НОЧНАЯ БАБОЧКА
Однажды робко постучали.
Я дверь открыл, и в полутьме,
Как ангел скорби и печали,
Слетела бабочка ко мне.
Бесшумным призраком порхая,
Она над лампой вознеслась.
Дрожало пламя, мягко тая,
Пока светильник не угас.
И как каминная зола,
На стенах тлели зеркала,
И пахло ладаном и серой.
И чёртик на часах плясал.
И день послушно угасал,
Как мальчик, схваченный холерой.
* * * * *
Вот этот сумрак, эти лица,
И слякоть, и облезлый дом,
И запах пота, и больница
Напоминают мне о том,
Что я, как бабочка, приколот –
Кровать, подушка, простыня,
Что жизнь моя – всего лишь повод
Для Смерти – отпустить меня.
* * * * *
В чреве грязного трамвая
Злоба душит, как питон.
Не доехать мне до рая, -
Только с горки под уклон.
Воры, нищие, торговки,
Алкаши в хмельном бреду.
Далеко до остановки
И не спрыгнуть на ходу.
Кровь – за кровь, за око – око,
Злом – на зло – к триумфу зла.
Потому так одиноко
Душам, выжженным дотла.
Посредине мира, в центре,
Как языческий божок,
Пионер на постаменте
Дует в гипсовый рожок.
И на чёрном пепелище,
Где сжигали образа,
Только лютый ветер свищет
Да свирепствует гроза.
«Кто доедет до конечной,
Встретит свет в конце пути»…
Мне не нужно жизни вечной,
Дайте где-нибудь сойти!
* * * * *
Отпусти меня, Боже,
За пределы Земли,
Где, на звёзды похожи,
Светят души вдали.
В этом мире недужном,
Что не терпит обид,
Вряд ли стану я нужным,
Коль не буду убит.
Не отважным героем,
Накрывающим ДОТ,
Не в заложниках, строем
Уходящих в «расход»,
Умереть безобразно,
Никого не виня,
Чтоб не вызвать соблазна
Отомстить за меня.
* * * * *
Нас ценят только после смерти.
Пока ты жив – талант ни в счёт.
Таится истина в конверте
С пометкой: «Вскрыть, когда умрёт»!
А не отыщется предлога
Уйти из жизни молодым,
Кому ты нужен, кроме Бога,
Блаженным, немощным, седым?
Уж лучше пьяницей отпетым
Влачить бессмысленные дни,
Чем жить затравленным поэтом,
Быть прокажённому сродни!
БЕЗ ВЕРЫ
Душа изъедена коростой
Холодной зависти, вранья.
Грехов моих, как на погосте
Осенним утром воронья.
И жизнь без веры, жизнь без Бога –
Пустых мгновений череда,
Как бесконечная дорога
Из ниоткуда в никуда.
ДУРМАНИТ СМЕРТЬ
Уже и сердце не болит,
Уже оно окаменело.
И как бездомный инвалид,
Я проклял собственное тело.
Курится смерть, как анаша,
Дурманит, манит на свиданье.
И опьянённая душа
Уже готова на закланье.
Прими и с миром отпусти.
Устал я, странствуя изгоем,
И промышляя на пути
Враньём, предательством, разбоем.
Последний выдох изо рта
И – в Вечность – головой с откоса…
Но глухи райские врата
К тому, кто жалует без спроса.
* * * * *
И через век, и через вечность –
Всё тот же вялый хмурый день,
Всё те же русская беспечность
И созерцательная лень.
Всё те же пули и гашетки,
И удаль с мачехой-тоской,
Как неизбежность «чёрной метки»
Изгою шайки воровской.
* * * * *
И снова кошмаром из сказки,
Что пишет Великий Злодей,
Проходят угрюмые маски
Чудовищ ли, полулюдей?
Черны их пустые глазницы,
Обуглены криками рты.
И вновь полыхают зарницы,
И снова сжигают мосты.
