяна любила прилечь поспать дома у своих подруг, приглашая хозяйку устроиться рядом. Со мной этот номер не проходил, я всегда в таких случаях думал: "Я не гомосексуалист какой-нибудь, я обыкновенный мужчина", и не соглашался, оставляя ее одну на моей девичьей кровати, плотно прикрыв дверь в комнату.

Первая свадебная ночь по техническим причинам просто не состоялась. Утром мой бодрый и свежий жених, то есть уже, вроде, муж, подпрыгнул с раскладушки, где спокойно проспал всю ночь, с интересом просматривая свои мужские сны и не собираясь бороться за свои супружеские права, и отправился на работу. Ответа на вопрос, зачем понадобилось выходить замуж, если ничего в жизни не изменилось, у меня не было.

Не появился он и к тому времени, как мужа забрали в армию на два года. Очевидное преимущество было одно - государство перестало брать с меня налог за бездетность.

Того времени, что юный муж служил в армии, становясь потертым бывалым мужиком с волчьим взглядом и вонючими ногами, мне хватило, чтобы окончить учебное заведение и найти вполне мужскую, хорошо оплачиваемую работу.

В один прекрасный летний день, за три месяца до демобилизации, бравый солдат явился в командировку и за одну ночь ухитрился зачать со мной ребенка, абсолютно игнорируя яростное нежелание второй стороны участвовать в этом жизнеутверждающем процессе. Позже оказалось, что супруг не ограничил посевную кампанию родными полями, а продолжил труды по увеличению народонаселения страны прямо в поезде, по дороге к месту службы, на ходу, возможно даже, на верхней полке. Молодец! Знай наших!

Впрочем, этот факт его биографии стал известен случайно, благодаря появлению девушки (или женщины?), которая пыталась узнать военный адрес солдата, с целью навестить его на полях сражений. Кратко то, что говорила девушка (или женщина?) можно было передать так: дайте адрес, а то мы такие голодные, что нам и переночевать негде. Пришлось накормить странницу, издалека добиралась, из Поволжья, хотя и не вплавь.

Я пил с ней чай, слушал рассказ о том, как и где она познакомилась с единственным и неповторимым героем своего романа, и думал, что девица ничего. Именно ничего. Я, как мужчина, с такой девушкой не стал бы заниматься размножением на большой земле; возможно, где-нибудь в пустыне, на острове, на полярной станции или на подводной лодке, там любая сгодилась бы.

А голодная барышня, уплетала бутерброды и печенье, возбужденно рассказывая свою love story, с интересом разглядывала стриженую голову хозяйки, плечистую, но тонкую, неженскую фигуру, смотрела на грустное лицо, не знавшее косметики. Услышав приглашение переночевать у нас дома, гостья, наконец, спросила, улыбаясь: "А Вы кто? Его сестра?" Ответ был: "Я его жена", хотя хотелось сказать совсем другое, веселое: "Я брат во Христе", но я сдержал себя. Мужчина должен быть сдержанным, тем более дама абсолютно чужая.

Она ведь не знала, что половой гигант из плацкартного вагона, с которым она провела столько светлых часов в Ломоносове, с которым ей было так приятно, и которого она, возможно, полюбила на всю жизнь за несомненные достоинства, (вы же помните - гитара, французские стихи!) был уже два года женат на странной женщине, больше похожей на юношу, которая сидела сейчас перед ней.

Ублажая слух девушки французскими стихами, герой забыл сообщить ей о своем гражданском состоянии или просто не успел, в пылу демонстрации достоинств.

Адрес воинской части с подробными инструкциями и схемами, как туда доехать, обескураженная гостья получила с пожеланиями счастливого пути. Когда соперница ушла, мне стало очень смешно. Я позвонил матери солдата, чтобы развеселить ее. Но свекровь не смеялась, узнав о похождениях сына. Почему? Она любила невестку.

Да, не все в жизни норма, бывает и патология. У нас со свекровью были настоящие родственные отношения. Своей дочки у нее не было, единственный сын вырос двоечником, бабником и баламутом, как и его отец - пьяница, а невестка досталась, цитирую, "умная, спортивная и ласковая девочка".

