Лесистые карьеры у Голубой лагуны были отрыты в глубокой древности. Верно одно – золота в них не искали. Но однажды просто забыли, что здесь был зарыт саркофаг, в котором, как говорят, предки поместили скрижали, да-бы передать с ними Знания, накопленные когда-то прежде.

Саркофаг со скрижалями отыскали не сразу. Те, кто затем переместил древ-ние знания в места, откуда и пришла на Землю очередная новая вера. Эта ве-ра пробивала себе путь ещё несколько тысячелетий, и однажды утвердилась. Но это было потом.

Пока же карьеры позарастали молодой порослью драконовых деревьев. Ими обросли и окрестные горы, через древние хребты и стремительные отроги которых к Голубой лагуне вышло однажды негероическое новое племя. Письменности с собой оно не несло, оседлости и покоя никогда прежде не знало. Всё время гнали племя по земле войны. Случалось, они на столетия уходили в леса, гнили у чёрных болот и только изредка выходили на откры-тую местность.

Но пришло время, и среди гонимых людей появились свои вожди. Они и научились за ведические знания своих соплеменников из области природных начал вести выгодную для себя торговлю. Изобретенный в племени трут ме-няли на наконечники стрел из бронзы и такие же бронзовые топоры. Но по-добным оружием уже никто войны не вёл. Пришлось выбирать между миром и оседлостью на плодородных равнинах.

Старейшины подумали, и, минуя равнины, прямо из лесов, по реликтовому мелколесью увели своё племя в горы. Здесь и был объявлен оракул, что где-то там, за горами плещется большая вода, и в ней купаются звезды. Огромное количество звезд. И они видны повсеместно.

Соплеменники поверили вождям, и начался трудный путь через разведанные перевалы. Со всех сторон на людей смотрели огромные реликты, ужасая сво-им исполинским ростом, своей грозной стройностью, своей грозной непри-ступностью, своей змеисто-чешуйчатой корой, которую невозможно было надрезать. В какие-то времена кора сама отшелушивалась с древесных ство-лов, и тогда стволы сочились ядовито-медовой чёрной смолой – вязкой и бы-стро стекленеющей массой, превращающей в особо острые даже лезвия про-стых бронзовых топоров. И хотя то, как деревья сбрасывали с себя кору, вы-глядело ужасно и вызывало по ночам плач младенцев, к этому вскоре при-выкли. С тех пор и спешили редкой лунной порой обмакнуть в сочащейся древесной смоле все возможные орудия для прорубки дороги к мечте.

С рассветом остекленевшая на стволах смола змеилась прежним неприступ-ным блеском, и только те, кто успевал смазать свои примитивные орудия но-чью, становились в первые ряды лесорубов пробивать путь к перевалам. А за самыми малыми и слабыми вновь смыкалась дорога, мгновенно зараставшая молодой реликтовой порослью.

Ушли десятилетия, прежде чем шедшие вышли на перевалы. Теперь это были далеко не слабые люди, поладившие с древесными драконами и потеснившие их в горах.

Шли и шли годы... Однажды горы расступились и перед пробивавшимися за-сверкала полуденными красками знойного счастливого дня легендарная Го-лубая лагуна. Кто-то выдохнул ещё древнее, гортанное, но уже вполне осоз-наваемое потомками, ликующее и легендарное отныне: “Пришли!”

…Земли у лагуны были плодородны. Предки возликовали. Однако пробле-мой стало построение самых обыкновенных лачуг. Даже для них не нашлось особого материала, кроме древесины драконовых реликтов. Но никакой мыс-лимой обработке эти деревья не поддавались. Самое лучшее, что пришло в голову – это огородится от возможных неприятелей частоколом. Хотя и эта затея показалась предкам нелепой. Пожив несколько лет на побережье, ни одного мыслимого врага они так и не нашли.

На горизонте дымились Штормовые острова, через злополучное гранитное побережье которых не мог пробиться ни один вражеский флот. Огромные волны лизали безжизненные, серые, бесплодные, неприступные камни. Ко-гда-то потом на этих островах поселятся люди. Сначала обречённые, затем морские пираты, затем опять обречённые, и только потом ссыльные, чья участь во все времена была и будет оставаться печальной.

Возводить лачуги пришлось из простой глины смешанной с камышовой со-ломой, и полученный саман подвергать обжигу. Саманные кирпичи легко складывались в стены. Из камыша же вязали циновки, которые стелили на пол. И такими же циновками покрывали покатые крыши, под которыми оста-валось достаточно сыро и прохладно.

Со стороны горных перевалов пробилась новая драконовая поросль. И её научились использовать. Не вспомнить уже кто и придумал из срубленных драконовых деревьев, тяжелых и страшных в предгорных карьерах выжигать уголь. Помнится, осторожные возроптали, что если произвести вырубку всех окрестных деревьев, то дорога через горные перевалы станет открытой, и по ней пройдут в эти священные края алчные дикие завоеватели. Впрочем, так оно со временем и случилось, но не сразу, а почти через полтысячи лет.

А в те далёкие времена было принято более простое решение: проводить ре-гулярное прореживание драконовых посадок, выбраковывая и уничтожая особо уродливые деревья, корни которых змеились по земле, случалось, и на несколько миль. Да и сами деревья подчас были чрезвычайно жуткими для того, чтобы расти рядом с человеческим поселением.

С подобных деревьев и принялись производить вырубку. Обрушившихся на-земь страшил лишали причудливой кроны и змеистой коры. На это уходили месяцы. Из них складывались годы и целые десятилетия.

И однажды деревья, наконец, умирали. Но это случалось не сразу, и многие из упавших под топорами уродцев ещё по несколько лет попеременно линя-ли, то обретая, то сбрасывая на землю всё новые и новые слои древесной ко-ры. Умершие деревья, наконец, обкладывали этой же корой и немногими с тяжелейшим трудом отбитыми ветками. Затем сверху покрывали камышовой соломой и после того присыпали перемешанным с золою песком. Только по-сле этого усопший “пирог” поджигали и оставляли тлеть на несколько дней. Так получался особый уголь. Уголь, о котором шла огромная слава.

