Книги с автографами Михаила Задорнова и Игоря Губермана
Подарки в багодарность за взносы на приобретение новой программы портала











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Главный вопрос на сегодня
О новой программе для нашего портала.
Буфет. Истории
за нашим столом
1 июня - международный день защиты детей.
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Конкурсы на призы Литературного фонда имени Сергея Есенина
Литературный конкурс "Рассвет"
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты

Конструктор визуальных новелл.

Просмотр произведения в рамках конкурса(проекта):

Литературно-издательский проект «Крупная проза»

Номинация: Познавательная и научно-популярная повесть

Все произведения

Произведение
Жанр: Историческая прозаАвтор: Каринберг Всеволод Карлович
Объем: 159472 [ символов ]
Другие берега, Часть№2, Черные паруса анархии. (подборка новелл)
ЧАСТЬ – II
ДРУГИЕ БЕРЕГА
 
Глава №16
Океан
 
Океан, его чувствуешь по запаху, блеску, вереницам облаков по горизонту - жемчужным ожерельям. Он один вместит все континенты и моря нашей маленькой Земли, в его вершине плещется Космос.
Пакетбот с трехстами китайцами в трюме и тремя десятками космополитов-европейцев, из которых половина – команда судна, уже полмесяца продвигается в широтном направлении по пути к Сан-Франциско. Остались позади, в основании Азии и океанской глубине, дельфины и летучие рыбы. Дневная жара на палубе расплавляет все желания.
Птиц не видно с тех пор, как на третьи сутки выхода из залива Сагами и траверса на виду архипелага Идзусимы, оторвавшись от острова Панафидина в направлении Северного Тропика, на одинокое судно налетел плетью ветер, разметав иллюзии скольжения над покорной, казалось, человеку стихией. Только безумец, верящий в счастливую звезду, рискнет в одиночестве отправиться в путь по зыбким безднам Океана. И если бы не светоносное веретено сверкающих ночных светил над ужасающей монотонностью Зенонова движения, и человеческий запах блевотины и чеснока в трюмах - казалась бы реальность - бредом сумасшедшего, и кто устанавливает порядок вселенной – неизвестно. Только неизменные звезды знакомых морским странникам созвездий дают отдых на темной палубе слабеющему сознанию. И еще вера в то, что есть где-то другие берега.
 
О-Аху, в глубине восхитительного залива, завершенного похожей на сахарную голову горой Алмазной и мысом Леахи, плоская гавань Перл-Харбор, надежно защищенная от морских волн коралловыми рифами и в подножье острова массивной крепостью, над которой расцвеченный яркими полосами национальный флаг Сандвичевых островов. В заливе - многочисленные мачты судов-китобоев и неизвестно как затесавшийся американский военный фрегат, возвышающийся как больной вопрос принадлежности пупа Океана – Гавайских островов. Кто только не претендовал на них – и англичане и монархи Европы пытались породниться с чужой радостью и босоногими королями Океана, и даже Рязанов высадил несколько команд и поставил остроги на виду у аборигенов, объявив земли Гавайев - принадлежащие Святой Руси, жаль только на пару лет!
Гонолулу, разбрызганный, растянувшийся по открытой равнине рядами разнообразных хижин, прячущихся в тени пальм, и сверкающими на солнцепеке белеными европейскими домами в порту. В синеющем просторе над дальними крутыми дикими горами, густо заросшими лесом, зависли сизые с темным ядром облака. Над вершинами чернеющих гор - дождевые пучки, соединяющие в единое пространство расположенные амфитеатром плантации таро, сахарного тростника и ананасов за городом, и купол неба.
 
Когда миссионеров, воинственных пуритан, из Бостона забросило на эти благословенные острова, им нужны были души для жесткой англосаксонской экспансии на Тихом океане. В отличие от британцев, верящих в Провидение и собственное Предназначение, в то, что держат Бога за бороду, американцы со своим прагматизмом не были снобами и всегда хотели реально утереть нос первым.
Миссионеры воспользовались некоторыми представлениями островитян, чтобы привести их к своему проекту, где американцы суть «боги» неприкасаемые, а канаки - «дети» для выполнения их миссии. У полинезийцев были две касты – народ и алии, причем «алии», высокие и светлокожие, были вождями и жрецами, и хотя говорили на одном языке, но вели себя как разные расы, без надобности не смешивая себя биологически. Белый цвет кожи, высокий рост, почти европейские черты лица, ясные и светлые глаза указывали на принадлежность к избранным - и все это в Океане, по площади большем, чем весь остальной цивилизованный мир! Тень простолюдина не могла падать не только на «капу», представителя высшей касты, но даже на их могилы.
 
Миссионеры вели себя как монашеский орден, с четкой методисткой направленностью на сексуальную сдержанность. Отказ от биологического воспроизводства – их моральное оправдание себя «в отказе от борьбы за существование», придуманной Дарвином в эти годы, от зла уничтожения живых существ, их поедания. А так как женщина направлена на воспроизводство новых существ, она для них часть мирового зла - они начали уничтожать сам дух «Алохо».
Островитяне ценили гедонистский принцип жизни «в раю», не обременяясь особо суровым трудом, «добывания в поте лица хлеба своего насущного». Полинезийское чувственное «хулу» - танец перед лицом богов, прославлял плоть мира, их театральные представления связывали с предками, где искусным рассказом передавалась не только родословная и подвиги великих героев и актеров, но и сам дух «Алохо» царил в душах этих наивных безгрешных аборигенов. Если европейцы смотрели на женщину, как на мать-проститутку, вдохновительницу мужчин на войну, то полинезийцы воевали в угоду жрецов, ведь они не знали смерти, - как Адам и Ева в Раю, они считали смерть не естественным процессом, а, умирая, думали, что смерть приходит по приказу жрецов. Женщины их служили мужчинам, чтобы «те - не страдали», так аборигены объяснили капитану Куку добровольное желание гавайитянок плыть на судах флотилии. Что же произошло дальше - все знают, - матросы начали насиловать женщин, и когда Кук вернулся с севера на остров, возмущенные гавайитянки рассказали мужчинам, что англичане даже близко «не боги», - Кук был убит и съеден.
 
Мир, окружающий европейцев, создан был мужчинами, но крутился вокруг женщины, полинезийцы же признавали женщин частью этого мира, которая дает плоть существу, для отражения в нем божественного света. Птицы приносили с собой на острова в безграничном Океане яйца, символ плотской души. Живая душа - это отражение Светлой мировой души, как и звезды на Великой плоти ночного неба. Затвердевшая душа – это камень, но не смерть, смерти нет вообще! Ведь даже камень расплавляется изнутри великим жаром. Плоть же – темна, и наполняет собой весь видимый мир, но внутри плоти – огонь. Главный огонь – это чистый свет Солнца, он отражается в звездах и Луне – Великой матери, задающей своим ритмом рождение новых существ и регулирующий жизнь женщин. Звезды вечно обращаются вокруг оси мира, это души предков тем указывают на незыблемость и направления этого мира. В бою воины показывали татуированные огненными знаками языки, символ мужественной души. Ночами воины танцевали с огнем в руках, крутя факела вокруг тела в огневом смерче, а девушки танцевали для них «хулу», призывая мужчин к себе, чтобы души могли сойти в мир плоти. Это не был призыв к агрессивности и соперничеству, как у европейцев, а призыв необузданных мужчин к гармонии мира. Вот это и запретили полинезийцам «новые жрецы», миссионеры.
 
«Капуна» - совет жрецов был уничтожен. На островах начались многочисленные войны, население резко сократилось, неведомые болезни, принесенные европейцами, уничтожали полинезийцев, они поняли, что смерть насылают «новые жрецы», более могущественные, чем их «алии». Капища, с тотемными богами с большими челюстями, поедающие плоть, как пламя огня поедает дерево, слабы перед «новым» Богом, который есть плоть всего мира, - раньше они его считали Великой темнотой, окружающей видимый мир и являющийся этим миром. Не было противоположных понятий Бога и Дьявола. Миссионеры внушили им страх перед Единственно истинным богом, приносящим Смерть в мир, и что парадоксально, дающим жизнь всем существам, - для восхваления Себя. Замолкли барабаны, огонь факелов уже не призывал осветить души воинов, дух «Алоха» исчез, «хулу» – это грех, теперь душу можно было вымолить на коленях у грозного и ревнивого к себе, но милосердного Бога. Свет великого Солнца закатился, не отражался больше в душе мириада существ, и все «неверные» должны быть уничтожены и не попадут на небо.
Потрясение полинезийцев перед «новой» истиной было сродни катастрофе мироздания, Апокалипсиса, конца света. С этого момента - мир обречен, и как ни странно, - исчезла Вечность, которую наивные аборигены видели каждую ночь, для них плоть передавалась плотью и оживлялась Великим светом, и так было всегда, даже съедая сердце ритуальной жертвы, человека, они брали душу его себе, не уничтожая ее, - душа была от мира сего. Теперь же душа - из иного мира, непонятного, вымоленного! Теперь человек уже не знал, для чего живет, судьба его в руках Бога из иного мира.
 
«Новый мир» этот принес с собой высокий, обросший рыжими волосами, одетый в пышные одежды белый европеец, и от него теперь зависела судьба воинов. Татуировки на телах в виде священных знаков, птиц и рыб сменили воины на другие ценности: татуировки в виде штанов, чулок, рубашек, изображений кружевных воротников и манжетов. Высокой ценностью стали не венки на голове, цветы в ухе и цветочные гирлянды на шее, а стеклянные бусы цивилизованных колонизаторов. В барабанах судьбы не звучал теперь ритм мировой гармонии, и голоса женщин не пели «хулу», призывая новые души на Острова, - гавайцы отпустили струны испанских гитар и запели грустные или восхваляющие псалмы из книг миссионеров.
 
Теперь полинезийские мореходы не искали родственные души на других островах, обмениваясь именами с соотечественниками Великого Океана и поедая «калли», - поросенка зажаренного в земляной яме. Не искали райских птиц, чтобы делать из их ярких перьев накидки жрецам. Слова, говорят, занесенные в Океан финикийцами-мореплавателями: mate – мертвый, mara – горький, te Atua – имя бога и te pae – сторона, - стали конкретно материальны, без возможной двойственности этих понятий. Исчезли мифы, рассказываемые на собраниях островитян, - исчезла гармония жизни, прагматичный, плоский мир европейцев вытеснил дух «Алоха», оставив его только в приветствии аборигенов. Из некогда 400 тысячного гавайского населения островов осталась десятая часть, и сами острова активно заселяются китайцами и филиппинцами для работы на опустелых плантациях, на очереди – японцы, когда товарное производство выбросит на внешний рынок новую партию рабов.
Ушла эпоха Великих географических открытий, приближая окончательный раздел колониального мира, - и ушла навсегда, зрея будущими войнами за передел захваченного? Было-было величие духа поисков иного. Дикий райский сад вечных странников Океана. Пропасть культурная непреодолима? Тотально унифицируемый европейцами - окружающий мир уничтожается, – и должна погибнуть свобода разнообразных народов под напором наглого и жадного капитализма? Чем они уничтожили эту свободу – деньгами, товарами или величием духа? Насилием сильного - над застигнутыми врасплох, навязыванием наивным туземцам иного проекта мироустройства, основанного на тотальной лжи и соблазнах тотального рабства!
 
Бакунин сошел на берег. Впервые он почувствовал, что свободен. Канаки были доброжелательны, европейцы глубоко отчуждены – не вступали в разговоры с транзитными пассажирами из Шанхая.
Прогуливаясь по столице О-Аху, Мишель, ошалевший от длительного плавания по прозрачнейшим водам Океана, никак не мог осознать себя «матросом на берегу», по-английски – «сукиным сыном». Его все еще качало, словно он пьян был давно, и встречавшиеся проститутки принимали его за своего клиента.
- Кто ты? – спрашивали жрицы любви рядом с кабаком. Среди них не было аборигенок, а в основном - страшненькие толсторукие тетки - американки, и широкобедрые с хищными лицами азиатки.
Но наш очарованный странник не знал, что ответить курвам.
Дефилировали мимо норвежцы и датчане в широких кепи с китобоев, наглые американцы в мятых котелках задирали прохожих, стайками передвигались сдержанные китайцы с косами до пояса из Кантона и Шанхая. Три девицы, веселые и задорные, возможно пьяненькие, хватали всех подряд за полы сюртуков. Им явно было лет пятнадцать, шестнадцать. Все трое в платьицах с рюшечками. Одна – темноволосая испанская метиска из Сан-Франциско, другая – небольшая девочка, наиболее нагловатая, в ажурных чулках и пышных подвязках на ногах, с презрительно искривленным ротиком – итальянка из промышленного Милана. Последняя – стройная, с идеальной фигурой в облегающем прелести платье и глубоким передним разрезом юбки длинноногая негритоска с чувственными навыверт полными губами, - бразильянка.
- Вот аю фром…? – спрашивала волнующим грудным голосом смуглолицая красавица, оценивая его крупную фигуру, - и Мишель застеснялся своих европейских одежд.
- Эназе тайм, - говорил он, смущаясь созвучием «аю» с японским «ай», вспоминая свои похождения в иокогамской «иосивари».
Пытаясь поговорить с портовыми проститутками, он не заметил, что их сопровождает крупнолицый, с большими глазами, словно перевернутыми вверх дном, абориген. И там, где факела по центральному проспекту почему-то погасли, - его оглушили ударом по голове.
 
Очнулся Мишель под шипение волн на песчаном пляже. Вышедшая из-за туч луна слабо освещала ночной рай Вайкики.
Бакунин поднялся с песка, пощупал крупную шишку на голове, и опустевший карман. И понял, что он не просто пассажир с судна, а освобожденный от всяких привязанностей к прошлому безродный маргинал. Он побрел по песку, словно по снегу Сибири, в черный простор пляжа на огонь костра, вдоль прибоя у воды, не теряя направление.
Вокруг трепещущего от берегового бриза костерка собрались широколицые мелкие братья по разуму, - никак не обогнешь их стороной. Мишеля обступили полуголые по пояс канаки.
- Вот ю фром? – сурово запросили пароль.
- Россия.
- Руси-руси, - загалдели пьяненькие, у некоторых изо рта сочилась пеной слюна, - Камсятка.
Они протянули бутылку Бакунину. Не беря ее в руки, Мишель понюхал, в нос ударил запах плохого самогона.
- Ноу, сенкс.
Мишель улыбнулся на прощанье, туземцы снова уселись на песок вокруг метущегося на ветру огня. Бакунин ушел с пляжа на плотную землю, где редкие горящие факела на длинных шестах, воткнутых в обочину дороги, освещали путь.
 
Глава №17
Маргиналы и революция в Париже
 
Февраль-июнь 1848: опьянение революцией, невероятная жизнеспособность, освобождение от уз социума, ощущение полной своей неуязвимости для «старого мира», демоническая власть над стихией разрушения, ясность целей освобождения человеческого духа – руководило М. Бакуниным.
 
Я вставал в пять, в четыре часа поутру, а ложился в два; был целый день на ногах, участвовал решительно во всех собраниях, сходбищах, клубах, процессиях, прогулках, демонстрациях; одним словом, втягивал в себя всеми чувствами, всеми порами упоительную революционную атмосферу. И нес эгалитаристские и революционные идеи в казармах монтаньяров.
 
Кто ломал тогда французскую «девственность» – неужели только франко-социа¬листы? А может - революционные «пассионарии». Вдруг стало понятно, что есть некая культура «андеграунда», где идеи бунта и террора развиваются обвально в маргинальной среде. И культура «буржуа», с ее мельтешащей, как вымпелы на ветру, зрелищностью и, якобы, доступностью «красивой жизни» - ничего не может изменить в этой среде. «Нет» – иллюзиям современного благополучного буржуазного общества! Трещит по швам лоскутное «космополитичное» одеяло Европы.
 
…Буржуазные позитивисты – это люди комильфо, а не скандалисты. Они ненавидят революции и революционеров. Они не хотят ничего разрушать, и, будучи уверены, что их час придет, они спокойно ждут, что противные им вещи и люди разрушатся сами собой. В ожидании они «mezza voce» ведут настойчивую пропаганду, притягивая к ней более или менее доктринерские и антиреволюционные натуры.
 
Кто такие маргиналы? Я не рассматриваю тут все их типы. Оторванные от владения землей, истоков жизни на данной территории, по большому счету - от Отечества, а с ним - и от Бога, ведь «Отец нам - ВСЕМ заповедовал землю, чтобы мы размножались и процветали». Народы понимают это, защищая свое право на землю и женщин от захватчиков. Отсюда - атеизм.
Маргиналы оторваны и от собственности, привязывающей к социуму, а с ним - к национальному единству деловых людей, буржуазии, и от работы, как средства существования для плебса. Отсюда - интернационализм.
Маргиналы активно оттесняются от права на голос, от традиционных средств коммуникации социума, от консолидации сторонников своего мировоззрения…. Отсюда их тайные революционные общества.
Вырванные с корнем из социума, маргиналы, загнанные владельцами земли в тупик, - что они будут делать?
Обезличивая людей с разной культурной и моральной ориентацией, создавая армию обездоленных, готовят горючий материал для будущей войны.
 
… Эта неумеренность, это неповиновение, этот бунт человеческого ума против всякого навязанного предела - либо во имя господа Бога, либо во имя науки - составляют его честь, тайну его силы и его свободы. Именно домогаясь невоз¬можного, иного, человек всегда осуществлял и распознавал возмож¬ное, а те, которые благоразумно ограничились тем, что каза¬лось им возможным, никогда не продвинулись вперед ни на один шаг.
 
В аполитичном «христианском» мире Запада на улицу вышла новая сила, противостоящая и убаюкивающей идеологии политизированной религии – христианства, - и буржуазной безалаберности кастрированного Социума. Это выглядит как возврат к живым архаическим основам завоевания жизненного пространства, противостоящих традиционным институтам современного национального государства. Преддверие глобального теократического государства на основе наиболее активной идеологии - последовательной монотеистической религии, масонства, или всеобщей революции, разрушающей любые государства?
Почему всполошились Петербуржские власти в связи с «погромами» в Париже? Они кричат о том, что были запланированы революции для всей Европы. О, да - и они прокатились волной кровавых бунтов: 24 февраля 1848 г. в Париже, 1 марта в Бадене, 7 - 8 марта в Берлине, 12 - 15 марта в Вене, 13 марта в Парме, 18 - 22 марта в Венеции, 10 апреля в Лондоне, 7 мая в Испании, 15 мая в Неаполе, 12 июня в Праге, 27 - 30 июля в Хорватии. Точно так же 64 бунта в этот год «самопроизвольно вспыхнули» по всей России. Что они вдруг увидели в пожарах на улицах благополучных европейских городов? Неуправляемость событий. Недавние погромы и баррикады «маргинальных» революционеров на улицах Парижа, это ли «бессмысленный бунт» работников из пригородов столицы?
…Я же рассчитывал на более продолжительный прилив движения. Я ошибся в расчете: отлив наступил раньше, чем я ожидал…
 
Архитектура еще не нашла нового божества, которому она могла бы воздвигать храмы, и должна довольствоваться постройкой теплых и удобных зал для болтающих парламентов.
…Мир столь плохо устроен, что разумный и честный человек не может не бороться против существующих общественных систем.
В политике, теологии и юриспруденции - буржуа должны перестать править, должны быть радикально искоренены из челове¬ческого общества – такова цена его спасения, его освобождения, его окон¬чательной гуманизации, – тогда как научные абстракции, напротив, должны занять свое место не для того, чтобы править, в соответствии с губительной для свободы мечтой философов-позитивистов, но для того, чтобы освещать его спонтанное и живое развитие.
 
Наука – это лишь всегда неполная и несовершенная абстракция этого движения. Если бы она стремилась навязать себя ему как отвлеченная доктрина, как правительственная власть, она бы его обеднила, извратила и парализовала.
…Священники, политики, юристы, экономисты и ученые должны пере¬стать управлять народными массами. Весь прогресс будущего – здесь. Это жизнь и движение жизни, индивидуальное и социальное действие людей, которым дана полная свобода. Это абсолютное затухание самого принципа власти.
Таким образом, у социальной массы не будет больше вне ее, так называемой - абсолютной истины, которая ее направляет и ею правит, будучи представленной индивидами, очень заинтересованными в том, чтобы сохранить науку исключительно в своих руках, потому что она дает им могущество, а с могуществом – богатство, возможность жить трудом народ¬ной массы.
Так ли, «бессмыслен» бунт «пассионарных» маргиналов?
 
