Уже полчаса Пронин пристально разглядывал верблюда. Верблюд ходил, виляя двумя своими горбами. Из-за этого часть улицы перегородили, поставили милицию и какие-то железные пищалки, названия которым Пронин не знал. Еще вокруг было насыпано много пуха и перьев, потому что это было какое-то шоу, и вот поэтому все перегородили, привели верблюда, чтобы он там гулял, и простых людей к нему не пускали, а пускали только каких-то особенных и с табличками на шеях. Пронин был зол – он хотел попасть в сад, пройтись – но сад тоже перегородили, потому что там тоже было шоу.
И вот Пронин смотрел не верблюда, которого от души обсыпали пухом, и нервничал. Вокруг было очень много красивых людей, которые хлопали в ладоши, во все глаза смотрели, как вальсирует огромное животное, вокруг которого вьются голые индианки. А Пронин чихал, сопел, переминался с ноги на ногу и переживал, что в ладоши хлопают не ему, а верблюду, и вообще он не у дел, и никто не обращает на него внимания, и выпить пива спокойно не дают, и вот милиция еще в его сторону косится.
Тут пришли фотографы и стали снимать пух, индийских танцовщиц и, разумеется, этого двугорбого. Пронин протиснулся через толпу к самой ограде – ну хоть один кадр собой испортит! – и скосил глаза. Но тут же отскочил, потому что увидел перед собой хитрую верблюжью морду, жующую губами и, очевидно, собирающуюся плюнуть прямо на него, Пронина. Говорят, что если верблюд в тебя плюнет, то потом три дня не отмоешься.
Пронин, отчаявшись, сам сплюнул, но попал себе на брюки, и пошел прочь. Шел и вспоминал, что в детстве бабушка вязала ему носки из верблюжьей шерсти.
А в это время Клюеву обхамили в магазине. Она покупала томаты в собственном соку, а банка возьми и разбейся. Обрызгала какого-то толстого в белых брюках, а он ей сказал неприличное, хотя Клюева извинилась, ее даже сначала совесть начала мучить вместе с желанием возместить ущерб. Со злости она схватила уцелевший томат и кинула в толстого, правда, промахнулась и томат улетел в витрину в коньяком. Пришлось поспешно ретироваться.
Клюева бежала по улице, нервно оглядываясь, и тут врезалась в Пронина и, в общем, они оба упали, и Пронин закричал, что когда бегают, вперед смотрят, тоже мне, спортсменка. И так они познакомились.
Клюева объяснила, что и не думала его сшибать, и Пронин успокоился и даже заулыбался, и они пошли гулять, и долго гуляли, и Пронин старательно обходил улицу, где были шоу и верблюд.
И когда ближе к полуночи они все-таки добрели до этого сада, то никакого шоу уже не было. И верблюда не было, и танцовщиц не было. И милиции не было. А был только пух, покрывавший асфальт, лавочки, деревья, фонари и все-все-все. Железные пищалки были свалены в угол.
«Теперь можно», - решил Пронин, указал рукой на ворота в сад и поклонился Клюевой:
- Прошу!
- Ой, перьев-то сколько! – обрадовалась Клюева, и они стали кидаться перьями, валяться в них, и подбрасывать вверх, и хохотать, как ненормальные, и играть в салочки, а потом она стала набивать себе карманы этими перьями, и сунула несколько штук Пронину за ухо. И Пронин подумал, что даже от шоу бывает польза.
Чуть позже пришел охранник и сказал, что перья выносить нельзя, потому что они казенные. Клюева сгребла целую кучу, сказала: «Да на здоровье!» и запустила в охранника. Она, как вы заметили, вообще любила кидаться. И они убежали, а охранника еще долго не было видно из-за этого белого облака.
|
|