Говаривали, что достаточно одной головешки такого “жаркого камня”, чтобы топить печь целый штормовой сезон и нисколько не ждать у моря погоды…

В последующие времена и угля и углепёков было достаточно. Углепёки гор-дились тем, что они обогревают племя и торжественно уходили на добычу “жаркого камня”. О них слагали легенды. Матери рассказывали отрокам и отрочицам, бабки пели песни младенцам – и всё только о том, как великие углепёки сокрушают “провинившиеся” драконовые деревья за то, что у того либо другого дерева особо скверный против других деревьев характер, либо такой же норов, либо просто вздорный, почти уродливый профиль. Каждое из таких деревьев осуждалось за его личные природные недостатки и обрека-лось быть испеченным до “жарких камней”.

Вскоре уже и ослушавшихся по тому либо иному поводу малышей стали отождествлять с тем либо иным уничтоженным драконовым деревом. Ибо и малыши, как и деревья, были в чём-то повинны. Отсюда шли прямые сравне-ния, застывавшие в обидных прозвищах, кличках.

И такие осудительные клички присыхали к строптивым, которых станови-лось почему-то всё больше и больше. Ведь кто же в детстве не желал отожде-ствлять себя с кем-нибудь либо чем-нибудь сильным, дерзновенным и лов-ким, пусть даже и не послушным. Но кого-нибудь особо такого в племенных мифах не обреталось. Ведь старейшины всё время вели племя только змеи-ными тропами, не оставляя в памяти потомков ни самих этих мгновенно за-раставших троп, ни своих, унесенных ветром, имён. Оставались только имена срубленных непокорных деревьев. Деревьев-оберегов, деревьев-заступников, деревьев-властелинов, – великих, но только немножко непокорных, а потому истлевших до “жарких камней” во имя потребностей человеческих.

Но и это было не всей правдой о происходящем. В то время как самые силь-ные мужчины до самых седых волос уходили на выпечку “жарких камней”, женщины выращивали виноградную лозу и ячмень. Но лоза тоже требовала огромных усилий, и однажды появились те, другие, которые не пошли по стопам предков, не вошли в лесистые карьеры, зато вошли в виноградники. Они корчевали старую лозу, подрезали новую. Из лозы же люди научились плести корзины и короба. К тому же и сама сушеная лоза жарко горела и поддерживала в лачугах тепло. Тогда как за драконовыми деревьями обряжа-ли уже только тех, кто считал для себя добычу “жарких камней” делом всей жизни. А значит подвигом.

Стали возникать первые трения. В мире, где не было ни вождей, ни вожатых вдруг одновременно возникли герои и антигерои. Но и тех, и других объеди-няло чувство (разделенное или нет) к вопросу вырубки “провинившихся” ис-полинов, которым приписывались образы всевозможных врагов, с которыми следовало бы сражаться. Но в то же время подраставшие в племени дети всем сердцем сочувствовали погибшим деревьям, в которых было столько жизни, а ничуть не героям, чья жизнь была внешне совершенно бездушной. И оттого ли, наверное, постепенно окаменели их души. Дети превратились в деревья. Деревья сомкнулись в лес.

Наверное, поэтому прежде других возликовали именно дети, когда после очередного шторма, случайный голубь вынес на плодородное побережье вет-ку с оливковыми плодами. К вечеру плоды склевали расторопные и беспри-страстные к делам человеческим птицы, а по утру из проросших за одну только ночь косточек пробилась зелень побегов. Именно из них и именно де-ти, отожествлявшие себя с погибшими деревьями-великанами, рассадили между виноградниками и углекарьером тоненькие хрупкие саженцы.

Стояла вечная для Голубой лагуны весна. Не прошло и нескольких лет, как деревья поднялись и однажды сбросили наземь свой первый, хоть и не обильный ещё урожай. Снова тучное вороньё бросилось было склёвывать дармовую поживу, но маслянистые на вкус плоды уже присмотрели для себя женщины. Они пытались истолочь из косточек масло, но ночью подростки, чьими тотемами стали хрупкие оливковые деревца, посадили в землю ещё несколько рядов оливковых косточек, украденных у матерей. Так началось великое наступление живых и трепетных оливковых рощ на умирающие ре-ликтовые драконовые чащи. Так наступило время, когда сам обжиг “жарких камней” стал праздной забавой для хранителей старины…

В последующем углепёков успели возвести в ранг чудаков и даже прочно за-быть. Ведь и своей древесины, и своего угля, и своих чудаков в новом мире хватало. Но случилось, что выросли те, кто ещё вчера выбрали для себя в жизненные тотемы давно погибшие драконовые деревья с изъяном: тем ли, иным ли, третьим...

Как жаль, что до времени, о самих изъянах старались не говорить. Вплоть до общей для всех –сердечной окаменелости, коренящейся в одолевшей племя сытости, устроенности, успокоенности. Лоза, оливки, ячмень, изумрудная ключевая вода прибрежных источников, вечно безоблачная голубизна неба и такая же мирная Голубая лагуна просто завораживали своей удивительной сказочностью и вместе с тем – своим реальным совершенством в мире тех, кто сам на себя принял память о человеческих несовершенствах.

И эта жестокая память заговорила тогда, когда потребовалось призвать на помощь миру любовь, чтобы в очередной раз сопутствовать его вечному об-новлению. Тут-то и оказалось, что выросшие дети не способны никого рядом любить. Они ведь полагали, что подобно деревьям будут стоять отведенное им на земле время и цвести по праву вечной молодости и красоты. Особой красоты – красоты отверженных вздорных реликтов, память о которых теп-лилась в “жарких камнях”.

Всполошились старшие, обратились за советами к древним – у молодых про-пала тяга любить. Нет, по вечерам вчерашние подростки зарывались в при-брежные дюны, подобно оливковым косточкам, некогда ими высаженными в благодатную плодородную землю. Но затем происходило совершенно стран-ное. Незаметно возникали элементы какой-то “лесной” мистерии.

Полуприсыпанные песком, собравшиеся на берегу переплетались друг с дру-гом – руками, подобно ветвям, и ногами, подобно цепким древесным корням. Но не один на один, а во множестве тел и поз, не дающих ни малейшей сво-боды для любовной игры. Постепенно из песка вырастал и прокатывался по берегу вздорный человеческий вал, который иногда доходил до самого побе-режья, где и разбивался о мрачные тени серых гранитных скал недалеких Штормовых островов.

