Я пою. Диадема сдвинута набекрень.
Мы увидимся позже, чем память сотрет наотмашь
номера телефонов, бессонью придя на помощь.
Через сотню ртов обозначим такой-то день,
Избегая глаз любопытных и грустных тем.
Обернув газетой оставленное когда-то
впопыхах, приду. Равнодушной к сердцам константой
на зрачке держа ядовито-красную М.
Постараюсь узнать. Напрокат у подкорки взяв,
изучаю альбомы, туловища и лица,
прижимаясь к кульку из литер передовицы.
Так любитель подумать бережно мнет ферзя,
расставаясь c победой. Возникнешь из пестрой до
одуренья братии-сестрии бледнокожих
после долгой зимы спешащих на свет прохожих
из подземных тоннелей с запахом поездов.
Я, должно быть, стану вещать о качестве дней
поселяться в чернилах, насаживаясь, как кольца,
на мои закорючки. Об отраженьях солнца
в чьей-то дате рожденья (вполне возможно, моей).
Нараспев. Красиво закатывая глаза,
расскажу о вживленном в кожу, скользнувшем мимо.
О невидимокрылых людях на скалах Крыма.
О звонках без ответа родившим подружкам. За-
читаю тебе из Кундеры и Милорада
о любви и, закладки скомкав, спрошу, о чем
тишина твоих комнат, прорезанная лучом,
за приятными глазу линиями фасада.
Помолчишь, фиолету-ультра подставив нос,
улыбаясь и меж лопаток моих ладонью
прикорнув. Помолчу и я, скрывая как до не-
бес взлетаю от аромата твоих волос.
|
|