В преисполненном сиянье, в ветра ласковом роптанье
Чуть заметно древ качанье, и их сон не нарушим.
Они спят во мраке ночи и закрыли свои очи.
Серебрятся снежны кочи, и макушки их вершин.
Снега мягко покрывало их движения сковало,
И узоров опахало обвивает их ветви.
Тут пределы всех мечтаний, и границы расстояний,
Жизни жадных притязаний поглотили мрак и сны.
Тут страдание забыто, и снегами зло закрыто,
И морщинами изрыто древ спокойное чело.
Их нечётки очертанья, хоть горит луны сиянье,
И находит здесь признанье их фантазии лицо.
Здесь забвению предали предрассудки и печали,
И невзгоды все пропали, жизни жалкой кутерьма.
И исчезли совпаденья, ненавистное томленье,
Счастья смутное виденье, здесь царят лишь сон и тьма.
Мрак деревья обнимает, дремоту не нарушает,
Будто зыбку их качает, предавая грёзам сна.
И они всё спят отрадно и мгновенья ловят жадно,
И мечтанья безвозвратно всё черпаются до дна.
Чуть заметно древ качанье, и их мёртвое молчанье
Нарушает лишь шуршанье ветвей длинных и сухих.
А кора их вся в морщинах, словно в маленьких лощинах.
След хранит раздумий длинных, что преследовали их.
В мраке тайных сновидений и неведомых волнений,
Непонятных выражений чувства радости души,
Под покровом тьмы небесной, чьё значенье неизвестно,
И понять то бесполезно, как нельзя понять нам сны.
Доля страшных испытаний, жизни тягостных исканий,
И мечты непониманий были в тягость деревам,
Но теперь тот мир забвенья, где находит упоенье
Сердца слабого стремленья, в сне найдёт покой душам.
А луна свой свет неясный, к думам сна их безучастный,
Тратя труд свой ненапрасный, освещает тихо лес.
В этом мраморном свеченье словно молят о прощенье
И находят утешенье в тьме бездонной их небес.
|
|