Скипалось страстями море, накипали на лозе грузные грозди, в гроздях вы-зревал пьянящий кровь виноград, расцветали и плодоносили оливы, вызрева-ли колосья на ячменных полях, по несколько месяцев свивались, не желая умирать, подрубленные реликтовые деревья, осужденные на смерть за ту ли-бо иную мыслимую или немыслимую вину; над ними и человеческими лачу-гами вили гнёзда и высиживали своих птенцов птицы, и только гордые моло-дые юноши-деревья и обвивавшие их девушки-деревца не желали выбраться из леденящей их кровь лавы, где каждый был всем и ничем. Зачем нужна бы-ла любовь там, где по замыслу предков должны были остаться одни только “жаркие камни”.

Память юных о том, что их тотемы обратили в “жаркие камни” хоть и герои-ческие, но отжившие своё старики (согбенные жестокие жалкие старцы!) ос-танавливала прежде пылких, более не способных любить. Кармическая нить племени вот-вот должна была прерваться…

И тогда вспомнили о девственных весталках, давших обряд безбрачия во имя служения у “жарких камней” безликому пантеону предков и великому Про-ведению.

Весталки всегда жили особняком. Всегда перед капищем стояли их жалкие лачуги. Всегда на капище совершались курения. Непрерывно шёл отточен-ный столетиями ритуал. Не было дня, чтобы кто-нибудь из живущих о чём-нибудь не молил великое и мудрое небо и само Проведение, ниспосылавшее всю эту жизнь с её драконовыми деревьями и холодными лачугами, с её ста-реющими виноградниками и дряхлеющими стариками, с её несносными ста-рухами и алчными вороньими стаями, с её скудеющими ячменными полями, с её, господи, несовершенствами.

Плач в племени раздавался всегда, но однажды он стал более отчаянным, и весталки, поддерживавшие огонь на капище не одну тысячу лет, вдруг поня-ли, что их служение вскоре может оказаться напрасным. Ибо не останется тех, у кого будут хоть какие-нибудь человеческие беды. Они слышали, как надрывно и горько рыдают над будущим одеревеневших своих детей рано состарившиеся безутешные матери и не знали, как им помочь.

И тогда весталки вышли на берег, где обнаружили бесчисленное сцепление молодых бесчувственных тел. Тут и явилась им сила, и они вытесали из при-брежного песчаника большой каменный фаллос. Пришло время совершить жертвенный ритуал.

Обреченные на осквернение, они обратились к молодым и заявили, что те пришли на эту землю затем, чтобы продолжить дело предков и не дать по-гибнуть целому племени, прошедшему однажды мужественно через горы.

– Но тогда было движения, и деревья зря не осуждались на смерть во имя по-лучения ритуальных “жарких камней”. Ведь и без них сейчас вдоволь тепла. А драконовые деревья гибнут по-прежнему.

– О, наивные, но ведь те, кто пресекал и пресекает в драконовых деревьях жизнь во все времена были и остаются героями. Они неподсудны во времени – пытались возразить им весталки.

– Тогда мы – антигерои! – парировали молодые. – И не наш это мир, и не наш в нём путь на все времена. И не нам его будущее создавать. Ведь наши тотемы – это “жаркие камни”, сгорающие на капище. Пепелище великих дра-коновых исполинов во имя ублажения памяти о трусливых, изворотливых предках. К тому же и вы, весталки, к продвижению племени вглубь времён непричастны. Не вы ли пресекли свои корни во имя ритуала обыденности?

– К будущему причастны все! Ещё как причастны! Ибо только Проведение способно выбрать нам роли на завтра, – возразили весталки и тут же одна за другой лишили себя девственности на ритуальном фаллосе перед онемевшим человеческим “лесом”.

Подле фаллоса образовалось небольшое кровавое озерцо. С неба сорвался коршун и долго-долго хлебал кровь девственниц, до полного насыщения. Только затем, тяжело разбежавшись, снова попытался вырваться в небо, но небо более не держало его, и он рухнул у кромки Штормовых островов.

– Это мерзко и жутко, – возразили девушки. – Мы не можем принадлежать кому-нибудь одному. И тем более камню. Ведь мы не окаменевшие, как вы, а живые. Мы не просто сами по себе деревца. Мы – лес. Живой, солнечный, полный соков и сил...

– Мы солидарны с девушками, – добавили парни. – В каждом из нас не меньше сил, чем в вашем ритуальном истукане, но выбор кому и с кем быть первым в нашем общем лесу для нас был и остается загадкой. Как видно, это сакральная тайна самого Проведения.

– Так начните свой выбор с нас! Чем мы не те, через кого можно легко и про-сто пройти, пренебречь тем, что кто-то из нас станет первой, а кто-то очеред-ной. А вы, юные красотки, взирайте и трепещите, – ведь ни одна из вас хочет побороться за одного единственного своего юношу из всего этого переплете-ния.

– Нет, – возразило подавляющее большинство. – Вы служите не лесу, а его горькому пепелищу. Скорее, каждая из вас служит камням, и даже сейчас прошла через каменную инициацию, которая к нашей лесной организации не имеет никакого касательства. Камни лишены связующей растительность со-ков. Между вами и нами непреодолимая грань.

Опозоренные весталки горько разрыдались, но отступились. Взявшись за ру-ки, они молча вошли в море, и с тех пор живыми их больше не видели. Через несколько дней безжизненные тела прибило к Штормовым островам. С тех пор на островах стали расти алые маки, ставшие маяками для рыбаков.

И тогда пришла очередь матерей. Матери упросили своих детей пойти к тем, кого сами они в своих легендах и песнях величали героями. Всегда случается так, что только однажды молодые слушают материнский совет. И это время пришло. Ведь и самим молодым захотелось увидеть тех, кто обрёк их вели-чаться именами падших реликтов, изведенных легендарными героями на “жаркие камни”…

Они шли мимо тучных полей, мимо отвисшей виноградом лозы, мимо олив-ковой рощи, мимо пасущихся в предгорьях отар прямо к месту, на котором в очередной раз готовились извлечь из траншеи очередную порцию “жарких камней”. Прервалась длительная агония ещё одного “провинившегося” в чём-то своём природном дерева.

