Мы одолели все сполна,
Гранит науки, эти скалы
Изгрызли – и пришла пора
Отчета за года учебы –
Извечная с судьбой игра –
Итоговые «госы»... Чтобы
*Кончик крестца (у птиц).
** Понять (нем).
Внезапно их не завалить,
На финише уча, зверели,
Забыв, что надо есть е пить...
Но вот – последний... Одолели
И педагогику... Притом,
Что в эти дни уже гремели
Раскаты над страною... Гром
Орудий, а с небес летели
На Киев, Минск и Ленинград
С фашистских «Хейнкелей» -- «подарки»,
Творившие кромешный ад...
Тревоги и в столице... В арки
Метро под вой сирен спешат
Укрыться от даров небесных
Тодпою москвичи... Грозят
Все кулаками: мол, немецких
Захватчиков сомнем в три дня,
Но вести с запада тревожней...
Эстонская моя родня
Уже «под немцем»... Осторожней
В Москве с немецким языком!
Нам, свежеиспеченным «немцам»
Нельзя отныне ни при ком
Друг с другом «шпрехать»... С легким сердцем
Еще недавно это – «гут» --
Друг с другом «шпрехали», трепались,
А нынче – могут самосуд
Толпою, если бы попались,
В безумной злобе учинить...
Вернусь чуть-чуть назад в рассказе:
Необходимо объяснить
Возникших несколько оказий,
Что приключились в беге лет...
Я в общежитье прописалась,
Отцовский выполнив совет,
Но не жила там... Обреталась
В семье у папиных друзей...
Здесь для меня и стол и крыша...
Семья большая: сыновей –
Четыре. Самый младший – Гриша –
(Мы с ним ровесники) – и дочь...
Мать на меня имеет виды...
Что ж, с Гришей я дружить не прочь...
Мне с ним отдельные обеды
«Со смыслом» сервирует мать...
А Гриша в ту игру втянулся –
Влюбился, надо понимать,
Азартно в чувство окунулся...
Мамаша испугалась вдруг –
За нами учинила слежку,
Хоть он мне лишь приятель, друг,
А сердце занято – и между
Мной с добрым Гришей – ничего...
Но мать подстерегла однажды
Почти в объятьях нас... Его
Тотчас же отругала... Каждый
Сообразил бы: уходи!
И я покинула семейство...
Нет, Гриша, ты меня не жди:
Дружить так тесно – неуместно...
Судьба меня подстерегла
Еще до жизни в Ярославле...
Подружка у меня была
Все там же, на Мещанской... Вряд ли
О ней зашел бы разговор,
Но так судьба определила,
Необъяснимая: с тех пор
Она слегка моей рулила
Судьбою... Точно наяву:
Она с котом... Такой забавный!
Небрежно важную главу,
Что, оказалось, стала главной
В моей судьбе тогда она,
Не ведая того, открыла...
Был день рождения... Весна...
Я с поздравленьями... Любила
Подружку Раю, как сестру.
Подросточек, «утенок гадкий»...
Позднее станет на смотру
Невест московских самой сладкой...
Не кто иной, как Левитан
Моей подругою пленился...
Пред красотою трепетал,
Ухаживал... Потом женился...
Но это – позже... А пока –
Апрель... У Раи – день рожденья...
В квартире – шум до потолка...
Подружка мне – не скрыв смущенья:
-- Пойдем... Там Фима, мой кузен...
(Зовет знакомиться с кузеном...)
Он взрослый... Строгий взгляд... Шатен...
И кровь быстрей бежит по венам....
Он выговаривает мне...
За что? Представьте – за Толстого...
Мол, мы еще с подружкой вне
Понятий взрослых – и на стол нам
Роман позволен не любой...
А повод: он нашел у Раи
Роман... Он вроде про любовь,
Но странный...
-- Где взяла?
Сгорая
На том допросе от стыда,
Меня испуганно подружка
Кузену строгому сдала...
Потом с меня «снималась стружка»:
Вопрос все тот же: где взяла
Ту «Крейцерову...» я «...сонату»?
Скрывать мне нечего: была
У нас библиотека...
