мы шли по росе,будоража ручей,
ступали, тревожа звенящую тишь,
нам ветер, согретый заботой ночей,
колыхивал кудри, ощупывал лишь.
шумит пенье птиц, перелетная даль.
сливается кромка земли в небеса,
назад в темный лес мне вернуться не жаль
послушать широких ветвей голоса.
шагаю вперед, нарушая покой,
вздымая, тяжелым своим сапогом
любую травинку, цветочек любой,
а так бы хотелось пройти босяком
пройти, ощущая холодный озноб,
душистой полыни пьянящую марь,
забраться в большой и душистый бы сноп,
да ждет меня только клубистая гарь.
горит перелесок вдали, за холмом,
сожженная хата, разломан плетень,
а рядом, как будто хранит еще дом,
седая старуха, худая как тень.
согнули года невесомую стать,
красавицы первой, молочных кровей,
но хуже всех годов, уж мне ли не знать,
война прокатилась бронею своей.
убитый внучок. рядом села, сидит.
мне трудно смотреть, нестерпимая боль.
увидела нас, плачет, воет, кричит.
зачем ее сердцу мучения столь?
вот встала старуха, всё в смрадных обломках,
обугленной хаты сгоревшей остов,
и вынесла словно ребенка в пеленках
прочерствого хлеба - лежал на Покров.
прижавши к груди, спотыкаясь бредет
подходит ко мне. смотрит тихо:"Сынок,
возьми, я молюсь целый день на пролет..."
и слезы из глаз на горелый кусок.
я знаю мильоны и тысячи слов,
я знал обороты казенные фраз...
зажало меня в молчаливый оков.
что мог я сказать здесь и прямо сейчас?
не смог отказать я той женщине, нет.
Как матери можно перечить? зачем?
не съел я тот хлеб не на ужин, в обед,
не смел я его беспокоить ничем.
мы шли, мы бежали, ползли, отступали
сменялися села, дороги, мосты
мы браво потом по Европе шагали
мелькали лишь только соборов кресты.
дошли до Берлина, на память щелчок
у здания, сзади автограф где мой,
ну что, переломлен твой, фюрер, "пучок"?
а в голове лишь - домой бы, домой.
я ехал в попутках, составах вагонов
все рады, довольны, весна на дворе.
березки родные, сто верст эшелонов
и воздух по утру звенит в серебре.
куда же я еду коль я беспризорный?
коль не было дома сто лет у меня?
рыдаю при мысли, мне слез не зазорно,
я выжил, я еду, планета моя!
проросший остов, рядом холмик с доскою,
сарайчик кургузый покрылся травой.
я вынул свой сверток дрожащей рукою:
"я дома, вернулся, мама, я же живой!"
навстречу тихонько мне дверку открыла
все та же старуха, худая как тень:
"Ну здравствуй, сынок, я тебя не забыла
молилась про вас я и ночью и в день..."
|
|