К старикам шли поседевшие от горя матери. К старикам шли молодые, чьё имя “лес” не давало им право на инициацию, не оставляло права на выбор. Старики давно о том знали. И, кажется, готовы были помочь.

Старики-угольщики выступили дружно:

– Мы – герои! – прошамкали беззубо они. – Мы герои, а все ваши винограда-ри и землепашцы, садоводы и рыболовы – сущие приспособленцы. Им всем, видите ли, хочется есть. Вот они вас и прогавили. А ведь мы предупреждали, что рано, очень рано отказываться от “жарких камней”. И что же? Вы погу-били даже весталок. А ведь все равно и они вскоре вам пригодятся. В годину слёз всегда приходит время для плакальщиц.

– К чему они нам, к чему нам герои? У нас и без них, где не глянь – вечная весна, куда не посмотри – бремя прошлого. Оно испепелило нас, но мы не пожелали превратиться в “жаркие камни”! И потом, разве так плохо быть сы-тыми. Не затем ли вы вышли из ваших дремучих лесов и чёрных гиблых бо-лот?

– Мы вышли из дремучих лесов и смрадных комариных болот и пришли в обильную Голубую лагуну во славу Проведения. Волей Проведения на на-шем пути встретились драконовые деревья. Уже в пути мы узнали, что их со-ком можно смазать ребро руки и получить обоюдоострый меч. А выжжен-ными из казнённых деревьев углями можно было не только обогревать хо-лодные углы жалких наших лачуг, но и ваши юные, но остывшие души. В этом ваша проблема. Она имеет разрешение. И оно – в “жарких камнях”. Ибо они согревают по-настоящему не только пространство, но и уставшие души. Вы просто устали быть обычными земными людьми с их правом что-то ре-шать – за себя и за всех.

– Но как? – вопрошали пришедшие.

– Вы не повинны в том, что разучились любить. Вы просто боитесь прожить свою жизнь людьми. А ведь среди вас не все обращены в истуканов. Давайте проверим прямо сейчас на тех, кто на это отважится. Знаете ли вы, что наш древний и внешне боязливый народ владеет способностью одним усилием воли перемещать вещи в пространстве. Это древний дар Проведения, но те-перь он почти забыт. Одним словом, предлагаем испытание такого порядка. Пусть каждый юноша выберет себе девушку. Для этого внимательно посмот-рите в глаза каждой из девушек. Среди вас наверняка отыщутся те, кто наи-более друг другу ответны. Но отнеситесь к этому как можно серьезней, ибо испытание предстоит непростое. Выбравшим друг друга, предстоит вместе одним общим взглядом поднять и удержать в пространстве вновь обуглен-ный “жаркий камень”. Те, у кого это получится, могут не сомневаться – они избранны друг для друга и всю жизнь будут способны оставаться друг за друга в ответе. Есть ли среди вас те, кто готов рассмотреть в лесу отдельные деревья и осмыслить, почему, собственно, лес из отдельных деревьев и со-стоит. Итак, есть ли среди вас...

– Есть – раздались тихие разрозненные голоса тех, кто ещё вчера смеялся над жертвенными весталками и держался за бесформенный монолит прочного “лесного” сообщества…

У первой испытуемой пары всё вышло как-то неровно. Вышедшие из “леса”, остались плоть от плоти его, и камень поднимался над ними по странной винтовой пирамиде. Её неровный серпантин дрожал и тормозился в про-странстве, восхищая и ужасая собравшихся. Но прошло недлительное время и “жаркий камень” сорвался с общего для двоих поднебесья. Губы девушки искривились в недоброй пустой ухмылке, и пылающая головня внезапно опала, испепелив сердце юноши. Лишенное души тело окаменело рухнуло наземь.

– Так рубят лес, так щепки летят, – только и посетовали старики. – Так уми-рают несмышленые и несмелые. Так обрываются сказки.

– Вы просто палачи, – бросил кто-то горько в сердцах.

– Кто не отступит, тот пойдет до конца, – парировали старики и не произнес-ли больше ни слова. Не выбросили белых флагов и молодые. Только вынесли из круга испытуемых бездыханное тело и дали одной из матерей оплакивать его и бальзамировать травами.

У второй пары, казалось бы, дело пошло на лад. “Жаркий камень” взвился под общее для обоих испытуемых небо и завис там надолго, пока случайно взгляд юноши не пересёкся с глазами девушки, чей избранник только что был так страшно убит. В тот же миг камень сорвался и испепелил не про-шедшую испытание девушку. Последней умирала её холодная и злая улыбка, столь похожая на улыбка всякой, кому ещё предстояло поверить в то, что следует отогреть душу, прежде чем возвратиться из “драконового леса” в жизнь.

Горстку золы молча подошла забрать скорбная многодетная мать. Она соби-рала пепел бережно и осторожно маленькими щепотками и ссыпала его в ут-лое суденышко, выструганное из ветки драконового реликта. Скорбный груз предстояло опустить этим судёнышком в быстрый горный ручей, бегущий за перевал. И старики, и молодые посмотрели на испытуемых с осуждением, и те растаяли в тени драконовой чащи, чтобы больше никогда к людям не воз-вращаться. Отныне им было суждено бродить там в пожизненном одиночест-ве, так как ни он, ни она были не способны к совместной жизни среди людей и представляли реальную угрозу для окружающих.

Но вот вышла третья пара, и произошло столь долгожданное всеми чудо. Общим взглядом бережно поднятый с земли и долго удерживаемый в про-странстве обугленный древесный осколок – “жаркий камень” человеческих душ внезапно растворился в глубине неба. Его принял открытый космос, о котором древние имели весьма смутное представление.

О последующем стоит ли говорит...

Проходили столетия. С лица Земли исчезла не одна реликтовая роща. Прихо-дили в Голубую лагуну и многочисленные завоеватели. Но никакой докумен-тальной памяти о них о не осталось. До сих пор идут споры, в ком было больше геройства – в предках-угольщиках или в предках-виноградарях, зем-лепашцах, рыбаках или может быть в отвергнутых легендарными молодыми весталках. Только влюблённым спорить об этом некогда. В них торжествует жизнь.

август 1999 г.