…Бога нет, и его существование совершенно не¬возможно, так как оно несовместимо с нравственной точки зре¬ния с имманентностью, или, говоря еще более ясно, с самим существованием справедливости, а с материальной точки зрения – с имманентностью, или существованием естест¬венных законов, или каким-либо порядком в мире - оно несо-вместимо даже с самим существованием мира.
 
Кто первый вернется к архаическим основам всеобщей религиозности - к ее пассионарности, анархисты-революционеры или масонские партии Америки и Европы? Мир, двигая телесами, жаждет сильного Хозяина и идеологии Вселенского «Царствия Божьего», и как сказал Прудон, - пора «Царствие Божие» воплотить в реальность. Прудон был прав, когда говорил, что социализм не ставит другой задачи, кроме как рационально и действительно реализовать на земле иллюзорные и мистические обещания, осуществление которых отослано религией на небо. Эти обещания сводятся к следующему: благосостояние, полное развитие всех человеческих способностей, свобода в равенстве и в мировом братстве. А ему, предлагают в качестве Иллюзии Единства Мира – жалкий буржуазный «прожект» обветшалых «гобеленов» - в виде «Декларации независимости Америки», или лозунги: «Свобода, Равенство, Братство» Старой буржуазной Французской Революции, – за которыми ничего и никто не стоит! Кто первый найдет рычаг Единства мира, какая Единственная Истина восторжествует – вот поиски современных революционеров. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу – в этом вся анархистская организация, конспирация и задача.
 
Глава №18
Афина Паллада
 
Афина Паллада, Минерва – воительница ради будущего, богиня мудрости, дочь Зевса. Её предназначение - склонить на свою сторону Аполлона, провидящего бога. Аполлон, будучи богом ритмов и поэтического слога, может связывать обещанием также богинь судьбы, прорекая, навязывает будущее.
Бытие воздействует на мужчин женщиной. Она - побудительный аспект его активности. Для людей, как и для всего того, что существует, действительно существовать – значит только проявляться.
Атеизм революционера тоже имеет женскую природу. Революция это религия ради иного будущего. Один, Единое, единобожие превращается в два - дуализм, борьбу добра и зла, мужское и женское, Свет и Тьму, а два превращается в три. Где третий будет - светоносный бог Гермес, Люцифер, высвечивающий истинное бытие.
Пришло в Европу христианство, я бы сказал – библейство, забыты вечно юные боги ради жестокосердного и карающего Бога «иного». Сатана, в христианской традиции - первый революционер.
 
Вот в чем состоит сокровенное бытие: оно полностью внешнее и вне его нет ничего, сокровенное Бытие вещей, вымышленное метафизиками к большому удовлетворению тео-Логов, и объявленное – действительным самой позитивной философией, - есть Не-Бытие, равно как и сокровенное Бытие Вселенной, Бог, есть также Не-Бытие; все, что имеет действительное существование, проявляется целостно и всегда в его свойствах, его отношениях или его деяниях.
Происходя от этой внешней причинности, свойства вещи навязываются ей; они, рассматриваемые все вместе, составляют ее вынужденный об¬раз действия, ее закон.
 
Особенности человеческого слова, которое может выражать лишь общие определения, но не непосредственное существование вещей в той реалистической грубости, непосредственное впечатление о которой дается нам нашими чувствами. Такова двойная природа, противоречивая природа вещей: дей¬ствительно существовать в том, что постоянно перестает быть, и не сущест¬вовать действительно в том, что остается общим и неизменным между их непрерывными превращениями.
 
В бытность молодого Михаила Бакунина и Альберта Пайка в Баварии, оба любили одну женщину – Иоганну. Умерла она в 1856 году, когда Бакунин был уже в Шлиссельбурге. Бакунин не виделся более с Иоганной. Узнал же он об этом лишь два года спустя, находясь в Томске, в ссылке. Тогда эта смерть по-своему его потрясла - заставила его жениться на Антонии Квятковской. А, Альберт Пайк вернулся в Америку по приказу Мадзини, революционера-карбонария, политического лидера палладистов-иллюминатов в Европе. Оба соперника были готовы положить свои жизни к ногам женщины, прийти к Палладе, служить революции.
 
Служение женщине - это как шагнуть в пропасть, в «иное», заглянуть в будущее, сверкающее и зовущее, манящее бессмертием и вечностью. Это как память молодости и неиссякаемого желания новизны. Память - это не картина какого-либо реального прошлого, а виртуальная спутница актуального.
Где–то там, далеко, я оставил свою душу. Вернется ли из иного – любовь? Или даст только успокоение. Всегда стоишь перед выбором – власть обладания или освобождение души. Может быть, я вернусь в облике змея, приползу на брюхе в райскую землю, где уже навечно буду с ней! Эта моя плоть…– так мало радости приносит, словно пустая оболочка без души.
Счастливые дни! Словно, я украл их у друга. Конечно, это придавало сладкую пикантность твоей любви. Но, половая любовь мужчины к женщине, это уничтожение мужчины в женщине. Остроту чувств - придает соперничество обладания тем, что тебе не принадлежит до конца. А женщина не может принадлежать до конца, иначе она станет для тебя объектом обладания, и чувство вины перед ней - отравит в конце концов счастье обладания ее телом, - и уже, любовь женщины – это месть мужчине за это чувство вины. Тоска от невозможности Божественной любви, от невозможности примирения с плотью, и вера, что любовь все-таки возможна, как посыл в будущее, как любовь матери к возможному сыну.
Это как с богатством, чем его становится больше, тем меньше сомнений должно быть в обладании им. А то – все можно потерять в один черный день. Удачу нельзя присвоить – ее можно только украсть.
 
Кто сказал, что женщина это эротика, женщина – сплошная сексуальность, ее цель возбудить эротическую энергию мужчины для совершения с ней полового акта. Это в некоем роде освобождение вечностного в мужчине, приведение его к единой цели - зачать в женщине жизнь, освободить ее от осознания своей природной приниженности и темного начала полового инстинкта. Экстаз женщины - в иступленном до неприличия желании быть любимой, - до самоотречения.
 
С приближением к Калифорнии желание окончательного освобождения от прошлого все усиливалось, принимая парадоксальные формы. Мишель словно забыл, что Иоганны нет, - вера в чудо, в то, что любовь сильнее смерти. Словно Парки, прядильщицы судьбы, переметывают нить, создавая вновь полотно жизни, без надрыва и бесстрастно, еще не вступив в прямой волевой контакт с иной реальностью, еще только предвещают наступающее настоящее.
Это чувство «иного» не материнское, но женское, взволновавшее одинокого странника, отверженного бродягу старого мира. Это встреча не с матерью, а с другой женщиной, призывно позвавшей за собой. Как революция, и его, Бакунина, - Иоганна. Фантом на ветру.
 
На подходе к Сан-Франциско, к северо-западу от пролива Золотые Ворота, у мыса Рейерс берег накрыл густой туман, столь обычный в это время года. Мыс скалистый и круто обрывается в море. На север от мыса простирается несколько миль песчаного пляжа, уходящего в море обширной отмелью, а вглубь материка бугрясь песчаными дюнами. Опасные мелководные места. Погода была спокойная. Пологая океанская зыбь приподнимала океанский пакетбот компании Pacific Mail Streamship Company и паровая машина ровно и неуклонно приближала к главному городу Западного побережья Северо-Американских Штатов. Мир, вновь обретший способность к движению в пространстве.
Нетерпение от встречи с иным все растет. Что готовит ему другая земля, другая страна – покой или новый бой, продолжение любви или вечную тюрьму?
А утро великолепное, просто чудное. Солнце еще не взошло, но уже посветлело. Восток окутан туманной дымкой - идут песчаные, сгорбленные дюнами и поросшие местами лесом, берега, как на побережье Балтийского моря. В глубине материка синеют горы. Иногда они приближаются и подступают вплотную к океану. Небо совершенно чистое. Легкий ветерок северного направления рябит воду.
У Золотых Ворот вновь появилась стена тумана. Пароход сбавил ход, сквозь туман послышалось карканье ворон, ему отвечало заглушенное эхо. Первая птица тихоокеанского побережья. Черная путеводная птица, напоминающая о доме, о томительном ожидании моряка. Проходя под высокими скалами мыса в залив, напоминанием о прошлом звучит голос черной калифорнийской вороны. Чайки молчат. Почему? Чайка провожает в путь - она напоминание о море, ворона – о береге.
Вместе с рассветом, встающим с континента - утренний туман, закрывший берега, голос вороны и на каменных осыпях упавшая с обрыва калифорнийская сосна с мертвыми голыми сучьями. Тревожные гудки парохода при входе в пролив словно говорят - где-то на Востоке идет гражданская война, большие массы людей сталкиваются в беспощадной борьбе. Южане и северяне.
С декабря 1860 по май 1861 одиннадцать штатов, экономическая система которых основывается на применении рабского труда, объявили о своем выходе из Союза, объединившись как «Конфедерация штатов». Это привело к гражданской войне против остальных союзных штатов на севере США, начавшейся в апреле 1861.
Лондонский банк Ротшильда финансировал северян, парижский банк Ротшильдов - южан. Для Ротшильдов это было очень прибыльным делом. Если финансировать обе стороны и снабжать их оружием, то невозможно не выиграть. В проигрыше оставались только американцы — как северные, так и южные штаты. А Калифорния еще не определилась, к какому лагерю примкнуть. Ожидают десанта англичан и французов, под шумок войны на континенте развязавших свою войну с Мексикой. Использовав как предлог приостановление Мексикой выплаты внешних долгов, Испания, Англия и Франция начали в неё военную интервенцию - войска этих стран высадились в 1861 года в мексиканском порту Веракрус и двинулись вглубь страны. Франция была готова начать из Мексики силами своего 40-тысячного экспедиционного корпуса интервенцию в Североамериканские штаты, где ещё не все забыли, как в августе 1814 года английские войска, так и не смирившись с независимостью своих американских колоний, захватили Вашингтон и сожгли Капитолий и Белый дом. Интервенция могла бы сплотить американцев против внешнего врага, остановить гражданскую войну.
 
В просторном заливе поднявшееся на востоке солнце ярко освещает берега, еще не исчезла зыбь, разведенная Океаном. У мыса Золотые Ворота, становится особо заметной океанская зыбь. Слышен шум прибоя на рифах. Спокойные, гладкие и пологие волны, приближаясь к рифам, начинают реветь. Невзирая на тихое солнечное утро, они горбятся, пенятся, растут в высоту, а, встретившись с подводными рифами, встают на дыбы, свирепеют, словно теряя разум, бьются в ярости о скалы. Громадами обрушиваются они на берег. Кажется, ни что в мире не сможет противостоять этой могучей силе. Но волны разбиваются одна за другой, создавая только грохот, брызги и пену. Регулярная зыбь с океана перебивается южным ветровым волнением и получается бестолковая толчея.
Красный железный буй, вынесенный далеко в залив, ограждающий южный вход в бухту, то хорошо виден на гребне волны, то надолго проваливается во впадины. Зыбь пологая и длинная, наверное, сотни ярдов длиной. Если бы красный буй отсутствовал, то зыбь было бы трудно заметить. Рожденная ветрами за сотни миль от Калифорнии и получившая разбег на просторах Тихого океана, она пришла сюда успокоенной, пологой и гладкой.
Мимо судна стаями и в одиночку пролетают пеликаны. Они раза в три крупнее чаек и имеют большой широкий клюв. Пеликаны, наверное, не умеют садиться на воду. Они просто падают, поднимая тучи брызг. На большом Сан-Францисском рейде стоит русский военный паровой клипер. Он находился в кругосветном плавании в составе русской эскадры Тихого океана, под началом адмирала Попова.
 
В один из чудных дней, солнечных, теплых и полных бодрящей свежести, какие не редки осенью в благодатной Калифорнии, 2 октября Бакунин вступил на землю Америки.
Пройдя по причалам до Рыбного порта, там, где в холм врыты высокие рыбные пакгаузы из темного кирпича, смотрящие серыми безглазыми стенами и глухими массивными воротами в залив, Мишель поинтересовался у докера с бульдожьим лицом, окаймленным черными заседевшими бакенбардами, как попасть в город, минуя иммиграционный пост.
Снующие по скользким доскам слипа от причаленных к берегу баркасов с низкими бортами, работники с тяжелыми ящиками, наполненными снулой рыбой, один за другим исчезали в темных воротах пакгауза, зияющих холодом и льдом, переложенным мокрыми опилками, и источающих непередаваемый терпким запах времени, подгнившей рыбы и натруженного человеческого пота.
Посмотрев на поизносившегося за многие месяцы странствий иностранца, новый приятель указал Бакунину простой и незатейливый проход в город, и даже посоветовал, как добраться до дешевой гостиницы, где не интересуются своими постояльцами. В заключение, прощаясь и как бы прицениваясь к массивной фигуре незнакомца, сказал, что его зовут Мэтьюз, и что он ждет его на днях здесь, примет агентом, и будет платить два доллара в день.
Мишель поднялся сквозь кусты к незаметной узкой деревянной лестнице с перилами, ведущей наверх, в город.
 
Глава №19
Пути Америки и России
 
Русскими и американцами руководят различные мировоззренческие установки. Исторические пути двух народов разные: англосаксонский путь американцев задан на Запад, это умерший миф Великобритании – владычицы морей, - ведущий на завоевание новых богатых колоний, русское направление - на Восток, в загадочный и богатый Китай. Пути Америки и России начали сплетаться исторически недавно. Нет судьбы народов, как исторического гегелевского сверхсущества, со своими законами развития. Вся история в судьбах отдельных людей, а сами народы движутся медленно.
Совмещая романтизм американцев и мистицизм русских, можно увидеть то в современной цивилизации, что раньше ускользало от осознания. Захват земель, вот что оправдывает существование элиты, сближает Североамериканские штаты и Россию, видящих в территориальной экспансии свой смысл, объединяет их в торговой войне против Англии и Франции. Держать Россию в узде Европейские страны на Востоке не могут, далеко их торговые колонии от метрополий, единственный противовес экспансии России в Тихоокеанском бассейне - это Североамериканские Штаты и европеизированная Япония. Европа использовала жадность русской элиты, старорежимность ее феодального строя, поощряя ее стремление на Дальний Восток. Пока нерасторопная империя на Дальнем Востоке служит инструментом в ловких руках английских и французских проходимцев, она им нужна, осваивая земли и угрожая новыми захватами в Китае, и отвлекая внимание от Балкан и европейской политики в славянских странах.
 
Русская идея самодержавия - «Третьего Рима», совпадает с американской мечтой – «Нового мира», словно они вправе одни нести ответственность за мир, за другие народы, вовлеченные в их движение. Сущность всякой национальной идеи как некоего энтузиазма нации, в осуществлении единственно данного ей Провидением - Предназначения. Это объединяет элиту нации, исчезни единое национальное движение в направлении предназначения, и исчезнут нации. Это и есть миф, который элита навязывает своей нации.
В губернаторском кабинете Муравьева-Амурского в Иркутске Бакунин обсуждал с Кропоткиным и другими офицерами создание Соединенных Штатов Сибири, которые вступили бы в федерацию с Североамериканскими Штатами Америки.
Жизненная территория единственная, главная ценность, к которой стремятся все народы, и на ее ценности держится власть элиты. Поэтому, единственное оправдание элиты, ее реальное наполнение, - сохранять и преумножать территорию нации, как свою собственность. Все остальное - идеология и религия, - дым на ветру, морок. Всякое национальное движение заканчивается, когда заканчиваются земли для экспансии элиты. Мифы разных народов так похожи. Российское государство, как и Американская республика, может развиваться только вовне, и оно должно умереть, как только прекратит свои завоевания.
Антиподность Америки и России ложная противоречивость, как встретившаяся одна и та же идея, не узнавшая себя при встрече, из-за противоположности распространения. И идея эта одна - Единство мира. Вещи соединяют страны, так как ценности одни в мире вещей. Земля, которая может прокормить многих людей, она единственная, главная ценность, к которой стремятся все народы, и на ее ценности держится власть элиты.
 
Любовь к родине и патриотизм - разные понятия. Можно обожать родину и ненавидеть очередных «отцов отечества». Земля у буржуев десакрализована. Пространство Родины для торговцев только дистанция между производством и продажей товара. Если в старину они клялись в любви к «святой земле предков», сейчас им на это наплевать. Вроде они выглядят как люди, но душа у них сирота - нет у нее ни бога, ни черта, ни «матери–земли», а есть только солидарность воров - патриотизм, объединенных в государство и национальность за удобство в государственном стойле. Буржуазия не имеет права руководить нацией, из-за своей бездуховности и денежной детерминации, которая и есть национальная идея, но не последняя истина.
 
В этом подлунном мире переделать окружающее невозможно, можно только перетрясти, отцентрифугировать по фракциям, понять, что нужно тебе самому в мире, и что бы ты хотел видеть вокруг себя. Война внутри Социума не прекращалась никогда - больно интересы разные. Почему настоящее отвратительно, не потому ли что общество богатых создает ад для окружающих людей? Они хотят только примирения со своими детьми. Управляющие классы не заботит понятие "добра". Это они человеческую этику превратили в религию, сколько крови еще прольет эта фальшивая идеология.
Господа нуждаются в национальности, - ради чего рабы будут убивать и погибать за их интересы. Америке, возникшей на основе рабства, важна теперь независимость от плантаторов, так как возникло новое рабство, основанное на экспансии капитала, тотальном производстве товаров и эксплуатации свободного от земельного рабства населения.
Добро и зло существуют только в причинно-следственном мире человека. Выходя за рамки социума, очеловеченной вселенной, которая всегда ложна, - человек несравним по своей жизни с вечностью, - мы уходим от этих понятий. Подчиненность психическим комплексам в Социуме возникает, когда воля человека вливается в круг чуждых индивидууму интересов. Человек Социума, в силу социальных причин, не желает иметь собственной воли, ему так удобнее и безопаснее существовать.
 
Если уйти от ложных представлений к отдельной личности, то увидим, что сущность человека – приводить к «свершившемуся» проект Будущего, который изначально задан его судьбой, культурной и исторической.
Богоносная нация кочевников, с ее избами-кибитками, коньками и крестами на крышах, Россия, распространила свое влияние на Дальний Восток и Аляску. Ее предназначение - нести Европу на Восток, - и ей не надо ломиться в Европу на Запад, это направление по инерции, запоздалое, татар, которые на самом деле уже пришли на Запад в лице России.
Для кого-то Америка – ориентация на Запад, для меня же – на Восток. Крайний Запад для меня, - Дальний Восток, хотя безразлично, Запад ли, Восток ли - в представлении все это. Европа шла к Западу, а Россия – к Востоку, и встретились они на самом деле не на Висле и Дунае, - Восток всегда был враждебен Западу, - а на Тихом Океане, будущем «Средиземным морем» Единого мира. Для меня Америка, моя встреча с ней, будет всегда на Востоке, в отличие от Америки иммигрантов из России, считающих Америку крайним Западом. Всякое национальное движение заканчивается, когда заканчиваются земли для экспансии элиты. Мифы разных народов так похожи.
 
Разговоры о святости Отечества, нации - это иллюзии сродни наркотическому бреду, ибо национальность – тоже, что для наркомана - опий или алкоголь, со своим «высоким словом» и своими навязчивыми архи-мифами. Человечество двигают вперед только личности, сумевшие восстать против своего охлоса - нации, выйти за пределы душных академических аудиторий и парламентов на проезжую улицу своего народа. Нации - инструмент дьявола, Вавилон для слепых и глухих, - принадлежностью к которым надо не гордиться, а стыдиться. «Там, где больше чем двое или трое соберутся во имя кого угодно, один из них будет Сатана». Не верю в нации, расы, церкви, партии, вообще в любые объединения жадных до чужой крови и труда - демагогов. Не верю в человечество - верю в людей.
 
