- Давай короче, ты там оденься, и через час на Невском. – услышала я в телефонной трубке голос Шурика.
- А чего? – спросила я.
- Слушай, я тебе говорю – оделась, вышла из дома, поймала тачку, и через час на Невском. Я не ясно выражаюсь?
- Очень ясно, а что, какие-то дела? – спросила я.
- Блин, Ася, повторяю для особо одаренных. Ты сейчас одеваешься по погоде. Выходишь. Ловишь такси. И приезжаешь на Невский проспект. Через час я тебя там буду ждать. Теперь усекла?
- Да. – сказала я. – А где?
- Что где? – нервно переспросил он.
- То есть куда?
- Что – куда?!
- На Невском.
- Блин, Ася, что тут непонятного? В ЦДЛ. – он бросил трубку.
Откуда мне должно было быть это понятно? И вообще, я Шурика уже полгода не видела. К тому же, «гулять» сегодня я не планировала. А ЦДЛ – Центральный Дом Литератора – это всегда – в честь какой-нибудь премьеры или чьего-нибудь гонорара, до состояния «лицом в один салат упали», потом объезд всех знакомых, безумие до утра, и на следующий день - прощай, голова: килограмм цитрамона и обида на всё человечество за своё убогое существование.
Но, так, или иначе, Шурику, веселому, беззаботному моему другу, хорошему актеру, гениальному поэту и еще более гениальному повесе – я была рада всегда. Поэтому, "одевшись по погоде", я поехала.
В ЦДЛ за столиком, рассчитаном на четыре персоны, сидело человек тридцать. Они уже, видимо, давно что-то отмечали. Стол был захламлён пустыми бутылками. Никто никого не слушал. Актеры наперебой читали различные монологи из классики. Мой знакомый писатель громко рассказывал какой-то уснувшей у него на плече барышне про свою новую книгу. Тучный человек в красной футболке, с надписью «Жираф» на пузе, с частотой в одну минуту произносил один и тот же тост. Я поздоровалась с теми, кого знала, и поинтересовалась – где Шурик.
- Ушёл. – сказал мне кто-то.
- Как? Он меня позвал… - удивилась я. – А он вернется?
- Не сказал.
Я печально опустилась на краешек чьего-то стула, и мне вручили стаканчик с вином:
- Ася, выпей, премьеру гуляем.
Я даже не стала спрашивать – какую премьеру, - очень уж расстроилась, что нет Шурика. Вырвалась, можно сказать, ради него, а теперь приходится сидеть в этой дикой компании, где ни с кем уже даже поговорить нормально нельзя…
Хотя, вскоре Шурик появился. Он был пьян, но очень сосредоточен. Увидев меня, он сказал:
- Ася, отойдем, дело есть.
Я встала, и мы отсели с ним за пустой столик.
- Шурик, - сказала я. – Ты где был-то?
- Неважно. – ответил он. – Ася, у меня сегодня возникла одна идея, и ты, как литератор литератора, должна меня понять и поддержать! Они все. – он кивнул на компанию. – Не понимают. Меня. Сегодня. – он вытащил из рюкзака бутылку коньяка и сделал большой глоток, потом кивнул на неё, - Будешь?
- Нет, Шурик, чего-то не хочется.
- Да я тебя понимаю, сам сюда пришел, только из уважения к Павлику Рябкину.
- А кто это? – спросила я.
- А я знаю? – грустно произнес он. – Премьера у него, сказали, вот я и не смог отказать. Но мы с тобой сейчас поедем отсюда.
- Куда, Шурик? Ты уже пьяный. – проговорила я.
- Ася, ты смеешься? Можно подумать, ты меня пьяного не видела. – он ухмыльнулся. – Пошли.
По дороге он выдернул из компании актрису Машу Печкину, которая была уже такая наотмечавшаяся, что могла только улыбаться, кое-как идти и не закрывать глаза; и того самого «Жирафа» в красной футболке.