И некто с оскалом бульдога
Пронёс пулемёт на чердак,
Моля всемогущего Бога,
До боли сжимая кулак:
- Пошли нам «крутого» мессию
И с ним – семихвостую плеть!..
Я Господом сослан в Россию
Учиться любить и терпеть.
СОТВОРЕНИЕ МИРА
А может быть, из хулиганства
Алхимик в «чёрную дыру»,
Как в колбу, выдавил в пространство
Галактик жёлтую икру?
Сначала было любопытно
Смотреть ему, как эта пыль
То порознь плавала, то слитно,
Танцуя быструю кадриль.
Всё это плавилось, бродило,
Текло, кипело, как смола.
Потом неведомая сила
Из праха Землю создала.
Необитаема вначале,
В геенне хаоса и зла
Она, как лодка на причале,
Кого-то преданно ждала.
И дождалась. И Он явился.
Пришёл. Увидел. Победил…
И долго чёрный дым клубился
И ветер камни холодил.
Тогда, приникнув к микроскопу,
Алхимик колбочку потряс,
Взглянул брезгливо на Европу
И вылил «бяку» в унитаз.
ДЕВУШКА С ВЕСЛОМ
Я умер от страха в постели,
В неласковом 37-ом.
Меня отпевали метели
Над свежим могильным холмом.
Когда была выпита водка
За траурным тихим столом,
Спортивного вида молодка
Явилась за мною
С веслом.
Её налитая фигура
Навеяла сладостный сон,
Как будто я в парке культуры.
Надрывно скулит патефон.
И плавится томное лето…
Но – полночь и лодка у скал.
Припомнилось: что-то и где-то
Я как-то об этом читал.
И, страшной догадкой сражённый,
Я молвил:
- А где же Харон?
- Хаврон твой, в тюрьму посажённый, -
Троцкист и японский шпион…
Не плачь и не топай ногами,
Любимый Советский Народ!
Звездатый боец при нагане –
Теперь я стою у ворот.
Вокруг окопались подонки,
Но я не напрасно стою –
Поганой буржуйской душонке
Не жить в пролетарском раю!
КТО БЫЛ НИЧЕМ…
Я был «ничем», «ничем» я и остался.
А кто был «всем», разжалован в «ничто».
Приём меня во «всё» не состоялся,
И вряд ли состоится в «кое-что».
Сведён на «нет», ничтожен и недужен,
Немею от вопроса одного:
Кому и для чего я в мире нужен,
Когда и мне не нужно ничего?
В БОЛЬНИЦЕ
Ветка трепетной акации.
Льются сумерки в окно.
Я лежу в реанимации.
На душе темным-темно.
Жил я суетно и лживо:
Водка, женщины, стихи,
Честолюбие, нажива…
Вот расплата за грехи!
Взор потух. Стоптались ноги.
Волос вылез. Нет зубов.
А на пройденной дороге
Только пыль от башмаков.
Всё, отпела, канарейка!
До конца совсем чуть-чуть.
- Доктор, спиртику налей-ка
Душу грешну помянуть! -
Доктор скалится:
- Покойник!
Кожа, кости да песок.
И без спиртика, разбойник,
Отойдёшь через часок! -
И молюсь я и ругаюсь!
Что ни врач, то враг и жмот.
Вот обижусь и скончаюсь.
Там-то кто-нибудь нальёт!
ФИЛОСОФСКИЙ ВЗГЛЯД
Как совершенен унитаз!
Эмаль, ласкающая глаз,
Чарующие формы,
А в нём – то штиль, то штормы.
Когда потянешь за шнурок
И, сердцем замирая,
Глядишь на бешеный поток –
Всё на пути смывая,
Вот он ворвался и угас
С фатальность кометы.
И думаешь: вот так и нас
Смывают волны Леты.
МЕЧТА
Когда бы был я олигархом
И плешь носил от Кутюрье,
Водил бы дружбу с патриархом
Всея Кремля, и в ряд Фурье
Преобразовывал доходы
И прочий «левый» капитал,
Имел бы банки, пароходы
И в банях девочек «топтал»,
Я бы в районный вытрезвитель
Как постоянный посетитель
Пришёл, увидел, набузил!..
И мне б никто не возразил!
АИСТ И КАПУСТА
Родители нашли меня в капусте
В невзрачном магазине овощном.
С тех пор я не могу жевать без грусти
Капусту за обеденным столом.
А где-то рядом аисты летали
И разносили гладких малышей,
Мамаши тех младенцев пеленали –
С улыбками до кончиков ушей.
Когда меня отправили учиться,
Мечтала и надеялась родня,
Что может быть способен получиться
Михайло Ломоносов из меня.
Промчались годы школьные впустую,
Не стал я ни Эйнштейном, ни Толстым,
И вышел срок – уволен подчистую
Лишь с аттестатом зрелости простым.
А те, которых аисты в подарок
Приносят и мамашам раздают,
Любой диктант напишут без помарок,
Любому «иксу» цифры подберут.
В моей же голове – темно и пусто,
Зато имею я цветущий вид,
В моих карманах водится «капуста»
И «Мерседес» под окнами стоит.
НОВОГОДНИЙ ВИЗИТ
Дед Мороз пришёл ко мне
С автоматом на ремне,
Он затвором передёрнул
И скомандовал:
- К стене!
Он в гостиной задержался,
Приказав мне на пол лечь,
Нецензурно выражался
И грозился дом поджечь,
Рылся в ящиках комода,
Знать, наверное, желал,
Где я прячу от народа
Неучтённый капитал.
Спёр серебряную вилку,
Спрятал курицу в мешок
И шампанского бутылку
Осушил «на посошок»,
Потоптался на балконе,
В туалете наследил.
Так я толком и не понял,
На фига он приходил?
ХОЗЯЙСТВО НАШЕ – НАТУРАЛЬНОЕ
Наш деревенский дух исконный
Хранит и в городе страна:
То пропоёт петух балконный,
То боров хрюкнет из окна.
На подоконнике широком,
В дремучих зарослях ботвы
Блуждая взглядом, ненароком
На огурец наткнётесь вы.
В гостиной на разбитой грядке –
Экологически чисты –
То ли рекламные прокладки,
То ли капустные листы.
В сливном бачке гнездятся раки,
В корыте плавает налим…
Не верьте, люди, - это враки,
Что мы не до сыта едим!
Т А Н К И
ТАНКОВОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ
Снова старую шарманку
Крутит ветер на дворе.
Скучно танку, грустно танку
Спасть в бетонной конуре.
Снится танку чисто поле,
Запах гари над рекой,
Где гуляет он на воле,
Проводя учебный бой.
Снится пушечка-кокетка
В жёлтой смазке, как в меду,
И коварная танкетка
На резиновом ходу.
Электричка дальним гулом
Дразнит… Господи, прости!
Каково с таким-то дулом
Жить монахом взаперти?!
КОШМАРНЫЙ СОН
Как-то раз приснилось танку:
В Думе приняли закон,
И отправлен на «гражданку»
Их геройский батальон.
Вот он выполз за ворота,
Прихватив боезапас.
На броне его – пехота,
За бронёй – наводчик Влас.
Перед ним лежит равнина,
На равнине – там и тут -
Пасторальная картина:
БэТээРы коз пасут.
В пьяном, матерном колхозе
«По заветам Ильича»
Колупаются в навозе
Два гвардейских тягача…
Эх, конверсия-злодейка,
До чего ж ты довела!
Пуля – дура, жизнь – копейка
И свобода – кабала.
ТАНКИ
(перевод с танкистского)
* * * * *
Сколько б сравнений тебе
Я найти ни пытался достойных,
Все они будут ничтожны
Пред видом твоим неприступным,
О, танк мой могучий!
* * * * *
В танке за крепкой бронёю,
Люки задраив, укроюсь.