Под революцией народной в России анархисты понимают не движение по западному классическому образу - движение, которое, останавливается с уважением перед собственностью и перед традициями цивилизации и нравственности, которое до сих пор ограничивалось везде низложением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России.
 
Глава №20
Фриско
 
Захватывающий вид открылся Бакунину с высоты Downtown - фасадом выходящего в Океан! Романтический фон для моряков, эмигрантов и путешественников. Глядя на набережную Embarcadero с толчеей мачт у причалов и рябь волн залива, на большой белый двухпалубный пассажирский пароход, маневрирующий на рейде, видишь, словно на живописной статичной картине - зеленые острова и туманные громады с другой стороны залива. Берег от города уходит вглубь континента живописными вздыбившимися холмами с белыми домиками и деревьями, бегущими по склонам, замыкающими пространство пригорода.
Ноги не слушались, земля ходила под ними, после моря очутиться среди зелени и цветов настолько роскошно и покойно, что Мишель почувствовал себя счастливым. Он жадно вдыхал напоенные ароматом землю и воздух. Под легким бризом с залива шелестели серебристые эвкалипты, завезенные с далекой Австралии, подтверждая собой родство с берегами Океана. По несущейся вверх и заворачивающейся по спирали - корой, карабкается плющ. Колыхается над обрывом полынь и цветущий повторно рододендрон.
Пройдя назад к пристаням по Bay-strit, Бакунин свернул на Columbus-avenue. Поднялся в город по Mason-strit, вышел на большую Montgomery-strit, заглядываясь на высокие большие дома, сплошь покрытые объявлениями, как написанными на стенах, так и на вывесках. Глядя на роскошные гостиницы, на витрины блестящих магазинов, на публику - все напоминало ему Париж, только провинциальный и покойный. Женщины в чепцах, капотах и шляпках, в зависимости от социального положения, простолюдинки и китайцы в повязанных платках. В этом светлом городе смешались расы и народы: китайцы, русские с Аляски, евреи, итальянцы, африканцы, свободные от рабства, мексиканцы, ирландцы, англичане, немцы, филиппинцы и жители Океана, наподобие папуасов. Только аборигенов, индейцев Калифорнии, не видно – вымерли за последние пятьдесят лет испанского владычества.
 
Мишель прошел до конторы дилижансов в конце Montgomery-стрит, и неожиданно чуть не столкнулся с крупным мужчиной, вдруг вышедшим из дилижанса и остановившимся к нему спиной, пропуская сходящую со складной ступеньки даму в пышном платье. Спина обширного в талии господина показалась ему ужасно знакомой. В подчеркнуто новой черной пиджачной паре, с черной широкополой шляпой на голове, из-под которой падали на плечи черные, тщательно расчесанные волосы с сединой, в накрахмаленной рубашке с отложным воротником, повязанным черным галстуком – это здорово напомнило Мишелю все тот же Париж, что он решился зайти с фасада. Узкий нос с горбинкой, показатель благородного происхождения, проницательные глаза, тонкие черты аристократа.
- У тебя проблема? – Мишель услышал знакомый голос, звучавший казалось из его далекой молодости.
- Ты знаешь, кто я?
- А ты ждешь от меня ответа? – господин на вопрос ответил вопросом.
- «Альб-еретик из Бостона»!
- «Revolution is not showing life to people, but making them live...» (Революция заключается не в том, чтобы показать людям, как надо жить, а в том, чтобы оживить их самих) – твои слова?
Дальше они перешли на французский:
- Мишель, я тебе не «Альб», а Альберт Пайк! С 1859 году Верховный Совет избрал вашего покорного слугу Державным Великим Командором Материнского Верховного Совета Тридцать третьего и последнего градуса Древнего и Принятого Шотландского Устава Южной юрисдикции для Соединенных Штатов Америки.
 
Давние друзья зашли в маленький салун, в ближнем переулке. Небольшая комната, пол которой усыпан опилками, была наполнена матросами и рабочими, сидевших за маленькими столиками в самых непринужденных позах, с поднятыми на соседние стулья ногами, и сплевывающими под них жеваным табаком. Две молоденькие служанки разносили гостям рюмки с ромом, стаканы с хересом, кружки пива и другие напитки. На одном из столиков двое приземистых и крепких мужчин в широкополых сомбреро играли в кости.
Приказчик с цилиндром на голове, жевавший табак, вопросительно посмотрел на посетителей. Пайк дал ему золотой «игль» в десять долларов, заказал еду и выпивку. Тот расплатился горстью серебра. Звякнувшее о прилавок золото заинтересовало мексиканцев, они с жадностью повернули головы к явно не их круга господам. Но Пайк, словно случайно, задел полы своего длинного клифта и на широком поясе тускло блеснули отделанные серебром два массивных револьвера, - за столиком к господам сразу потеряли интерес, и азарт игры возобновился.
 
Бакунин ел бараньи котлеты и пережаренный бекон с яишней, и запивал все это горячим кофе с молоком. Пайк, поглядывая снисходительно на беззубого Мишеля, предпочел содовую воду с brandy.
- Ты, дорогой друг, опять в бегах, как Вечный Жид?
- Что же делать в безвыходной ситуации?
- Любое событие имеет свой логический конец.
- Значит, конец предопределен?
- Оглядываясь на целое, да.
- Целым оно никогда не будет, - задумчиво ответил Мишель.
- Тогда это то, что создано только для тебя.
- А ты знаешь это?
- Это любовь или революция. Помнится, в Берлине в 1842 году ты и Маркс были приняты мной в парижскую секцию «Палладинов».
Бакунин вздрогнул, услышав «любовь» из уст бывшего соперника в любви к общей пассии, настолько он стал чувствительным. Затянувшееся путешествие к Европе: сначала в зачарованной деспотизмом пространстве России, потом необъятный Океан, и эта его странная встреча в первый же день пребывания на земле Сан-Франциско - напомнили ему времена его мистико-оккультной юности и еще мысли, возникшие на пароходе при подходе к берегам Нового Света.
- Смешно вспоминать, верил во всеобщую любовь и равноправие женщин, а еще - в религиозность революционеров. «Я, Михаил Бакунин, посланный провидением для всемирных переворотов, для того, чтобы, свергнув презренные формы старины и предрассудков, вырвав отечество мое из невежественных объятий деспотизма, вкинуть его в мир новый, святой, в гармонию беспредельную».
- Вы, русские, такие большие фаталисты. Ты, Мишель, всегда был практиком, врагом всех существующих в Европе режимов и настоящим guerillero. «Кто хочет делать зло, чтобы таким путем достичь добра, тот есть безбожник», – твои слова, мой друг?
- Я бы сказал иначе. Добро есть бунт, а зло – лишь обличие его.
- Насколько мне известно, твое противостояние миру было оценено романтичными саксонцами смертной казнью. Как тебя занесло на землю «хорошей травы» - Ерба Буена?
- Революция позвала, - иронически усмехнулся Мишель.
- А у нас с апреля своя война. Вовремя прибыл, чтобы понюхать пороху.
- Я прокоптился порохом еще на баррикадах, когда сам руководил артиллерией повстанцев в Дрездене. А помнишь - Париж!
Этот огромный город, столица Европы, обратился в 1848 году вдруг в дикий Кавказ: на каждой улице, почти на каждом месте, баррикады, взгроможденные как горы и досягавшие крыш, а на них, между каменьями и сломанной мебелью, как лезгинцы в ущельях, работники в своих живописных блузах, почерневшие от пороху и вооруженные с головы до ног. А из окон выглядывали боязливо толстые лавочники... с поглупевшими от ужаса лицами. На улицах, на бульварах ни одного экипажа, исчезли все молодые и старые франты с тросточками и лорнетами, а на место их - мои благородные ouvrier (работники), торжествующими, ликующими толпами, с красными знаменами, с патриотическими песнями, упивающиеся своею победою! И посреди этого безграничного раздолья, этого безумного упоенья все были так незлобивы, сострадательны, человеколюбивы, честны, скромны, учтивы, любезны, остроумны, что только во Франции, да и во Франции только в одном Париже можно увидеть подобную вещь!
Так вот, значит, какая она, революция! Ураган, взметающий баррикады до уровня крыш! Это - не несколько камней, из-за забора брошенных в императорских солдат при расправе с декабристами в Санкт-Петербурге!
 
Альберт Пайк был масонским ученым, государственным и общественным деятелем, защитником и почетным вождем арканзасских индейцев, губернатором Индейских территорий, вошедших к 1861 г. в состав США, талантливым и плодовитым журналистом, видным юристом, соавтором конституции Арканзаса, редактором нескольких журналов и газет, а еще - боевым генералом армии Конфедерации. Его поездка в Сан-Франциско была продиктована неустойчивой позицией Калифорнии, присоединенной к Североамериканским Штатам в 1846 году в ходе войны с Мексикой, когда американцы отторгли ее половину земель от Техаса до Океана. Разгоравшаяся гражданская война на Востоке требовала глубокой разведки, и Альберт Пайк прибыл в Сан-Франциско «инкогнито».
 
Когда весной 1849-го в Дрездене вспыхивает восстание, Бакунин принимает его, чуть ли не за начало революции… Он пробирается в ратушу, где заседает Временное правительство, и начинает лихорадочно действовать: находит для них трех польских офицеров, которые в первые дни восстания могли взять на себя командование. Когда, 6 мая, ночью поляки бежали, прослышав о наступлении на город прусских войск, он один взял на себя руководство обороной и раздачей пороха. Ревновавший к нему «главнокомандующий» Борн писал уничижительно: «Этот русский, абсолютно не замечавший и не понимавший действительных отношений, среди которых он жил в Германии, естественно, не имел в Дрездене ни малейшего влияния на ход вещей - он ел, пил, спал в ратуше - и это все». А Бакунин взялся вывести из Дрездена повстанцев и таким образом спас 1800 человек. Во время ночного марша, все разошлись по домам. Наутро смертельно усталый Бакунин, дойдя до Хемница, остался вдвоем с неким Гейбнером, с которым они и завалились в местную гостиницу, чтобы отдохнуть. Немецкие бюргеры выволокли их оттуда и сдали прусскому батальону. А в январе саксонский суд приговорил троих бунтовщиков - Бакунина, Гервега и Реккеля, к смертной казни через гильотинирование. Бакунин хладнокровно отвечал, что как офицер - он предпочел бы расстрел. Смертную казнь в Саксонии в то время еще не успели восстановить, поэтому суд, блефуя, предложил приговоренным подать королю прошение о помиловании. Бакунин отказался. И лишь когда ему сказали, что один из его сотоварищей, ради семьи, просит написать прошение, он - согласился. Его ожидало пожизненное одиночное заключение. Михаилу Бакунину было в это время тридцать шесть лет.
 
Пайк повел уставшего Бакунина в свой роскошный номер гостиницы «Гранд», купив табаку и оставив его в одной из комнат отдыхать до следующего счастливого дня.
 
Глава №21
Альберт Пайк
 
На Фриско навалился туман, на рейде завыли уныло и тревожно корабли, звук растекся по холмам и улицам, дну подводного царства. Бакунин проснулся, но реальность казалась только другим сном или сценой большого спектакля. Фонари на улице в светлой мути, вещи окружающие потеряли осязаемость, превратившись в театральные реквизиты, и тогда на Мишеля наваливались воспоминания и тяжелое безнадежное одиночество, словно он один остался в этом неясном мире, и гудки маяка звучат по ту сторону предметного мира. Он видел проходящих по тротуарам людей, стайку матросиков, и заворачивающий с бульвара грохочущий вагон конки.
В номер отеля зашел Альберт Пайк, вечно в хорошем расположении духа.
- Собирайся Мишель. Ты спал почти сутки. Внизу в ресторации ждет тебя легкий ланч и длинная дорога в «Баварский лес» на «пати». Хорошо, если доберемся к вечеру.
- Зачем это мне?
- Мишель, я договорился с владельцем газеты "Сан-Франциско геральд", тебя берут репортером с гонораром за статью - двадцать американских долляров.
- И что я буду им втюхивать?
- Первую статью я уже сдал в печать.
- Н-да..., всё ваши иезуитские казусы, прёте напролом.
- Такова революционная практика, или ты - против, Мишель?
- И о чем?
- Будешь писать европейскую политику в свете противостояния на Тихоокеанском театре главных игроков – Англии, Франции, Испании и возможно России. Забудь своих любимых инсургентов – теперь говорят пушки государств, рвущихся к разделу испанского пирога на Американском континенте. А хочешь, выступи как моралист по житейским проблемам.
- А причем здесь – «пати»?
- «Пати» всегда причем. Там и познакомишься со своим работодателем, а за одно - и с политическими тузами Фриско, мой дорогой Жюль Элизар.
 
Пройдя по бульвару, где верхушки деревьев терялись в плотном тумане, вниз к гавани, они вышли на Embarcadero, где туман рассеялся, оставив свои флаги только по вершинам холмов. Лес мачт кораблей и пароходов, ошвартовленных в гавани у берега, нагрузка и выгрузка. Оживление на набережной, толпа хорошо одетых джентльменов и дам, матросов в форменной одежде, среди которой не было ни одного оборванца: поливальщик улиц с кишкой брандспойта, одетый как барин, в черный сюртук и с цилиндром на голове, извозчик кеба, раскрашенного и лакированного, читающий газету, продавец газет, запросто обращающийся к разодетой даме в коляске.
Ряд торговых лавок и кабаков, вынесенных на сваях в залив, из которых неслись звуки музыки, много и много было независимого и свободного в манерах, в походке, в выражении лиц всех этих праздных людей. Звуки музыки, веселые, жизнерадостные, доносились и с большого белого двухэтажного, наполняющегося пассажирами парохода, направляющегося из Фриско к одному из зеленых островов в глубине бухты. Пайк купил билеты, действительные и на обратный путь. Белоснежные чайки реяли в воздухе и весело покрикивали, гоняясь одна за другою. Солнце, ослепительное и жгучее весело глядело сверху, с высоты бирюзового далекого неба, на котором ни облачка, и заливало блеском и стотысячный город, сверкавший своими домами и зеленью на склоне горы под пиками далеких сьерр, и большой рейд с кораблями и сновавшими пароходиками и шлюпками, и кудряво-зеленые островки.
 
Разговор с Бакуниным не страдал недопониманием, но и Альберт Пайк не торопился открывать свои замыслы, ограничиваясь душеспасительными беседами.
- На протяжении человеческой жизни «сталкиваются» друг с другом четыре предельных беспокойства: смерть, свобода, отчужденность и бессмысленность. Главная цель масонство - добиться того, чтобы человек переживал свое существование как земное. Возникают задачи управления собой.
Внешний мир: Сами ли Вы выбрали эту жизнь или это она выбрала Вас?
Если чего люди не находят в себе, они непременно стремятся найти это вовне. Поэтому будь естественным.
Предназначенная Вам жизнь – тотальная игра в кости, которая приводит к «психологическим последствиям вечного повторения».
Вся непрожитая нами вовне жизнь остается наростом внутри, давит до конца жизни.
Совместный мир - это социальный мир общения людей.
Брать на себя ответственность других, значит добровольно забираться в ловушку, не только для себя, но и для них.
Долг, собственность, преданность, доброта - это наркотики, которые убаюкивают, усыпляют, погружают человека в сон.
Возможно ли чего–либо добиться самому не прибегая к помощи других?
Стань сильным, иначе ты вечно будешь использовать других для своего развития.
 
Внутренний мир: Мир души уникален у каждого человека и обуславливает развитие самосознания или само-осознания.
Сознание подобно тонкой коже, покрывающей существование: наметанный глаз видит ее насквозь - все примитивные процессы, инстинкты, вплоть до того самого желания властвовать.
Если ты не вступаешь во владение своим жизненным планом, ты позволяешь своей жизни стать цепью случайностей.
Христианское милосердие может глубоко изуродовать судьбу, если переходит от этики к религии. Всякая жестокость происходит от немощи духовной. А удовольствия есть даже в самой позорной жизни.
Ты хочешь, чтобы тебя любили, хочешь, чтобы вместо ненависти к людям у тебя была любовь. А ты любишь себя. Сначала полюби себя. Ты любишь свои руки, ноги, глаза? Руки хотят делать то, что им нравится, глаза смотреть на то, что им нравится. Ведь ты отдергиваешь руку от горячей плиты, и отводишь глаза от яркого света, и устаешь от глубокой темноты. Тебе нравится запах цветов и не нравится - протухших казарм.
Научись понимать, что ты любишь, тогда поймешь - к чему стремишься, когда поймешь, к чему стремишься - обретешь спокойствие, ты начнешь жить, у тебя появится прошлое, от которого тебе не захочется убежать. А человек, у которого есть прошлое - не боится будущего.
 
«Мы чтим бога, но это - бог, которому поклоняются без предрассудков. Религия вольных каменщиков призвана, прежде всего, привести к нам всех посвященных высших степеней в чистоте люциферова учения. Да, Люцифер - бог, и, к сожалению, Христос, деяния которого отмечены печатью жестокости, человеконенавистничества - тоже бог. Как говорит старый закон: нет света без тени, нет красоты без уродства и нет белого без черного; поэтому и Абсолют может существовать только в двух богах. И подлинно чистая, истинно философская религия - это вера в Люцифера, бога света и просвещения, равнопротивопоставленного Христу, несущему в себе все предрассудки и грехи мира. Придет время падения Распятого и грядущему царству Люцифера – нашего бога, света истинного, зари неугасимой, - и установлению НОВОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА.
 
В тебе множество демонов, мелких бесенят, что пытаются руководить твоим жизненным планом, и все они раздуты от тщеславия – надо освободиться от них, очистить место для главного Хозяина. Они главные враги внутри, стоят стражами на пороге, отделяющем нас от внешнего мира, они препятствуют вхождению в нас не только хороших, но и дурных внешних влияний. Главные из них самолюбие и тщеславие, которые занимают почти половину нашего времени и нашей жизни. Стоит воздействовать на них извне, и вы закроете перед собой двери мира. Вы перестанете объективно воспринимать реальность и правильно воздействовать на нее.
Если вы хотите услышать что-то новое, вы должны и слышать по-новому, приобретя большую свободу в жизни. Когда мысль в вас уже возникла, постарайтесь её почувствовать, а когда вы что-то чувствуете, попытайтесь направить мысли на это чувство. До настоящего времени ваши мысли и чувства были разобщены. Начните наблюдать за умом чувствами, чувствуйте то, что думаете. Вы слушали раньше одним центром, поэтому для вас не было ничего нового в услышанном.
Мир явлений – это пруд кишащий разнообразной рыбой. Сознание выхватывает в плоскости противоположностей только поверхность пруда, - иногда всплывает нечто, как рыба, дает хвостом, и по поверхности бегут кругами волны, - их то мы и видим как Реальность. Освобождение от влияний внутри нас только начало великого освобождения – от внешних влияний. Таковы первые слова истины – не книжной истины цитат, только теоретической, которая не есть только слово, а истины, которая осуществляется на практике. Под освобождением понимается то освобождение, которое представляет собой цель всех религий и философских школ.
Ты нашел своего единственного Хозяина. Вне реализации человека в реальности невозможно существование в будущем, участия будущего в проекте его личности, т.е. этическом проекте.
 
Глава №22
Баварский Лес
 
Толпа работников перекрыла дорогу на окраине Окленда. Бакунин пружинисто, словно молодой бог, спустился со ступеньки дилижанса.
- Я видел не ненависть, а глубочайшее презрение к буржуазии, - воскликнул с восхищением Пайк, когда его Мишель тяжело опустил свое могучее тело снова на сиденье.
- Если раньше можно было вызвать наглеца на дуэль и убить его на равных, то буржуи бьют в спину из-за угла, подло, используя свое право круговой поруки в подлом обществе.
- А что их так завело?
- Хозяин, получив военный заказ на пуговицы для солдатских кальсонов, установив новую машину, уволил больше половины рабочих, не заплатив даже зарплату, ссылаясь на свои затраты.
- Если уж нанял рабочих, то плати – вознаграждение за труд святое.
- Несправедливость в социуме имеет природу нравственного, но ждать, пока предел терпения выльется в порыв бунта, пока созреет возмущение – порой чересчур долго. Покорность подвешена к страху атомизированной, разобщенной толпы. Нужен всего лишь толчок извне, достаточно безумного, но не равнодушного вождя, чтобы толпа превратилась из аморфного - в настоящий отряд восставших. Поднять их над своими мелкими интересами, показать их общий интерес, превратив в общее желания действовать – тогда только можно выстроить в боевую колонну и дать направление бунта.
 
