Прибыл капитан, как положено, с полной выкладкой.

- Погоди-ка, не суетись, поостынь, - встретил его Отец на пороге, - присядь, расскажи всё, как есть, всё, как было.

- Устал я с дороги, Отец, измотала меня война. В баньку бы, да на боковую, а вопросы - ответы после...

- Не спеши, банька у меня в полном порядке, не задержит. Вижу, измочалила тебя служба ратная. А кому она, сынок, легко даётся? Зато погоны, гляжу, звёздами усыпаны, - знать, помогло тебе благословение материнское светлым образом Христа Спасителя.

- И ты стоял рядом...

- Куда же вам без меня-то? Не спеши, распахни всю душу, полегчает.

- А Василий, младшой братишка мой, цел? Вернулся?

- И Василий здесь, и Георгий...

- И Жорка? Так его же освободили по полной, за Волгу с заводом эвакуировали. Бронь наложили, как на спеца...

- Что ему, бронь, - воспитал замену, настоял, - отпустили защищать Отечество. Вон они, в саду оба, - под яблонями. Досталось им, спят, умаялись... Ты о себе, сынок, о себе.

- А маманя где? Или случилось что?

- Могло случиться, - развалило бомбёжкой пол деревни. Только мать на ту пору с водовозкой у реки была, - пронесло.

Она и по сей день в хлопотах. Рассказывай...

- С чего начинать, теряюсь...

- Сам решай, торопиться отсель некуда. Навсегда прибыл.

- Ты же помнишь, откуда я в гору пошел, - с комсомольского

бюро заводского. В тридцать седьмом, после чисток, места освободились, - молодёжь на передовую и двинули. Жорку, понятно, - в конструкторское, там полсостава спецов бывших вымели. А меня, с заводского, через районное, в городское бюро сразу. Сам Винокуров, первый зам Горкома партии, рекомендовал, - "Евсюковы - рабочая косточка".

- Это не тот ли Винокуров, которого за потерю бдительности и политическую слепоту потом вычистили?

- Он самый...

- Коллективное письмо, помнится, было. Было или не было?

- А как же, время-то, какое? Обострение борьбы, мартовский Пленум ЦК ВКП(б)...

- Это когда Ягоду Ежовым заменили?

- Заменили, слабо сказано. Знаешь, а спрашиваешь. Система простая, - коллективное письмо трудящихся, "политическая слепота", отстранение...

- Арест, - тройка, - расстрел?

- Ну, не всегда... Этого нам не докладывали.

- И ты всё это подписывал?

- Попробовал бы не подписать.

- Некоторые пробовали, и получалось.

- И где они теперь?

- Да не далеко. Всё тут рядом. И суд и расплата. Об этом, - после. Рассказывай дале...

- Рос, как на дрожжах. Политическая линия - верная, курс - прямой, взгляд - преданный, нос - по ветру. По партийному призыву, - в школу политруков и к маю сорок первого, как по заказу, - лычки лейтенанта, заметь, с отличием, комната 12 метров в ярославской коммуналке и виды на счастливый брак, не хухры-мухры, с дочкой замполита полка, Елизаветой Васильевной Бояринцевой.

- " Ты ждёшь, Лизавета, от друга привета..." А в июне сорок первого?

- А в июне сорок первого, "...ровно в четыре утра, Киев бомбили, нам объявили...". Никуда Степан Евсюков не делся, Родину защищать пошёл в рядах сводного пехотного полка.

- Замполита Бояринцева?

- Верно. А ты откуда знаешь?

- Отцу всё знать положено, и всё видеть. Родину-то защитил?

- Не сразу. Досталось нам.

- Всем досталось. Выкладывай...

- Тяжело отступали, как все, под ударами превосходящих сил противника. Пару раз из котлов выбивались, две трети всего состава полка потеряли... Ты газет не читал, что ли? Сводки не слушал?

- Ни к чему мне это, - газеты да сводки. Я всё наперёд вижу.