Мы с матерью мужа поздравляли друг друга со всеми возможными праздниками, делали красивые подарки даже в самые голодные времена, когда мясо было сном из прошлого, а килограмм сахара добывался великим стоянием в очереди. А в сытые времена часто весело болтали за чашкой английского чая с датским печеньем, читали одни и те же книги и ходили вместе в театр. Ко многому мы относились по-разному, но никогда ни о чем не спорили. Не хотели... Никто, и ничто в этой жизни не смогло нас поссорить за 25 лет нашего знакомства. Что это, если не любовь?

А в тот вечер свекровь от страха, что может потерять любимую невестку, взялась за дело: поехала вслед за саратовской барышней, ночью организовала телефонный звонок сына с уверениями и опровержениями, в общем, залатала дыру в семейной жизни. О гостье из Поволжья никто в нашей семье никогда больше не слышал и не говорил. Вот это свекровь!

Не то, что я или моя бабка, Александра Ивановна. Она видела свою невестку крупным планом всего несколько раз в жизни, причем один из них по видеотелефону. Тут не до любви или ненависти, полное равнодушие. И у меня с женой сына - ничего, полное и взаимное отсутствие чувств.

Через месяц после того визита у меня начались настоящие неприятности. Результатом летнего набега неверного мужа стала беременность. "Этот случай злее всех", - как говорил герой мультфильма. Слезами "будущей матери" можно было бы заполнить один из фонтанов Версаля. Глядя на кильватерные колонны беременных женщин, выплывающих из здания женской консультации, я содрогался от отвращения. Представляя, как должен исказиться живот, и какой идиотски благостной может стать физиономия, я ощущал тошноту и бежал рвать в ближайший туалет. От мысли, что ребенок - это hobby на всю жизнь, я терял сознание прямо в городском транспорте, прислонившись головой к холодному стеклу, а, возвращаясь к жизни, оплакивал свою гнусную участь.

Знаю, вы скажете, все изменится, беременность делает женщину терпимее, смиреннее, мягче. Стоп! Женщину! Но не меня, я - не женщина.

Приблизительно в это время вернулся из армии заматерелый муж. Он потемнел, потолстел и поумнел, поступил учиться, (правда, не без помощи родственников). Занимался он днем в университете, а по вечерам, уединялся в ванной комнате с объемным учебником химии, под журчание воды, текущей из крана.

Но наука как-то не давалась ему, потому что между страницами учебника он хранил импортную порнографию, взятую напрокат у друзей. Приходилось брать дополнительные уроки химии, прямо на дому у юной преподавательницы, ночью, но не впрок. То ли она не все знала, то ли у него кровь приливала не к голове, а к другим органам. Если бы ему хватило смекалки переложить фотографии в другой учебник, то, возможно, он смог бы сдать аттестацию хотя бы на "3". Но до этого он не додумался и получил "2", в результате чего был отчислен из студентов в грузчики. Теперь он весело грузил рыбу в ближайшем гастрономе. С химией было покончено навсегда.

Конечно, химия была не единственной его страстью. Еще была любовь к природе. Однажды "в студеную зимнюю пору" бодрый и свежий муж, наевшись рыбы, собрался в лес, за куропатками, в 10.30 p.m., ночью, (для тех, кто не знает английского языка), за бортом -25(С, на нем были джинсы, туфли и кожанка, надетая на нарядный свитер, и никакого оружия, кроме мужских достоинств. Охотник! Через сутки его бросились искать, а когда нашли, для меня он умер, замерз в снегах Килиманджаро, погиб на охоте при невыясненных обстоятельствах.

Свекровь обнаружила его в женском общежитии, где он метался с койки на койку в поисках простого мужского счастья, как Ратмир[5]. Спросите у меня, куда смотрел комендант? Почему не заметил присутствия инородного тела? Потому что тело небольшого роста, круглолицее, пухлое, как женщина. Он всегда чувствовал себя среди юных девиц родным. Им всегда было, о чем поговорить. Не спрашивайте, о чем? Я не знаю. Я не женщина.