-- Надо, --
Внушал рассерженно Ефим, --
Брать книги с позволенья старших...
Но сразу между мной и им –
(Пусть в воспитательных демаршах
Меня он жучил – и не раз) –
Невидимая нить связалась...
Синхрон сердец, сиянье глаз...
Вдруг я влюбленной оказалась...
Ефим, когда закончил фин,
В НКВД мобилизован.
Он – старший лейтенант – Ефим,
Позднее – капитан...
Основан
В Москве в то время новый вуз –
(От нашего отпочковался) –
Иняз -- военный... Я зовусь
Туда... Но командировался
Ефим по службе из Москвы...
Октябрь... Шестнадцатое... Утро...
Кладет неяркие мазки
Художник-осень... Златокудро
В окне скучают тополя...
Грузовичок примчался к дому,
Скрипя рессорой и пыля...
-- Так, собирайся быстро!
-- В кому
Так можешь, сонную, вогнать...
-- В чем дело?
-- Пять минут на сборы –
И в поезд... Нас не будут ждать,
Нет времени на уговоры...
-- Ботиночки, пальтишко взять?
-- Прошу быстрее, не копайся...
Сказал ведь, что не будут ждать –
Ну, собирайся, собирайся!...
И мы помчались на вокзал...
-- Куда, зачем? –
Не отвечает...
Вот тут-то страх меня сковал:
Толпа вагоны окружает,
Народ штурмует эшелон,
Как будто враг уже в столице...
Наш поезд в стороне... Вагон
Оцеплен – и народ не тщится
Сюда, на сизые штыки...
Ведут с охраной нас к вагону....
Внутри холщовые мешки
Набиты чем-то... Воспаленно
Носясь по поезду, Ефим
В купе заглядывал украдкой...
Словечком переброшусь с ним –
И будто все уже в порядке...
Но загоняют в тупики –
Пережидаем фронтовые
В теплушках – смертные – полки,
Пока веселые, живые...
-- Но все-таки, куда, Ефим?
-- На Волгу, в Куйбышев...
-- Понятно!
-- Правительство спасти хотим...
-- А Он?
-- В Москве...
-- Когда обратно?
Когда прикажут...Ладно, спи...
Пойду я... Дел в дороге много...
То едем, то стоим в степи –
Трудна военная дорога...
Здесь ехать-то – от силы ночь,
Мы на колесах – третьи сутки...
Претерпевать уже невмочь –
Поди пожалуйся... Не шутки...
Везде на станциях толпа
Берет «на абордаж» вагоны...
Горька, безрадостна судьба
Страны, лишенной обороны,
Страны, которой комсостав
Забит, расстрелян, пересажен...
Их кровью упырь пьян и здрав...
Но мы читателя уважин:
Уверена: все знает сам
И все прекрасно понимает –
И окровавленным усам
С подобострастьем не внимает...
Но, наконец, мы доползли...
Весь Куйбышев толпой запружен...
Приезжих – тьма... Не все могли
Найти пристанище.. У мужа –
Бессонно – служба... Бдит Ефим...
НКВД – сатрапа око...
Кто черным замыслом томим,
Ефим выискивает зорко...
Недолго, впрочем... Вдруг его
Затребовали вспять, в столицу...
-- А мне что делать?
-- Ничего...
-- А ежели война продлится?...
-- Тсс! Вражью пропаганду брось...
-- Но мне-то как? Куда податься?
Ответа нет...
-- Как долго – врозь?
-- Так... До Свердловска добираться
Придется, видимо, тебе:
Там Рая, все мои родные...
Все понимаю... Но в судьбе
Нам всем, увы, несладко ныне...
Я написал моим письмо:
Примите, дескать, как родную...
И это все, что сделать смог...
Прости – нет времени... Бегу я...
А в то мгновенье Левитан...
Из черной зазвучал «тарелки»
Мне знаком: дескать, как вы там?...
Я в найжутчайшей переделке
За всю сознательную жизнь
И за моих родных в тревоге...
Свердловские огни зажглись
Над головой моей в итоге...
