«Фу, как здесь темно, душно и тесно», — произнес голос с претензией на аристократичность, и обладатель голоса повел плечиком в надежде расширить свое личное пространство. «Эй, потише вы локтями», — раздалось слева. «Куда прешь? Ща по рогам!..» — грубо продолжили справа. «Да что вы, в самом деле?» — подхватили сзади. «Они думают, что они один», — ехидно подметил кто-то спереди.

Волна возмущения, как круги на воде, расходилась все дальше, но голоса слышались все глуше. Видно, действовало правило затухания волны при единичном возмущении среды. Ближайшие соседи затихали, и более далекие потревоженные тоже...

«Ох», — вздохнул первый голос. «Ша», — оборвал дальнейшие излияния грубиян справа. «Все, все, молчу», — поспешил заверить его возмутитель спокойствия. В темноте над плотно сбитой едва колышущейся толпой пронесся вздох из тех, что называют вентиляцией легких, и все стихло.

И вдруг темнота вроде как посерела. Не везде, в одном месте. Просто соседи вдруг стали различать друг друга. Все с надеждой завертели головами, пытаясь разглядеть причину рассвета. Оказалось, что один из толпы начал испускать свет! Поначалу слабый, он рос и заливал все больше и больше пространства. «Ой, где это я? — раздался голос из толпы. — Мне же не сюда!» — и его обладатель, энергично работая локтями, ринулся к выходу. Вслед ему полетели тычки и выкрики, но долго никто на этот раз не возмущался, все следили за светом.

Уже довольно сносно можно было ознакомиться с окружением, чем многие не преминули воспользоваться. Кого тут только не было: и субтильного вида акселераты, возвышающиеся над остальными, и «ботаники» в очках, и щуплые и жилистые субъекты жуликоватого вида, и шкафоподобные бугаи с одной извилиной на бритом лбу, и скромники, и алчущие, и... В общем, всякие. Некое помещение было забито битком.

Темнота почти рассеялась, но тут что-то случилось, т. к. тот, кто светился, сделал так: «чпок!» — и пропал вместе со светом. Опять толпу окутала кромешная тьма. Казалось, она стала еще гуще.

Вдруг — вжик, вжик — сквозь толпу просвистели две искры и пропали. Откуда взялись, куда делись — никто и не заметил. Как пули-трассеры промелькнули. «Что это было?» — недоуменно прозвучало в темноте. «Вы о чем? О том, который светился или об этих вжиках?» — профессорским тоном поинтересовался некто из толпы. «Да-а-а, этот-то как засветился! — мечтательно проговорил скрипучий голос. — Я уж думал — просветление! Куда там, обычная бытовуха», — он замолчал. «Да-да, — подтвердил профессор, — вы тоже заметили? Что-то обычное, житейское. Но уровень, я вам скажу, уже заметен. Это вам не заедание самогона селедкой. Это уже нечто! — констатировал он. — Да, задача решена.» Говорящий замолчал. «А эти, вжик-вжик?» — нетерпеливо напомнил интересующийся. «Ах, эти. Они залетные, не нашего круга. Случайно здесь оказались, вот и не задержались. Эти особы высокого полета. Да, не нашего круга», — уже еле слышно повторил объясняющий с сожалением, и, скорее всего — сам себе.

Но вот в толпе опять кто-то начал светиться. Все опять за-крутили головами. Один из толпящихся светлел прямо на глазах. При этом он бормотал что-то себе под нос. Ближайшие соседи напрягали слух, чтобы разобрать слова. С трудом можно было понять, что светящийся сочиняет не то рассказ, не то повесть. Сперва все шло хорошо, и свет исправно разгорался. Голос сочинителя крепчал пропорционально свету. Уже почти вслух он рассказывал, как кавалер, пропустив даму вперед на шатких мостках через ручей, предоставил ее самой себе, а когда она рухнула в ручей, сказал: «Ты что, под ноги не смотрела?» Тут свет разом потух. Не хлопнул, не чпокнул. Просто потух. И его обладатель не исчез. «Ну, что же вы?» — протянул интеллигентно один. «Не можешь а-а, не мучай у-у», — грубо прокомментировал один из шкафов.

Снова в темноте всколыхнулась и разбежалась в стороны волна сожаления.

То тут, то там возникали очаги свечения. Кое-кто разгорался в полную силу и схлопывался. Кое-кто не вытягивал до нужного уровня и затухал. Время от времени темноту метеором прожигали залетные более высокого уровня, которые не несли никакой проблемы, а сами являлись катализатором разрешения любых вопросов. Но в представляемом пространстве им не за что было зацепиться, не было достойного объекта, и они следовали транзитом.

Но что это? Какой-то посторонний звук. Точно, посторонний. Вернее, по ту сторонний, с той стороны. Это стучат каблучки. А чьи? Ага, вон она. Хороша! Походка, ножки, фигурка! Толпа, волнуясь, зашевелилась, но на этот раз никто не возмутился. Все, солидарно шмыгая носами и щелкая языками, следили за внешним раздражающим фактором. Фактор удалялся, и толпа приходила в свое привычное состояние.

И еще раз беспокойство прошлось по притихшим наполнятелям темного пространства. Опять один из них засветился. На этот раз свечение разрасталось подобно вспышке, мгновенно залив всех.

Вспышка была настолько яркой, что я на мгновение зажму-рился. Но свет был не перед глазами, он был внутри головы. Я схватил ручку и стал лихорадочно записывать.

...И сложились в строчки

За окошком звуки.

Я отложил ручку. Вся толпа мыслей в голове как-то по-другому смотрелась в свете той, которая родила стихи. Все подравнялись и подтянулись. Короче, хаос в голове более-менее упорядочился.

 

Вот какие разборки бывают порой у нас в головах. Одним словом — суета сует.