Мы вышли на улицу.
- Короче. – сказал Шурик. – Сейчас мы поедем к одному супер-человеку. Я уже со вчерашнего дня его вспоминаю. Сегодня почти не спал - так воспоминания душу заполонили.
- А что за человек? – поинтересовалась я.
- О! – воскликнул Шурик. – Поэт! Ты лучше, чем его стихи, стихов и не слышала никогда, и не услышишь. Жаль, я наизусть не помню…только вот один, но он коротенький…. «Летят по небу небесные грабли, Под ними – по тучам – точеные сабли, А ниже, почти у земли, - журавли.» – продекламировал он. – Каково?
- Ну, оригинально. – пожала плечами я.
- Гениально! Ты не понимаешь. Ладно. Надо ехать. – сказал Шурик, вышел на обочину, и вытянул руку. – Сейчас поймаем тарантас, и через десять минут у него.
- А как его зовут?
- Евгений Матрасов! – громко произнес Шурик, и тут остановилось такси.
- А где он живет? – спросила я, когда Шурик открывал дверцу.
- Погоди, - ответил он и заглянул в машину.
- Маша, но куда мы едем, не знаешь? – спросила я у Печкиной. Та только криво улыбнулась.
Я поглядела на «Жирафа»:
- Вы Евгения Матрасова не знаете?
- Нет. – толстяк отрицательно мотнул головой. – А что?
Тут из машины выглянул Шурик и махнул нам:
- Айда!
Через несколько мгновений мы уже ехали.
- Это не сегодняшние мои грёзы – это мечта всей моей жизни исполнится! – говорил Шурик. – Евгений Матрасов! Вы представить не можете… Эх…Я вот еще вспомнил… «Кажется мне что лечу я в Америку – с радостью, с водкой и с новым лимериком. Рядом сидит молодая жена: не совершенна, но и не лишена!» – он обернулся с переднего сидения. – Круто?
- Ничего так. – ответил «Жираф», пытаясь вызволить Машу Печкину, которая как-то умудрилась застрять между ним и дверцей, хотя изначально сидела в центре. Как она переместилась, я не заметила.
- Где здесь? – мрачно спросил таксист, когда мы повернули на Казанскую улицу.
Шурик внимательно поглядел в темноту через стекло и проговорил:
- А вы знаете, пожалуй, вот тут!
Машина остановилась, Шурик со словами «Сдачи не надо!» выпрыгнул на улицу, я ждала, пока «Жираф» вынесет на руках Машу Печкину, тут таксист крикнул вслед моему дорогому другу:
- Прости, парень, давай о сдаче говорить, когда ты мне деньги дашь, а?
- А я не дал? – заглянул в салон Шурик. – Странно. Ведь должен был дать… - он поглядел на меня. – Ася, у тебя есть деньги?
- Сколько? – вздохнула я, и поняла, что сегодня буду разорена. У Шурика деньги водились чрезвычайно редко. Вернее, они у него заводились, но он тут же их изводил, моментально, стремительно, легко и непринуждённо.
- Сто. – ответил таксист.
Я расплатилась. К тому времени толстяк уже выволок Машу Печкину на воздух, и я тоже покинула машину.
- Ты, Ася, не обижайся за стольник – всё окупится! – похлопал меня по плечу Шурик. – Такой человек, как Евгений Матрасов – бесценен!
- Куда идти? – глухим голосом поинтересовался «Жираф», недовольно поглядывая на Машу Печкину, которая болталась у него подмышкой.
- За мной! – провозгласил Шурик, и, подогревшись парой глотков коньяка, устремился в темный двор. - Вот тут, за поворотом, он занимает подвал и бельэтаж: великий человек маленькую площадь жилья иметь не может! – Шурик повернул за угол, но вернулся раньше, чем мы успели ринуться за ним.
- Нету. – он привалился к стене и грустно поглядел на небо.
