Евгений Мравинский. Записки на память. Дневники.1918-1987. Текстологическая подготовка, составление и вступительная стстья А.М.Вавилиной-Мравинской. Составитель Летописи жизни и творчества Е.А.Мравинского Ю.Н.Кругликов. “Искусство-СПБ”, Санкт-Петербург, 2004. 653 стр.
4 июня 2003 г. исполнилось 100 лет со дня рождения Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий, Народного артиста СССР Евгения Александровича Мравинского. В течении 50 лет он возглавлял Заслуженный коллектив республики академический симфонический оркестр Ленинградской филармонии, который стал при нем одним из лучших оркестров в мире. Мравинский впервые исполнил многие произведения Д.Шостаковича (5,6,8,9,10 и 12 симфонии, Концерты для скрипки и виолончели с оркестром, ораторию ‘Песнь о лесах’), С.Прокофьева (6 симфонию), А.Хачатуряна, В.Салманова и других советских композиторов.Он также познакомил советских слушателей со многими произведениями западных композиторов.
В 2004 г. вышли в свет об’емистые Дневники Е.Мравинского, охватывающие почти 70 лет его жизни (1918-1987 гг). Знакомство с ними вызыавют разноречивые чувства. Пожалуй, главное разочарование после чтения Дневников- в них очень мало о музыке, еще меньше о дирижировании, вопросах дирижерской техники, интерпретации произведений. Есть детальная многолетняя хронология репетиций, но нет почти ничего об их содержании-над чем работал дирижер, чего и как добивался от оркестрантов. В тех редких случаях, когда Мравинский нарушает это правило и анализирует исполнение или говорит о природе музыкального искусства вообще, это всегда интересно и будит воображение. Вот одно из редких высказываний музыканта об искусстве: “Пора сформулировать мою догадку о неосуществимости в искусстве утверждения окончательного, всеоб’емлющего или синтезирующего; о невозможности поэтому создания финалов, содержащих все это, т.е. истинно и только “мажорные” финалы в большом искусстве, попросту говоря,невозможны: те, что есть- или ”.юны”, или “боевы”, или фальшивы, или поверхностны, или вопль о желании утверждать (Девятая Бетховена) самих себя. И это потому, что истинный синтез всегда трагичен..., как заключающий в себе диалектически “утвердительное отрицание”, или наоборот- и просто в “утвердительное” никак не укладывается.” И еще одна цитата:” Ни в одном искусстве нельзя так легко и безнаказанно пустословить,как в искусстве Музыки: грех суесловия живет в Музыке, как нигде. Но зато и ни в одном искусстве не бывает так трудно, даже невозможно, скрыть пустословие. Конечно, только от нас, немногих Музыкантов (людей, разумеющих Слово Музыки). Немногих. Ибо многое множество казалось бы “музыкальных” людей, людей “от музыки”- не музыканты.”
В Дневниках можно найти интересные замечания о творчестве Шостаковича и характере его дарования, о музыке М..Мусоргского и ее восприятии, о характерных чертах творчества Моцарта, Вебера, Вагнера, Чайковского. Однако таких “музыкальных” записей наберется не более 20-30 страниц в 600-страничных Дневниках дирижера. Его мнения об исполнениях современников более, чем лаконичны. Как правило, Мравинский просто упоминает о тех или иных музыкальных событиях и воздерживается от их оценок. То же самое относится к его собственным репетициям и выступлениям-чаще всего это подробная хронология и минимум оценок и суждений (“хорошо”, “очень хорошо 1-е отделение”, “клякса в Брамсе и мой перехлест”, “удовлетворительно”, и т.п.).
О жизни такого сложного коллектива, как Симфонический оркестр Филармонии, во главе которого Мравинский стоял 50 лет, он пишет очень скупо: “2 час.-собрание партгруппы по соцсоревнованию”, “3-6 час.-производственное совещание оркестра. Вечером сидел дома, переваривал мучительные (как всегда) впечатления от оркестра на совещании...”, “С 11 до 12 партгруппа по вопросу строя “духовых”, “5-7 час. в Филармонии с Понаморевым разбирали дело валторниста Удальцова, запившего напропалую”, “Собрание по поводу пьянства валторнистов”, и т.п. С одной стороны-сухой канцелярский язык (а как еще можно было писать об этом?), с другой- какие яркие штрихи, характеризующие эпоху!
Большое место в Дневниках занимают описания быта: покупки во время гастролей за границей и дома, строительство дачи, ремонты квартиры, отдых в превилегированных санаториях и домах творчества, недомогания, меню завтраков.обедов, ужинов. Все это тоже документы эпохи, но Дневники ими явно перегружены.
Еще много описаний природы, и они по настоящему хороши-недаром дирижер был другом и большим почитателем М.Пришвина. Мравинский обнаруживает тонкую наблюдательность и умение “вживаться “ в окружающую природу, которая была постоянным источником его вдохновения.
В целом, Дневники хороши тем, что они помогают раскрыть характер выдающегося музыканта, который, не будь этого документа, остался бы неизвестным любителям и историкам музыки. Так, несмотря на аскетическую внешность, это был человек, способный на глубокие и нежные чувства. Прожив большую часть своей долгой жизни в бывшем СССР и принадлежа к советскому музыкальному истаблишменту, Мравинский не был членом КПСС и был человеком , глубоко верующим- этому посвящены немногие, но прочувствованные страницы Дневников. Помимо музыки, он живо интересовался литературой, ботаникой и этимологией. Часто бывал на концертах своих коллег-дирижеров-качество, редкое среди профессиональных музыкантов. Был он также человеком осторожным-этому, повидимому, научило его время, в которое он жил. Музыкант был в высшей степени организован, трудолюбив и пунктуален во время работы дома над партитурами и на репетициях с оркестром. Несмотря на громкую славу и счастливую семейную жизнь, был человеком одиноким и неудовлетворенным жизнью. Вот что писал Мравинский, когда ему было всего 49 лет: ” ... Да, очень,очень горько: жизнь на исходе- и вся пройдена не в “том материале”... Горечь идет, вероятно, от остаточных желаний что-то “ воплотить”, “оставить след...”
Завершают Дневники подробные примечания и Летопись жизни и творчества Е.А.Мравинского. Книга прекрасно издана и представляет несомненный интерес и для профессионалов, и для любителей музыки.
Эрнст Зальцберг, Торонто
|
|