Бакунин сразу разобрался в причинах возмущения, и, выделив в толпе рабочих наиболее эмоциональных, уже потом обращался только к ним, позволяя толпе присоединяться к энергии слов, брошенных в подготовленные, созревшие головы.
И начал он с рассказа о 21 ноября 1831. После того, как лионские фабриканты снизили заработную плату ткачей шелка до голодного минимума - 15 су (это полтора доллара) в день за 15-16 часов работы - и не согласились пойти на компромисс, рабочие спустились из предместья Круа-Русс с черным знаменем, на котором была начертана надпись: "Жить работая или умереть сражаясь". Между войсками и демонстрантами произошли столкновения. После двухдневного боя Национальная гвардия отказалась действовать против восставших, и трехтысячный гарнизон покинул город. Волнения сразу утихли, префект был уволен.
Бакунин не стал рассказывать все до конца, так как 3 декабря в город вошли герцог Орлеанский и маршал Сульт с 36 тысячью солдат. Были проведены массовые аресты и разоружение рабочих.
- Никогда и ничего не просите у упырей, будьте выше их. И если получаете подачку за труд, то не ждите от них милосердия. Свободным делает право на справедливость, на то, что сделали своими руками.
- Что делать?
- Блокируйте машины на своих рабочих местах.
- Нас не допускают на территорию фабрики. Хозяева наняли агентов, и у хозяев есть другие производства. Поставляют свежие устрицы в рестораны Фриско. Надо идти просить справедливости у мэра Фриско.
- И еще имеют консервный завод – послышался надтреснувший от известковой пыли голос седого старика.
- Завод работает?
- Да.
- Тогда сделайте, чтобы и он остановился. Ты, крикун, поведешь часть своих товарищей на консервный завод. А, вон тот, здоровячек, - обратился Бакунин к высокому парню в залатанной рабочей блузе, - организуй осаду вашей пуговичной фабрики, чтобы, не могли хозяева нанять чужих. Соберите деньги и в рыбной гавани обратитесь к Метьюзу, он за деньги остановит разгрузку с баркасов рыбы и раковин. И стойте насмерть, не выпуская агентов с территории.
- Койеты не пройдут! – закричала толпа.
Стоявшие за воротами охранники, раньше лениво, с усмешечкой жевавшие табак, испуганно смотрели на сдвинувшихся в их сторону рабочих.
 
Путь освободился, и колеса экипажа закрутились снова, приближая друзей к зеленеющим холмам на горизонте. Солнце светило на сочную траву, дилижанс нырял в узорную тень дубов, подбегавших к полотну дороги. Пасущиеся лошади поднимали морды от травы, ржанием приветствую своих собратьев, запряженных в упряжку цугом.
Сменяли друг друга беленькие пуэбло в окружении яблоневых садов в расселинах холмов, правильные ряды виноградников по склонам. Трасса уходила выше в лес, напоенный запахами кипариса и хвои. На одном из отворотов дороги показался пост со шлагбаумом, перекрывающим частную дорогу в Баварский лес. Пайк заплатил несколько монет и, получив две ленты для себя и Бакунина, повязал их на рукава. Шлагбаум поднялся, экипаж продолжил путь вдоль берега горной реки, направляясь в ее верховья.
Дорога дальняя, и солнце замелькало по высоким вершинам елей по другую сторону долины реки, причудливо извивающейся среди заметно подросших склонов гор.
 
Дилижанс остановился на просторной площадке, засыпанной хвойной трухой среди гигантских стволов в сыром лесу, состоящем из могучих деревьев. Другие экипажи, освобожденные от лошадей, казались брошенными игрушками в сказочном лесу. По дорожке прошли до белевшего среди сумеречного леса двухэтажного корпуса гостиницы. Другие постройки были разбросаны по большой площади. Застекленная и освещенная изнутри веранда вдоль первого этажа выходила на просторную долину, кольцом огороженную неровной грядой темных гор. В отдалении курились паром горячие источники, к которым разбегались окаймленные цветочными клумбами тщательно проложенные дорожки. Из открытых окон веранды, разделенной перегородками, и занавешенных белой кисеей, слышались негромкие голоса невидимых постояльцев.
- Господа, - сказал молодой метрдотель, когда новые посетители поднялись в просторную гостиную, - вам покажут номер комнаты, переодевайтесь, примите ванную, и мы ждем вас на «пати при свечах» в девятом часу.
Мишель оглядел полутемную гостиную, уставленную мягкими диванами. Громадная люстра свешивалась низко из темноты высокого потолка. Внутренняя, просторная лестница вела на второй этаж ярко освещенного канделябрами коридора. Высокую стену внизу занимал пылающий громадный камин, по сторонам которого возвышались разукрашенные резные тотемные индейские столбы с изображениями хищных животных, можно было узнать медведя, пуму, касатку. А над камином под балками потолка охотничьи трофеи: искусно выделанные головы оленей с ветвистыми рогами, волчьи разинутые пасти и чучела громадных орлов с распростертыми крыльями.
 
Праздничные столы устроены под навесами вокруг двух круглых просторных бассейнов, расположенных рядом друг с другом. Каменные ступени вели в воду, удивительно, что в одном бассейне была горячая вода из природного источника, в другом – холодная, из другого источника.
К ночи подъехали «артисточки» из города и настоящие индейцы из Сакроменто.
Пайк дал обед, на котором присутствовал губернатор Калифорнии Лиланд Стэнфорд и командир американской военно-морской базы Кэйт Сельфридж. Еще - комендант военного поселения в Президио, что в Сан-Франциско, звали его David Аргуэлло-младший, со стройной и крепко сбитой фигурой, надменным лицом аристократа, из тех, кто был «кабальеро», внук первого главы хунты, владелец тысяч акров земли в независимой, до присоединения к Штатам Калифорнии. И что наиболее важно для Бакунина - крупный чиновник, начальник таможенной службы Сан-Франциско Уолтт Фаруэлл, а также - русский консул Клинковстрем и несколько владельцев газет и журналов. Всего, вместе с Мишелем и Альбертом - тринадцать мужчин.
Подавали тысячу двести устриц, три огромных лосося в 30 фунтов весом каждый, сто двадцать штук дичи, пятнадцать индюшек, сто двадцать цыплят, сто фунтов мясного филе, двенадцать пирамид тортов и пирожных, пятьдесят больших булок хлеба и триста пятьдесят бутылок вина, виски, шерри и сладких ликеров. «Пати» тянулось до утра - с ночными боевыми танцами индейцев под полной луной и «канканом» артисточек, изображающих фей и размахивающих волшебными палочками в руках, украшенными пестрыми лентами, - перемежающихся групповым свальным купанием в обоих бассейнах.
 
На третий день «вольный каменщик тридцать третьего градуса для Североамериканских штатов» укатил с губернатором Стэнфордом в Монтерей, а Мишель вернулся в Сан-Франциско – больше они никогда не встречались. Приближаясь к заливу, показались скученные, вросшие в землю домики на волнах холмов, словно задники театральных декораций под низким осенним небом, затянутым слоистыми облаками. Пригород вымер, от пуговичной фабрики Окленда остались выломанные ворота и черные обугленные остовы без крыши. Прежде чем мозг, эта проститутка тела, осознал беспокойство, он почувствовал в воздухе стойкий запах свежей гари и рассказал сознанию о событии раньше, чем до него дошел смысл увиденного, дошел грохот выстрела, а спустил курок незаметно для себя, он, Михаил Бакунин.
Мишель раскурил трубку. На губах металлический привкус Смерти и конца Бытия, и колышется страх как волосы на ветру безумной придорожной проститутки, готовой отдаться, понадеявшись на легкий заработок.
 
Я далек от мысли о том, что все, что необходимо или фатально, есть добро, а также и о том, что выстроено разумно – добро. Взгляд на жизнь, как результат случайной игры земных сил или божественного провидения, чужд творческой динамики воздействия космоса и Солнца на инертный материал Земли. Дети Солнца противостоят злу смерти, потому, что в них бьется пульс Вселенной, великой динамики природы, различные части которой созвучно резонируют одна с другой.
Мы призваны разрушить этот мир, строить новый будут другие. И кто знает, может недостаток пуговиц для кальсонов изменит ход Гражданской войны. Освобождение от тяжелого пятнадцати часового труда рабочих Фриско повлияет на неотвратимый ход истории, приблизит крах капитализма, освобождение труда из оков капитала. Рассеются, как дым над пожарищами, иллюзии Альберта Пайка о вечном мире в разделенном обществе и строительство «каменщиками» Нового Мирового Порядка. Не всегда деньги руководят поступками человека. Буржуазная идея – идея чужака, «другого», делящая народ на чистых и нечистых. И эта индейка проста как пуканье – с помощью денег держать мир под своей жопой. Сверхидеи ли масонов, идеи ли вообще – не имеют к реальности отношения. Историческая личность наполняет бездушное пространство чувством, создавая этический вектор для человечества. Вочеловечивание, а не управление народом - смысл истории. Народами движет пассионарность, а она зависит от солнечной энергии, которую Люцифер несет в конкретный народ, звенящий под своими ногами своими м…ми.
 
Долгие ночи одиночества способствуют концентрации мысли на чувстве освобождения окончательного от обязанностей перед миром, разделяя и отчуждая, приближают к женскому началу Универсума.
Испанский философ 17 века Бальтасар Грасиан писал: «… надо смотреть на мир не так и не туда, куда смотрят все, а смотреть на изнанку того, чем мир представляется. Ведь в мире все шиворот-навыворот, и кто смотрит на изнанку, тот видит правильно и понимает, что на деле всё противоположно видимости». Это философия маргиналов, которые, чтобы не происходило в подлом обществе, всегда занимают и будут занимать позицию против. Потому что эти отщепенцы принципиально против удобной жизни - и для себя и для всех остальных.
 
Когда иссякает фаллическая энергия Первоединого, то мы получаем ночь Бытия. Монотеизм, который ненавидит число два, очень хочет его избегнуть, потому что два - оппозиция, враждебность. Если мы имеем Бога в качестве цифры один, то Сатана, не то, чтобы полноправная цифра два, но недостойная «тень» Единого. Иначе дуализм, манихейство. Религии монотеизма созданы по образу и подобию восточной парадигмы: необходим тиран, диктатор, учитель - народ собирается вокруг этого единого полюса, сильное женское начало может совершенно нас изуродовать, может убить нашу субъективность и сделать нас такими, какими нас хочет видеть учитель, пророки и правящие классы. Согласно аристотелевскому постулату, «мужское» живет в стихиях огня и воздуха, солнечного Света, «женское» - в воде и земле и Луне. Меж двух Великих матерей – Земли и Луны, роль мужчины предопределена. Единственный шанс – пробуждение солнца-сердца, автономного фаллического принципа.
 
Анархисты говорят: нам не нужны ваши деньги, - как и вообще деньги; нам не нужна ваша собственность - как и вообще частная собственность, которая есть воровство в понимании анархиста Прудона – все, что делает вас рабами в ловких руках мировых манипуляторов и эксплуататоров, поддерживает иерархию неравенства и насилия одних над другими. Мы будем противостоять мировому Злу капитала, имеющего природу слепого случая, рынка, его стремлению поработить человека через подчинение социуму, партии, религии и государству. Все разговоры о справедливости и совести, которыми убаюкивают рабов продажные профессора и моралисты, а гай их продвигают в газеты буржуазные журналисты, не имеют под собой реальной почвы, но целью имеют – ложь, и сохранение этой лжи.
 
Зло есть только темная сторона совести. Оно - не есть воплощенное зло личности, оно - внешнее, с ним личность не чувствует родство, оно не довлеет над ним, оно только – совесть, точнее «хруст» ее. Но есть «черный человек», дно души маргинала - это когда уже избавиться от никчемной жизни не в силах - внешний мир тогда выглядит как неизбывное зло, вернувшееся навечно. И смерть тогда – добро, избавление, а бунт - справедливость. В мире, где правит только Ложь и Совесть:
Жизнь наша, это наказание за жизнь нашу.
Ответственность в мире есть наказание за принятую на себя ответственность в мире.
Любое действие человека в мире, становится детерминированным ответом мира рабу.
Свобода человека в мире ведет к необходимости, и механическому ритуалу поведения в Социуме.
Равенство людей тогда только в смерти.
Братство людей в мире приводит к бесконечному одиночеству людей, отчуждению не только от смысла общего труда, но и отчуждению друг от друга.
В мире, где господствует невежество, зависть и предательство, а государство построено только на ложном человеколюбии и справедливости, человек становится наказанием самого себя!
Не зря Сатана был первым революционером у Мадзини.
Не говори, что мир высок, он также низок, как мы с вами. Не говори, что мир глубок, по дну последней его реальности ползет ужас смерти и отчаяния.
 
Глава №23
Novus Ordo Seclorum (Новый мировой порядок)
 
Под тяжелой ступней, вслед за передвижением Бакунина, пол первого этажа ходит ходуном, вот уже сутки Мишель не спускается в салун, запертый в маленьком номере дешевой гостиницы. Еду и чай ему приносят наверх. Усердно отобедав, он с наслаждением закуривает папироску, следя, как трассер сизого дыма тянется за его рукой. Бакунин вставал поздно: нельзя было иначе и сделать, употребляя ночь на беседу и курение, слава богу - он не в каземате!
- В дорогу, мой друг, в пути смысл! - возражал Бакунин очередному русскому собеседнику, посетившему его и предлагавшему спокойную иммиграцию, - реальность не принимает ваши претензии играть в ней ту же самую роль, что каждый из нас имел в России. Нужно, наконец, понять, что жизнь есть нечто, из чего необходимо что-то сделать, если хотите почувствовать себя её хозяином. Создавая для себя новую сценическую площадку - чужая и непонятная вам жизнь станет ближе и понятнее.
Передвижение по Фриско вскоре стало для него невозможным, властями было приказано ждать важного чиновника из Вашингтона, не выходя не только за границы квартала между улицами Девис, Драмм, Сакраменто и Пайн, но и из гостиничного номера.
- Не сидеть же нам вечно, сложа руки и рефлектируя, как русские интеллигенты. Историю надобно принимать, как представляется, не то всякий раз будешь зауряд то позади, то впереди, - проговаривал наедине с самим собой Мишель, прокручивая ночной разговор снова и снова.
 
Уже неделю в городе происходили события первоочередной важности. Прекратил работу индустриальный район с механическим заводом и военные доки на Мэр Айленде. Рабочие требовали отмены военного заказа на паровые машины для броненосцев, на соблюдение конституции штата Калифорнии, придерживавшейся «политики Пацифика», неучастия в Гражданской войне. «Мир путем торговли».
Открытие золота в Калифорнии и «золотая лихорадка» 1849 привели к быстрому заселению тихоокеанского побережья. К концу 1849 конвент калифорнийцев направил в Конгресс петицию с просьбой принять Калифорнию в Союз в качестве штата, свободного от рабовладения.
В Голден-Гейт парке манифестация была расстреляна агентами федерального правительства. В город прибыл с уланами 36-летний уроженец Нью-Йорка Лафайет Бейкер, внук одного из известных деятелей войны английских колоний в Северной Америке за независимость, для наведения жесткого буржуазного «порядка» в Сан-Франциско.
 
Он появился в комнате, низкорослый, розовощекий и круглолицый, с чувственными губами и презрительным взглядом. Он явно недотягивал до образа своего деда, до «американского героя». У дверей гостиницы на ветру остались два сопровождавших его улана на лошадях.
Что в нем было необычного – это запах дорогого парижского парфюма. С началом гражданской войны Лафайет Бейкер стал главой секретной службы Соединенных Штатов при генерале Гарфилде. Лафайета не без основания прозвали «американским Фуше». Этот тип Бакунину известен со времен конспирации, тайных чернил и революционных заговоров. Еще в Саксонии Бакуниным занимался некто Штибер (по-немецки «штибер» - собака-ищейка). «Все у Штибера полицейское, даже фамилия…». А Фридрих Вильгельм, по версии задушевной «беседы» Бакунина в Алексеевском равелине с тюремщиком графом Орловым, направил Штибера в Россию, куда был приглашен еще Николаем I для «консультации» в связи с реорганизацией царской тайной полиции. Поэтому Бакунин нисколько не удивился панибратскому тону «американского Фуше» и его информированности. Все надзирающие службы где-то связаны между собой, такова их стратегия выживания.
 
Он скривил чувственные губы в усмешке. Когда человек говорит скрытыми угрожающими намеками, он обычно не смотрит в глаза собеседнику. Этот же был настоящей змеей – неотрывным взглядом следил за собеседником. Беседа так и проходила в странном напряженном тоне, хотя, они говорили об обычных вещах, свойственных ранее не встречавшимся, но давно знающим друг о друге людям.
- Я предлагаю тебе вступить в нашу армию, нам не хватает грамотных и инициативных офицеров, несмотря на то, что численностью мы вдвое превосходим армию Конфедерации. Ты будешь получать двадцать долларов, к прочему - фронтовое довольствие, лошадь, амуницию и обмундирование. В ходе компаний будет возможность твоего карьерного роста. Не забывай, что армия наша состоит из добровольцев, сражающихся за свободу и независимость единого государства. Ты получишь новое Отечество!
Разговор с Лафайетом Бейкером живо напомнил Бакунину аналогичное предложение Альберта Пайка, тоже говорившего о добровольцах армии Конфедератов. Акцент делался на «Novus Ordo Seclorum».
- Вы подозреваете меня в аболиционизме, - разглагольствовал Бейкер, - все дело в собственности на рабов? Отнюдь, мне совершенно не нравится легкое фрисойлерство Линкольна, готового отстаивать ханжеские взгляды бостонских методистов о «равенстве всех перед Богом». Мне не нравится худой зад экономного и бескорыстного религиозного фанатика, пожертвовавшего в ходе избирательной компании ничтожной своей фермой «на благо американского народа». Народу нужна новая система управления страной, равные возможности в бизнесе, закрепление равных прав на новые земли и собственность - равная возможность богатства и безопасности. Белому народу. Хотя демократы долго контролировали Конгресс, а сам Линкольн не представлял непосредственной угрозы для системы рабовладения, южане почувствовали неумолимое приближение беды. После выборов Южная Каролина приняла решение о выходе из Союза, а к январю 1861 от него откололся весь дальний Юг, от Джорджии до Техаса. В феврале представители отделившихся штатов собрались в Монтгомери, штат Алабама и приняли конституцию для собственной Конфедерации, избрав ее президентом Джефферсона Дэвиса. А при инаугурации в марте 1861 Линкольн получил лишь половину Союза. Это угроза единству страны и ее суверенитету.
- Я думаю, что безопасность государства в безопасности системы, - раскурил вирджинскую сигару Лафайет, даже не предложив её Бакунину. - Моя система не делает сбоев, а идеология управления, основанного на Декларации Прав Американского народа правильна. Миром правит сила и её власть над людьми непререкаема. Но мир меняется стремительно. Если не проводить капитализацию страны, американцы безнадежно отстанут от Европы, технологично мы никогда ее не нагоним, так же, как возможно - и Россию в будущем. Нужны новые шахты, железные дороги, заводы. Мы, секретные службы, все знаем о людях, но мы оказывается - не властны над мировыми событиями. А это – уже большая государственная тайна. Нам нужен дисциплинированный материал для всеобщего процветания.
 