В те дни промышленный урал
Усилием всего народа
Был в оборонный арсенал
Преображен... Сюда заводы
Везли, спасая от врагов
Свои станки и инженеров...
И только скрежетом зубов,
И перенапряженьем нервов,
Раздувшихся в усилье вен
Давался всенародный подвиг...
На пустырях еще без стен
В самосжигании голодных,
Еще бездомных – те станки
Включались под открытым небом.
Ковались для бойцов клинки...
Дождем политые и снегом
Запорошённые, они
Ковали доблестно победу...
В Свердловске зажигал огни
МХАТ вечерами... В осень эту
Сюда сместился Эрмитаж,
Театр красноармейский главный,
Столичный... Бум, ажиотаж,
Культурный всплеск...
И -- первоправный
Открылся при УРГУ журфак...
Сюда НИИ и наркоматы
Эвакуировались... Враг
Еще за города и хаты
Поплатится... Урал пошлет
Танкистов-добровольцев корпус
Отец-рабочий в бой пойдет,
К станку – точить снарядный конус
Сынок-подросток встанет... Я
Ищу себе в Свердловске место,
Уж коль причудой бытия
Заброшена сюда... Здесь тесно...
Жилье – проблема из проблем:
Метр с половиной на персону...
Картошка в скверах... Трудно всем
И голодно... Уже к фасону
Не так придирчивы... Надеть
Хоть что-нибудь бы – и согреться...
Кого просить, куда глядеть,
Как обустроиться, одеться?
Здесь с дочкой – Рая Левитан
В приемной облисполкома –
Секретарем, а главным там --
Предисполкома -- Гусев... Дома –
А я у Раечки жила –
Прошу мне с ним устроить встречу...
Не знаю, как она смогла,
Но, пригласили... И, замечу,
Со мной предисполкома мил –
Отнесся с полным пониманьем...
Поговорили... Предложил
Работу... Рада со стараньем
Включиться... Лишь одна беда:
«Зеленому» экономисту –
Да старшему – чужда была
Вся математика... Учиться
Не поздновато ли считать
На счетах?... Впрочем, согласилась...
Бюро продкарточек... Скрывать
Не стала неумелость... Милость
Начальница ко мне тогда
Добросердечно проявила...
-- Вот счеты... Так считают... Да...
Ну, ладно, подучу... Решила:
Беру...
Сперва мне невдомек,
В какую влезла заварушшку...
Продкарточки... В них – жизнь! И мог
За них иной убить... В нагрузку
Мне дали область: я держу
Роздачу жизни на контроле...
В районы езжу, развожу
Всем жизнь... Серьезней этой роли
Едва ли я когда дождусь...
За карточками шла охота...
Мне, несмышленой, страшный груз
Вновь доверяют... Видно, кто-то
Обезопасивал себя,
Меня нарочно подставляя...
Такая, стало быть, судьба...
Дают заданье, посылая
Со спецбумагою к Перми
Печатать эти боны жизни...
Предзнанье было: не прими
Заданье это, откажись... Мне
Шептала явственно душа...
Я отказаться не посмела...
И поезд покатил, спеша...
До Краснокамска – ночь... Шумела
Пообочь колеи зима...
Бумагу повезли в багажных...
В купе прокуренном – сама...
Конечно, при бумаге – стражник
С винтовкой... В общем, добрались...
Пересчитали упаковки –
Одна пропала...
-- Ну, колись:
Кому-то продала?
Головке
Вмиг сделалось нехорошо...
Майор энкавэдэшный мрачно
Встал, нависая над душой:
-- Для вас все крайне неудачно,
Но впереди еще печать –
Хотя бы здесь не провороньте –
Придется строже отвечать...
Ведь вы здесь тоже, как на фронте...
Уже и за охрану бдя,
Жизнь области везла к Свердловску...
НКВД-шного вождя
Был вызов... Что своя, мол, в доску –
Майор пред боссом прикрывал...
С гадючьим взглядом коротышка
В военной форме... Убивал
Одним лишь взглядом... И мыслишка
Сложилась: здесь вот и умру...