Пусть я погибну, но в плен
Не сдамся тебе,
Акулина!
* * * * *
Если бы танки по небу летали, как птицы,
Гнёзда бы вили на крышах домов генеральских,
Осенью б стаей снимались они на манёвры
И возвращались весною откладывать яйца
Со скорлупой из брони многотонной…
* * * * *
Нет ничего во вселенной прекраснее танка!
Вот он бежит по дороге, как слон, грациозен,
Хоботом небо пронзив, вожделения полон –
Грозный, торопится резво – куда? –
В Москву на разборки, вестимо!
* * * * *
Дизельный двигатель взяв, его позади присобачив,
Сплавив каркас броневой, башню воздвигнув над ним,
Пушку воткнув, лентой колёса стянув вездеходной –
Неуязвимый оплот, аки крепость троянску, построил
Кто – этот гений великий, в веках портупеи достойный?!
ЧЕЛОВЕЧИНА
Люблю говядину, свинину –
Не ту, что на столе, а ту,
Что за рекой бредёт к овину
И роет жёлуди в саду…
(Николай Хорьков)
Паслась овчина у болота.
Неслась конина по степи.
В загоне, пожирая что-то,
Свинина делала «пи-пи».
В навозе рылись «ножки Буша»,
Ища какой-нибудь продукт.
На древесине зрела груша –
Потенциальный сухофрукт.
Средь огурцов зелёных, брюквы,
Что составляло винегрет,
Стоял Поэт с заглавной буквы,
Слагая жалостный сонет.
Я в нём узнал Хорькова Кольку,
Он был в грамматике силён
И всех любил, Любил, поскольку
Был ЧЕЛОВЕЧИНОЮ он!
РЫБНЫЙ ДЕНЬ
И всю ночь плывут в густом томате
Кильки с непорочными глазами.
(Иван Раина)
Жизнь хороша, как скумбрия в томате.
(Василий Князев)
Под забором, в месте неопрятном,
Скромным украшением стола
Банка «килек» в соусе томатном
На закуску ставлена была.
Там лежали в маринаде сочном
Рыбных тел глазастые куски,
И во взгляде каждом непорочном
Столько было боли и тоски!
Те глаза меня околдовали,
И хоть я почти что не был пьян,
Вспомнив очи продавщицы Вали,
Зарыдал и выронил стакан.
И, побитый за портвейн разлитый,
В душераздирающей тоске
Я валялся, соусом умытый,
Брошенный, как килька на песке…
Я не вспоминаю об утрате
И в стихах ответственно реку:
Жизнь красна, как скумбрия в томате,
А не то, что в собственном соку!
ГРАНЁНЫЙ СТИХ
Утри слезу гранёным кулачищем…
(Фёдор Черепанов)
Утру слезу гранёным кулачищем,
В стакан гранёный водки нацежу
И, вознесясь стихом над пепелищем,
Нерукотворный памятник сложу.
Пусть, взором наглым памятник окинув,
Невежда спросит: - Это что за гусь?! –
В гранёный рот «поллитру» опрокинув,
Над вымыслом слезами обольюсь.
И пусть суровый критик мой – иуда –
Талант зароет, - вырастет лопух.
Но буду я стихи слагать, покуда
В гранёном теле жив гранёный дух!
ОБУЗА-МУЗА
Я в отпуске и музу на порог
Своей квартиры нынче не пускаю…
(Екатерина Полянская)
Я в отпуске. А муза – тут как тут!
Стучится в дверь – настырная такая!
- Пошла отсюда! Здесь не подают! –
Сказала я, взашей её толкая.
А муза в слёзы: «Смилуйся, впусти!
Я без тебя навек осиротею!
А что дружила с Пушкиным – прости,
Теперь к тебе влечение имею».
Но музе я сказала: «Отвали!»,
Уединившись с «Графом Монте-Кристо»…
Теперь она злодействует вдали,
Укрывшись у врага - у пародиста.
|
|