- Что случилось? – заволновалась я.
- Нету Евгения Матрасова.
- Чего, помер? – спросил «Жираф».
Маша Печкина во сне заплакала.
- Дурак ты. – зыркнул на него Шурик. - Такие люди не умирают! Просто он переехал, видимо…Но я могу показать, где он жил! Пойдемте, друзья!
Мы пошли за ним, и вскоре оказались возле темного подвала, забитого мощной решеткой, на которой висела табличка «не входить».
- Видите!? – указал Шурик на табличку. – Не входить! Никто не может входить туда, где ступала нога такого человека! Вот здесь, широко, и в то же время, узко, жил гений нашей современности, поэт Евгений Матрасов!
Толстяк плюхнул Машу Печкину на лавочку, достал из кармана бутылку водки, открыл ее и протянул Шурику:
- За поэтов.
- Нет, не за поэтов, а за поэта – за Евгения Матрасова! – проговорил Шурик и выпил.
- Шурик. – сказала я. – А теперь куда?
- Дальше. – ответил он.
- К кому-то в гости? Шурик, но уже поздно, и Печкина, вон, - спит уже…
Он меня перебил:
- Наше «поздно» начнется сегодня только в том случае, если мы не найдем Евгения Матрасова. Тогда - и начнется, и закончится всё. Во всяком случае, для меня. – он выпил еще водки. – Толстый, поднимай Печкину, поедем.
- Но куда? – не унималась я. Мне ужасно хотелось плюнуть на все и приютиться на лавочке рядом с Машей.
- К нему!
- Но он же переехал… - я смотрела на Шурика с мольбой о пощаде, но он не видел ничего вокруг себя…Честно говоря, таким одержимым я его наблюдала впервые. – А Ленка твоя?
- Ленка моя – лучшая женщина на свете! – ответил он. – Но при чем тут она? Так, всё, берите Печкину, и за мной, я пока тачку поймаю.
Шурик ринулся из скверика на улицу, мы с «Жирафом» стали расталкивать Машу.
- Послушай, - сказала я толстяку, - Мне кажется, Шурик чего-то не того…
- Чего не того? – спросил он, взвалив миниатюрную Печкину на плечо.
- Ну, что-то он то ли пьяный уже…
- Все мы пьяные уже. – заметил толстый и пошел из скверика.
На улице Шурик успел поймать машину, и сидел в ней. Когда мы втроем втиснулись на заднее сиденье, он мне сразу сказал:
- Ася, двести приготовь.
- А почему так много? – удивилась я. – Мы что, далеко поедем?
- Далеко не поедем. – Шурик повернулся ко мне. – Но покататься придется. – он снова отвернулся. – Водила, трогай.
Я смотрела сквозь окно на ночной Питер, который был полон людей и шума, как днем, у меня на коленях храпела Печкина, а рядом с ней, уткнувшись лицом в затылок Шурика, – «Жираф».
- Стоп-машина! – наконец скомандовал Шурик, и такси остановилось возле небольшого, пятиэтажного дома. – Вылезаем!
Я расплатилась с шофером, растормошила толстяка, потом снова ждала – когда он вытащит на воздух Печкину, и выкарабкалась сама.
- Значит так. – встретил нас заговорческим тоном Шурик. – Он живет где-то тут. Я примерно знаю подъезд, очень примерно – этаж, и совсем не знаю квартиры. Поэтому будем искать. План такой. Ставим Печкину, звоним, сами прячемся. Открывают дверь, она спрашивает Евгения Матрасова – ну, а там по ходу контекста.
- Шур. – сказал «Жираф». – А Печкина не сможет.
- Как это не сможет! – возмутился Шурик. – Печкина, ты сможешь?
Маша, не открывая глаз, кивнула.
- Действительно, Шурик, давай лучше тогда уж я. – покосилась я на Машу.
- Нет, Ася, прости, но ты не актриса. Если что, сымитировать не сможешь.