Огромный кабинет и жуткий,
А я, как кролик... «Вмиг сожру!» --
Во взгляде прочитала... Шутки
Едва ли он шутил со мной --
И револьвер на полировке
Мне подтверждал, что путь земной
Здесь завершится: он в головке
Проделает дыру свинцом –
И подметут меня с паркета,
И больше с мамой и отцом
Не встречусь...
-- Нарушенье это, --
НКВД-шник проскрипел, --
Я верю, будет вам уроком...
Не отстраняем вас от дел,
Идите... Леденящим оком
Меня, как пулей просверлил:
-- Идите, я сказал! Учтите...
Итог же архистранным был:
Не спрашивая, мол, хотите? --
В хромлитографию меня
Вдруг назначают с повышеньем...
Вот здесь – ни часа и ни дня –
Без стрессов... Я должна хищеньям
Все тех же карточек заслон
Поставить – и бессонно бдела...
Потом я с ними – в спецвагон –
И в область... Половина дела –
Их по заводам развести,
Эвакуированным, старым,
От расхитителей спасти...
Схватить кусочек жизни даром
Стремились многие... Меня
Хранил Господь – справлялась с делом...
Мою ответственность ценя,
Начальство поощряло... В целом,
В сравненьи с многими, моя
Эвакуация сложилась
Вполне... Была столовая
В облисполкоме... Я разжилась
Служебным пропуском туда,
Где лишь доверенных кормили...
Квартирный был вопрос... Когда
Приехала в Свердловск, где жили
Родители Ефима, к ним
Не захотела поначалу,
Хоть дал с собой письмо Ефим...
Решила: к Раечке причалю...
Позднее все-таки пришлось –
И я перебралась к Миньковским...
Ефиму как-то удалось
Примчаться из Москвы... Московским
Его рассказам вся родня
Внимала, требуя детали...
Услышав, чем живу, меня
Потрогал: наяву жива ли?
О приключениях моих
Не все ему и рассказала...
Он, что меня касалось, псих...
Вмешался б, мне б пришлось сначала
Искать работу... Словом шли
За днями дни... Мы притерпелись...
Мы, где могли и как могли,
Победу приближали... Ересь,
Что, дескать, я от ратных дел
В сторонке... А вообразите,
Как танковый завод хотел
Меня к себе позвать...
-- Везите,
Продкарточки скорее нам,
Непозволительна задержка
С из выдачей и на день... Там,
Где в бой ведут танкисты дерзко
«Тридцатьчетверки» на врага --
В их огневую мощь работа
Добавлена моя... Снега...
Потом ручьи... Цветы... Всего-то
Мне, между прочим, двадцать два,
А так уже устала... Ребус –
Когда войне конец? Жива
Надежда... В гороле тролейбус
Пустили – чуть полегче жить...
Здесь киностудию открыли,
Что вдохновляет... Ладно... Ныть
Бессмыленно... Терпели, жили,
В победу веря... Меж людьми
Царили доброта и братство...
С командировкою в Перми
Я побывала... Перебраться
Туда родители с сестрой
Смогли... Уже покрылась Волга
Ледком – и леденил порой
Вой бомб летящих... Стыло, волгло
На барже, что везла родных
От смерти явственной – к спасенью...
И бомба не настигла их...
Терпел сверх силы – к невезенью --
Обмороженье до Перми –
(Тогда, замечу, назывался
Тот город Молотовом) – и
В больнице папа оеазался...
Пошла гангрена – и сперва
Загнивший палец удалили.
Затем стопу... Едва-едва
Лишь в третий раз остановили,
Гангрену, ногу отхватив
Аж до колена... Бедный папа...
Лежал в больнице еле жив.
Хотел курить... Отрезы драпа,
Оставшиеся с прошлых дней,
Одежду мама продавала...
И по секрету от врачей
В Больницу папе доставляла
Табак – без курева не мог...
Его врачи предупредили:
Для обморженных-де ног
Куренье – смерть...Мол, или – или...
Закурит – пригрозили – вон...
Он этот договор нарушил –
И выписан... Ошеломлен
Отец несчастьем... Занедужил
Не только телом – и душой:
Такой всегда активный, сильный –
Сейчас он просто был большой
Ребенок... Где былой двужильный
Душою твердый, как алмаз?...
