Они сидели у полуразрушенной стенки Приморского бульвара . Легкий ветерок гнал дым от подож¬женного бомбой здания и заставлял щуриться. Глаза слезились...
Александр Жаров посмотрел в сторону моря, взглядом проводил эскадрилью вражеских бомбардировщиков и тихо проговорил:
- Улетели ... сволочи!..
- Долетаются ,—так же тихо ответил Борис Мокроусов и тяжело вздохнул.
Только что закончилась жесточайшая бомбежка. И если с высоты птичьего полета взглянуть на многострадальный Севастополь, то можно увидеть десятки
рухнувших зданий, покореженные и свернутые гигантской силой стальные рельсы трамвайных линий, оборванные провода, сиротливо свисающие с расколотых чашечек изоляторов, гигантские воронки от бомб в центре... Город горит...
Борис Мокроусов сказал:
— Мы должны написать песню. Она должна быть как баллада: эпическая, широкая, сдержанная.
— Должны. Но в ней обязательно должен быть гнев,— и Жаров сквозь обугленные скелеты деревьев посмотрел в сторону дымящейся улицы Ленина ,— и в то же время, это должна быть мужественная песня.
— У тебя есть такие слова? — спросил Мокроусов.
Жаров показал па сердце:
— Здесь много таких слов, они вырываются
наружу... А как появятся на бумаге, смотрю... не те !
— У меня есть заготовки, — сказал Мокроусов. —Но ты думай, думай над. словами. Ты, Саша , лучше меня знаешь этот город, ты уже писал о нем.
Это верно, Жаров хорошо знал Севастополь.
Впервые в Севастополь он приехал в 1923 году. Приехал в связи с шефством комсомола над Военно - Морским Флотом. Выступал на кораблях и в частях. Потом был в Севастополе в 1925 году. Тогда были написаны « Первые стихи о Севастополе ». Был в Севастополе много раз и в тридцатых годах.
Сейчас — в 1941-м — требовались новые стихи ,
невиданные по силе, достойные героев Севастополя.
Александр Жаров вспоминает:
«... Думали мы над будущей песней и в тихие часы, и за роялем, и во время наших совместных (с композитором Б. Мокроусовым — М. Л.) визитов на батареи и на корабли. Но дальше набросков дело пока не шло. Нашему вдохновению недоставало точки опоры, не хватало конкретного драматического эпизода, который мог бы звучать обобщающе...»
У композитора Бориса Андреевича Мокроусова тоже не было ясного представления о будущей песне, хотя :его душа переполнялась музыкальными фразами, в которых были раскаты артиллерийских залпов, рокот бу¬шующего моря, гул истребителей... В них клокотала буря гражданской войны — ведь он тогда писал свою оперу «Чапаев »...
Композитор Борис Мокроусов... Это имя сегодня известно всем. Это было в дни Московского международного фестиваля киноискусства. На телевизионный «Голубой огонек» пришли мировые знаменитости — звезды эстрады и экрана.
И вдруг кто-то запел по-французски. Но до чего знакомая мелодия! Да это же наша «Одинокая гармонь » !..
А потом запел наш Николай Рыбников:
Я не хочу судьбу иную...
Мне ни на что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня...
Задумались артисты и вдруг тихонько стали подпевать. Стали подпевать вполголоса и Лолита Торрес , |и Кармен Дельгадо ...
Пели и «Заветный камень»... Перешагнув языковые ;барьеры, песня сроднила людей...
Музыку ко всем этим песням написал один человек — композитор Борис Мокроусов.
Но фестиваль киноискусства был в мирное время, когда над нашей Родиной давно отгремел победный салют, когда праздничные фейерверки осветили улыбающиеся города: Москву и Минск, Ленинград и Киев, Сталинград и Севастополь... А тогда...
Горечь военных поражений , пепелища родных сел и городов... 3 июля 1942 года по приказу Верховного Командования Севастополь был оставлен.
И тогда родилась легенда. Нет, не легенда — быль, ставшая легендой. Черноморский моряк, покидая Севастополь, захватил с собой маленький камешек — осколок с парапета Приморского бульвара. Матрос произнес при этом:
— Вернусь — вложу камень снова в парапет!
В этих словах была вера в победу.
Другой матрос захватил горсть земли с Малахова кургана, поклонился ему и произнес:
— Я верну эту землю обратно! Я вернусь, Севастополь !..
В 1943 году в «Правде» была напечатана легенда-быль о черноморском матросе: умирая, он зажимает в руке камень, взятый им с севастопольской мостовой...
Эти строки прочитал композитор Борис Мокроусов. Эти строки прочитал поэт Александр Жаров... Слова и музыка как бы родились сами собой:
Холодные волны вздымает лавиной
Широкое Черное море.
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря ..
Слова этой песни-баллады сегодня знает каждый. Заканчивается она так:
Взошел на утес черноморский матрос,
Кто Родине новую славу принес,
И в мирной дали
Идут корабли
Под солнцем родимой земли.
Концовка песни сегодня такая. А тогда, в сорок третьем , о победном возвращении в Севастополь
гово¬рилось в будущем времени: « Взойдет на утес черноморский матрос... Пойдут корабли...»
В начале мая 1944 года, в день освобождения Севастополя от немецко-фашистских захватчиков, когда еще продолжались бои на мысе Херсонес, Александр Жаров прилетел в город... Его встретила его же песня. Морская песня, ставшая родной пехотинцам и танкистам, летчикам и артиллеристам...
На Приморском бульваре, на том самом, где
рожда¬лись первые звуки музыки, первые, еще не ясные звуки слов будущей песни, Александр Жаров выступил перед освободителями города. И, когда Жаров кончил говорить, когда отзвучали последние строки «Заветного камня», с места поднялся матрос и сказал:
- Спасибо за песню. Только, товарищ поэт, просим внести в нее небольшую поправку: «Не взойдет матрос
на утес», а « в з о ш е л ». Мы с вами, товарищ Жаров, уже взошли на черноморский утес. И кусочек гранита уже вложен в парапет Приморского бульвара... И не «пойдут корабли», а уже пошли по нашему Черному морю.. Вы, уж, пожалуйста, переделайте эти строки, товарищ поэт. А мы вашу песню понесем дальше на Запад...
Так родился окончательный вариант строфы.
И понеслась песня-баллада «Заветный камень» с новыми заключительными строками на Запад. А когда над рейхстагом взметнулся красный флаг, ее слова донеслись до самого купола ...
И сейчас поют, эту бессмертную песню, поют по всей стране, по всему миру... Но для севастопольцев — это не только навеянные Черным морем слова, пронизанные матросской доблестью и верой в самое лучшее на земле, для севастопольцев — это часть истории
родного города.
|
|