Такие, как он - не единственные, кто легко и спокойно относятся к своей подозрительности, наблюдая и наслаждаясь ею в разговоре с незнакомцами, но его снисходительность притягивала, как завороженную мышку - язычок раздвоенный смертельной змеи. Он здесь был один, и потому казался не опасным. Но опасным было другое – его абсолютно не интересовал сам Бакунин, его революционное прошлое.
- Люди привязаны к событиям, как коза к столбу, не в состоянии изменить их.
- Но мы должны знать все об этой «козе», - говорил сверху вниз Лафайет Бейкер Мишелю, сидевшему, расставив ноги, на стуле.
- Это уже философия.
- А мы и есть специалисты по «практической» философии. Никто не хочет отпустить этот мир в Хаос, неконтролируемый нами. И попал я к тебе правильно.
Разговор зашел в тупик.
- Мы еще встретимся?
- Не думаю. Да, о чем это я? У тебя нет выбора, о своем решении мы сообщим в ближайшее время.
- А кто он? Вечный, не дающий покоя оппонент? – Не удержался Мишель от иронической оппозиции незнакомцу.
Лафайет Бейкер не заметил, по причине ли полицейской своей спеси, или просто не понял намека на совесть политика. Он неторопливо покинул комнату, оставив после себя некую задумчивость, словно исчезающий запах дорогих духов. Как они и каким звериным инстинктом чувствуют примесь родственной крови? Волки, - они мнят себя произошедшими от богов, а точнее, от тотемного бога, Анубиса. Насколько история государства не была бы замешана на чрезмерном насилии над народом, но изменить ход событий – эти, не способны. Звериная натура власти не может долго плодить одних вольных волков, нарушится природное равновесие, и они быстро превратятся в псов, выполняющих волю Хозяина.
 
Разговор о земле, и о собственности на неё, обсуждался Бакуниным еще на встрече с Пайком.
«…- Свободное продвижение фермеров и капиталистов на Западные Индейские Территории приведет к массовому уничтожению коренного населения, захвату их жизненного пространства. Белый человек никогда не будет считать себя равным в правах с «дикими» народами. Право на рабов в южных штатах без надсмотрщиков, сторожевых отрядов и карательных мер не сможет существовать. Замена их на арбитражный институт государства, под неусыпным оком юристов-законников, полиции и армейских начальников, действующий в интересах собственников имущества, пусть даже из права собственности выпадет рабство негров, ничего не изменит в Америке.
За черными рабами не стоит культурная традиция, они давно были освобождены от всяких нравственных обязательств хозяевами, и используются только как орудия в рамках производства сырья на плантациях рабовладельцев. Освободи их сейчас, как требуют аболиционисты, рухнет американское государство на Юге и сырьевая база производства хлопка, обрушив мировой рынок. Свободу неграм-рабам уже предоставили французы на Гаити, и что страна эта стала свободной? Свободной от белых людей. А идеи переселения бывших рабов в Африку, создание Либерии? Куда убежишь от прогресса и современной цивилизации?».
Тогда Бакунин ему ответил:
«…- Как захват земель монархическими империями порождает рабство все новых и новых народов, так же и пролетариат, порожденный капиталом, является победным шествием капитализма за новым рабством, к социальному неравенству и иерархии социума, где рабочий более чем крепостной раб зависим от своего господина. Сама дьявольская система наемного труда и оплаты делает рабочего привязанным к разросшемуся управляющему, техническому слою начальников, подчиненному власти капитала, как и сами работники. Капиталист становится владельцем не только животного тела наемного раба, но и времени его настоящего, мускульной и интеллектуальной энергии, используя их для извлечения прибыли.
В будущем научатся отсасывать прибыль из самой души пролетария и из ее желаний, когда даже собственных мыслей о свободе не появится в голове раба. Все пойдет на удовлетворение желаний сверхчеловека, мирового капиталиста, любые прихоти которого будут мгновенно тиражироваться в движение миллионов рабов, его воля станет желанием рабов. Наступит полная власть над социумом. Преступлением против общества - станет не просто противостояние рынку идеологических товаров, а борьба с самой системой, сопротивление всемирному капиталистическому государству».
 
Гражданская война в Америке, ее опыт должен будет повториться в России. Целью и смыслом ее было бы освобождение русских рабов; враги определятся не географически, как в Америке, а социально. Победоносная война Севера против Юга должна быть воспроизведена в России как война низших классов против высших.
 
Мишель был готов снова в путь. На набережной Embarcadero он повстречал Абрахама, механика «Викерса», и тот обещал вывезти его из города в трюме идущего в Панаму парового брига. Они встретились как старинные друзья, просидев в маленьком салуне за чаем и ромом допоздна.
«Викерс» сел на рифы в районе залива Суруга, капитан продал корабельную машину за $1000 американских долларов японцам. Команда шкуны разбрелась по фрактам, а Абрахам вернулся в Сан-Франциско, где устроился на бриг «Пацифик» старшим механиком, Бакунина он брал угольщиком к машине.
 
Глава №24
Русская Пацифика
 
Доброжелательный русский консул М. Клинковстрем на встрече в консульстве с Бакуниным, грызя семечки, сказал, что путь на Восток ему, Бакунину, закрыт, добраться до Нью-Йорка невозможно. Он может свести Бакунина с купцом Чистяковым из Ново-Архангельского, который остался единственным судовладельцем, совершающим регулярное каботажное плавание в водах западного побережья до Порт-Лэнда, штат Орегон, в залив Пьюджет-Саунд, где еще остались русские фактории в Такоме и Элки-Пойнте.
- Мифы и легенды индейских племен, связанные с владычеством России отражены в книге воспоминаний Хлебникова, бывшего правителя Аляски, вышедшей в Сан-Франциско в этом году, через двадцать пять лет после написания. Для вашей обширной эрудиции она будет вам полезна.
В 1846 США приобрели у Великобритании большую часть Орегона - огромную территорию на побережье Тихого океана. Вернуться через Аляску в Россию стало тоже затруднительно, англичане всячески препятствуют сношению Аляски с Калифорнией, опасаясь антимонархических идей и территориального сепаратизма Британской Колумбии.
 
Восхищаясь очерками Бакунина о Восточной Сибири, политическим анализом американской оптовой торговлей по Амуру и Охотскому побережью, проникновением американских товаров вплоть до Якутска и Иркутска, Клинковстрем с грустью говорил об упадке сношений с Русской Аляской. И причины были не только в том, что пушной промысел продолжал оставаться экономической базой колонии, но каланы с их драгоценным мехом почти полностью перебиты. Торговля с Китаем идет через Сан-Франциско и подорвана денежным кризисом в Поднебесной, лишившейся почти всего серебра из оборота денег, в связи с торговлей опиумом Англией.
Вторжение английских и американских торговцев в территории, где русская юрисдикция поддерживала порядок в сношениях с алеутскими и индейскими народами, торговля огнестрельным оружием и спиртом подстрекали их к мятежным действиям. Русская Тихоокеанская эскадра, патрулировавшая воды Аляски, теперь перебазировалась к берегам Китая и Японии, после занятия Муравьевым побережья Японского моря до берегов Кореи.
- Жалобы в дружественный Вашингтон: «Уймите своих флибустьеров», - цели не достигли. Переписка двигается долго, и ответы не обнадеживают: «Мы не можем ничего с ними сделать. Ищите средства их отогнать». Введенный Россией запрет на посещение северной Пацифики по 51 градусу с.ш. фактически не соблюдается.
 
Крайней точкой проникновения русских на юг Пацифики был поселок Форт-Росс в Калифорнии. В 1812 году российские купцы, торговцы пушниной, основали немного севернее Сан-Франциско свое представительство, которые ныне носит имя Fort Ross. Кроме того, русские организовали свое поселение в заливе Бодега (Bodega Bay) и отказывались покинуть эти земли вплоть до 1824 года, пока этот регион не вышел из-под испанского контроля. Но земли его вместе с постройками были проданы еще в 1841 году, швейцарцу Джону Саттеру. Жители частью переехали на Аляску, частью остались, поселившись в Сан-Франциско, в район под названием Русская горка. Были среди них и такие, что двинулись еще дальше на восток, вглубь Индейской территории.
7 июля 1846 года военно-морские силы США под коммандованием Джона Слота (John D.Sloat) водрузили флаг Соединенных Штатов на Калифорнийском побережье, в городе Монтерей (Monterey), и уже формально провозгласили Калифорнию собственностью США. В августе Слота сменил на посту начальника военно-морской эскадры командующий Роберт Стоктон (Robert F. Stockton), который и возглавил новое правительство Калифорнии, став ее первым губернатором.
- Как тут не вспомнить русского адмирала Резанова, командовавшего Тихоокеанским флотом в 1809-12 году, когда Россия могла по факту еще тогда закрепить свое влияние в Северном Тропике: в Японии, Сахалине, Курильских островах, Гавайях и Северной Калифорнии.
 
Еще в 1778 году английский мореплаватель Джеймс Кук проводил разведку северной части побережья от Калифорнии до Аляски. В столкновение с русскими, уже владевшими сто лет этими землями, он не вступал. Его матросы обнаружили, что шкурка морской выдры (калана), купленная у северо-западных индейцев примерно за 2 доллара, в Китае стоила 100 долларов. В это время американские колонии на Востоке американского континента вели войну за независимость от английской короны, а русская императрица Екатерина II отказала королю Георгу в посылке своих солдат на усмирение «бунта» в его американских владениях.
Захватившие земли, принадлежащие английской короне, правящие круги Североамериканских штатов не намерены останавливаться в своем стремлении к расширению территории США, в частности к захвату Канады. В июне 1812 года США объявили Великобритании войну, в результате которой был заключён Гентский договор 1814 года, подтвердивший существовавшие до войны границы. Ещё в 1803 году США за 15 млн. долларов купили у Франции Луизиану — территорию к Западу от реки Миссисипи, почти равную по размерам территории США того времени. По договору 1819 Испания была вынуждена уступить США Флориду, фактически присоединённую к США ещё ранее.
Наполеону, когда он увяз в европейских военных делах, предложили продать Луизиану. "Маленький генерал" вполне понял смысл предложения: "не продашь - возьмут даром", - и согласился, получив за огромную территорию, двенадцать нынешних центральных штатов, пятнадцать миллионов долларов. Таким же образом Мексика была вынуждена уступить сильному и настойчивому покупателю за пятнадцать миллионов долларов Калифорнию. Купля состоялась после того, как у Мексики силой был отнят Техас и другие территории, составляющие половину территории Мексики.
 
В 1823 президент США Дж. Монро провозгласил доктрину, которая в тот период была направлена против вмешательства европейских стран в дела Западного полушария; однако в ней с самого начала получили отражение экспансионистские тенденции США в отношении стран испанской Америки, претензии на преобладание на всём Американском континенте. «Америка - для американцев», - таков смысл провозглашенной доктрины Монро. В его речах содержались мысли о «предопределении судьбы» владеть всем континентом в северной части Америки. А нынешний конгрессмен Уильям Сьюард, близкий кругам генерала Гарфилда говорил: «Стоя здесь в Миннесоте и обращая взор к Северо-Западу, я вижу русского, который озабочен строительством гаваней, поселений и укреплений на оконечности этого континента как аванпостов Санкт-Петербурга, и я могу сказать: «Русский, работай-работай! Продолжай и строй свои аванпосты вдоль всего побережья, вплоть даже до Ледовитого океана - они тем не менее станут аванпостами моей собственной страны - монументами цивилизации Соединенных Штатов на Северо-Западе».
 
Чтобы как-то устоять на ногах, акционерная компания, монопольно выполняющая роль «эконома», администратора и стража Русской Америки, вынуждена продавать уголь, рыбу и аляскинский лед покупателям Сан-Франциско, снабжать через его территорию русские населенные пункты, фактории, зверобойные базы расположенные по побережью до Аляски.
Во время Крымской компании в Европе, и поражения в ней России, в Сант-Петербурге опасались, что англичане, обладавшие мощным флотом, отторгнут далекую, незащищенную колонию. Младший брат царя Александра II, Константин Николаевич Романов, глава морского штаба России еще в 1857 году предлагал продать Аляску дружественной Америке. Трудности снабжения колонии вокруг света, повторяющийся голод среди туземцев, а прибрежные воды Аляски кишат китобойными кораблями разных держав. И с ними колония тоже не может справиться. Международное право признало ее собственностью лишь полоску воды «на расстоянии пушечного выстрела от берега». И китобои ведут себя, как бандиты, лишая аляскинских эскимосов главного средства к существованию.
- Губернатор Аляскинской колонии Дмитрий Петрович Максутов, чья жизнь связана с освоением территории, говорил мне, что может, о ужас, вдруг все статься чужим. Две сотни лет прошло с года открытия этой части Америки русскими казаками. Карта громадного края пестрит именами русских землепроходцев, моряков и правителей.
Александр II русскому посланнику в США, князю Горчакову наставлял: «Американский Союз в наших глазах не есть только существенный элемент всемирного равновесия; он представляет собой нацию, к которой наш августейший Государь, с ним и вся Россия, питают самый дружеский интерес, ибо обе стороны, поставленные на конечностях обоих полушарий, обе в цветущем периоде своего развития, кажутся призванными к естественной общности взаимных интересов и сочувствии, обоюдное доказательство которых ими представлено».
Объединяет русскую и американскую нации только территориальная экспансия их элит, захваченные или купленные ими земли надо сохранить за собой, используя для этого сильное государство, армии, политику, экономику, денежные системы, насаждая земледельцев во вновь занятых землях.
 
Глава №25
По траверсу Калифорнии
 
Из бухты Монтерей вышел небольшой двухмачтовый бриг, между ослепительно белыми в лучах восходящего солнца парусами чернела труба и желтая решетка парового колеса, словно в пол-лимона выступающая над бортом. Ветерок дул ровный, но не свежий, и «Пацифик», оставив в заливе дымящий нещадно каботажный пароходик, подвигался, заглушив машину, вперед узлов по пяти в час, не спеша, поднимаясь с волны на волну и слегка раскачиваясь, к южному мысу бухты.
Абрахам был уже наверху, сменил штурмана на руле, рядом с ним пыхтел трубкой капитан. Во все время своей вахты капитан расхаживал по возвышенной площадке юта, под которой помещалась его каюта, в короткой кожаной куртке, белых штанах и с загнутыми мысками соломенных туфлях, надетых на босые ноги. Бакунин, раскачиваясь, как цирковой медведь на проволоке, взял направление на бак. Ночью он грузил уголь в бункер с баржи, помогая команде. Утомленное тело, не занятое никакой работой - машину заглушили – отпустило, и теперь Мишель ловил вместе с бригом волну.
По носу корабля пара тюленей выпрыгнула из воды метра на два, раскинули ласты и на мгновение стали похожи на парящих черных альбатросов, но только на короткое мгновение. Бултыхнулись ловко, и вновь скрылись под водой.
 
У мыса Пино берега окаймлены подводными и надводными рифами. Словно зубы хищного зверя торчат из воды скалы. В четвертом часу пополудни пришел свежий ветер с севера. Капитан приказал убрать грот, и теперь бриг летел как на крыльях под одним стакселем. Расстояние до берега небольшое, около 2-х миль. На океанскому берегу горы подступили ближе, редкие деревья кажутся игрушками на фоне освещенных закатным солнцем скал. Прошли траверз мыса Сур. От него выступает в море островок, над ним бедно-бумазейная полная луна. В пять часов вечера солнышко садится в океан, но засветилась луна, она сейчас восходит за час, примерно, до захода солнца. Ночью за кормой фыркают тюлени. Их стало не меньше дюжины, отсвечивают мокрые спины зверей, словно флер на «лионском» шелке, покрывающем ночное море.
 
После полудня следующего дня бриг вышел на траверз Пиедрас Бланкас. На пятидесятимильный переход между двумя мысами «Пацифик» затратил целые сутки, Встречный напор длинных волн из открытого океана не позволял бригу разогнаться, несмотря на попутный ветер. Горы стали ниже и отступили. На расстоянии трех миль от берега слышен шум прибоя. Низкий полуостров заканчивается небольшим голым холмом. Отдельно, чуть выступая в море, стоит круглая скала. От Сан-Франциско прошли более 150 миль.
Ночью штиль в районе мыса с испанским названием Бичело. Бакунин спустился в трюм, наблюдая за работой кочегаров. Бледный торс Мишеля лоснится от пота, за громадную рукоять он открывает и закрывает пышущую жаром адскую топку, а двое швыряют туда совковыми лопатами уголь. Время от времени Мишель лезет в тесный бункер, подбросить чудовищной лопатой еще черного уголька неграм.
 
По компасу капитана на мыс Аргуэло 145 градусов, затем поворот налево в пролив Санта-Барбары, где бриг лег в дрейф. Во второй половине ночи к нему подвели и закрепили парусный ял, и тотчас же началась спешная погрузка ящиков с тяжелым грузом. Команда работала быстро, а Мишель принимал сетку с грузом на лебедке. Когда ял повторно вернулся к бригу, были подняты по трапу на борт два десятка пассажиров, молча и быстро спустившихся в кубрик и не появлявшихся на палубе вплоть до Сан-Диего, где кончались владения Северо-американских штатов, и начинались пустынные сухие берега полуострова Калифорния - территория Мексики.
 
Часы между вахтами Мишель коротал в компании друга Абрахама в его каюте, находящейся рядом с капитанской. Курили и пили во множестве чаи. Привычка к хорошему чаю, а не американскому кофе, у Абрахама еще со времен его плаваний на торговом судне в Китай. С удивлением Бакунин узнал, что тогда, девять лет назад, капитаном Абрахама был Гарибальди. В Китай судно Гарибальди возило железо, кожи, скобяные изделия, а также контрабанду, оружие. Не стала исключением и Мексика. В этих водах Гарибальди сделал несколько рейсов в Акапулько с оружием для губернатора штата Оахака Хуареса Бенито Пабло, который боролся против диктатуры А. Санта-Аны в 1853 году.
 
В ранней молодости Джузеппе (Garibaldi, Giuseppe) стал капитаном корабля. В 1833 в Марселе Гарибальди познакомился с Мадзини, идеи которого поразили его воображение, и который был «великим мастером», и вождем республиканского Рисорджименто. Идеи масонские всеобщего освобождения мира от тирании проникли в Италию с войсками Бонапарта. Замена Христианского Бога на абстрактный Гений Разума, деспотии - на республиканскую Диктатуру, традиционных европейских Династий – на Право народа, вызвало к жизни националистическое движение карбонариев (от итальян. слова carbonari - угольщики), быстро приведшее к почти миллионному членству не только в Италии, но и в Европе.
Гарибальди вступил в тайное общество Мадзини «Молодая Италия», которое ставило своей целью положить конец иностранному владычеству в Италии, объединить все ее национальные земли и установить республиканское правление.
Участвовал Гарибальди и в мятеже Пьемонта, после его подавления вынужден был бежать за границу. Был приговорен к смертной казни. Многие годы провел в Южной Америке. Участвовал в борьбе мятежной республики Рио-Гранде ду Сул за отделение от Бразилии. В 1842 с женой-креолкой Анитой приехал в Монтевидео в Уругвае, где принимал участие в другой гражданской войне, против Хуана Мануэля де Росаса, создал Итальянский легион, осуществлял оборону Монтевидео.
Вернувшись в Италию в 1848, Гарибальди сражался против Австрии за только что образованную Миланскую республику. Организовал оборону провозглашенной 9 февраля 1849 Римской республики. Несмотря на военное положение республики, ею управляли без помощи полицейских мер. Государственные земли раздавались нуждающимся крестьянам, для бедняков устраивались даровые квартиры в помещениях иезуитов; все взятые в плен отпускались на свободу. После поражения революции в Европе Гарибальди бежал на север, преследуемый австрийскими, французскими, испанскими и неаполитанскими войсками. Ему удалось добраться до Сан-Марино, где его арестовали и выслали из страны.
Вспомнив свое ремесло, бывший капер алжирского бея, сражался за националистические республики в Южной Америке от ига традиционных империй. В 1850 году он оказался в Нью-Йорке, где работал на мыловаренном заводе; позднее плавал на торговом судне в Южную Америку и Китай. Только в 1854 правительство Пьемонта разрешило Гарибальди вернуться на родину.
 
