Год 2006. Я брожу по маленькому немецкому городку Веймару, чью историю освящают имена великих поэтов, музыкантов, мыслителей. Смотрю на окна дома, где жил Гёте, заглядываю в его сад. В этом саду растёт и воспетое поэтом древнее японское дерево Gingko Biloba. Я мысленно погружаюсь в атмосферу старого Веймара, столицы крохотного герцогства конца восемнадцатого – начала девятнадцатого веков.

 

Год 1775-ый. Юный герцог Саксен – Веймарский Карл Август во время поездки во Франкфурт знакомится с двадцати шестилетним Гёте – автором поразившего воображение современников романа «Страдания молодого Вертера». Герцог приглашает Гёте в Веймар, дарит ему свою дружбу, дом, дворянский титул, должности в правительстве и возможность заниматься тем, чем Гёте пожелает.

 

А интересы Гёте широки необычайно. Это не только литература, но и химия, мистика, натурфилософия, ботаника, минералогия, анатомия. Всего не перечислишь. Гёте считает, что «великий поэт должен быть прежде всего великим, а уж затем поэтом».

 

При этом Гёте отнюдь не аскет. Томас Манн позднее напишет: «Любовная биография Гёте – что может быть удивительнее её! Образованный человек должен знать все его увлечения, как любовные похождения Зевса. Все эти Фредерики, Лоты, Мины и Марианны стали мраморными изваяниями, которые установлены в нишах собора, именуемого человечеством». И далее: «Его сердечные увлечения были лишены положительных намерений, его верность была неверной, его влюблённость была средством для достижения определённой цели, средством для творчества…»

 

В четырнадцать лет Гёте влюбился в юную мастерицу шляпного магазина Гретхен. Потом была любовь к дочери трактирщика Кетхен Шенкопф. В 1770 году поэт встретил крестьянку Фредерику Брион из Зазенгейма. Стихи, которые Гёте писал для Фредерики, а позднее опубликовал как «Зазенгеймские песни», сделали его главой нового литературного направления «Буря и натиск». Вот несколько строк из посвященного Фредерике стихотворения «Свидание и разлука» (перевод Н. Заболотского):

 

…В моих мечтах лишь ты носилась,

Твой взор так сладостно горел,

Что вся душа к тебе стремилась,

И каждый вздох к тебе летел…

 

А это – из «Майской песни» (перевод А. Глобы):

…Скорее, друг мой,

На грудь мою!

О, как ты любишь!

Как я люблю!

 

…А мне любовь лишь

Твоя нужна,

Даёт мне радость

И жизнь она.

 

Это – поэтический итог романа, а житейский - кратко описал В. Н. Ерёмин: «Гёте соблазнил её, а потом сбежал. Обманутая бедняжка так никогда и не вышла замуж. Она умерла одинокая в нищете»… Отмечают, что именно в период расставания с Фредерикой Гёте задумал «Фауста», которого писал всю оставшуюся жизнь.

 

Фредерика… «Мраморное изваяние в нише собора» - первое из перечисленных Томасом Манном имён.

 

В 1774 году Гёте полюбил дочь банкира Лили Шёнеман. Ей он посвятил цикл стихов «К Лили» (Перевод М. Лозинского):

 

В тени долин, на снежных кручах

Меня твой образ звал:

Вокруг меня он веял в светлых тучах,

В моей душе вставал…

 

На этот раз дело дошло до помолвки, но после неё – Гёте сбежал в Швейцарию.

 

Затем, уже в Веймаре, у поэта возник долгий платонический роман с супругой обершталмейстера Шарлоттой фон Штейн. Шарлота оставалась верна долгу, мужу, семье. Её связывала с Гёте некая духовная, в стиле Руссо и Данте, «высшая форма любви, не зависимая от брака». Гёте писал Шарлотте стихи, которые долгое время не публиковались. Среди них и цикл «Стихи Лиде»:

 

…Мысль о тебе врачует дух,

Проходит чувств гроза,

Как если долго в лунный круг

Смотреть во все глаза. («Вечерняя песня охотника», перевод Б. Пастернака).

 

«Успокоила во мне

Дум смятенный рой,

Верным другом в вышине

Встала надо мной. («К месяцу», перевод В. Левик).

 

Впрочем, любовь к Шарлотте не мешала неплатоническим романам поэта.

 

В 1788 году Гёте познакомился с цветочницей Христианой Вульпиус, она переселилась в его дом. Через полтора года Христиана родила сына. Гёте сделал его своим наследником. Жениться на Христиане он долго не решался: светское общество её не принимало. Венчанье состоялось лишь в 1793 году после того, как Христиана спасла поэта от ворвавшихся в его дом солдат французской армии. Женитьба не приостановила поток любовных увлечений Гёте.