ПРОШЕДШИЕ СКВОЗЬ ДРАКОНОВЫЙ ЛЕС

Веле Штылвелд

Лесистые карьеры у Голубой лагуны были отрыты в глубокой древности. Верно одно – золота в них не искали. Но однажды просто забыли, что здесь был зарыт саркофаг, в котором, как говорят, предки поместили скрижали, да-бы передать с ними Знания, накопленные когда-то прежде.

Саркофаг со скрижалями отыскали не сразу. Те, кто затем переместил древ-ние знания в места, откуда и пришла на Землю очередная новая вера. Эта ве-ра пробивала себе путь ещё несколько тысячелетий, и однажды утвердилась. Но это было потом.

Пока же карьеры позарастали молодой порослью драконовых деревьев. Ими обросли и окрестные горы, через древние хребты и стремительные отроги которых к Голубой лагуне вышло однажды негероическое новое племя. Письменности с собой оно не несло, оседлости и покоя никогда прежде не знало. Всё время гнали племя по земле войны. Случалось, они на столетия уходили в леса, гнили у чёрных болот и только изредка выходили на откры-тую местность.

Но пришло время, и среди гонимых людей появились свои вожди. Они и научились за ведические знания своих соплеменников из области природных начал вести выгодную для себя торговлю. Изобретенный в племени трут ме-няли на наконечники стрел из бронзы и такие же бронзовые топоры. Но по-добным оружием уже никто войны не вёл. Пришлось выбирать между миром и оседлостью на плодородных равнинах.

Старейшины подумали, и, минуя равнины, прямо из лесов, по реликтовому мелколесью увели своё племя в горы. Здесь и был объявлен оракул, что где-то там, за горами плещется большая вода, и в ней купаются звезды. Огромное количество звезд. И они видны повсеместно.

Соплеменники поверили вождям, и начался трудный путь через разведанные перевалы. Со всех сторон на людей смотрели огромные реликты, ужасая сво-им исполинским ростом, своей грозной стройностью, своей грозной непри-ступностью, своей змеисто-чешуйчатой корой, которую невозможно было надрезать. В какие-то времена кора сама отшелушивалась с древесных ство-лов, и тогда стволы сочились ядовито-медовой чёрной смолой – вязкой и бы-стро стекленеющей массой, превращающей в особо острые даже лезвия про-стых бронзовых топоров. И хотя то, как деревья сбрасывали с себя кору, вы-глядело ужасно и вызывало по ночам плач младенцев, к этому вскоре при-выкли. С тех пор и спешили редкой лунной порой обмакнуть в сочащейся древесной смоле все возможные орудия для прорубки дороги к мечте.

С рассветом остекленевшая на стволах смола змеилась прежним неприступ-ным блеском, и только те, кто успевал смазать свои примитивные орудия но-чью, становились в первые ряды лесорубов пробивать путь к перевалам. А за самыми малыми и слабыми вновь смыкалась дорога, мгновенно зараставшая молодой реликтовой порослью.

Ушли десятилетия, прежде чем шедшие вышли на перевалы. Теперь это были далеко не слабые люди, поладившие с древесными драконами и потеснившие их в горах.

Шли и шли годы... Однажды горы расступились и перед пробивавшимися за-сверкала полуденными красками знойного счастливого дня легендарная Го-лубая лагуна. Кто-то выдохнул ещё древнее, гортанное, но уже вполне осоз-наваемое потомками, ликующее и легендарное отныне: “Пришли!”

…Земли у лагуны были плодородны. Предки возликовали. Однако пробле-мой стало построение самых обыкновенных лачуг. Даже для них не нашлось особого материала, кроме древесины драконовых реликтов. Но никакой мыс-лимой обработке эти деревья не поддавались. Самое лучшее, что пришло в голову – это огородится от возможных неприятелей частоколом. Хотя и эта затея показалась предкам нелепой. Пожив несколько лет на побережье, ни одного мыслимого врага они так и не нашли.

На горизонте дымились Штормовые острова, через злополучное гранитное побережье которых не мог пробиться ни один вражеский флот. Огромные волны лизали безжизненные, серые, бесплодные, неприступные камни. Ко-гда-то потом на этих островах поселятся люди. Сначала обречённые, затем морские пираты, затем опять обречённые, и только потом ссыльные, чья участь во все времена была и будет оставаться печальной.

Возводить лачуги пришлось из простой глины смешанной с камышовой со-ломой, и полученный саман подвергать обжигу. Саманные кирпичи легко складывались в стены. Из камыша же вязали циновки, которые стелили на пол. И такими же циновками покрывали покатые крыши, под которыми оста-валось достаточно сыро и прохладно.

Со стороны горных перевалов пробилась новая драконовая поросль. И её научились использовать. Не вспомнить уже кто и придумал из срубленных драконовых деревьев, тяжелых и страшных в предгорных карьерах выжигать уголь. Помнится, осторожные возроптали, что если произвести вырубку всех окрестных деревьев, то дорога через горные перевалы станет открытой, и по ней пройдут в эти священные края алчные дикие завоеватели. Впрочем, так оно со временем и случилось, но не сразу, а почти через полтысячи лет.

А в те далёкие времена было принято более простое решение: проводить ре-гулярное прореживание драконовых посадок, выбраковывая и уничтожая особо уродливые деревья, корни которых змеились по земле, случалось, и на несколько миль. Да и сами деревья подчас были чрезвычайно жуткими для того, чтобы расти рядом с человеческим поселением.

С подобных деревьев и принялись производить вырубку. Обрушившихся на-земь страшил лишали причудливой кроны и змеистой коры. На это уходили месяцы. Из них складывались годы и целые десятилетия.

И однажды деревья, наконец, умирали. Но это случалось не сразу, и многие из упавших под топорами уродцев ещё по несколько лет попеременно линя-ли, то обретая, то сбрасывая на землю всё новые и новые слои древесной ко-ры. Умершие деревья, наконец, обкладывали этой же корой и немногими с тяжелейшим трудом отбитыми ветками. Затем сверху покрывали камышовой соломой и после того присыпали перемешанным с золою песком. Только по-сле этого усопший “пирог” поджигали и оставляли тлеть на несколько дней. Так получался особый уголь. Уголь, о котором шла огромная слава.

