by Катерина Еlf
Он шел темной улицей. Киев в это время, когда на небе появляются первые светлячки-звезды, начинал жить веселой молодежной жизнью. Но здесь, на этой маленькой, слишком узкой для потока машин улице, город, казалось, вымер. Даже крылатые ночные жители не пытались разбить тишину; а она — будто тяжелая каменная глыба, давила на уши, ложилась тяжелым грузом на мысли.
С каждым шагом отдаляясь от последнего родителя света — фонаря /слишком древнего — даже для еще более старых улиц современного Киева/, он все дальше окунался в темноту. Сделав еще несколько шагов, оглянулся и уже не увидел ни одного намека на свет. С недоверием он посмотрел на домик по другую сторону улицы, потом на дом обок от себя: ни одно окно не приветствовало его миганием лампы. Переведя взгляд вперед, увидел ту же картину. Он, как юла, крутонулся на 360 градусов: всюду темные окна, молчаливые дома, ни одного звука и тьма вокруг. Сердце в груди забилось вдвое быстрее, желудок сделал акробатический номер аля "мертвая петля", а от тишины, которая вдруг стала нестерпимой, заложило уши.
"Какого чернта? Где я?…". Мозг с бешеной скоростью перематывал пленку памяти, пытаясь вспомнить, каким образом его владелец попал на эту улицу, но… Но кадры с этой информацией засветились, и если проявить пленку, выйдет сплошное черное пятно. Вдруг в мозговые появилась, как соломинка для утопающего, мысль-перерыв-на-обед-для-горящего-от-работы-мозга: "Который сейчас час?". Его рука нащупала часы и схватила с такой страстью, с которой ни разу не хватала женские тела. Поднесши спасителя ближе к лицу, он включил подсветитель и… Ничего не случилось. "Лампочка перегорела…", — еще пытался ухватиться за слишком тоненькую соломинку. Еще секунда — и рука поднесла часы к уху… тишина… соломинка сломалась под тяжеловатым для нее грузом. Ужас и паника начали проступать сквозь крепкий панцирь покоя. И, вернувшись назад, ноги понесли своего владельца туда, откуда он пришел.
Он не знал, сколько уже бежит: минуту, пять, тридцать, час, а, может, пять. А вокруг были так же тишина и мрак, а темные окна, казалось, еще секунда — и поднимут его на смех. Засмеют того, кто убегал и забрел неизвестно куда лабиринтом своей… темной души.
Мужчина лет тридцати, который сидел на одной из скамеек Крещатика, симпатичный на лицо, в дорогом черном костюме и модных кожаных ботинках, вдруг почувствовал, что ему нужно отсюда как можно быстрее убежать; на душе стало немного щекотно, будто ТАМ кто-то пробежал, и желание убегать разгорелось с новой силой…
…В самом отдаленном из уголков Киева, на маленькой улице-индастриал, посреди дороги был найден мертвым мужчина лет тридцати, симпатичный на лицо, в дорогом черном костюме и модных кожаных ботинках. Зажиточный человек, бизнесмен, акула в чащах денежного океана, что никогда не знала сожаления, даже не догадывалась, что у нее есть… душа. Он лежал на животе лицом наземь так, будто был остановлен неизвестной силой во время быстрого бега, без всяких телесных повреждений, а возле него на асфальте краснела кровавая надпись: "Я заблудился…"
30.08.02
|
|