 

В шестьдесят лет поэт написал цикл сонетов. Их страстность скована дисциплинирующей формой сонета и возрастом и положением автора. Среди вдохновительниц сонетов называют Минхен Херцлиб, Беттину Бретрано и Сильвию Цигезар.

 

Предпоследней раз Гёте влюбился, когда ему было шестьдесят восемь лет в Марианну,молодую жену своего старого знакомого богатого банкира Иоганна Якоба Виллемера.

 

Собственно загадка строк одного стихотворения Гёте, посвящённого Марианне Виллемер, и побудило меня перечитать любовную лирику Гёте, проследить, как его влюблённости отражались в творчестве.

 

Итак, 1813 год. Марианна, прожившая в доме банкира долгие годы в качестве воспитанницы, недавно стала его женой. Она красива, хрупка, не лишена поэтического дара. Гёте влюбляется в неё. На платонический роман жены Веллимер смотрит с благодушным спокойствием. Гёте в это время пишет цикл стихов «Западно-восточный диван». Марианна сочиняет стихи от имени одной из его героинь, Зулейки. Гёте их редактирует.

Однажды Марианне приносят конверт от Гёте. В конверте - лист японского дерева ginkgo biloba из сада Гёте. Лист гингко необычен: его верхний край рассечён глубокой выемкой, благодаря которой у листа две верхушки и одно объёмное основание. Кроме листка в конверте – новое, посвящённое Марианне стихотворение. Марианна читает его текст. В дневнике одного из присутствующих появляется запись: «Гёте прислал фрау Виллемер из города листок гингкго - билобы как эмблему дружбы».

 

Вернувшись из Веймара я впервые прочла стихотворение «Gingo biloba» в интерпретации прекрасного мастера перевода В. Левика. Перевод напечатан в серии «Золотой фонд мировой классики». Вот его текст:

 

Этот листик был с Востока

В сад мой скромный занесён,

И для видящего ока

Тайный смысл являет он.

Существо ли здесь живое

Разделилось пополам,

Иль напротив, сразу двое

Предстают в единстве нам?

 

И загадку и сомненье

Разрешит мой стих один:

Перечти мои творенья,

Сам я – двойственно един.

 

Прекрасный перевод, лёгкий, красивый. Но… это стихотворение не похоже на эмблему дружбы, или таящейся за ней влюблённости. Перед нами философское стихотворение о двойственной природе души поэта.

 

Ещё находясь под впечатлением духа Веймара и духа Гёте, я попыталась представить себе тонкого изящного, полного, несмотря на возраст, живых чувств и влюблённого в молодую женщину поэта. Вот он спускается в сад, срывает листик гингко, вкладывает его в конверт со стихами, посылает… Для чего? Чтоб высказать философские сентенции? Вряд ли! Гёте, конечно, философ и мудрец, но кроме аналитического ума в его душе сохранилось ещё многое, и он не забыл, о чём и как стоит писать молодой женщине, на ответное чувство которой он надеялся. О молодости духа Гёте свидетельствует, в частности, и то, что через шесть лет он будет просить руки девятнадцатилетней влюблённой в него девушки.

 

Эти соображения заставили меня усомниться в правильности перевода Левика и обратиться к тексту немецкого оригинала. Вот он:

 

GINKGO BILOBA

 

Dieses Baums Blatt, der von Osten

Meinem Garten anvertraut,

Gibt geheimen Sinn zu kosten,

Wie´s den Wissenden erbaut.

 

Ist es ein lebendig Wesen,

Das sich in sich selbst getrennt?

Sind es zwei, die sich erlesen,

Daß man sie als eines kennt?

 

Solche Fragen zu erwidern,

Fand ich wohl den rechten Sinn;

Fühlst du nicht an meinen Liedern,

Daß ich eins und doppelt bin?

 

Надо Вам признаться: мой запас немецких слов неприлично мал. Переводить без словаря, учитывать без него многообразие значений слов я не могу. И первое, что я сделала, сравнила оригинал и перевод Левика по формальным признакам. Убедилась, что переводчик сохранил четырёхстопный хорей оригинала; то же, что и у автора, чередование мужских и женских окончаний и, как результат музыку стихотворения. Все окончания были сильными и у Гёте, и в русском варианте.

Теперь предстояло заняться соответствием содержания. Ниже я привожу свой подстрочный (почти дословный) перевод. В скобках поставлены варианты значений. Итак:

 

Листик этого дерева, дерева с Востока,

Которое доверилось моему саду,

Даёт вкусить тайное знание,

Что доставляет удовольствие опытному. (Которое опытный может возделать, развить).

 

Одно ли это живое существо,

Которое само себя разобщает (разрывает)?

Или это двое, которые избрали для себя

То, что их воспринимают как единое (единое существо)?