Тогда, посреди беременности, мне было не до него. Началось насилие над моим телом. Раньше прочего исказилась грудь. Из маленькой и незаметной она стала какой-то темной и гипертрофированной, избыточной, как у натурщиц или даже хуже того. Куда-то исчезла талия, из-за этого джинсы, пришлось сменить на нелепые трикотажные брюки на резинке, чтобы жесткий пояс не давил на плод и не мешал его всестороннему развитию, в смысле, во всех направлениях.

Оказалось, что у этого деятеля (в том, что это мальчик, я не сомневался) уже есть потребности. Вся моя привычная жизнь пошла насмарку. Матери нельзя было ни бегать, ни поднимать тяжести, ни плавать, как в холодной, так и в теплой хлорированной воде. Можно было только питаться (обратите внимание, что не есть!), прогуливаться с нелепым видом человека, встречающего гостя из-за границы, и регулярно бродить по пахучим кабинетам женской консультации в ожидании декретного отпуска. В связи с беременностью должностные лица запретили мне все производственные излишества, соблюдая закон и полностью игнорируя желание самой работницы.

До беременности я был человеком, а стал биомассой, существующей только ради жизнеобеспечения того, нового, почему-то более дорого всем, чем его мать. Еще не родившись, он бил женщину ногами в живот, не давая покоя ни днем, ни ночью. Это никого не огорчало, наоборот, очень радовало всех, кроме человека, который ощущал себя аквариумом с единственной рыбой внутри.

Эту уникальную рыбу из моих территориальных вод уже очень любили, а я был просто тоннелем, по которому долгожданное чадо попадет к ним в объятия. Некоторые уже придумывали тосты по поводу его прибытия. Впрочем, часть забот о чуде природы, (в том, что это будет чудо, ни у кого не было никаких сомнений), перепадала и мне, моему разбухшему организму. Это очень раздражало. На расспросы о здоровье хотелось в ответ по коровьи замычать, изобразив пальцами рога, но я не позволял себе вольностей, вел себя по возможности прилично, Хотя это было довольно сложно в условиях постоянного давления на мочевой пузырь. (Мужчины, пьющие пиво, поймут меня без пояснений.)

Я все думаю, почему для всех человек предполагаемый важнее человека существующего, уже известного? Я пришел к выводу, что так проявляется всеобщая человеческая мизантропия, от этого веет всеобщим предательством. Хотя чему удивляться, если людям иногда какой-нибудь артист или политик дороже родного брата или сына? Чем меньше о человеке знаешь, тем легче его любить. (Тем более, если его часто показывают по телевизору!) Это я не о детях, разумеется.

Я понимаю, что большинство людей не читали труды Фомы Аквинского, поэтому позволяют себе предпочитать еще не рожденного ребенка его матери. Они просто не знают, что "неродившиеся младенцы не могут быть причислены к людям"[6]. Sic! Это решение церкви, ей в наше время не модно возражать.

Некоторые, кто хорошо учился в школе, могут поумничать насчет гаструлы, бластулы и нейрулы, мол, все, как у людей, даже на экране посмотреть можно, кино про это показывают. Очень хорошо, смотрите на здоровье. То на экране, а то в животе. Родится - поговорим.

А пока имейте уважение к человеку, который согласился исказиться до неузнаваемости ради того, чтобы у вас, господа, в ближайшие пять лет был достойный собеседник. Не допытывайтесь у породілля, кого воно чекає[7] (это понятно, что мальчика!), не трогайте гипертрофированный живот немытыми руками и не спрашивайте, как здоровье, сразу после рвоты или обморока, можете услышать не то, что предполагали. Сидите, и терпеливо ждите вашего выдающегося внука.

Вылупится, тогда посюсюкаете, покажете соседям и друзьям, как он похож на вас, (кому это интересно, кроме вас одного!). Потом будете носиться с ним по поликлиникам, детским садам, школам, кружкам и курсам, пока из вашего чуда, вундеркинда, гения etc не сделают обыкновенного невдаху[8], такого же, как мы все. Терпение, господа, все будет так, как должно быть. А, вероятнее, все будет наоборот, не так, как вы себе распланировали, когда узнали, что дочь беременна, аборт делать уже поздно, а детскую кроватку в интерьер вполне можно втиснуть.

После беременности обычно бывают роды. Рожают обычно в роддоме. Туда меня и отвели по талому снегу в 5 часов утра, после абсолютно бессонной ночи. Все, что там происходило, было совершенно для меня необычно. Это самое нелепое воспоминание "женского" периода моей жизни.

Для разминки с утра пораньше один молодой энергичный доктор решил выяснить для себя вопрос моей боевой готовности. Для этого он вторгся своей огромной лапой, обутой в резиновую перчатку и продезинфицированной спиртом, в то место, откуда ждали появления ребенка, и, видно, ни до чего не докопавшись, сделал вывод, что еще рано мне помогать. Ощущение от его высоко квалифицированного вмешательства было таким ярким и пронзительным, что мне перехотелось рожать вообще, когда бы то ни было и, тем более, сейчас и здесь. Меня положили на кровать и забыли о моем существовании, благодаря чему появилась возможность поплакать от души. Потом стало не до моральных страданий, наступили физические.

Меня бросало то в жар, то в холод. Внутренности вырывались наружу. Голова от боли не только отказывалась контролировать поведение нижних этажей, но временами просто отключалась, появились сомнения, что страдания когда-нибудь кончатся, пусть даже плохо.

В какой-то момент, через несколько часов метаний из гнусного, темного (по причине отсутствия лампочки) туалета на кровать в предродовой палате и обратно, по моим ногам хлынула какая-то теплая жидкость, заливая казенные тапки 46-го размера. Когда мне выдали их в приемном отделении, я понял, что здесь бывают настоящие мужики. Но сейчас их размер не имел значения.

От ужаса и отвращения к извергающейся из моего тела липкой влаге можно было потерять сознание. Сбросив мокрые шкарбаки возле кровати, я оттирал ступни какой-то пеленкой или тряпкой, попавшей под руку. Сообщать об этом инциденте я никому не собирался. Приличные люди о таком вслух не говорят.

Прикидывая, чем можно было бы подсушить тапки, я лежал, слушая невразумительные вопли рожениц, и думал: "Ясное дело - женщины, не могут ничего делать молча. Обязательно надо всему миру сообщить о своих ощущениях. Конечно, больно, ну а терпение на что?" Сам я орать, естественно, не собирался. Это было бы слишком не по-мужски.

Какая-то добросовестная нянька пыталась выяснить происхождение лужи на ее рабочем месте, в туалете. Я избежал разбирательств, сделав вид, что сплю. Но мне было не до сна. Лежать стало невозможно, потому что пространство между ног увеличивалось или казалось, что увеличивается. Сунув туда ладонь, я почувствовал какое-то округление и сел на кровать. Откуда-то взялась вездесущая медсестра, которая еще вечером гоняла меня из туалета, объясняя, что мне туда не хочется, что рожать надо в специально отведенных местах, а не в унитаз. Теперь она призывала меня не сидеть у ребенка на голове, а принять неприличную позу прямо здесь на кровати, поскольку места в родильном зале пока заняты. Меня поразила ее свирепость, не сообразная с юным возрастом и внешностью оступившегося ангела.

Я только собрался аргументировано возразить ей в перерыве между схватками, как женщина на соседней кровати стала звать свою маму, очень громко и эмоционально. Я не мог представить, зачем в 4 часа утра, в больнице может понадобиться мама, тем более взрослой женщине. Неужели не могла подождать до утра? Может, подумала, что помирает, и хотела попрощаться? Держали бы уже на такой случай священника при роддоме, что ли? Не все роженицы знают, что умереть никому не дадут, ни один профессор местной кафедры не допустит такого позора. А романы Толстого в школе читать надо в сокращенном варианте, без страшных сцен неудачных и, тем более, удачных родов, чтобы не смущать юных девиц.

Вопли не утихали еще долго и сопровождались какими-то стонами и жалобами на жизнь. Вместо мамы ей привели акушерку, которая распорядилась немедленно доставить источник шума в родильный зал. Я не успел обрадоваться, что услышу, наконец, ночную тишину, как акушерка решила прихватить и меня с собой, выслушав донос медсестры о моем возмутительном поведении. (Интересно, все падшие ангелы такие мстительные или эта медсестра исключение?)

Меня уложили напротив шумной роженицы, которая продолжала скорбеть о своей участи, игнорируя все призывы медперсонала замолчать и заняться тем, ради чего ее сюда поместили - родами. Поскольку мне от перемещения стало немного полегче, я смог рассмотреть, что мадам лежит на кровати Рахманова во фронтальной проекции ко мне. Не отрицаю, ракурс был очень пикантный.

Когда-то раньше мне было любопытно взглянуть, как там все выглядит у других, чисто из анатомического любопытства. Вы же понимаете, что ни учебники анатомии (с пояснениями), ни порножурналы (без пояснений) ответа на этот вопрос не давали, посещение женской бани тем более (хоть с веником, хоть без)! Интересно, какая часть врачей-гинекологов попадает в эту жуткую профессию из-за такого же любопытства? Узнали, как выглядит, а дальше что? Вот именно!

Хотеть-то я хотел, но не при таких же печальных обстоятельствах для дамы. Что бы вы ни думали, я джентльмен. Поэтому, пытаясь из последних сил соблюсти приличия, я закрыл глаза и погрузился в собственные ощущения. Они были противоестественны и унизительны. Предлагаю считать словосочетание "нормальные роды" кощунством или игрой извращенного ума. Что может быть нормального во время родов?! (Или слово норма, можно трактовать по-разному?).

Люцина[9] не оставила меня своими заботами и акушеры тоже. Все кончилось традиционно. Родился, конечно, мальчик, как все и хотели. Наконец-то, моему отцу было кого любить. По дороге плод порвал матери все, что смог, и внутри и снаружи - большой откормился, почти 4 кило. Доктора подштопали роженицу, сказали, что шили болгарским крестом, и получилось нарядно. Трудно сказать, я не видел, это невозможно ни в какой йоговской позе, да и не очень хотелось, честно говоря. Во время обработки раны йодом, несмотря на обезболивание, мне показалось, что к телу поднесли горящий факел, мир сошелся в одной огненной точке, сердце замерло и в глазах стало темно.

Помню, чуть позже какой-то молодой человек в медицинском халате, видимо, студент-медик, будущее светило гинекологии, весело рассказывал мне какой-то смешной анекдот под вопли крикливой соседки, тоскующей за мамой. Ей так и не удалось хоть кого-то родить за ночь. А меня срочно эвакуировали из родзала в коридор, потому что на мое место привезли женщину, которая рожала в четвертый раз. У нее никаких проблем не было, проблемы были у медиков, потому что в приемном отделении роженице поставили клизму, а до туалета мадам не добралась. Я не знаю, что там происходило, но женский визг и ругань перекрыли ставшие уже привычными вопли моей бывшей соседки и все шумы из предродового отделения.

Мальчик мой в это время уже спал. Наша суета его не интересовала, он решил с дороги отдохнуть, расправить натруженные члены, а потом уже решать проблему питания. Собственно, он и во время родов сильно не шумел, тихий оказался, смирный, не скандальный, весь в маму. Настоящий мужчина.

Последние дни в роддоме прошли весело и безалаберно. В недолгих перерывах между непосредственным кормлением детей и техническим сцеживанием молока мы с соседкой хохотали до слез с утра до вечера. Ночью, вооружившись тапками, мы выходили на тропу войны с тараканами, обитавшими большой и дружной семьей под раковиной. По ночам они носились туда-сюда вдоль стен нашей палаты. Через три дня поголовье прусаков настолько уменьшилось, что нам даже удалось пару раз поспать.

Веселье наше омрачало только одно: сынок соседки, большой любитель поорать, сгоряча прокусил матери оба соска за один день и остался голодным на все оставшиеся дни. Думать надо![10] (А вы можете себе представить, как ей было больно?! Можете? Вы, наверно, женщина. Сочувствую.)