Прошли северный тропик. Жестокий шквал на оконечности мыса Кабо Фальсо, налетевший с наветренной стороны, положил «Пацифик» на бок, обнажив крылья парового колеса, и понес его с удивительною быстротой.
Последовала команда капитана:
- Марса-фалы и брам-фалы отдать!
И повторение по-команде: «Марса-фалы и брам-фалы отдать!».
- Грот и фок взять на гитовы! –
И опять повтор пробежался по палубе.
Бриг, встретивший шквал с уменьшенною площадью парусности, был теперь вне всякой опасности. Через несколько минут шквал пронесся, но вслед за ним задул довольно свежий попутный ветер, позволивший бригу спуститься по ветру и лечь на надлежащий курс к берегам континентальной Мексики.
 
Ветер быстро крепчал, разводя громадное волнение. Пришлось снова вызвать всю команду наверх, чтобы взять риф у марселей и спустить брам-стеньги. И то они гнулись в дугу, и того и гляди сломаются. И потому, вместо того чтобы лечь в бейдевинд, он спустился совершенно по направлению ветра, то есть на фордевинд, и «Пацифик» под зарифленными марселями, фоком и гротом несся как сумасшедший с попутным штормом, по временам зарываясь носом и черпая бортами.
А громадные волны так и гнались сзади, грозя обрушиться на корму и задавить своею тяжестью маленький бриг. Но «Пацифик» убегал от попутной волны и, раскачиваясь направо и налево, летел так, что замирал дух. Все чаще и чаще попадали волны на нос брига, и раз или два верхушки громадных валов, осаждавших «Пацифик» сзади, вкатились с кормы, смывая все на своем пути.
Несколько матросов кинулось отдавать рифы. Большой нижний парус, надувшийся теперь во всю свою площадь, прибавил ходу, и бриг понесся с большей быстротой, весь вздрагивая от быстрого хода и скрипя всеми своими членами. Но волны уже не догоняли судна. Зато бриг зарывался носом, и бак обливался водою. Фок-мачта, казалось, нагибалась чуть-чуть под тяжестью парусов.
 
На подходе к прекрасным берегам субтропической Мексики ранним утром Океан словно потерял свою мощь, таинственно тихо и ласково рокотал, покачивая на своей мощной груди маленький «Пацифик». Ночные вздохи оказались пением китов, фонтаны появлялись на различном отдалении от курса корабля, иной из морских гигантов показывал раздвоенный хвост на поверхности океана.
Бриг застопорил ход. На палубу высыпали, словно на праздник, и возбужденно топтались, переходя бестолково друг от друга, давешние пассажиры, наемники для генерала Порфирио Диаса. Это были американцы, в основном «белые»: ковбои со скотских ранчо, бродяги и агенты с больших дорог, одиночные коммивояжеры и клерки торговых домов, проводившие пустые дни у конторки хозяев и вдруг решившие быстро и романтично разбогатеть на чужой войне, свободные негры, державшиеся отдельной группой, мечтавшие поубивать побольше белых.
 
Матросы сбросили за борт пустой бочонок из-под солонины, прикрепив на двух шестах к нему кусок парусины. Пассажирский сброд достали свои шестизарядные «кольты», образца 48-года, началась пальба в покачивающуюся у борта «Пацифика» мишень. Вытащили еще ящик с карабинами «спрингфилд», принялись отстреливать каждый по отдельности. Скоро бочонок лишился своего флага, сбитого градом пуль.
Абрахам подтолкнул Бакунина принять участие в огневой потехе. Мишель пощелкал массивным затвором и, зажав между пальцев правой руки три патрона, а губами – еще три, вложил седьмой в казенник. Подняв тяжелый «спрингфилд» к черте горизонта - выстрелил, не отнимая приклад от щеки, в течение десяти секунд произвел еще шесть выстрелов, почти мгновенно перезаряжая оружие. За затрепетавшим, вертящимся, как рыба на раскаленной сковороде, дырявящемся рваными пробоинами бочонке, ударил фонтан соленых брызг.
- C’est ca, la sainte canaille! (Вот так, святая сволочь!), – Мишель выругался по-французски.
Бочонок затонул под рев толпы на палубе.
 
Глава №26
Хосе де ла Крус Порфирио Диас Мори
 
Бакунин и Абрахам в легких рабочих блузах цвета ультрамарина и свободных белых шароварах сидели на ружейных ящиках, болтая босыми ногами. Приятели старались особо не шевелиться в крохотной тени от пальм. Только легкий прохладный бриз с океана трогал панцирь жары, освежая лица. Теплые воды, ласкающие золотистые пляжи, полоса которых протянулась на сколько хватало зрения вдоль живописной бухты, глубоко врезались в берег. Над яркой зеленью прибрежных гор Мексики вздымалась, как сахарная голова, вершина заснеженного вулкана Колима.
 
Мальчишка лет четырнадцати одет в короткие штаны и короткую черную курточку, по обшлагам расшитую яркой цветочной аппликацией, переходящей на плечи серебряной строчкой. Смазливое желтое личико было бы приятно, но все впечатление портило плоское совиное выражение глаз и странная, вытянутая к затылку, форма черепа. Босые ноги не могли обмануть, он не нищенствовал, скорее, играл в босяка, как цирковой мальчик. Сначала он клянчил монету, и особая мимика лжи у этого пройдохи заставила Бакунина насторожиться. Он запретил давать ему деньги, - неизвестно, на что он собирался их потратить.
Абрахам словно не замечал порока в его домогательствах, переводил с испанского, что тот круглый сирота и голоден уже два дня. Мишель немедленно вручил несчастному свою покусанную галету, мальчишка, нисколько не смущаясь, начал ее старательно жевать, но скоро бросил на песок. Достал из кармашка сушеные грибы-поганки и засунул их в рот. Абрахам по-отечески отрезал ему большой кусок вяленой солонины. С жадностью мальчик ухватил мясо обеими руками, явно не зная куда припрятать. Все расспросы Бакунина о своей жизни он демонстративно игнорировал, но не отходил от приятелей, полдничавших на ящиках.
Волна в бухте, словно вялая надоедливая муха, лениво лизала песок. Неприятный Мишелю подросток неожиданно нашел применение куску мяса, он зажал его зубами, и отошел несколько к прибойной полосе. Там спустив штаны, присел на корточки, и справил нужду в воду, нисколько не смущаясь двух европейцев. На бедрах у мальчишки Мишель заметил татуированные знаки. Потом так же спокойно подошел снова, косясь глазами в сторону береговых зарослей, он явно кого-то ждал. Нехотя откусывая маленькие кусочки мяса, долго и вдумчиво пережевывал их. От стоящего на рейде брига отвалил ялик, прибыла новая партия ящиков с группой наемников, после разгрузки они разбрелись беззаботно по берегу в поисках тени.
 
Неожиданно проявились из марева жары в полный рост фигуры солдат в мундирах, развернутой цепью стали приближаться с поднятыми ружьями в руках. Громыхнул как раскат грома первый беглый залп, и беспечные американцы, раздувая ноздри и открыв перекошенные рты, хватая жадно разреженного воздуха, рассыпались между одиночными пальмами. Они падали в песок под смертельным свинцом, поднимались на карачки, и словно зайцы среди одиноко стоящих прибрежных пальм, носились зигзагами как на заснеженных полях России во время гончей травли.
Бакунин словно ожидал чего-то подобного, разбил ящик из пирамиды со «спрингфилдами», открыл подсумок с патронами, и зачерпнул горсть, пропуская патроны между пальцев. Не обращая внимания на множество солдат в зеленых мундирах, бежавших навстречу своей смерти, на град пуль с их стороны, с визгом барабанивших в доски ящиков, начал стрелять, быстро вычесывая в цепи зубьев наступающих широкие щербины. Враги отваливались как отработанные снопы на поле жаркого пляжа, и скоро не выдержали, откатились назад в заросли.
 
На некоторое время наступило затишье. Ялик ушел к «Пацифику», и вернулся назад с вооруженной командой корабля во главе с капитаном. От береговых зарослей отделилась группа солдат, тащивших сундук. Рядом с Бакуниным присел на корточки один из негров-добровольцев, в ужасе закатывал белки глаз, он чуть не терял сознание, пеплом подернулась его черная кожа и толстые губы - он «побелел» со страха, глядя на сочившуюся кровью рваную рану кисти руки с застрявшей громадной щепкой. Мишель выдернул ее, и перевязал руку.
 
Деньги за контрабанду были приняты на борт, и после переговоров, оставшиеся в живых американцы собрали раненых и убитых товарищей, укладывали их в шлюпку. Сплоченная стая мексиканос быстро заняла плацдарм Бакунина под береговыми пальмами. Они проходили мимо громоздящихся в беспорядке оружейных ящиков и Мишеля, словно сквозь строй - манежные лошади с султанами. Большая шляпа с крашеным петушиным пером, желтое лицо, шестивершковые усы, палаш до полу, зеленые мундиры и лакированные желтые краги - это «повстанческая» армия Мексики. Повадки и широкие лица с двойными подбородками напоминали Мишелю российских «околоточных», а еще – темнолицых цыган. Мексиканос отличались от скифского типа индейцев Калифорнии и их вождя Кинтпуаша племени Модок с Tule Lake, с которым Бакунин и Альберт Пайк раскуривали трубку дружбы в ночь «Баварского леса».
В течение трех столетий колониального правления в Мексику мигрировали 300 тысяч не лучших представителей Испании. Они заключали браки с индейцами, и поэтому метисы преобладают в составе населения Мексики.
 
Абрахам скованно, но чересчур радостно приветствовал человека, идущего в гуще мексиканос. Тот был одет так же, как остальные солдаты, но только его мундир отличался золотыми эполетами и по обшлагам расшит серебряным позументом, переходящим на плечи, так же лампасы штанов в позументе, а стан подпоясан широким шарфом. Вместо палаша на боку была великолепная испанская шпага. Это был команданте - Хосе де ла Крус Порфирио Диас Мори.
Он родился в городе Оахака в бедной семье индейцев сапотеков. Тех самых сапотеков, которые помогли в 1519—1521 гг. Эрнандо Кортесу с небольшим отрядом испанцев, используя борьбу между племенами, завоёвывает Мексику и уничтожить империю ацтеков. С шестнадцати лет сбежал из дома, участвовал в Американо-мексиканской войне 1846–1848, активно поддерживал Хуареса, командовал отрядами национальной армии во время гражданской войны в Мексике.
 
Порфирио Диас снял шляпу, круглое лицо обрамляли пышные черные бакенбарды - как пейсы еврея спускались к заросшему громадными усами широкому рту, составляя единые заросли. Глаза были завораживающие, не моргая, смотрели на жертву, словно змеиные, светло карие, с каким то звериным отблеском. Казалось жертвы должны, так и идти на зов этого взгляда. Притащили раненого в живот страдальца-мексиканца, с перебитым пулей позвоночником, он остался лежать на раскаленном солнцепеке и вопил, недвижимо раскинув руки.
Кто-то услужливо указывал на Мишеля, у которого странным образом вынули ружье из рук. Проскальзывающие за спиной Бакунина мексиканос не задерживали на нем своего внимания. Порфирио Диас наступил на грудь орущему, тот сразу замолчал, и вытащив шпагу, рубанул коротко его по шее, смотря в глаза Бакунина. Голова солдатика с благодарными слезами на потухших глазах, свалилась набок, сочась густой кровью в песок.
Команданте сел на ящик. Он молча командовал своей шайкой, что обчищали мертвых своих товарищей, снимали с них золотые кресты и индейские амулеты, стягивали лакированные желтые краги с восковых ног, оставляя торчащими желтые пятки на убийственном солнце.
 
…От меня он отмахнулся, на меня не действует этот совиный взгляд, и бандиты исчезли как морок... Какая сила воздействия на своих рабов, какая мистика власти, прямо таки завораживает!.
 
Осталось несколько человек, в том числе и давешний сирота. Теперь он был по взрослому деловит. Бродящие между стволов пальм мексиканосы спугивали безобразных птицы, словно черных ворон, появившихся ниоткуда. Размером с гуся, с голыми шеями и большими клювами, - черная стая, неуклюже разбегаясь по земле, подымалась над верхушками пальм. Это мирные падальщики Мексики, их привлекли размякшие на жаре трупы.
 
Вслушиваясь в чужую речь, Бакунин спросил перевода. Абрахам, ошарашенный происходящим, словно просветленный вердиктом помилования, радостно произнес: «Он разрешил нам уйти!». Абрахам смотрел в сторону моря и словно не замечал Мишеля, который помахал рукой перед его глазами.
Со стороны моря донесся зов капитана, и Мишель легко пошел на него. Уже в колышущемся ялике, ужас пробежал холодком по его спине. На берегу, он увидел высокую фигуру Абрахама, среди окруживших его солдат, он взмахнул рукой, словно прощаясь. Скользнул под сердце солнечный отблеск стали, и площадь берега от людей вся сразу опустела, оставив на земле уткнувшееся в песок немое тело. Среди разбредающихся мексиканосов Мишель уловил как во сне совиный взгляд убийцы – это тот гадкий парнишка, и он смотрел на удаляющегося по воде Мишеля.
Выкарабкавшись из провала сознания, Бакунин, плохой, очнулся на палубе брига, его, связанного, матросы обливали из кожаного ведра водой из-за борта. Ныл расшибленный затылок. Сверху смотрели сочувственно капитан и два негра-кочегара.
 
Глава №27
Опыт Вечного Возвращения из Небытия
 
Опыт, а с ним и знание – это переживание прошлого, - виртуальное повторение его. А становление сознания - в вечном возвращении Небытия. Переживание опыта - проклятие Небытия. Тяжело бремя грандиозного обрушения мироздания. Под натиском Хаоса рассыпается выстроенная волей иллюзия опыта, ничтожная по своим результатам. Смысл наказания за опыт - наша ответственность за нашу жизнь, переживание повторения его.
Строя метафизику Бытия, Наблюдатель говорит о своем «времени. «Обычно сознание человека привязывают к информации, возникающей естественным путем – путем созерцания, но она возникает при попытке распорядиться ею волевым путём». Информация возникает при интерпретации сознанием сигнала, который привнесён со стороны, в том пространстве-времени, в котором человек живет, как сигнал выбора и не содержится в имманентных свойствах пространства-времени. «В области абсолютной непостижимости нет никаких сигналов и интерпретировать там нечего».
Возможно, что сознание это просто механизм ориентации тела человека в пространстве - мы как бы утверждаем свое присутствие в пространстве, запускаем механизм своих жизненных циклов, имеющих протяженность процессов и их интенсивность.
 
Идентификация образов человеком - мера ценностной системы человека, связанная с осознанием внешней чужой воли. Иллюзия стабильности личности в Социуме. А личность – это всего лишь иллюзия возможности своего волевого действия в мире. «Мироздание содержит в себе потенциальную возможность многих, но определённых выборов, между которыми есть взаимосвязь». Отлично, это так, но КТО будет выбирать? И зачем? И выбирают ли своё поведение предметы, подчинённые законам природы? Вопрос о воле остаётся открытым, и увязывается, как и прежде с непредсказуемостью случайности». «Случайность - недостаток информации, а вероятность - понятие математическое - абстрагирование от статистического. Хотя никто до сих пор не знает, имеется ли в природе истинная случайность». Информация унифицирует знания индивидуума, низводит личность до НИчто. А поэтому, личность, со своей волей вне-Социума, не признает окружающих равными своего соЗнания. «Когда человек приходит к одиночеству воли сознательно - ему не нужна идеоЛогия». «Социум – сборище НИЧТОжеств, и если их Бог – коллективная воля, – то Он воняет скотным двором». Чужая воля как острый клинок, разрушающий опыт собственной жизни. Повторение чужого опыта жалкое подобие чужого волевого становления.
 
Деление мира на «материальное и идеальное» - удобная форма НЕсознания, и связана с трансцендентностью нашего мышления, и никак не увязывается с универсальностью строения мира (тем более с метафизикой!). Это уже не метафизика, как устроен мир, а – психология. Психология скота на бойне. Метафизика занимается построением «души», и не имеет с наукой ничего общего.
Научный метод подразумевает исследование психических качеств (субъекта) на основе материальных сигналов и идентификации их исследователем (тем же субъектом!), имеющим только материальную (без привлечения трансцендентных понятий) сущность своих органов чувств. Сознавая «материю», субъект, возможно, сознает только (как материального объекта) реакцию на её изменение, искажающее влияние сопротивления разрушающейся среды, свое сопротивление Небытию.
Весь мир образов человека создан и проявляется в сознании как детерминированный мир, столь гибко приспособленный к бытию, что не отличается от него, имеет с ним одну природу и, возможно, причину возникновения. Индивидуализация сознания осуществляется бытием во времени-пространстве, ибо лишь время-пространство являются тем, посредством чего, по сути, и понятию, тождественное и единое проявляют себя в различии и множестве существования рядом и после друг друга.
 
Вечность несется сквозь душу, сдувая с тела плоть. А время течет из будущего в прошлое сквозь наше сознание. Как становление, наша жизнь имеет направление из прошлого в будущее, а как объект сознания – из будущего.
Явления, как процесс, структурируются Единым и обратным течением времени. Онтогенез становления проявляется в сознании как заданность. Время онтогенеза в таком случае - метафизическое понятие, направленное из будущего в прошлое, - скорость протекания сквозь структурирующуюся Реальность Единого. И не нужна гипотеза Логоса, как идеального, с его имманентной заданностью, опыта Небытия - так как информация возникает из случайных событий при структурировании Единого. Вот когда возникает Наблюдатель, как Единое, которое есть всего лишь свойство Сознания - симметричное отражение становления Бытия. Наблюдатель видит только вечное становление и разрушение мироздания, а его сознание - вечно бунтует против засилия в социуме Небытия.
 
Глава №28
Санта Муэрте в Акапулько (Святая Смерть)
 
"Я не верю ни в одну из существующих религий, - говорил Мадзини, - но вместе с тем я убежден, что смерти не существует, что жизнь не может быть иная, как вечная, что бесконечный прогресс есть закон жизни... В моей деятельности я всегда руководился и буду руководиться религиозной идеей. Самое великое, самое святое, что Божество дало человечеству - это стремление к свободе; бороться за нее - значит осуществлять в жизни волю Божества и следовать нравственному закону".
 
Один из старейших городов на Тихоокеанском побережье Мексики, Акапулько возник на месте индейского поселения. Он расположен в просторной естественной бухте, где скалы, песчаные пляжи, долины в дымке, дома по склонам, сады заполняют пространство. В испанские времена сюда прибывали гигантские корабли, галеоны, груженные богатствами далеких Филиппин, здесь на причале разгружались колониальные товары по дороге на Мехико и Вера-Крус. Грузы переваливались на восточный берег, уже - Атлантического океана, откуда вновь отплывали в Испанию.
На подходах к Акапулько бриг был подвергнут осмотру французским фрегатом, французы бесцеремонно и деловито осмотрели трюмы на предмет оружия, проверили документы подозрительных пассажиров, - американских мужланов, неудавшихся наемников мексиканской Революции. Через Акапулько шла французская торговля гренами - шелковичными коконами из Китая и Японии, поставляемыми для лионских фабрик. С началом Гражданской войны и блокады портов Конфедерации флотом северных штатов Америки - шла из Мексики и торговля хлопком, столь необходимым Англии, Франции и Испании. Интервенция на востоке уже началась. И на этот раз экспедиционный корпус повторил путь всех завоевателей Мексики, «путь Кортеса»: высадка в Вера-Крус и марш на Мехико.
 
По узеньким улочкам по склонам, мощенным камнями, среди извивающихся каменных стен, ходят коричневые люди, прижимаясь к теневой стороне. Маленькие балкончики над головой заставлены яркими цветами. Резные деревянные калитки и входные двери из кипариса ведут в затененные деревьями испанские дворики с непременным фонтаном посередине. Можно идти и по солнцу, но скоро сомлеешь или получишь солнечный удар. При полуденной жаре в сиесту чувствуешь нехватку разреженного воздуха, как рыба, выброшенная на берег.
Бакунин не замечал красоты песчаных пляжей Калеты, обрамленных скалами и цветущими кустарниками, а в районе Старого Акапулько, где в лавчонках можно купить разнообразную рыбу больших размеров: барракуды, тунцы, сеуки, дорадо, полосатые марлины и тихоокеанские парусники, - его мутило от материализма распластанных туш.
После смерти друга Мишель сторонился своих попутчиков по рейсу «Пацифика», как вообще любых других. Его не интересовала их дальнейшая судьба, и он, спустившись в город, бессмысленно передвигался в коконе своего одиночества.
Со временем оно приходит, одиночество. Судьба сводит с людьми случайными, большинство которых - дрянь, общаешься с ними по необходимости, не подпуская близко к себе, и все больше возникает желание быть одному.
Ноги принесли его туда, где обычно люди стараются не появляться - на городское кладбище бесчисленных Педро, Гомесов и Лопесов, с черными даже днем аллеями каких-то сплетшихся тропических бородатых деревьев. Места вечного отдохновения заставлены многочисленными каменными изваяниями. Черепа вырезаны на могильных плитах, обычно с изречением - «Если сегодня ты, то однажды буду и я, если я сейчас, то когда-нибудь будешь и ты», - или другие подобные яркие выражения, подразумевающие день очищения.
 