- А что сымитировать? – спросила я.
- А все, что придется. Ладно. – Шурик поглядел на дом. – Пойдемте,вон, в тот подъезд.
Я шла и глядела на Печкину, которую тащил толстяк. Если бы она и смогла что-нибудь сейчас сымитировать, то только пьяную в усмерть Машу Печкину… Хотя, не моё дело. Шурик затеял – сам пусть и разбирается.
Мы поднялись на второй этаж. Там было три квартиры. Шурик посмотрел на каждую дверь по очереди, и указал на левую:
- Думаю, здесь.
«Жираф» прислонил Печкину к дверному косяку так, чтобы она сразу не упала, Шурик позвонил, и мы быстренько поднялись на этаж выше.
Оттуда было видна вся сцена: дверь открыла заспанная женщина в бигуди, и тут же в ее объятья упала Маша.
- Что это такое? – взвизгнула женщина. – Безобразие! – оторопев, женщина продолжала держать Печкину.
На ее визг прибежала маленькая старушка:
- Ой, батюшки, ночью жмуриков подкладывают!!! – заголосила она.
Услышав эти слова, женщина с ужасом посмотрела на то, что держит в руках, закатила глаза, и с тихим стоном брякнулась в обморок, вместе с Печкиной.
Старушка нагнулась над телами и стала нравоучительно говорить:
- А ты, Зинаида, не падай, это тебе намек! Говорила я - не бери ты кредиты в этом ужасном банке! Это же мафия. Вот они сегодня тебе эту покойницу подложили, - небось, тоже девка с ними дело имела, - а завтра они тебя мне подложат!!!
Тут внезапно зашевелилась Печкина, встала, и не открывая глаз, протянула к бабке пустую руку:
- Вам телеграмма…
Та перекрестилась:
- Батюшки святы…Зинаида! Вставай! Привидение!
Женщина в бигуди села и посмотрела на качающуюся Машу:
- Мама, по-моему, она живая…
- Получите, распишитесь… - с трудом проговорила Печкина.
- Шурик. – шепнула я. – Мне кажется, она плохо имитирует.
- Да, - кивнул он. – Да и квартира не та: в следующую толстого пошлем.
- Я не пойду. – замотал головой «Жираф».
- Пойдешь. – ответил Шурик. – Кто, если не ты?
Толстяк нахмурился.
Тем временем, Зинаида встала, и они с бабкой рассматривали Печкину.
- Мама, по-моему она просто пьяная. – сказала женщина.
- Нет, дочь, тут не всё так просто. – ответила ей бабка, взяла Машу за руку, выглянула из квартиры, осмотрелась по сторонам, и, затащив Печкину внутрь, захлопнула дверь.
- Шурик! – сказала я. – Пойдем за Машей!
- Да ничего с ней не будет. – махнул рукой он. – Она в общаге живет, а тут ее спать уложат, утром она им почитает что-нибудь из Чехова, накормят, - я Печкину знаю, ей – не впервой. Всё будет тип-топ…Ну, если милицию не вызовут….
- Я не пойду. – мрачно проговорил «Жираф», глядя перед собой.
- Толстый, ну ты же у нас - артист с большой буквы! Ты –то точно сможешь! – похлопал его по пухлому плечу Шурик.
- Не смогу. – всё так же упрямо произнес «Жираф».
- Хорошо. – Шурик обиженно раздул ноздри. – Я пойду сам. Только учтите, если я найду Матрасова, вас с ним знакомить не буду! – он резко встал, спустился на второй этаж и позвонил в среднюю квартиру.
Дверь долго не открывали, потом на пороге нарисовался долговязый тип с пышной шевелюрой:
- Кого вам? И вообще, вы на время смотрели?
- Мне Евгения! – сказал Шурик.
- Женю, что ли? – зевнул тип. – Ну, проходите, только они уже спать легли.
За Шуриком закрылась дверь.