Свекровь моя была очень счастлива. Она организовала мне самые красивые в больнице розы от мужа и снабжала самым вкусным клюквенным морсом в моей жизни. В этом месте мне хотелось написать французские стихи о том, как вся семья собирается и аплодирует, когда родился ребенок. Но сейчас мало кто понимает по-французски. Русский аналог звучит так: "тут и вся моя родня набежала". Всем было интересно вспомнить, как выглядит ребенок, на что он похож. Не увидела младенца только прабабушка, которая заблудилась на соседней улице в поисках нашего дома (вечером ее нашли живой и здоровой, старушка просто забыла, куда шла). Мой крупный мальчик показался родственникам очень маленьким. Спорить не имело смысла, хотя мне было что сказать: раны, полученные во время родов, не позволяли мне нормально сидеть на стуле еще довольно долго. (Больные геморроем поймут меня без пояснений).

Послеродовая пустота в животе оказалась очень приятной, даже лучше, чем ощущение, что сдал сессию на "отлично" и получишь повышенную стипендию на полгода. Легкость, свобода движения, худоба - давно забытые свойства моего тела вернулись ко мне. Захотелось бегать и прыгать, плавать, играть в футбол, и я не отказывал себе в этих удовольствиях. Довольно скоро я снова стал похож на мужчину, на самого себя.

Многие говорили, что я отличная мать. В это понятие входило то, что мой ребенок до года питался грудным молоком, а до трех лет не давал мне спать по ночам. Лично я считал себя отличным отцом. Пока мальчик был маленький, я проводил с ним столько времени, сколько мог, учил его плавать, бегать, стрелять, конструировать и рисовать. Из него должен был получиться мужчина. То слово, которым с детства называл меня сын, звучало, как слово мужского рода. Очень похожим словом называют маму армяне[11].

Мальчишка гордился, что ему досталась спортивная мама. Он бегал со мной по стадиону, плавал на Городском пляже и мечтал о том, как я переплыву Днепр где-нибудь в районе Речного вокзала, заранее гордился мной, но, узнав, что я ни при каких обстоятельствах не собираюсь совершать этот подвиг, утратил ко мне всякий интерес и бегать перестал. Что поделаешь, я не был готов утонуть в мутных водах Днепра ради того, чтобы сыну было чем хвастать во дворе перед друзьями.

С появлением сына жизнь моя стала осмысленной. Я пытался вспомнить, чем занимался раньше, но не смог. Смысл моего существования изменялся в соответствии с его возрастом: детские заболевания и утренники в детском саду сменились родительскими собраниями и вызовами в школу. Участковый милиционер стал нашим знакомым. Многие соседи перестали со мной здороваться, считая меня ответственным за разбитые сыном стекла и расписанные его друзьями стены. Я не возражал, хотя имел другое мнение. Местонахождение отделов РОВД различных районов было мне известно не по карте города. После нескольких объяснений с членами комиссии по делам несовершеннолетних интерес к воспитанию ребенка у меня пропал окончательно.

Говорят, матери любят своих детей, как художники свое выстраданное произведение. Чушь! Произведение тем хорошо, что его можно исправить, переделать. Соскоблить то, что не удалось, поверх закрасить, наконец. А я никак не могу откорректировать свой шедевр - ни шпателем, ни стамеской, ни рубанком. Никак. Он мало отличается от аналогичных произведений других авторов. Они-то точно не вершины творчества. Мужской ум не позволяет мне игнорировать недостатки моего ребенка, а исправлять их у меня нет никакого желания. (Художники поймут меня без пояснений). Думаете, начну новое произведение? Нет уж, увольте. Как гласит старый анекдот: только бледнолицый может дважды наступить на грабли.

Все вокруг заскучали, когда мальчик ушел в армию. (Я же говорил вам, что он мужчина!) Некоторые уговаривали его срочно жениться на ком попало и отсидеться под юбкой у беременной жены, чтобы не забрали. Это, конечно, был не я. Мне вообще недоступны мужчины, которые прячутся от воинской службы. Это так по-бабски! После армии он женился и ушел жить к теще. Жену свою он называет словом среднего рода. (Что бы это могло означать?) По-моему она...Нет, не скажу, а то подумают, что свекровь невестку обижает.