Говаривали, что достаточно одной головешки такого “жаркого камня”, чтобы топить печь целый штормовой сезон и нисколько не ждать у моря погоды…

В последующие времена и угля и углепёков было достаточно. Углепёки гор-дились тем, что они обогревают племя и торжественно уходили на добычу “жаркого камня”. О них слагали легенды. Матери рассказывали отрокам и отрочицам, бабки пели песни младенцам – и всё только о том, как великие углепёки сокрушают “провинившиеся” драконовые деревья за то, что у того либо другого дерева особо скверный против других деревьев характер, либо такой же норов, либо просто вздорный, почти уродливый профиль. Каждое из таких деревьев осуждалось за его личные природные недостатки и обрека-лось быть испеченным до “жарких камней”.

Вскоре уже и ослушавшихся по тому либо иному поводу малышей стали отождествлять с тем либо иным уничтоженным драконовым деревом. Ибо и малыши, как и деревья, были в чём-то повинны. Отсюда шли прямые сравне-ния, застывавшие в обидных прозвищах, кличках.

И такие осудительные клички присыхали к строптивым, которых станови-лось почему-то всё больше и больше. Ведь кто же в детстве не желал отожде-ствлять себя с кем-нибудь либо чем-нибудь сильным, дерзновенным и лов-ким, пусть даже и не послушным. Но кого-нибудь особо такого в племенных мифах не обреталось. Ведь старейшины всё время вели племя только змеи-ными тропами, не оставляя в памяти потомков ни самих этих мгновенно за-раставших троп, ни своих, унесенных ветром, имён. Оставались только имена срубленных непокорных деревьев. Деревьев-оберегов, деревьев-заступников, деревьев-властелинов, – великих, но только немножко непокорных, а потому истлевших до “жарких камней” во имя потребностей человеческих.

Но и это было не всей правдой о происходящем. В то время как самые силь-ные мужчины до самых седых волос уходили на выпечку “жарких камней”, женщины выращивали виноградную лозу и ячмень. Но лоза тоже требовала огромных усилий, и однажды появились те, другие, которые не пошли по стопам предков, не вошли в лесистые карьеры, зато вошли в виноградники. Они корчевали старую лозу, подрезали новую. Из лозы же люди научились плести корзины и короба. К тому же и сама сушеная лоза жарко горела и поддерживала в лачугах тепло. Тогда как за драконовыми деревьями обряжа-ли уже только тех, кто считал для себя добычу “жарких камней” делом всей жизни. А значит подвигом.

Стали возникать первые трения. В мире, где не было ни вождей, ни вожатых вдруг одновременно возникли герои и антигерои. Но и тех, и других объеди-няло чувство (разделенное или нет) к вопросу вырубки “провинившихся” ис-полинов, которым приписывались образы всевозможных врагов, с которыми следовало бы сражаться. Но в то же время подраставшие в племени дети всем сердцем сочувствовали погибшим деревьям, в которых было столько жизни, а ничуть не героям, чья жизнь была внешне совершенно бездушной. И оттого ли, наверное, постепенно окаменели их души. Дети превратились в деревья. Деревья сомкнулись в лес.

Наверное, поэтому прежде других возликовали именно дети, когда после очередного шторма, случайный голубь вынес на плодородное побережье вет-ку с оливковыми плодами. К вечеру плоды склевали расторопные и беспри-страстные к делам человеческим птицы, а по утру из проросших за одну только ночь косточек пробилась зелень побегов. Именно из них и именно де-ти, отожествлявшие себя с погибшими деревьями-великанами, рассадили между виноградниками и углекарьером тоненькие хрупкие саженцы.

Стояла вечная для Голубой лагуны весна. Не прошло и нескольких лет, как деревья поднялись и однажды сбросили наземь свой первый, хоть и не обильный ещё урожай. Снова тучное вороньё бросилось было склёвывать дармовую поживу, но маслянистые на вкус плоды уже присмотрели для себя женщины. Они пытались истолочь из косточек масло, но ночью подростки, чьими тотемами стали хрупкие оливковые деревца, посадили в землю ещё несколько рядов оливковых косточек, украденных у матерей. Так началось великое наступление живых и трепетных оливковых рощ на умирающие ре-ликтовые драконовые чащи. Так наступило время, когда сам обжиг “жарких камней” стал праздной забавой для хранителей старины…

В последующем углепёков успели возвести в ранг чудаков и даже прочно за-быть. Ведь и своей древесины, и своего угля, и своих чудаков в новом мире хватало. Но случилось, что выросли те, кто ещё вчера выбрали для себя в жизненные тотемы давно погибшие драконовые деревья с изъяном: тем ли, иным ли, третьим...

Как жаль, что до времени, о самих изъянах старались не говорить. Вплоть до общей для всех –сердечной окаменелости, коренящейся в одолевшей племя сытости, устроенности, успокоенности. Лоза, оливки, ячмень, изумрудная ключевая вода прибрежных источников, вечно безоблачная голубизна неба и такая же мирная Голубая лагуна просто завораживали своей удивительной сказочностью и вместе с тем – своим реальным совершенством в мире тех, кто сам на себя принял память о человеческих несовершенствах.

И эта жестокая память заговорила тогда, когда потребовалось призвать на помощь миру любовь, чтобы в очередной раз сопутствовать его вечному об-новлению. Тут-то и оказалось, что выросшие дети не способны никого рядом любить. Они ведь полагали, что подобно деревьям будут стоять отведенное им на земле время и цвести по праву вечной молодости и красоты. Особой красоты – красоты отверженных вздорных реликтов, память о которых теп-лилась в “жарких камнях”.

Всполошились старшие, обратились за советами к древним – у молодых про-пала тяга любить. Нет, по вечерам вчерашние подростки зарывались в при-брежные дюны, подобно оливковым косточкам, некогда ими высаженными в благодатную плодородную землю. Но затем происходило совершенно стран-ное. Незаметно возникали элементы какой-то “лесной” мистерии.

Полуприсыпанные песком, собравшиеся на берегу переплетались друг с дру-гом – руками, подобно ветвям, и ногами, подобно цепким древесным корням. Но не один на один, а во множестве тел и поз, не дающих ни малейшей сво-боды для любовной игры. Постепенно из песка вырастал и прокатывался по берегу вздорный человеческий вал, который иногда доходил до самого побе-режья, где и разбивался о мрачные тени серых гранитных скал недалеких Штормовых островов.

Скипалось страстями море, накипали на лозе грузные грозди, в гроздях вы-зревал пьянящий кровь виноград, расцветали и плодоносили оливы, вызрева-ли колосья на ячменных полях, по несколько месяцев свивались, не желая умирать, подрубленные реликтовые деревья, осужденные на смерть за ту ли-бо иную мыслимую или немыслимую вину; над ними и человеческими лачу-гами вили гнёзда и высиживали своих птенцов птицы, и только гордые моло-дые юноши-деревья и обвивавшие их девушки-деревца не желали выбраться из леденящей их кровь лавы, где каждый был всем и ничем. Зачем нужна бы-ла любовь там, где по замыслу предков должны были остаться одни только “жаркие камни”.

Память юных о том, что их тотемы обратили в “жаркие камни” хоть и герои-ческие, но отжившие своё старики (согбенные жестокие жалкие старцы!) ос-танавливала прежде пылких, более не способных любить. Кармическая нить племени вот-вот должна была прерваться…

И тогда вспомнили о девственных весталках, давших обряд безбрачия во имя служения у “жарких камней” безликому пантеону предков и великому Про-ведению.

Весталки всегда жили особняком. Всегда перед капищем стояли их жалкие лачуги. Всегда на капище совершались курения. Непрерывно шёл отточен-ный столетиями ритуал. Не было дня, чтобы кто-нибудь из живущих о чём-нибудь не молил великое и мудрое небо и само Проведение, ниспосылавшее всю эту жизнь с её драконовыми деревьями и холодными лачугами, с её ста-реющими виноградниками и дряхлеющими стариками, с её несносными ста-рухами и алчными вороньими стаями, с её скудеющими ячменными полями, с её, господи, несовершенствами.

Плач в племени раздавался всегда, но однажды он стал более отчаянным, и весталки, поддерживавшие огонь на капище не одну тысячу лет, вдруг поня-ли, что их служение вскоре может оказаться напрасным. Ибо не останется тех, у кого будут хоть какие-нибудь человеческие беды. Они слышали, как надрывно и горько рыдают над будущим одеревеневших своих детей рано состарившиеся безутешные матери и не знали, как им помочь.

И тогда весталки вышли на берег, где обнаружили бесчисленное сцепление молодых бесчувственных тел. Тут и явилась им сила, и они вытесали из при-брежного песчаника большой каменный фаллос. Пришло время совершить жертвенный ритуал.

Обреченные на осквернение, они обратились к молодым и заявили, что те пришли на эту землю затем, чтобы продолжить дело предков и не дать по-гибнуть целому племени, прошедшему однажды мужественно через горы.

– Но тогда было движения, и деревья зря не осуждались на смерть во имя по-лучения ритуальных “жарких камней”. Ведь и без них сейчас вдоволь тепла. А драконовые деревья гибнут по-прежнему.

– О, наивные, но ведь те, кто пресекал и пресекает в драконовых деревьях жизнь во все времена были и остаются героями. Они неподсудны во времени – пытались возразить им весталки.

– Тогда мы – антигерои! – парировали молодые. – И не наш это мир, и не наш в нём путь на все времена. И не нам его будущее создавать. Ведь наши тотемы – это “жаркие камни”, сгорающие на капище. Пепелище великих дра-коновых исполинов во имя ублажения памяти о трусливых, изворотливых предках. К тому же и вы, весталки, к продвижению племени вглубь времён непричастны. Не вы ли пресекли свои корни во имя ритуала обыденности?

– К будущему причастны все! Ещё как причастны! Ибо только Проведение способно выбрать нам роли на завтра, – возразили весталки и тут же одна за другой лишили себя девственности на ритуальном фаллосе перед онемевшим человеческим “лесом”.

Подле фаллоса образовалось небольшое кровавое озерцо. С неба сорвался коршун и долго-долго хлебал кровь девственниц, до полного насыщения. Только затем, тяжело разбежавшись, снова попытался вырваться в небо, но небо более не держало его, и он рухнул у кромки Штормовых островов.

– Это мерзко и жутко, – возразили девушки. – Мы не можем принадлежать кому-нибудь одному. И тем более камню. Ведь мы не окаменевшие, как вы, а живые. Мы не просто сами по себе деревца. Мы – лес. Живой, солнечный, полный соков и сил...

– Мы солидарны с девушками, – добавили парни. – В каждом из нас не меньше сил, чем в вашем ритуальном истукане, но выбор кому и с кем быть первым в нашем общем лесу для нас был и остается загадкой. Как видно, это сакральная тайна самого Проведения.

– Так начните свой выбор с нас! Чем мы не те, через кого можно легко и про-сто пройти, пренебречь тем, что кто-то из нас станет первой, а кто-то очеред-ной. А вы, юные красотки, взирайте и трепещите, – ведь ни одна из вас хочет побороться за одного единственного своего юношу из всего этого переплете-ния.

– Нет, – возразило подавляющее большинство. – Вы служите не лесу, а его горькому пепелищу. Скорее, каждая из вас служит камням, и даже сейчас прошла через каменную инициацию, которая к нашей лесной организации не имеет никакого касательства. Камни лишены связующей растительность со-ков. Между вами и нами непреодолимая грань.

Опозоренные весталки горько разрыдались, но отступились. Взявшись за ру-ки, они молча вошли в море, и с тех пор живыми их больше не видели. Через несколько дней безжизненные тела прибило к Штормовым островам. С тех пор на островах стали расти алые маки, ставшие маяками для рыбаков.

И тогда пришла очередь матерей. Матери упросили своих детей пойти к тем, кого сами они в своих легендах и песнях величали героями. Всегда случается так, что только однажды молодые слушают материнский совет. И это время пришло. Ведь и самим молодым захотелось увидеть тех, кто обрёк их вели-чаться именами падших реликтов, изведенных легендарными героями на “жаркие камни”…

Они шли мимо тучных полей, мимо отвисшей виноградом лозы, мимо олив-ковой рощи, мимо пасущихся в предгорьях отар прямо к месту, на котором в очередной раз готовились извлечь из траншеи очередную порцию “жарких камней”. Прервалась длительная агония ещё одного “провинившегося” в чём-то своём природном дерева.

