Вы думаете, что сундук – предмет мебели? О, нет! Сундук – это мечта, область неизведанного, хранилище семейных тайн. Постоянное желание заглянуть в него преследовало меня всё детство. Помню, что в сундуке бабушка хранила стальные пёрышки для ручки. Я портила их нарочно, чтобы хоть одним глазком глянуть на «богатства». Бабушка, слегка приоткрыв тёмный зев старинной дубовой сокровищницы, доставала из верхнего бокового ящичка новое пёрышко и захлопывала перед моим носом крышку. Потом ловко наве¬шивала на сундук амбарный замок, и ключ исчезал в необъятном карма¬не её широкой юбки. Но иногда я всё же добиралась до содержимого сундука. Внутренняя часть его была оклеена картинками из старых газет и журналов. В боковые стенки сундука были встроены специальные отделения, вроде карманчиков; в них лежала разная мелочь. Кроме моих пёрышек, там находились удивительные квадратные пуговицы, большой деревян¬ный гребень и гребень костяной, поменьше, с резным верхом. Ещё там лежал частый гребешок для вычёсывания известных насекомых. Этот колючий гребешок я невзлюбила и предпочла стрижку машинкой. Тогда я всё лето просидела на заборе, сгоняемая разве криками мальчишек: «Людка – лысая башка, дай кусочек пирожка!».

А у бабушки, оказывается, были длинные косы, не то что сейчас – две реденькие седые косюльки, скреплённые на затылке шпилькой, и она раньше пользовалась этими красивыми гребнями.

Иногда, удовлетворяя моё любопытство, бабуля развязывала пожел¬тевший от времени носовой платочек с драгоценностями: потускневшим серебряным колечком и парой таких же серёг с синими глазками. У ба¬бушки сейчас глаза бледно-голубые. А в молодости были синие-синие. Эти украшения – подарок моего деда. Бабушка гордилась тем, что даже в голодные годы смогла сохранить их. «Тебе, Людочка, достанутся после моей смерти».

В отдельной коробочке – патроны для газырей, георгиевские кресты деверей Ефрема и Василия, погибших в первую мировую, какие-то дово¬енные значки... – Я хоть какой-то вещицей храню память о каждом, – говорила бабуш¬ка, – вот серебряный пояс с черкески деверя Андрея. Он носил красно¬армейскую форму. Казачью-то снял, я пояс и положила в сундук. Было в нём много чего. Вой¬на, голод всё съели. Она перебирала сухими пальцами потемневшие бляшки на поясе и на время умолкала. Но я своими восторженными криками и вопросами бы¬стро выводила её из этого состояния: – Ой, посмотрите, бабушка! Что это?! А это?! И она начинала объяснять назначение той или иной вещи, например, иглы-цыганки или рубеля.

В следующем отделении хранились документы. Бабушка редко их вы¬нимала. Да и какую ценность представляли в то время грамоты от кол¬хоза? Или свидетельства о смерти? Их было много.

Почти половину сундука занимали деньги. Они лежали в пачках, пере¬вязанных верёвочками и резиночками. Денег было так много, что, увидев их первый раз, я не поверила своим глазам.

– Бабушка, это деньги? Мы можем купить халвы и конфет? А я и не знала, что мы богатые. Бабушка засмеялась: – Как голь перекатная. Это старые деньги: катеринки, керенки, донские, советские... Да, разные, внученька. Менялась власть, менялись и деньги. И никому они стали не нужны, а выбросить жалко. Всё ж день¬ги! И доставались они тяжёлым трудом.

В левом углу сундука у бабушки было сложено бельё и удивительные наряды, которые сейчас не носят. Помню нижнюю юбку, лиф с прошвами и кружевами руч¬ной работы, подушечки для юбок а ля турнюр. Здесь бабушке пришлось показать, как надевают эти подушечки. Она ловко распредели¬ла их на спине и на бёдрах, обмотала талию верёвочкой и сверху надела зелёную выходную юбку. Это было так забавно! Я смеялась до колик в животе. Но бабушка показала на внутренней стороне крышки сундука картинку, изображающую модниц начала века в таких турнюрах. Были ещё юбки с другими названиями: в церковь ходить, будничная, тёплая. Кофты – свободные и приталенные, с басочками и оборками, с воротничками и голошейки. Постельное бельё – ветхое, ещё из первого девичьего сундука. Просты¬ни, наволочки, обманник с кружевами, прошвой и вышивкой.

Ещё в сундуке были завёрнутые в газету старые фотографии. По ним я изучала родо¬словную. Сколько раз мы рассматривали их с бабушкой! Казаки – в бешметах и папахах, с гордыми орлиными взглядами; они стояли подбоченясь, по одному и группами, держа руки на эфесе шашки. Казачки, статные, скромные, с аккуратно убранными головками.

Бабушка рассказывала скупо, но с любовью и уважением к каждому.

О чём-то она умалчивала, уходила от ответов. Я чувствовала это, но не понимала почему. Особенно мало она говорила о моём дедушке. А жалела своих рано умерших деток Полю, Надю, Ваню, Колю и братьев Егорушку и Лёвушку. Когда она рассказывала об их смерти, слёзы запол¬няли все морщинки её худенького лица.

Я старалась развеселить её и просила показать моё крестильное пла¬тьице или Сашины первые башмачки. Но бабушка строго возвращала все предметы на свои места, захлопывала крышку сундука и навешива¬ла замок. И опять я ждала следующего случая. Ведь оставалось столько неразгаданных тайн!