Ты не перебивайся, рассказывай.

- Измотались в отступлении, - ни пожрать, ни поспать. А тут приказ по всем фронтам, - "ни шагу назад, стоять насмерть".

Вот тогда меня замполит полка, товарищ Бояринцев, считай, от верной смерти спас. В заградотряд определил, политруком роты.

- Это по своим стрелять?

- Это не обсуждалось, - приказ Верховного, - и точка. Под Волоколамском политрук Клочков танки жжёт, геройствует, а сзади политрук Евсюков жопу морозит, чтобы не дрогнули...

И не дрогнули, и вся слава - им, а мы, выходит, не при чём.

- Слава - им, а ордена, медали и усиленное питание - вам? Во как усатый народ развёл, - одни немца бьют, другие им в спины целят. Христопродавец.

- Такое время было. Жизненная необходимость...

- Время на всех - одно, и необходимость. Только в делах ратных плечом к плечу воевать должно. Нехристи, - что тот, что этот. Миллионы под свои бредовые идеи положили. Оба, как собаки, сдохнут... Сдохнут, - вот Моё Отцово Слово! Продолжай, исповедуйся...

- Да что плохое вспоминать ныне, если на плечах противника на его вражью территорию ворвались!

- Сам-то чем отличился?

- Да вот, - скромно расстегнул шинель гвардейскую капитан Степан Евсюков. А там, - иконостас во всю грудь. Любуйтесь.

- Меня не побрякушки твои занимают, чем в ратном деле врага лютого превзошёл.

- Исполнял беспрекословно всё, что поручали.

- В атаку на дзоты водил? Амбразуры грудью закрывал?

- У политработника наступающей армии задача куда как сложнее. Боевой состав на ратный подвиг вдохновлять.

- Личным примером, надеюсь.

- В том числе, личным примером. Всё дело в конкретном задании, от замполита полка.

- Полковника Бояринцева, я полагаю? Что конкретно, сынок, ты совершил для победы русского оружия?

- Не понимаю вашей иронии, Отец. Победа на всех одна.

- Особенно для тех, кто концертные бригады во второй эшелон фронта или по госпиталям развозит. Санитарок молоденьких под носом у тестя будущего дрючит, составы с добром награбленным, под грифом "трофейное" формирует. Как же тебя, сынок, с таким фартом, под осколок вражеский угораздило?

- Вам, Отец, и это известно?

- Я всё вижу, - не теряй время, говори.

- К концу всё шло. Второй Белорусский уже на Берлин развернули. Закон подлости, - в развалинах под Кенигсбергом отрезанную часть разведка обнаружила. И, надо же, - вся группировка сдалась давно, в колонну по четверо, - и к жизни будущей. А эти сосунки из гитлерюгенда упёрлись, и без приказа, - стоять насмерть. Вызывает меня тесть будущий, - вот тебе белый флаг, два парламентёра, два лейтенантика необстрелянных, и переводчик с рацией. Сам не высовывайся, но чтобы через два часа противник, или за колючкой стоял, или в развалинах лежал. Приказ ясен? Ясен. Время пошло. Час мы с ними беседовали, обоих парламентёров угробили, - ни в какую. Ладно, бог войны на конной тяге подоспел, забили заряды, к атаке готовы. И тут меня младший чин, сержант Колесников за рукав тянет, - Дозвольте мне, товарищ капитан, они ж пушки увидели. Зачем нам лишние жертвы. Есть резон, думаю, - и четыре мелких звезды, не одна жирная. - Идите, сержант. И пошёл. До середины площади... Потом взрыв... Под ухом чиркнуло... И вот я здесь...

- Рано высунулся.

- Эт точно, Отец...

- А я, - не фраер. Всё ясно с тобой, сынок, - не попадаешь ты в сад под яблони. Не тревожь сон братьев своих геройских, направляйся в баньку, под котлами заведовать. Хорошо, мать тебя мёртвым не увидела.

Последняя надежда, - она много стоит...