Я поглядела на «Жирафа»:
- Может, пойдем, Печкину вызволим пока?
- Да не… - махнул рукой тот. – Шурик прав, она уже там храпака давит, наверное. Да ты за нее не бойся – она так привыкла уже. Недавно мне говорила, что ей даже типа по приколу просыпаться неизвестно где. Пьющая она.
- Да я знаю…
Шурика не было минут двадцать, потом дверь открылась, он вышел на лестничную клетку, постоял мгновение, и ринулся вниз, на улицу.
Мы с толстяком устремились за ним.
Шурик бежал вдоль дома. Толстяк побежал за ним, кое-как догнал, приостановил. Тут подлетела и я:
- Шурик, что такое? – спросила я.
- Это не тот Евгений. Это… У них… - он еле сдерживал слезы.. – У этих людей...Компьютер оказался. Чтоб его. Я долго им про Матрасова рассказывал, а они включили компьютер, что-то там нажали, какой-то поисковитель…
- Поисковик. – поправил его «Жираф».
- Да какая разница! – Шурик опустился на асфальт, и закрыл лицо руками.
- И что? – взволнованно спросила я. – Что дальше, Шурочка?
- Что дальше… - он достал из рюкзака коньяк и отпил. – Посмотрели – говорят – нет такого Матрасова в природе! Я говорю – как же нет?
- А они?
- А они – если в поиско..
- …вике. – помог ему толстый.
- Да. Говорят, если там нет, то значит и на свете не имеется! Я им отвечаю – люди добрые – как же так не имеется? Это же просто компьютер, железо, а тут – человек живой, стихи… А они спросили какие стихи – я прочел им, ну, то, что помнил, а они опять на что-то там нажали и говорят – стихов таких тоже в природе нету… - Шурик всхлипнул. – Я говорю: у меня книжка его в детстве была. И стихи в ней были…А они… - он разрыдался.
- Что они? – я уже сама готова была заплакать – так стало жалко Шурика.
- А они говорят – раз в Интернете нет, значит нигде нет, и что нормальные люди уже книжки не читают, потому что в компьютере можно прочесть всё…Так это что же получается? Значит, уже и мечты быть не может, если ее нет в компьютере? И мы все с вами тоже в природе отсутствуем, если в этом….
- Поисковике… - мрачно проговорил «Жираф».
- Да…нас нет если, да?
- Шурик. – я помогла ему подняться. – Ну прекрати, эти уж компьютеры...У нас с тобой и нету их, и не надо, и завтра мы пойдем в библиотеку, и найдем там книжку твоего Матрасова…
- Нет, - сказал Шурик. – Не пойдем мы никуда. Это была моя мечта, пусть мечтой и остается – я буду думать об этом великом человеке, проговаривать его строчки, буду представлять, как я сижу с ним за одним столиком в кафе и болтаю о разной чепухе…
- Шур.. – молвил Толстый. – А ты вообще зачем сюда приезжал, именно сюда?
- А почему нет? Откуда мне знать, где он живет? Я подумал – а вдруг здесь, а оказалось… - он вытер глаза рукавом. – Ладно, пойдемте за Печкиной, а то эти странные женщины еще зажарят ее и съедят! – и он загоготал своим густым низким смехом.
А я смотрела на него и думала – какая радость, что у меня, у нас, у всех, есть такие вот друзья, живые, настоящие, существующие в природе, и с такими разными прекрасными мечтами.
В эту ночь я окончательно поняла что для счастья нужно так мало, но при этом внутри должно быть так много! И еще я поняла, что обязательно пойду в библиотеку, и найду там книгу Евгения Матрасова. Даже если мне придется рыться в архивах месяц!
Что такое книга по сравнению с тем, какой чудесный мир – сам того не замечая, естественно и просто дарил нам Шурик? Я встала на цыпочки, чмокнула его в щеку и тихо сказала:
- Спасибо...
|
|