Солнце садилось в исполосованный красными облаками горизонт. Вечером океанский бриз охладил город на склонах бухты, освободил обывателей от корсета жары. Улицы неспешно наполнялись праздными гуляющими, женщинами в пышных, как колокола, черных юбках, сопровождаемыми кабальерами и «мачо». Нищие просили подачку, индейцы торговали домоткаными пончо, что они носят как плащи. В береговых тавернах, под навесами на открытом воздухе, мексиканцы ели чисто мексиканские блюда: сухие пресные тяжелые лепешки-блины, рубленое скатанное мясо с массой муки и ядовитейшем огненным перцем. До обеда у многих кокосовый орех, после - манго. И все запивается отдающей самогоном дешевой водкой - хабанерой. А певцы в широких шляпах, все увешанные бубенцами, в тавернах городка уже пели под гитары и примитивные скрипки об очередной победе Порфирио Диаса над погаными «гринго». «Гачупин» и «гринго» - два высших ругательства в Мексике. Гринго – белый человек, «гачупин» - это испанец.
Вот она, воля народа!
Мексиканский революционер мчится к некой Революции Духа, но… ему нечего защищать в ней, пока нет в ней – «сакрального». Истинно-народного. Попутчики по обочинам не вызывают в нем сочувствия, потому что они – «проезжие». Революционеру важнее его волевые Акты высвобождения своего «сакрального».
Меняется государственная идеология, и к ней подтягиваются «новые революционеры». Захватившие власть и собственность в стране нуждаются в «трубадурах», поющих об исключительности своего национального Духа, приоритетом своей Воли над традиционной структурой власти, - коррумпированной и компрадорской по своей сути. По большому счету «новые мексиканцы» - это «кордебалет» у своих северных хозяев. Их Революция так же далека от живых людей, как и их культура далека от Реальности, и держится на иррациональности и инстинктах Зверя, не способная изменить Зло.
Власть есть последнее удовольствие, это удовольствие насилия толпы. И зло безнаказанно, и желание власти становится центром, а он, порождающий страх, подавляющий волю, ненавидимый и обожаемый, идущий в своих желаниях дальше других, будет вызывать благоговейный трепет и преданность. Воплощать свободу воли. Но только в рамках их круга и морали! Общества «охотников за головами». Затягивается брешь в разрыве мироздания, возвращается Небытие. Народ радуется своему мужеству, провиденческой мудрости и воли вождя. Хвастаясь перед своими женщинами, превращая всякую победу в карнавал.
 
С окраин показалась процессия, разлилась многолико. Мексиканцы с одинаковым задором пляшут как под сальсу, гитары, так и под загадочные мелодии старинных индейских флейт. В Мексике в католический День всех Святых чествуют еще и День смерти – древний фестиваль, на котором празднуется иная жизнь – и который является веселым поводом для украшения домов, магазинов и публичных мест, черепами ставриды. Чествуют "Санта Муэрте" (Святую Смерть). Этот культ сложился в результате распространения христианства среди ацтеков, поклоняющихся смерти, во времена испанского завоевания этих земель. В течение нескольких столетий Церковь подавляла процветание культа смерти, но пришло время, и в бедных районах опять восхваляют смерть. Запретить поклонение Смерти - и власть не может, - это единственное, что дано народу на этом свете.
 
Бакунин пробирался сквозь разряженную страшными нарядами толпу, веселящими, как их кумир - многозубой улыбкой костяка. Такая близость символов смерти, как ни странно, будоражила и очищала, делало всех, участвующих в процессии, равными. Некоторые преподносят красную розу и свечу в дар «синьоре скелету», облаченной в балахон и сжимающей косу в костлявой руке, - в другой же, усыпанной драгоценностями руке, Смерть сжимает весь мир.
Приверженцы культа утверждают, что Смерть творит чудеса, помогая прокормить семью, избавляя от страшных болезней, помогая выжить в преступном мире. Они отказываются от помощи Церкви, утверждая, что Святая Смерть не делает ни для кого исключения, перед ней все равны - и проститутка, и продавец контрабанды и убийца, а Католическая церковь только наказывает, а не помогает.
В мексиканской и многих других культурах смерть – это не конец, а всего лишь состояние между разными жизнями. Поэтому череп символизирует иную жизнь и реинкорнацию. Это сообщение, что смерть это не полное ваше уничтожение, а лишь переход в новое состояние после вашей физической жизни. День смерти украшенный огромным количеством фигурок маленьких, смешных скелетов, изображающих разные сценки из жизни, музыканты, любовники, танцующие, пьющие, молящиеся и раздумывающие, в общем, всего того, что люди делают в жизни. Это целая кустарная индустрия, признанная для украшения и декорирования всего окружающего с помощью черепов. Черепа различных размеров и видов, сделанные из шоколада и сахара. Часто на них присутствуют имена, сделанные из глазури и люди обычно покупают черепа со своими собственными именами, с именами умерших родственников, именами любимых, также именами ныне здравствующих членов семьи. Сахарные черепа несут домой, ставят в определенное место (алтарь) и, в конце концов, съедают. Также есть другие черепа, сделанные из семян амаранта, зерна вперемешку с медом, являющиеся священной пищей для празднования смерти. Коллективный смех объединяет, но ничего не значит, как треск хвороста под котлами в аду.
Любая новая религия начинается с принесение себя в жертву новому «богу», пусть называемому «нацией», а государство – с принесения в жертву «другого». Во время Мексиканской революции и гражданской войны, все воевали против всех – мексиканцы-креолы против «латинос», выходцев из католической Европы, индейцы против креолов. Старые вожди имели родовую власть, а через «помазанье на царство» приобретали сакральную власть. Республиканские выборы, голосование и избрание – старый языческий обряд приобщения к сакральности власти. Власть народа, привыкшего ко лжи социума, есть начало женское, темное, лунное, она всегда – отраженный свет сильной воли лидеров. Воля, разрывающая на мгновение ткань мироздания, направленная на сиюминутный политический момент, не отягощенная этическим вектором, ведет в никуда, к смерти. Культура христианского Ренессанса - сон, по поводу которого мы рефлектируем, гуманитарная составляющая которого равна нулю, этот сон действенного разума ни на что теперь повлиять не может.
Смерть, её приход, показывает, как человек ничтожен, впрочем, как и при рождении, - и уходит навсегда в ничто. А между двумя ничто – целая жизнь, страдания, борьба, - судьба.
 
Глава №29
Миф
 
Может быть, я буду писать парадоксальные вещи и нужно время, время перемен, снова и снова трансформирующее ложное в мертвящее, чтобы понять, что кружишься как турецкий дервиш на одном месте. Претензия на жизнеспособный миф - это претензия на полноту охвата бытия и его закрепление в сознании социума. Поэтому так кощунственно воспринимается всякое новое мифотворчество, любое изменение старого. Дать мифу жизнь - значит, дать ему бытие. Миф - это стабильность бытия, разрушение мифа - революционное преобразование бытия. Для создания и разрушения мифа нужна вся цельность характера и опора на него - мужество жить. Страшнее смерти - смерть души. При сохранении мифа всегда поражаешься его союзниками, порой настолько несовместимыми, но всегда логически оправданными в данный момент. Если поставить рядом успешного и неудачника, то в мифе - нет различия между ними, в тоже время социальная пропасть между адептами одной идеи непреодолима. Отпад от мифа человеков - и есть разрушение мифа.
Творчество это порождение духа, т.е. истинно человеческого. Когда уничтожается дух - уничтожается сам человек. Нет дальше смысла жить. Тот, кто в жизни мифа видит жизнь духа - уже умер. Регалии, коими награждается в социуме мифотворец - это ступени мифа, путь от зарождения к смерти, и этот путь должен быть пройден полностью. Становясь все более явным, проявленным, стабильным - последовательно шагаешь к окостенению, омертвению, подверженному уничтожению и гниению, распространению процесса смерти. Смерти духа. Тупик, безвыходность, абсурд, хаос - как окончательное разрушение. Кто знает высоту мифа, как окончательную смерть духа? Подняться по ступеням социума на вершину мифа, чтобы увидеть смерть его - это и есть трагедия человека.
Человека страшит не сама смерть тела - он и так знает, что смертен, носит как Кощей смерть в себе, - а его уничтожает именно смерть духа, парализует страх перед смертью духа. Не видя в бытии - Вечности и Любви - как освобождения и очищения, - мы говорим о приоритете Смерти. Смерть не освобождение - мы не свободны, прежде всего, от нее самой. Ибо смерть (как в простом, так и в трансцендентном смысле) заложена в нас еще при рождении, то и мы приходим к ней как к чему-то заведомо данному. Она родилась с нами. Человек - это отсроченная Смерть. Отсроченная, на более-менее длительный срок, который, по сути, так мал, что им можно пренебречь. От этого не освободишься. Алкающий смерти смешон - он ее априори уже получил. Она у него уже есть. Допустим, ваши собеседники-буддисты, надеются на какие то там собственные реинкарнации в последующие жизни. Но реинкарнация в таком буддийском смысле - бодрствование после очередного сна. И в этом случае, окончательная смерть (нирвана) заложена в нас при самом первом рождении. И здесь человек - отсроченная смерть, - пусть чуть более отсроченная смерть. Впрочем, по сравнению с вечностью это "более" не имеет особого смысла. А как же «карма»? Как проявляется "карма" человека? Это события и люди, которые компонуются вокруг в течение его жизни.
Принятие чужого мифа - тоже смерть. Само существование другого мифа - угроза твоему существованию, конец смысла. Нельзя украсть дух, приспособив его под свои интересы, есть только воровство мифа, а это и есть приобщение к смерти мифа. Уничтожение мифа - не есть смерть духа, а только глубина отчаяния, опустошенность, зарождение новой жизни. И неизбывное одиночество. Поистине - бессмертие духа.
 
Православие никогда не отличалось приверженностью европейской традиции Гуманизма. У религиозных бонз всегда было стремление к Византийской теократической государственности, если не быть посредниками власти, то хотя бы - услужить ей. В этом трагедия русского народа. В литературе, живописи и скульптуре авторы прикладных искусств направляются интересами, а не идеями. На основе религиозных норм, которыми живет человечество по своим тысячелетним традициям: ислама, православия, католичества, буддизма и т.д., мир уже давно разделен культурно-территориальными конгломератами, - и они давно в латентной войне. Пророчества религий завязаны на срок человеческой жизни, ничтожной по сравнению с вечностью, завязаны на нашем представлении о самоценности человека и его представлении об окружающем мире, где он главный судья мира. Если наука отрицает постулат веры, она объявляется еретической в глазах религиозных бонз.
 
Отсутствие у культорологии жизнеутверждающего стимула - этики, - и привело культуру к вопросу о недееспособности Ренессансного взгляда на человека. Это кризис представления о человеке и мире в современном Социуме. Стало, вдруг не понятно, что движет человеком в его воздействии на Социум. Если можно изменить Прошлое, взгляд на него, а в конечном результате - как бы повлиять на причинно-следственные связи, - то почему бы не подумать о том, может ли наше настоящее, реализуемое как мотивы поступков и их близлежащие результаты, - влиять на будущее? Может быть, настоящее разворачивается в континууме пространства-времени, как проект будущего? А значит, само будущее изменяет постоянно прошлое? Этический проект задает вектор будущего. Идеальное духа живет и возвышается в предательстве... и любви, низком... и благородном, в трусости... и мужественности, безбожии... и жертвенности, поражении и окончательной победе над человеческим в себе....
Что-то вам мешает прорваться сквозь "небосвод" Канта, и признать, что человек социума - это не то, что сейчас нужно? Нет времени для бездуховного человека - не осталось. Вам мешает Смерть, чтобы стать как боги? О, как хотелось бы вам перед Вечностью - забыть о ней! Мир окружающий выше человека, - он его учитель, - а не миф и представление человека о себе самом. Один остался оптимизм у женщин, ждущих ребенка - они еще помнят свое предназначение. Чтобы узнать любовь, надо прежде войти в мир, осуществиться. Стать бытием. Только материнская Любовь может спасти во враждебном человеку мире социума.
 
Глава №30
Выбор Кетцалькоатля
 
Рассвет поднимался по курсу корабля, на небе проступал слабый розоватый отсвет. Волны набегают на бриг со стороны океана, и она мерно кренится с боку на бок. Впереди погасли звезды. Привычный глаз мог уже видеть на милю вокруг судна. И вот, когда «Пацифик» приподнялся на волне, на востоке блеснуло над горизонтом золотистое зернышко, исчезло, вновь появилось и стало расти. Солнце поднимается из воды из тонкого-тонкого облачка, громадное, алое. Оно быстро превратилось в ликующий свет и принялось впитывать мглистую дымку над океаном. Засверкал диск, и чудо восхода завершилось. По морю побежала золотистая узенькая дорожка, играющее, живое солнце отрывалось от нее, и теперь уже не било в глаза. И вот уже теплым светом осветился борт брига и паруса. На левом траверзе выглядывают верхушки вулканов, словно щербатая спина игуаны. На расстояние видимости, от побережья поднимаются зеленые склоны Сьерра-Мадре. Берега по горизонту горными цепями все круче поворачивают на восток. До залива Теуантопек и широкого прорыва вглубь суши, вулканы Мексики сверкают снежными вершинами.
 
Небо над головой безоблачное, солнце пекло, но море посерело и волновалось. «Пацифик» начало раскачиваться под давлением парусов. Пробило восемь склянок, меняли вахту; Мишель, выбравшись на шканцы, слышал крики боцмана: «Паруса банить!». В Тегуантепекском заливе поджидал шторм, в этой части Тихого океана штормит всегда – сюда через понижение в сьерре прорываются ветра из Мексиканского залива. Кэп заметил перемену, когда изменился характер движения судна: оно вздымалось и раскачивалось куда сильнее, чем обычно, и порывистый ветер круто накренил его набок. Под уменьшенными парусами бриг пошел легче, но ветер с траверза все крепчал, и он, разрезая волны, кренился все сильнее.
На горизонте можно было угадать очертания большого парусного корабля, ясно видны были грот- и фор-марсели. Но он вскоре исчез за линией кипящих волн. В Тихом океане, в тропиках, один корабль может лежать, застигнутый штилем, другой – идти с попутным ветром, подобно тому, как крутые волны, на которых они качались, означали, что вчерашний шторм еще продолжается за горизонтом, в Тегуантепекском заливе.
Волны по-прежнему были короткие и крутые, но «Пацифик» двигался по ним без былой легкости, ветер почти стих. Она дергалась и кренилась с носа на корму, лишенная устойчивой тяги, которую давал бы хороший ветер. На мгновение блеснув под водой влажной розовато-коричневой спиной, плоский скат, выпрыгнул из воды рядом с бортом и звонко шлепнулся плашмя, снова выпрыгнул и исчез на глубине. Летучие рыбы мелькали над волнами, оставляя на поверхности темные штрихи.
Новый день приносил одну и ту же картину: синее небо и синее море, розовато-серые верхушки вулканов и окаймленная ярко-зеленой полосой береговая линия. Небосвод приобрел голубоватый металлический оттенок. Становилось жарко. Горячие солнечные лучи казались еще горячее после прохлады ушедшей ночи. Матросы, не занятые работой, перебрались в тень под переходными мостиками и устало лежали там. А день сменял вечер. Высоко над быстро бледнеющей полосой заката проступала и ярко сияла первая звезда. День за днем бежал мимо длинный вулканический берег.
 
«Пацифик подходил к заливу Фонсека. Бакунин увидел далекие горы мельком, но вскоре снова поймал их в поле зрения трубы. Ему представился странный пейзаж. Острые пики нескольких вулканов: два очень высокие слева, россыпь конусов поменьше слева и справа. Пока Кэп рассказывал ему о предстоящем заходе в порт Ла-Уньон, из одного вулкана вырвалась струйка серого дыма – не из вершины, а из побочного жерла – и лениво поползла к висящему над ним белому облачку. За вулканическими конусами виднелся хребет, отрогами которого они и были; но и сам хребет представлялся цепочкой потухших вулканов, размытых и выветренных за тысячелетия и заново встающих – можно представить, что за адскую кухню являл собой этот берег, когда все они извергались разом. Вершины гор были тепловато-серыми с розовым оттенком. Ниже конусов Мишель видел как бы зеленые прожилки – очевидно растительность вдоль промоин и ручьев. Бакунин перенес взгляд с вершин к подножьям. Здесь располагалась широкая зеленая полоса, лишь изредка нарушаемая одинокими вулканами. Бакунин провел по ней подзорной трубой, до самого горизонта и обратно. Ему показалось, что он видит слабый белый отблеск. Он снова поймал это место в поле зрения, засомневался, белое пятнышко то появлялось, то исчезало.
– Совершенно верно, это действительно прибой, - сказал кэп, взяв из рук Мишеля трубу, - по обе стороны от полосы прибоя вода совершенно ровная, а дальше располагаются – по обе стороны – два средних размеров вулкана. Широкий залив, остров посередине входа, и два вулкана по бокам. Залив Фонсека.
 
Открывающийся залив был непомерно велик. Мишель на глаз прикинул ширину входа в залив: что-то около десяти миль. Чуть дальше виднелся еще один типичный для местного ландшафта остров – круто встающий из воды правильный голый серый конус. Дальний берег залива Мишель не различал даже сейчас, хотя за то время, что он наблюдал, корабль прошел около десяти миль.
Эти воды бороздил знаменитый Акапулькский галеон, ежегодно доставлявший с Филиппин и островов Индонезии к перешейку Центральной Америки, сокровищ на миллион фунтов стерлингов. Экваториальные пассаты, ветры северного тропика дуют в одном направлении, южного – обратном. Большая дорога древнего мира. Вдоль этого берега каботажные суда испанцев везли серебро из Потоси в Панаму, где ко всему прочему, перуанский бальзамический тополь и кампешевое дерево, кошениль и золото ждали обмена на британские товары на атлантическом побережье.
От залива Фонсека отходит бухта Эстеро Реаль и близко подходящая к озеру Манагуа. Последнее сообщается с озером Никарагуа, из которого вытекает впадающая уже в Карибское море река Сан-Хуан.
Морской бриз усиливался, и «Пацифик» шел все быстрее. В подзорную трубу Бакунин видел со шканцев мельчайшие подробности входа в залив. Широкий западный проход между островом Кончакита и западным мысом согласно карте имеет глубину двадцать саженей на пять миль вперед. Кэп крикнул рулевому, и «Пацифик» взял вправо, огибая плавный изгиб мыса, свернул чуть ближе к другому берегу и вошел в залив, и Бакунин увидел, что прилив продолжается. Они ползли по стеклянной глади залива, лотовый монотонно выкрикивал глубину, крутая коническая гора посреди залива неуклонно приближалась.
– Отдать якорь.
Канат заскрежетал в клюзе, команда бросилась убирать паруса. Ветер и прилив развернули «Пацифик». Бакунин и подвахтенные прилипли к фальшборту, жадно вглядываясь в зеленые джунгли и серые скалы. На склоне горы за мысом город Ла-Уньон.
От берега отчалила лодка под двумя латинскими парусами, команда - полдюжины смуглых людей в широкополых соломенных шляпах. Лодка легла в дрейф в пятидесяти ярдах от брига, таможня запросила подняться на борт. «Пацифик» ожидали на полмесяца позже, и местный владелец табачной плантации Корнелиус Сарже и по-совместительству - коммерсант, пообещал начать грузить «Пацифик» только назавтра, угостил кэпа и Бакунина свежеприготовленными сигарами – они оказались великолепного качества, гораздо лучше американских вирджинских сигар. Мишель напросился посетить берег.
 
