«Нигде не чувствуешь так свое одиночество как среди людей»

Т. Ребрик

 

А ВДРУГ?

 

Кто-то сказал: «Жить в большом городе – большая жертва».

«Да бросьте», - возразят те, кто сочтет за удачу оказаться в центре огромного мегаполиса. Для них слово «жертва» - наигранное. Для них город – шанс. Не задумываются: Бог не живет в городе.

А город… сверкает неоновыми огнями – огнями надежд на успех, на благополучие, на волшебную любовь, на тот самый случай, который один на тысячу, о котором рассказывают фильмы в центральных кинотеатрах с DDS*, о котором написаны тонны книг, веселыми картинками обклеившими все прилавки с печатной продукцией. А вдруг?

 

ЖИЗНЬ - ДЕНЬ

 

С какого часа город начинается? С утра ли, с ночи ли? Город живет круглосуточно, дышит прерывисто, бежит без устали. Все в городе движется стремительно: и автомобили, и пешеходы, и наружная реклама сменяет одна другую. Бегущая неоновая строка обещает райские кущи – ты ей не веришь, усмехаешься: «Меня не проведешь!», но нет времени задуматься, натыкаешься – замираешь: «Надо попробовать, не зря рекламируют». А только купишь, новая модель появляется – не успеваешь! А успеть хочется: за временем, за модой, за тенденцией - за всеми! А как же? Успеть надо. Быстро. Быстро родиться, быстро вырасти, пожить и быстро умереть, без боли – надо успеть заслужить. Бабки-няньки, детский сад, школа, институт, а как без него? Связи – обязательно, работа, деньги. Работы много, денег – не всегда. Семья, дети, дом, дерево... Нет времени на остановку, на паузу, время спрессовано до секунды - только голову повернуть, увидеть, что торопишься не в ту сторону и, ловко сменив траекторию, устремиться в другую, временно правильную – может, повезет?

Автомобили нетерпеливо гудят, подрезают друг друга, с крутого виража устремляются в точку по городским хайвейям.

Бежишь по городу-улицам, опережаешь прохожих: на работу, с работы, на встречи, в больницу, в театр, за ребенком, к любимому, к родителям, на прием... Что там дальше? Что в органайзере? Ведешь автомобиль (эх, вечером успеть бы на сервис), вовремя отвлекаешься от мобильного, вскидываешь глаза, видишь «зеленый», вдавливаешь педаль в пол - оставляешь всех позади.

А иногда бросаешь машину – нет времени в пробках простаивать - и торопишься в метро затолкаться со всеми в вагон, а тот несется по узким подземным туннелям, грохоча колесами. Никто не страдает клаустрофобией? Да что клаустрофобия! Не взорвал бы кто мимоходом, посланческую миссию выполняя и обеспечивая себе безбилетный проход в рай.

Поздно, за окном ночь. Щелк-щелк по пульту телевизора – способ отдыха. Скачешь по программам механически, слушаешь урывками, о своем думаешь: ты уже в дне завтрашнем. Это твой день, твоя жизнь. Засыпаешь.

 

ТИШИНА

 

Город – он разный…

Город может быть тихим. Выходишь из подъезда утром – тихо, чисто и свежо - утренняя улыбка ребенка. Проходишь гулко по двору-колодцу – шаги слышны. Уличная кошка беззвучно проскользает черной тенью мимо. Дворник головой кивает: «Доброе утро», - считываешь с губ. Сосед-собачник, ежась, молчаливо покуривает первую сигарету.

Да и днем в городе наступает момент - все звуки замирают: в летнем ли мареве, в зимнем ли снегопаде, в дождливом межсезонье в какую-то минуту воздух насыщается городским шумом, дрожит и, доведя громкость до максимума, застывает в пространстве, как в немом кино – одни титры на рекламных вывесках. Люди открывают рты, как рыбы, губы быстро что-то произносят, потом улыбаются или сердятся на молчаливом городском экране. Все объединено в один безмолвный диалог суетливой жизни.

«Как дела?» - спрашивают губы.

«Дела-дела, суета…», - произносят другие.

«А что не суета?»

«Ты».

Дыхание перехватывает от неожиданности, и кто-то сверху рукой невидимой нажимает кнопку «Пауза» - ты на секунду погружаешься в тишину своего сердца: «Неужели?».

Проходит день, приходит вечер, тишину подлавливаешь ночью. Не спится. Встаешь и проходишь на кухню, заглядываешь в холодильник, открываешь окно, закуриваешь. Город спит. Черные глазницы окон смотрят на тебя равнодушно, им наплевать на твои мысли-тревоги, там в этих окнах-пещерах тебе не помогут – сами запутались. Но вот замечаешь - еще одно окно светится, и там кому-то не до сна. Тоже вслушиваются в тишину, пытаясь жить здесь и сейчас, ни к кому не привязываясь, не рефлексируя – сложно. Свобода есть одиночество.

Эх, куда бы запечатать свои мысли под семь замков и печатей, чтобы остановить свой болтливый беспокойный ум-эго, вечно расставляющий всему оценки «хорошо-плохо». Вот проходит одинокий прохожий – торопится, идет быстро в темноту своего дома, в свою постель, чтобы забыться тревожным сном и войти в следующий день с галочкой «прожито».

Тишину ночи нарушает телефонный звонок, твое сердце сжимается, так долго ты этого ждал – напряжение, доведенное до оцепенения. Нарочито медленно идешь к телефону, словно проверяешь на стойкость звонящего. Но тут понимаешь, что твой телефон молчит, звонок за стеной или с улицы – из окна открытого. Вновь вопросы твои зависают в недрах квартиры, тебе кажется, что ты близок к отчаянию. Но делать нечего – таковы правила, надо довериться жизни. Ты постепенно отпускаешь боль, заворачиваешься с головой в одеяло как в кокон, поджимаешь ноги, закрываешь глаза, делаешь вид, что спишь. Спишь-прячешься до утра без снов и сожалений, цепляясь в душе за своего Бога.

Город – он разный…

Тишина.

 

НА ИГЛЕ

 

Город владеет тобой полностью, город - собственник. «Денёк бы взять, выспаться, - думаешь. – Закрыться, чтоб никого не видеть, не слышать – нет меня. Погрузиться в покой, тишину, гармонию…».

Но город – вечный зов, как ни прячься у реки в ухоженном доме с васильками на кружевной скатерти, с развевающимися занавесками и родниковой водой в ведре у входа, с ночными запахами влажной земли и мыльного корня, с мотыльками под абажуром над столом на террасе – вечером, с книгой на коленях, в подушках в гамаке… Но как ни создавай иллюзию спокойной жизни, для горожанина она искусственна - паутина на истине. Город предательски нарушает магическую тишину вожделенного загорода и как капризная любовница «К ноге!», - командует, требуя сверхурочного свидания в семейный week-end. И как ни отключай мобильный, как ни закрывай двери и ни предавайся медитации, нет тебе покоя: не спрятаться, не скрыться – от себя не убежишь.

И вот ты уже места себе не находишь, словно кто-то зовет тебя голосом насмешливым, уверенным – никуда ты не денешься. «Я быстро: туда и обратно», - говоришь ты зомбировано, хлопаешь дверцей автомобиля, давишь на газ и с волнением первого свидания летишь в запутанный лабиринт стрессов и разочарований – почему? Нет ответа. Не можешь жить вне города. На игле.

 

ВЫХОЛОЩЕННОСТЬ

 

Шумный город, спрессованный временем, не терпящий сентиментальностей. Город многоликий, многосудьбинный - смесь взрывоопасная, нет здесь приюта Богу, как бы его не славили.

«Я не здесь!» - пришпилил он записку на клочке бумаги к воротам главного храма и ушел пить чай в одиночестве – среди людей оно чувствуется особенно.

А вокруг горожане и приезжие. Горожане – изящный флакон с ярко-рубиновым содержанием, утаивающий о примесях, - улыбку светскую на лицо натягивают. Приезжие – разноцветная палитра цветов и красок, терпимости и агрессии – с горожанами перемешиваются, жирной линией разделяя свою жизнь на «до» и «после». «Уж десять лет в городе!» - говорит кто-то весело, всеми силами адаптируясь ко всему новомодному.

«Горожане – приезжие» - антагонизм по умолчанию бежит волнами, претензии взаимные, но в мегаполисе выживает сильнейший, дойдя до исступления и человеческое сердце сменив на андроидное – у каждого ведь своя история.

А история общая трансформируется, держится за край черной пропасти, изо всех сил цепляется, дабы не кануть в безвестность, в забвение. Нет, конечно, кто-то ее удерживает, старается, ногами упирается: одни - семейное древо тушью выводят с внуками, другие – предлагают версии, авторские расследования в книго-фильмовых формах, цвета слегка желтоватого. Да и какая разница, какого что цвета? Главное, чтобы хоть что-то от старухи-истории выжило.

А рядом паренек присоседился, не по убеждениям, а так, от голода-одиночества. Выбрит наголо, весь в черном, на ногах ботинки тяжелые на шнуровке, глаза стеклянные, флагом паучьим в воздухе машет, и не один он, а много таких, наполненных национальным самосознанием из-за собственной ущербности. Корни утеряны.

Выхолощенность.

 

ЛЮБОВЬ - ОПУСТОШЕНИЕ

 

Город - всеядный Казанова - дарует свою любовь, не задумываясь. Как и великий любовник, он принимает тебя всякого: умного - глупого, худого и толстого, богатого - бедного, открытого - скрытного, праведника и подлеца. В этом секрет любви: можешь быть всяким – ты будешь принят! И веришь этой иллюзии безоговорочно, как собака хозяину, не подозревающая о человеческой подлости. Город манит и завлекает белозубой улыбкой алмазных огней-брекетов, элегантными костюмами от Borrelli с живым гламурным горностаем на плече, разноголосой речью c милой путаницей «с» и «из», очарованием игры в недоступность и благопорядок, искрящимся юмором и снисходительной иронией. Он приглашает тебя на бизнес - ланчи и ужины в модные заведения, где царит приятный гомон, пахнет корицей, теплыми булочками и ароматом от Annick Goutal – Mandragore; где обсуждают одновременно дела и любовь, а за чашкой кофе привычно щелкают по клавишам ноутбука. Город шепчет тебе на ухо сладкие речи - глянцевые истории из «Esquire», «L’Optimum» и «Априори»… Он рисует многоярусные замки успеха и благополучия - искрящийся коктейль: дом в Борвихе, отдых от «Sodis», диплом МВА и саквояжи от Bruno Magli. Он катает тебя на Mini Cabrio, а хочешь «новую концепция мышления» – бери LexusGS!

Но городская любовь – скоротечна. Она лишь насмешка, лицедейская и сценически выверенная.

«Ах, - возразит кто-то, прищуриваясь от сигаретного дыма и попивая Jack Daniels, - если роза теряет красоту, значит, была настоящей. Ничто не вечно под луной, и глупо просить «любви до гроба»! Но еще глупее не наслаждаться этим сейчас!"**.

Все так. И ты отдаешься этой страсти полностью - страсти, перерастающей в зависимость. Твой город-любовник лишь улыбается, он - вечно юный вампир, дерзкими губами высасывающий все силы и чувства и, всласть насладившись, отбрасывающий твою усталую душу в сторону как кожуру от банана.

Любовь - опустошение.

 

АСТМА

 

Город выставляет счета. Всем и всегда – это правило. Ты не веришь цифрам и пальцами закрываешь три последних нуля. Тебе неловко, не выспался, силы на исходе, апельсиновый сок кажется кислым, стакан грязным, кофе растворимым. Оглядываешь свой дом-гнездо, которое так долго и упрямо вьешь. Приглядываешься к тем, с кем спишь и с кем живешь, и не понимаешь, где ты и кто эти люди. Берешь телефон и набираешь номер – тихо: «друзья превратились в других». Ты покидаешь свой дом и идешь по городу, стремясь подключиться к его кровотоку в надежде себя реанимировать. Но нет, и ему ты уже не нужен. Ночь обнажает язвы, ночь обнажает боль. Ловишь руками пустоту – все кончено: карета превращается в тыкву, а кучер - в крысу. Элегантный костюм плавится и скрючивается на ступеньках подземного перехода в отрепья уличного попрошайки - тот лежит щекой на холодном бетоне, поджав к подбородку коленки, он - эмбрион. Ухоженная рука с маникюром, с Longines на запястье, небрежно бросает на мостовую смятую пачку «Сalume». В робкой надежде на милость, дворняга бездомная, голодная и с отвисшими сосками, незаметно втягивает воздух. Она тоскливо заглядывает в глаза встречным людям, торопливо снующим мимо, пытаясь поймать равноценный взгляд и вычисляя возможное количество теплоты. Эти «минуты добытого за день тепла складываются в медленно остывающий час, который ночью греет её одиночество на … крышке канализационного люка»***.

Изящный бумажник из крокодиловой кожи с наработанной ловкостью исчезает в рукаве грязной куртки с чужого плеча – семилетний ребенок с лицом падшего ангела виртуальной тенью скрывается в подворотне.

Круглые столики летних террас с язычками свечей и букетами сливочных роз пластилиновыми комками летят в переполненные баки с мусором – пристанище крыс и бомжей. Бегущие неоновые строки, извещающие о Фотобениале и светских тусовках, фейерверически взлетают в воздух мятыми обрывками газет с новостями о погромах скинхедов и убийствах чернокожих студентов. Сквозь «Trans» и «House»-музыку ночных клубов звучит сирена «скорой помощи» и синие мигалки смешиваются с красно-зелеными отсветами ночных заведений. Коктейльное платье от Guchi превращается в полночь в бумажные блестки, бриллианты – в стекляшки, а сама хозяйка с облегчением закрывает глаза от передозы, сжимая в руке как волшебную палочку шприц. Сквозь завораживающие звуки музыкальных хитов рвутся крики о помощи и хрипы отчаяния.

Ты не выдерживаешь, кричишь: «Мне б антиударное сердце, мне б солнцезащитный взгляд...»****. Но крик тонет в ночном небе в грохоте праздничного салюта – день рождения народного фавна!

Город – это боль.

 

- Почему ты такая грустная?

- Я была у врача…

- Неприятности?

- Нет… но то, что мы с тобой пять лет считали оргазмом, называется астмой.

Астма.

 

САМ

 

Но ты не хочешь быть кожурой от банана. Встаешь и идешь. Ключом открываешь дверь дома - возвращение. Тишина, все уже спят, в холле у лестницы горит желтый свет, на кухне оставлен ужин – ждали.

Дверь приоткрыв в детскую, ты заново смотришь на чудо - ребенок. Это твоя надежда или отдельный свой путь? Дальше – спальня: смесь одиночества и запахов шелка, любви и ночи. Нет, не придумал ты эту любовь, тебе повезло, она - здесь, живая и теплая и у нее есть имя. В ней ты черпаешь силы.

Потом ты проходишь в гостиную, залпом глотаешь плеснутый в стакан виски и набираешь номер мобильного – ты звонишь сам себе.

«Если не я за себя, то кто за меня? Но если я только за себя – зачем я?».

Надо найти стержень, чтоб за него зацепиться, не вылететь, чтоб центробежная сила не вынесла тебя на обочину со сверкающего диска, стремительно вращающегося.

Ты думаешь, хватит ли сил? Устоишь ли? Сохранишь ли в душе приют своему Богу – твоему единственному собеседнику?

Нет, никто тебе не ответит: ни друзья, ни близкие – только ты сам.

Ты – САМ в своем городе.

 

Москва, сентябрь, 2006 г.

 

* - Dolbi Digital Surround

** - Сомерсет Моэм: «Если роза к закату теряет ту красоту, которой обладала на рассвете, значит, ее красота была настоящей. Ничего нет вечного в этом мире, и мы поступаем глупо, прося, чтобы что-то продлилось, но еще более глупо не наслаждаться этим пока оно у нас есть».

*** - Автор ЧХА: Avigeja «У жилой ноги человека».

**** - Группа «Високосный Год».