К старикам шли поседевшие от горя матери. К старикам шли молодые, чьё имя “лес” не давало им право на инициацию, не оставляло права на выбор. Старики давно о том знали. И, кажется, готовы были помочь.

Старики-угольщики выступили дружно:

– Мы – герои! – прошамкали беззубо они. – Мы герои, а все ваши винограда-ри и землепашцы, садоводы и рыболовы – сущие приспособленцы. Им всем, видите ли, хочется есть. Вот они вас и прогавили. А ведь мы предупреждали, что рано, очень рано отказываться от “жарких камней”. И что же? Вы погу-били даже весталок. А ведь все равно и они вскоре вам пригодятся. В годину слёз всегда приходит время для плакальщиц.

– К чему они нам, к чему нам герои? У нас и без них, где не глянь – вечная весна, куда не посмотри – бремя прошлого. Оно испепелило нас, но мы не пожелали превратиться в “жаркие камни”! И потом, разве так плохо быть сы-тыми. Не затем ли вы вышли из ваших дремучих лесов и чёрных гиблых бо-лот?

– Мы вышли из дремучих лесов и смрадных комариных болот и пришли в обильную Голубую лагуну во славу Проведения. Волей Проведения на на-шем пути встретились драконовые деревья. Уже в пути мы узнали, что их со-ком можно смазать ребро руки и получить обоюдоострый меч. А выжжен-ными из казнённых деревьев углями можно было не только обогревать хо-лодные углы жалких наших лачуг, но и ваши юные, но остывшие души. В этом ваша проблема. Она имеет разрешение. И оно – в “жарких камнях”. Ибо они согревают по-настоящему не только пространство, но и уставшие души. Вы просто устали быть обычными земными людьми с их правом что-то ре-шать – за себя и за всех.

– Но как? – вопрошали пришедшие.

– Вы не повинны в том, что разучились любить. Вы просто боитесь прожить свою жизнь людьми. А ведь среди вас не все обращены в истуканов. Давайте проверим прямо сейчас на тех, кто на это отважится. Знаете ли вы, что наш древний и внешне боязливый народ владеет способностью одним усилием воли перемещать вещи в пространстве. Это древний дар Проведения, но те-перь он почти забыт. Одним словом, предлагаем испытание такого порядка. Пусть каждый юноша выберет себе девушку. Для этого внимательно посмот-рите в глаза каждой из девушек. Среди вас наверняка отыщутся те, кто наи-более друг другу ответны. Но отнеситесь к этому как можно серьезней, ибо испытание предстоит непростое. Выбравшим друг друга, предстоит вместе одним общим взглядом поднять и удержать в пространстве вновь обуглен-ный “жаркий камень”. Те, у кого это получится, могут не сомневаться – они избранны друг для друга и всю жизнь будут способны оставаться друг за друга в ответе. Есть ли среди вас те, кто готов рассмотреть в лесу отдельные деревья и осмыслить, почему, собственно, лес из отдельных деревьев и со-стоит. Итак, есть ли среди вас...

– Есть – раздались тихие разрозненные голоса тех, кто ещё вчера смеялся над жертвенными весталками и держался за бесформенный монолит прочного “лесного” сообщества…

У первой испытуемой пары всё вышло как-то неровно. Вышедшие из “леса”, остались плоть от плоти его, и камень поднимался над ними по странной винтовой пирамиде. Её неровный серпантин дрожал и тормозился в про-странстве, восхищая и ужасая собравшихся. Но прошло недлительное время и “жаркий камень” сорвался с общего для двоих поднебесья. Губы девушки искривились в недоброй пустой ухмылке, и пылающая головня внезапно опала, испепелив сердце юноши. Лишенное души тело окаменело рухнуло наземь.

– Так рубят лес, так щепки летят, – только и посетовали старики. – Так уми-рают несмышленые и несмелые. Так обрываются сказки.

– Вы просто палачи, – бросил кто-то горько в сердцах.

– Кто не отступит, тот пойдет до конца, – парировали старики и не произнес-ли больше ни слова. Не выбросили белых флагов и молодые. Только вынесли из круга испытуемых бездыханное тело и дали одной из матерей оплакивать его и бальзамировать травами.

У второй пары, казалось бы, дело пошло на лад. “Жаркий камень” взвился под общее для обоих испытуемых небо и завис там надолго, пока случайно взгляд юноши не пересёкся с глазами девушки, чей избранник только что был так страшно убит. В тот же миг камень сорвался и испепелил не про-шедшую испытание девушку. Последней умирала её холодная и злая улыбка, столь похожая на улыбка всякой, кому ещё предстояло поверить в то, что следует отогреть душу, прежде чем возвратиться из “драконового леса” в жизнь.

Горстку золы молча подошла забрать скорбная многодетная мать. Она соби-рала пепел бережно и осторожно маленькими щепотками и ссыпала его в ут-лое суденышко, выструганное из ветки драконового реликта. Скорбный груз предстояло опустить этим судёнышком в быстрый горный ручей, бегущий за перевал. И старики, и молодые посмотрели на испытуемых с осуждением, и те растаяли в тени драконовой чащи, чтобы больше никогда к людям не воз-вращаться. Отныне им было суждено бродить там в пожизненном одиночест-ве, так как ни он, ни она были не способны к совместной жизни среди людей и представляли реальную угрозу для окружающих.

Но вот вышла третья пара, и произошло столь долгожданное всеми чудо. Общим взглядом бережно поднятый с земли и долго удерживаемый в про-странстве обугленный древесный осколок – “жаркий камень” человеческих душ внезапно растворился в глубине неба. Его принял открытый космос, о котором древние имели весьма смутное представление.

О последующем стоит ли говорит...

Проходили столетия. С лица Земли исчезла не одна реликтовая роща. Прихо-дили в Голубую лагуну и многочисленные завоеватели. Но никакой докумен-тальной памяти о них о не осталось. До сих пор идут споры, в ком было больше геройства – в предках-угольщиках или в предках-виноградарях, зем-лепашцах, рыбаках или может быть в отвергнутых легендарными молодыми весталках. Только влюблённым спорить об этом некогда. В них торжествует жизнь.

август 1999 г.