Лодка мягко проехалась днищем по золотистому песку за мысом, смуглые гребцы выскочили и втащили ее на берег. Город подходил к самой береговой отмели. Это было скопище невзрачных домов, не все даже были крыты черепицей. Маленькие улочки, грязные и зловонные, вились между пальмовыми хижинами. Стервятники урубу, уже знакомые Мишелю по Мексике, сидели на крышах и в переулках дрались из-за отбросов с ободранными дворнягами. Дети бегали нагишом, женщины в черных, либо в грязных белых платьях, редкие мужчины – голые по пояс, в белых штанах до колен. В половине прибрежных домов были лавки – одна стена отсутствовала, открывая взору выложенный на продажу товар. Сюда со всех окрестностей съезжались индейцы, привозившие плоды своих трудов. Здесь продавали свинец и серебро, изделия из кожи и шерсть. Находили своего покупателя гончарные изделия и продукты питания - маис, картофель и фасоль. Торговцы предлагали и экзотические плоды – бананы и папайи, ананасы и гуаявы. На маленькой площади в центре города стояли у коновязи низкорослые лошадки, облепленные мухами. На узкой дороге, окаймленной по сторонам белеными домиками и жидким кустарником, было одуряюще жарко. Насекомые жужжали и больно кусались. Сказывалась близость береговых мангровых болот.
 
Бакунин в сопровождении американского француза, местного латифундиста, поднялись из города. Индейское название Сальвадора – Кускатлан, что означает «земля драгоценностей». С Х по XII век Сальвадор был частью могущественной империи майя, а позже - империи ацтеков. По словам француза, страна поражает загадочными древними сооружениями, поселениями колониальной эпохи, и благоприятным климатом. По горным склонам текут бесчисленные реки, а у подножий двух десятков вулканов лежат изумительные по красоте озёра с живописными окружающими долинами. Бакунин в имени Кускатлан признал что-то якутское. Сарже, услышав о Сибири, рассказал гостю легенду о последнем правителе индейцев. По представлениям индейцев, миром правили четыре Тецкатлипоки в соответствии с четырьмя сторонами света. Каждый Тецкатлипока имел еще и свой цвет. Главный — Черный Тецкатлипока — распоряжался рождением и смертью людей, знал все о каждом и внушал ацтекам священный ужас. Это был бог звездного неба и ночного ветра, и его земным воплощением был ягуар. Ему противостоял Белый Тецкатлипока — диковинный гибрид райской птицы (кетцаль) и змеи (коатль), Кетцалькоатль, или Кукулкан, как называли его индейцы майя - Пернатый Змей, бог добра и света, защитник и благодетель людей. Это напоминает священную птицу Гаруду, индонезийского происхождения, которая принесла на своей спине бога Вишну, давшего батайцам с другого края Океана, до этого бывших людоедами, земледелие и культуру. Красный Тецкатлипока бог Весны и процветания, и, наконец, Голубым Тецкатлипокой был не кто иной, как зловещий Уитцилопочтли, воинствующий бог Солнца, чьи указания ацтеки выполняли беспрекословно. Накануне вторжения испанцев, словно предчувствуя начало большого террора, ацтеки принесли в жертву 80 тысяч человек.
Легенда говорит, что перед самым приходом испанцев в Америку, испугала императора рыба, которую поймали рыбаки в священном озере Гиха. Ныне на дне его покоится пропавший город. На лбу рыбы было маленькое зеркальце, и в нем Мотекусома увидел вооруженных людей, сидящих верхом на оленях! Не отражаются ли в мифах индейцев-майя Гватемалы пути завоевателей! Наши фантазии не далеко отходят от наших страхов.
 
Дорога по тропической сельве вывела их на крутой водораздел, поднятый на пол-мили над заливом. Лошадки брали очередной поворот серпантина рывком. Наверху, лес по обе стороны дороги сменили возделанные земли. Центральное плато – вот и вся страна Сальвадор, - уходящее с востока на запад на какую-то сотню миль, и лежащее между двумя вулканическими горными цепями. В стране насчитывается более 25 потухших и действующих вулканов. Дорогу сопровождали увешанные золотыми плодами апельсиновые деревья, за ними Мишель видел поле, где колосились хлеба. Разноцветные попугаи стайками пролетали над головой. За поворотом апельсиновой рощи большое белое строение, приземистое и длинное, прямо на пути всадников. Спешившись, Бакунин прошел в дом к гостеприимному хозяину, в длинную, ярко побеленную комнату. Потолок поддерживали толстые деревянные балки, резные и раскрашенные, наследие культуры мавров.
Сарже и Мишель прошли во внутренний дворик, где под галереей босоногий, но одетый во все белое чистенький слуга принес к столику свежий кофе, маисовые лепешки и бутылку крепкого рома, выработанного из отжимов тростникового сахара. Климат Сальвадоpа тропический, пассатный. Очень благоприятный регион для выращивания кофе. Кофейное дерево завезли сюда испанцы в 1524-1527 годах из Индонезии. Кофе является одной из основных сельскохозяйственных культур. По уровню экспорта кофе Сальвадор занимает четвертое место в мире после Бразилии, Колумбии и Мексики. Качество кофе среднее, кофейное зерно довольно хрупкое. Лучший сорт «El Salvador Chalatenango» выращивают на равнинах Лос Плейнс, которые находятся на высоте 5 500 футов над уровнем моря. Кофейные зерна обрабатывают влажным способом, а затем высушивают их под солнцем.
 
Обрадованный разговору на родном французском языке, Сарже рассказал свою историю. Европу он покинул после разгрома революций в 1849 году. А попал Сарже в Никарагуа в качестве наемника отряда американского авантюриста Билла Уокера, собравшего в Новом Орлеане почти двухтысячную армию — каждому американскому переселенцу было обещано 250 акров бесплатной земли и столько рабов, сколько он сможет захватить. В декабре 1854 года Уокер подписал соглашение с крупным американским предпринимателем Коулом об организации экспедиции вооруженных колонистов в Никарагуа с целью оказания поддержки либеральной партии президента Риваса. По требованию Уокера размеры выделяемой земельной площади были увеличены до 52 тысяч акров, а наемникам придавался официальный статус колонистов. "Аксессори", компания магната и мультимиллионера Вандербильда предоставила Уокеру заем 620 тысяч долларов, ему была нужна земля вдоль возможной трассы тихоокеанского канала. Землями под альтернативный канал в Панаме еще с 1840 года владели французы. 16 июня шхуна "Веста" высадила Уокера и 57 вооруженных самым современным по тем временам оружием колонистов в никарагуанском порту Реалехо. Вначале отношения Уокера с компанией Вандербильда развивались довольно успешно. Пароходы "Аксессори" непрерывно перевозили в Никарагуа американских колонистов, значительная часть которых сразу же вливалась в армию Уокера. Ее численность уже к осени достигла 1,5 тысячи человек. Костяк составляли примерно 1200 хорошо вооруженных добровольцев, многие из них имели опыт боевых действий.
Однако в феврале 1856 года отношения между Уокером и Вандербильдом были разорваны. Уокера явно не устраивал покровительственный тон "коммодора" (так Вандербильда прозвали в деловых кругах Нью-Йорка). По инициативе Уокера правительство Никарагуа президента Риваса разорвало соглашение с "Аксессори" и передало контракт конкурентам Вандербильда и бывшим его компаньонам - Гаррисону и Чарльзу Моргану. Вот в это самое время Корнелиус Сарже продал свой участок в Никарагуа и переселился в Сальвадор.
Буквально за неделю до высадки Уокера в Реалехо американцы подписали с правительством Никарагуа договор о дружбе и торговле. Это не помешало захвату власти. В июне Уокер порвал все отношения с президентом Ривасом, а еще через месяц провел выборы и 12 июля провозгласил себя президентом Никарагуа. Это были странные даже по центральноамериканским меркам выборы, ибо за единственного кандидата — генерала Уильяма Уокера — голосовали исключительно солдаты его армии и колонисты. Никарагуанцы же этой чести были лишены.
– Quis custodiet ipsos custodes? - Кто будет стеречь сторожей? (лат.)
В 1856 г. Уокер ввел английский язык в качестве государственного и восстановил рабства в Центральной Америке, которое было отменено еще в 1824 году. "Закон о рабстве - ядро моей политики, - писал он. Без него американцы могли бы играть в Центральной Америке лишь роль преторианской гвардии, подобной римской, или же роль янычаров на Востоке - роли, к которым они плохо подготовлены в силу... традиций своей расы".
В Никарагуа из США потянулся всякий сброд. Новый президент обещал приехавшим высокие должности, рабов, бесплатный земельный надел в 250 акров, а тем, кто приедет с женой, – 350 акров. Он заявил, что будет добиваться присоединения страны к рабовладельческой Конфедерации южных штатов США. В целях "ускорения колонизации" экспансионистские круги Америки передали Уокеру полмиллиона долларов, собранных в США. Уокер возвестил гражданам Никарагуа, что «отныне праздность должна уступить место предприимчивости, невежество - науке, а анархия и революции - закону и порядку».
«Рыбеглазый посланец» был убежденным сторонником теории "предопределения судьбы" и превосходства белой расы. Доброта и холодная жестокость, личная храбрость, способность к самопожертвованию и циничное равнодушие к жизни других, расчетливость, хладнокровие и безрассудство, толкавшее его на авантюрные поступки, составляли противоречия характера Уокера. Он имел худощавый вид и ранние залысины на белобрысой голове, сведенные к неубедительному носу осторожные глазки, которые придавали невыразительной физиономии обиженный вид и что-то змеиное.
Уроженец Теннеси, поменяв, как флюгер свои взгляды, принесенные из Европы из Гейдельберга (Германия), Лондона и Эдинбурга, где искал свою родину на земле предков, он вернувшись в 1845 году в Америку. Он превратился из аболициониста и социалиста в убежденного сторонника рабства и апологета цивилизаторской миссии американского Юга в Центральной Америке, где в сугубо политических интересах перешел из протестантизма в католичество, хотя воспитывался в строгой кальвинистской традиции. Уокер был одним из издателей и авторов газеты «Нью-Орлеан крисчен». Он писал: «Центральноамериканская раса неопровержимо доказала... полную неспособность к самоуправлению». В 1850 году Уильям покинул Нью-Орлеан, совершил путешествие через Панамский перешеек и осел в Сан-Франциско, где с головой вновь ушел в журналистику, приняв предложение своего друга Рандолфа писать статьи в только что основанную им газету "Сан-Франциско геральд", которая ориентировалась на демократов, выражавших интересы рабовладельческого Юга. Именно там Уокера привлекли планы расширения территории Соединенных Штатов в соответствии с популярной тогда теорией "предопределения судьбы" и создания Великой Южной империи белого человека.
 
Уокер решил завоевать и соседние страны, присоединив их к Конфедерации Южных Штатов, и этим затронул интересы американцев северян, к тому времени уже развернувших в этом регионе бурную деятельность. При поддержке нескольких влиятельных американских бизнесменов Севера отряды Уокера были разгромлены войсками Гондураса и Коста-Рики. Франция, снарядила корабли в залив Фонсека, а британская эскадра появилась вблизи Сан-Хуана-дель-Норте (Грейтаун) в Карибском море. Обычно говорят о трех попытках Уокера захватить Центральную Америку. В действительности их было четыре. В июне 1860 года две шхуны "Клифтон" и "Джон Тэйлор" доставили Уокера и его новый отряд, а также оружие на остров Косумель, в 300 милях к северу от Роатана. 3 сентября лагерь Уокера был окружен. Понимая безвыходность положения, он согласился капитулировать, но только перед английским капитаном и при условии, что ему и его людям будет гарантирована защита английского флага и очередное возвращение на родину. Английский капитан Салмон обещал учесть просьбу Уокера, и тот сдал оружие, приказав своим подручным последовать его примеру. Тут же состоялось совещание, в котором кроме Салмона и гондурасских офицеров принял участие и срочно прибывший британский суперинтендант Белиза Прайс. Уокер был переданы гондурасским властям и тут же осуждены военно-полевым судом. После того как прозвучали залпы, один из офицеров выстрелил уже мертвому Уокеру в лицо. Газеты Америки писали: «Весной 1860 он вторгся в Гондурас, был разбит и расстрелян по приговору суда». Авантюра Уокера не только осложнила англо-американские отношения, но и нанесла существенный удар по интересам северо-восточной и северо-западной промышленных группировок США. Фактически была свернута деятельность компании Вандербильда по строительству межокеанского канала в Никарагуа, и решение проблемы было отложено на неопределенный срок, что объективно отвечало интересам как традиционного соперника США в Центральноамериканских странах - Великобритании, так и новых претендентов на раздел сфер влияния – Франции, Германии и России.
 
Бакунин, запасшись сигарами и расспросив Сарже о дороге в горячую долину, от культурно обработанного пейзажа в седловину двух гор к северу, в сельву. Корнелиус упомянул, что у слияния холодной речушки и горячей находятся древние руины майя из песчаника, с весьма искусной каменной резьбой, раскрашенной в разные цвета.
Мишель с большим удовольствием углубился в тишину, не нарушаемую даже птичьим пением, под сень леса. Тропу можно было различить по истлевшим бурым широким листьям, истертых ногами аборигенов и подрубленным и засохшим кучам свернутых лиан. Огибая изгибы обросших лишайниками каменных глыб, расцвеченных солнечными пятнами, прятавшихся в сумраке подлеска, он пробрался наконец к руслу реки, и пошел до слияния двух потоков, разделенных заросшей каменной грядой. Один рукав реки был с прохладной вкусной водой, а другой – теплой. Тропа терялась в сухой подстилке опавших листьев среди засыпанных сухими стеблями камней.
Дойдя до крутого подъема рельефа местности, Бакунин наткнулся на странные развалы обработанных некогда каменных стел, отличавшихся от камней долины, лицевые поверхности были покрыты резьбой, а тыльные, если под них заглядывать, еще и разукрашены фигурками танцующих людей в голубых, зеленых и красных одеждах с головными уборами из цветных перьев птиц. Изображение выглядело умиротворяюще, в руках люди держали не оружие, а крупные цветы. Пятнистые желтые хищные кошки не страшили своим оскалом, везде среди цветов порхали птички-колибри и композицию завершали причудливо раскрашенные священные птицы кетцаль с головой змеи и длинными хвостами.
Приглядевшись к руслу реки, образующему небольшой водопад, Бакунин в его потоке что-то заметил, там, куда падала вода. Раскурил, не торопясь, сигару. Обнажился и, осторожно ступив в теплую воду, улегся в одно из многочисленных углублений каменного ложа, где бугрились водяные пузыри, прислонившись спиной к каменному сливу, послушная вода ровно упала на плечи. Шум воды, как и тишина, возникшая после долгого перехода, скрывала, оказывается, звуки девственной сельвы, полной жизни. Ароматный сизый дымок сальвадорской сигары струился вверх. Над смыкающимся сводом ветвей в коридоре реки, как в беседке было прохладно, а вода, обтекающая и ласкающая тело, тепла и нежна.
В верхнем ярусе высоких деревьев сибаритствующий Мишель заметил движение – напоминающее извивающуюся змею. Это был полет птицы. Вскоре она нырнула в прогал ярких листьев и, порхнув длинным, более двух фунтов, хвостом, уселась над головой Бакунина. Удивительно красивая птица. Можно было рассмотреть два самых длинных надхвостовых пера, и два других пера покороче. Спинка сверху ярко-зелёная с золотистым оттенком и с металлическим блеском. Перья на голове распушены в виде невысокого, но широкого хохла. Большие зелёные кроющие крыла удлинены и свисают над тёмными крыльями. Брюшко и подхвостье густого малинового цвета. Хвост снизу белый. Кетцаль - священная птица у древних майя и ацтеков. Они считали его богом воздуха и его длинные зелёные надхвостовые перья использовали в религиозных церемониях. Однако птиц для этого никогда не убивали, а ловили живьём, вырывали у них перья и отпускали. Майя считают, что лишённый свободы он умирает от разрыва сердца.
 
На обратном пути перед Мишелем открылся внизу залив, синий, серебряный и золотой в лучах вечернего солнца, а посреди него на якоре «Пацифик». На небе проступал молодой месяц. Горные вершины на востоке, в стороне Никарагуа, внезапно окрасились багрянцем, озаряя висящие над ними облака, и тут же погрузились во тьму. Стала заметна слабо фосфоресцирующая кромка воды. По всему заливу мерцали тлеющие вулканы.
Призрачная в лунном свете лодка, овеваемая порывами берегового бриза, скользила по заливу. Пришвартовались к барказу, стоящему у борта «Пацифика», вахтенный на трапе окликнул Мишеля, осветив его лицо фонарем. Бакунин, находящийся еще под властью очарования ночного звездного неба, спустился в наполненный запахами человеков кубрик.
За столом играли в карты при свече. В темных недрах кубрика скрывались откровенные звуки и постанывания, парочка местных курв билась в конвульсиях сладострастия. Они в гамаках совокуплялись с изголодавшимися по женской ласке наемникам мексиканской революции. Многих уже растворили берега Мексики, Гватемалы и Сальвадора. Вернулись они на круги своя. И что еще оставалось делать этим бывшим авантюристам - парикмахерам, официантам, клеркам, простоватым ковбоям и просто уголовникам с большой дороги - халявная война для них окончена.
Как чисто пламя свечи, прозрачное внутри, с зеленым пятнышком посередине, ярким отточенным краем, самый верх его колеблется, двоится, словно оно маленькие ладошки потирает, - и все оно погружено в ясную небесную синеву, что дух захватывает, таким бывает небо Сибири зимой. Черный крученый фитиль проходит сквозь него, заканчиваясь тлеющей красной головкой. Пламя живет, и возникают вещи кругом. И руки людей, в руках потрепанные замызганные карты, люди играют в карты. И они говорят, о том, что там-то и там-то, так-то и так-то, и для того, и потому. И речь их грязна, утомительна и суетна. И не понятно, что их изнутри толкает на разговор, и слова вылетают, словно мухи из отхожего места, гудят из груди и колеблют пламя свечи. И нет простоты и ясности жизни, и не войти в освещенный круг, чтобы стать как чистое пламя свечи. Умереть бы им, раз нет возможности говорить и жить так, как хочется, не захлебываясь кровью и грязью опоганенной жизни.
Бакунин поднялся на палубу, прошел в свою каюту, доставшуюся ему от Абрахама. Улегся на койку, закурил в темноте и задумался о смерти. Она выравнивает амбиции человеческого тщеславия. Вот кто бы только поставил свечу во упокой в тихом и чистом месте.
Copyright: Каринберг Всеволод Карлович, 2009
Свидетельство о публикации №140814
ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 14.07.2009 11:12

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.

Рецензии
АЛЕКСАНДР АЛЬТ.[ 08.03.2008 ]
   Трудно спорить, но так хочется... Всякая революция, это своего рода отступление перед трудностями. А впрочем, мало кому ещё удавалось описать объективно историю и будущность нашей страны.
   Русь непредсказуема в своём развитии. А сегодняшнее визуальное затишье, явно перед бурей... Высшая оценка!!! :)
 
Каринберг Всеволод Карлович[ 13.01.2010 ]
   Чтобы вы сказали про Третью часть "ЧПА"? Пробовал воткнуть ее в конкурсы, но везде откат. Наверное ОБЩЕЧЕЛОВЕКИ не пропускают))):
   Спасибо за политкорректность.
Иван Назаренко[ 12.01.2010 ]
   И всё равно читается и в третий раз. Дело не в философии и в политических пристрастиях автора, а в том, что персонажи все живы и живут реально. Это работа Мастера. Верю, что доведётся когда-нибудь прочитать эту работу в издательском формате.
   С благодарным вниманием.
   Иван.
 
Каринберг Всеволод Карлович[ 13.01.2010 ]
   Текст был ужат, чтобы попасть в формат конкурса. Спасибо за оценку!

Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта