ЖАЛОБА ТУРКА или мой литературный генезис. "Аллах, что делать - все мы человеки!" Лермонтов, "Жалоба турка". Так повелось в миру с древнейших лет: поэта в путь напутствует поэт, зелёному юнцу известный миру Певец вручает гусли, (или лиру?), чтоб та запела в молодых руках на новый лад о новых временах. А у меня напутствующих нет. Мне говорят: - Ты турок, не поэт! А мне Парнас милей блаженной Мекки! (Аллах, что делать - все мы человеки.) На ниве знаний я ли не трудился? Но трутнями объявлен вне традиций. Я речь веду о наших конформанах, что иноверцев числят в графоманах. Скажите мне, российские расисты, кто виноват, что вы не голосисты? Виновен кто, скажите пустомели, что птахи все на русский лад запели от Курска и до самых до окраин?.. Платите, коль невольно обокрали! Лепили по подобию - и влипли: придётся потесниться на Олимпе. Отбросим скромность, сдельщики халтуры: я чистокровный лирик!.. хоть и турок. Не лезь со словарём, редактор ушлый: кто росс из нас - пускай рассудит Пушкин!.. Простите за бестактности, дуэньи! Мы ныне все заложники дуэли: скрестили перья Азия с Европой - остаться равнодушным и не пробуй! В эпоху сотрясения основ, поэт - и тот не выбирает слов. В журналы загляните и газеты - ручаюсь, что не встретите газели, романса иль любовного сонета. Но не спешите обвинять поэта в предательстве: когда вокруг задиры, он вынужден острить клинок сатиры. Но схватка для него не самоцель - он борется за право на газель! Терпение, миледи и ханумы, пора придёт - и он настроит струны, от бранной пыли отряхнёт сандалии, хлебнёт для вдохновенья цинандали и, предвкушая восхищенье дев, затянет опьяняющий напев!.. Но - что это? Сквозь пелену нирваны, я слышу, как заблеяли бараны. Желает знать очкастая овца ни папу, так хоть крестного отца. Я вынужден на грубое признанье: обряд прошёл, но только... обрезания. Мой крестный путь похож на эстафету. Я покланялся Пушкину и Фету. Во мне будили мыслей вихрь летучий два великана: Лермонтов и Тютчев. У Блока я потом учился пенью, за Бальмонтом слонялся бледной тенью, с Цветаевой завёл заочно шашни, с В. Ивановым бражничал на Башне, по лестницам носился Командора, вынюхивая рифмы, вроде вора, постригся на служенье Пастернаку, с Есениным в кабак ходил на драку… Что я скажу про Осипа и Анну? Любить готов, но книжек не достану. И с Беллой, вот уж сколько лет подряд, романа нет - журнальный вариант. Потом вошли, как в хоре подголоски, в судьбу мою Асеев, Заболоцкий, Сельвинский, Брюсов... Чтобы не вилять: Твардовский на меня не повлиял! Кто мне ещё внушает уваженье? Багрицкий, Галич, Бродский, Евтушенко... Из тех, кого ещё читал по блату, упомяну Глазкова и Булата. Была пора, я полон был доверья и восхищался "Стрелами" Андрея. А ныне Тиль придворный острослов: не тетива - резинка от трусов. Но больше всех, ни потому что в моде, я подражал покойному Володе. Земную жизнь пройдя до половины, я раскусил вас, злобные заилы! Вы там, в своём Писательском Союзе, все в сговоре, а вовсе не в союзе. Литературу создавали деды, а внуки их живут на дивиденды. Их сотни притязают на родство, чьё "творчество" - скорее - воровство. Отгрохали себе Центральный Дом, наследников сослали за кордон, гужуют на проценты с капитала... Вот только Премий Нобелевских мало. Зато в порядке чистота рядов: Петров - нечётный, чётный - Иванов. Не инородцев нет, не иноверцев, а если кто не русский так советский. Но ныне мой почтенный визави создатель "Пятерицы" Низами. Не член Союза, но, по крайней мере, по крови предок и собрат по вере. Он не из тех, кто, в качестве довеска, попал в заветный календарь ЮНЕСКО. Он там воссел, в преддверии юбилея, средь Гениев, чалмой своей белея, как равный лучшим, а не гость почётный - и вечность зрит, перебирая чётки!.. Будь прокляты, все маски и котурны! И гений - раб вертлявой конъюнктуры, пока еще ни то чтобы не признан, но даже тонкой книжечкой не издан. Когда ж и с этим тоже встанут в позу, - Аллах свидетель! - перейду на прозу! Чем жизнь моя не драма, не роман?.. К услугам,честь имею - граф Оман. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