Самое интересное, что, повзрослев, он стал относиться ко мне так же, как все остальные родственники. Присоединился к большинству. Кто его осудит? Зато он очень любил свою бабушку, мою свекровь. Это была наша общая любовь. Иногда мне казалось, что мы с ней могли бы отлично жить в одном доме. Или наоборот, мы так нежно относились друг к другу, потому что жили врозь? Это вероятнее. Вблизи даже самый воспитанный и умный человек - всего лишь неаккуратный сосед по квартире.

Я остался жить один. Мне вообще не нужна семья. Суть семейной жизни как-то ускользнула от меня. В чем ее смысл? В чем прелесть? Во взаимозависимости двух чужих людей? Трех? Четырех? Семейный дом - это какое-то смешанное общежитие, в котором каждый страдает от одиночества настолько, насколько позволяет ему его характер и отношение к жизни. Некоторые не выдерживают этого одиночества и предпочитают жить вдали от людей. И правильно.

Вы сами подумайте, что может быть общего между мужчиной и женщиной? Любовь? Страсть? Человек - не вулкан, не может полстолетия кипеть внутри и не затухать. Объемы другие и температура. Иногда людей держит общее дело (но не бизнес!). Это мы про семью, в которой мужчина и женщина дружат по рецепту Пифагора.

Думаете, почему стареющие европейцы и американцы путешествуют? Неважно куда, хоть в Африку, хоть в Чернобыльскую зону. Важна общая цель. Сначала мечты, планы, сборы, потом трудности путешествия, их успешное преодоление, в конце - воспоминания, фотографии и фильмы. Все общее.

И так каждый год, как каторжные, никакого покоя. Глядишь, один не выдержал, умер во время перехода через Альпы. Другой свободен, наконец, может никуда не ехать. Ладно, шучу. Странствуйте себе на здоровье, будет, о чем с гостями поговорить. Других-то тем у вас все равно нет. И у меня тоже. Хотя я ни с кем и не разговариваю. Только с коллегами на работе.

У нас чисто мужские темы: у кого какие удобства в доме, диван мягче и шире, чем жена; кто в какой печке-духовке готовит; у кого телевизор больше, чем холодильник, или наоборот; у кого пол с подогревом, унитаз с музыкой, у кого стиральная машина такая большая, что можно в ней тещу центрифугировать при желании, у кого в доме туалетов больше, чем людей.

С этими туалетами мне не все ясно. Зачем человеку столько туалетов в доме? Недержание что ли, как у стареющих женщин? Добрался до комнаты и бегом...Ура! Штаны сухие. Поздравляю! Или это уже не дом, а гостиница, где в каждой комнате по гостю живет?

Про автомобили я тоже не все понимаю. Только и слышу: полный фарш, бар, телевизор и надувная баба на заднем сиденье (или настоящая, как компонент фарша). Еще сауну встроить и можно с колес снимать и на курьих ножках на огороде ставить. Но при чем здесь мужчины?! Разве хоть один из них может рассказать, что его автомобиль проехал миллион километров и развалился на запчасти на горной дороге, откуда он пешком в полном одиночестве через неделю добрался до ближайшего города? Так нет же, обложится стереосистемой, как подушками...

Вокруг столько людей с мужскими именами! Многие из них ходят в брюках. Кто они? Мне кажется, паспорта только усложняют идентификацию. Еще и родственники все запутывают, как могут.

Чуть не забыл: недавно жена моего сына родила девочку. Отец хотел...впрочем, и так понятно. Назвали ребенка Сашей. Говорят, он похож на меня!

1 Родители молодых и их родственники друг друга взаимно зовут сватами, сватьями.

2 Он, кстати, на днях умер, бедняга, спился совсем.

3 Упражняться в стрельбе - так говорили во времена А. Суворова.

4 Сенсорий (букв.) - чувствилище - часть нервной системы, являющаяся средоточием ощущений.

5 Герой "Руслана и Людмилы"

6 Фома Аквинский 3ч., вопр. 88, ст. 11

7 У роженицы, кого она хочет (укр.)

8 неудачника (укр.)

9 Люцина - богиня родов у древних римлян.

10 С тех пор он не очень изменился, таким и остался, нетерпеливым и нерасчетливым. Уже второй срок в тюрьме досиживает, а ему всего 28 лет.

11 По-армянски мама - майрик