 

Чтобы ответить на подобные вопросы,

Я хорошо поискал (разобрался) в истинном чувстве (склонности, разуме);

Ты не ощущаешь в моих песнях,

Что я один и я сдвоенный (двойной, двоякий, вдвое)?

 

Сравнивая подстрочник с переводом Левика, можно сказать, что смысл первого четверостишья передан достаточно точно. То, что в сад Гёте занесён с Востока не листик, а укоренившееся на новой почве дерево, сути стихотворения не меняет.

 

Не вызывает серьёзных возражений и перевод второго четверостишья. Разве что можно подчеркнуть, что двое не только «предстают в единстве нам», но и сами избрали для себя объединение… Но и это для стихотворения не столь существенно.

 

«Загвоздка» в трактовке третьего четверостишья. Гёте обращается к Марианне на ты. Спрашивает, что ощущает она в его песнях? «Ощущает», а не понимает умом, и в песнях, которые в первую очередь передают чувства, а не в «творениях», как сказано у Левика. Слово «творения» больше подходят для философских толкований, к которым подводит нас Левик. Что же должна, по мнению Гёте, чувствовать Марианна в его песнях? Что он один, но он «сдвоенный, двойной, двоякий». Смысл не чёткий. Некоторая вынужденная туманность продиктована самой ситуацией: Гёте влюблён, но он женат, Марианна недавно вышла замуж за его приятеля. В какой-то мере повторяется ситуация отношений Гёте с Шарлоттой фон Штейн, некая «высшая форма любви, не зависимая от брака». Мне кажется, наиболее точным переводом последней строки стихотворения является: «Я – один, но я – вдвоём», а не философско-аналитическое «Сам я – двойственно един».

 

Итак, сомнения в правильности перевода Левика, появившиеся у меня с учётом характера Гёте и обстоятельств написания стихотворения «Гингко билоба», подтверждаются и анализом текста оригинала. В результате, я сделала свой перевод:

 

ГИНГКО БИЛОБА

 

Листик дерева Востока,

Что растёт в моём саду,

Расчленением глубоким

Будит мыслей череду.

 

Перед нами раздвоенье?

Путы рвёт мятежный дух?

Иль спешат к соединенью

И слиянью жизни двух?

 

На вопрос о чувстве связи

Песней отвечал, стихом.

Ты не ощущаешь разве?

Я – один, но я – вдвоём.

 

Не мне судить о достоинствах этого перевода, но теперь перед нами - стихотворение о глубоком душевном единении, о любви, о дружбе, а не о двойственности души поэта. И становится понятным, почему это стихотворение в Германии включают в сборники любовной лирики.

Вспоминаю слова Томаса Манна: «Образованный человек должен знать все его (Гёте) увлечения» и кладу свой перевод к ногам «мраморного изваяния» Марианны.

 

В 1816 году умерла жена Гёте Христиана. Закончилось и его увлечение Марианной Виллемер. В одном из писем семидесяти трёхлетний Гёте писал: «Живу скверно. Ни в кого не влюблён, и в меня тоже уже никто не влюбляется.». ( Цитирую по книге В. Н. Ерёмина «100 великих поэтов»).

Но на семьдесят четвёртом году жизни Гёте страстно влюбился в девятнадцатилетнюю Ульрику Левцов. И Ульрика отвечала ему взаимностью. Поэт послал сватом в её дом старого друга, герцога Карла Августа, но по настоянию родных и друзей девушка отказалась выйти замуж за Гёте.

 

Эта история легла в основу моего стихотворения «Решение». Вот строки из него:

 

…Ему за семьдесят и девятнадцать ей.

Он любит и любим. К чему подсчёты?!

В её глазах отнюдь не старец Гёте,

Но давит мнение родных, подруг, друзей...

 

Увы, влиянье их, окажется сильней,

Чем голос сердца, брак не состоится,

Но той любви далёкие зарницы

Ей будут видеться до окончанья дней.

 

Никто ей Гёте не сумеет заменить,

Ни с кем другим она не свяжет жизни нить…

 

Получив отказ. Гёте, на пути из Мариенбада, где жила девушка, к себе, в Веймар, написал замечательную «Мариенбадскую элегию». Приведу два отрывка из неё в переводе В. Левика:

 

…Прощальный миг! Восторги обрывая,

В последний раз ты льнёшь к устам любимым.

Идёшь – и медлишь – и бежишь из рая,

Как бы гонимый грозным серафимом.

Глядишь на тёмный путь – и грусть во взоре

Глядишь назад – ворота на запоре.

 

…А мной – весь мир, я сам собой утрачен,

Богов любимцем был я с детских лет,

Мне был ларец Пандоры предназначен,

Где много благ, стократно больше бед.

Я счастлив был, с прекрасной обручённый,

Отвергнут ею – гибну, обречённый.

 

Строки стихов… Истоки стихов… «Эти Фредерики, Лоты, Мины и Марианны»…