Меня увидел – и закапал
Соленый дождь из наших глаз...
-- Держись, ведь ты мужчина, папа!
Он горестно взмахнул рукой...
Как сильно мама похудела...
Лишь той же яркой красотой
Сестра сияла... Я глядела
На дорогих моих людей –
Мне было горестно, и больно,
И стыдно: в сотню раз сильней
Они страдали... Хлебосольно,
Как было принято в семье,
Старалась мама... Гостьи ради,
Не подавая виду мне,
Как трудно, вышла «при параде»
И приготовила обед,
Что был – (ей мнилось) – королевским:
Котлеты из конины... Вслед
Махали долго мне... И не с кем
Мне эту тяжесть обсудить,
Что я ношу в душе с той встречи...
Ах, только б дотерпеть, дожить
Нам до победы всем... Далече
Еще благословенный день...
Я вноь с продкартами в Тагиле...
Н мне – не в страх, не в труд, не лень –
Лишь только бы быстрей добили,
Те танки, что ковались здесь,
Врага нещадно в ратном поле...
Отмщенья пламенная взвесь –
Сплав ненависти, горя, боли
Воистину объединял
Фронт с тылом в монолит ударный,
Врага разивший наповал....
Фишист, жестокий и коварный,
Стране принесший море бед,
Уже он ощутил: пружина,
Что прежде сжалась, вдруг в ответ
Разжалась – и неудержимо
Пошла захватчиков давить
Народа доблестная сила...
-- Дай дотерпеть и пережить
Войну! – Я Господа молила...
Лишь в сорок третьем, в декабре
Пришел нам вызов от Ефима
В столицу... В чистом серебре
Уральские предгорья... Мимо
Уже теперь мне близких мест
Скользил наш выстуженный поезд...
Здесь жизнь моя лежит окрест –
Хочу ей поклониться в пояс,
Прощаясь, видно, навсегда...
Отъезд и радостен и тяжек...
Куда, судьбы моей звезда,
Ведешь сейчас?...
-- На Сивцев Вражек –
Там ждет семейное гнездо...
Вот лишь теперь замужней дамой
Мне становиться – от и до...
Что ж, осчастливлю панорамой
Квартиры, где придется жить
В семиэтажном старом доме...
Соседи, с кем теперь дружить
Придется неизбежно... Кроме
«Миньковской» крохотной семьи,
Справлявшей здесь медовый месяц,
На кухоньке кастрюльки чьи?
Кто с нами здесь житье замесит?
Один – известный всей Москве
Был композитор Виктор Гершов –
(Оранский – псевдоним)... Молве
Дал пищу он, толпу потешив
Горячей сплетенкой: ушел
Он от супруги из квартиры
На Горького... Да-да... Душой
Вдруг прикипел к другой... Хоти мы
Иль не хоти – с любовью нам
Не сладить... Зрелый композитор
Подругу Раи в свой «вигвам»
Привел, лишь нотных папок «сидор»
На Сивцев Вражек перенес...
Был, кстати, плодовит маэстро
И знаменит... Увы, склероз
У всех... Хотя бы мне уместно
Напомнить: Гершов написал
Балеты – (все неординарны) –
К примеру – «Футболист»... Стяжал
Балетом славу – благодарны
Поклонники за новизну:
Игрался и футбол на сцене
Большого... Тот спектакль вдохнул
Вторую хизнь в балет.. Забвенье,
Увы, коснулось и его...
А, между прочим, он путевку
Дал творчеству еще того
Великого, кто постановку
С тех пор, быть может, больше ста
Осуществил народных танцев...
-- Кто, Моисеев?
-- Да! Мечта –
Ансамбль, восторг у иностранцев
Он вызывает много лет,
А старт был дан на том «футболе»,.
За коим творческий дуэт
«Трех толстяков» осилил... Соли
Немеряно валили в суп
Друг другу Гершов, Моисеев...
-- Еще такой пассаж – ты труп!
-- Ты лиходей из лиходеев!
А после вся Москва рвалась
На небывалую премьеру,
Где, кстати, отмечалась власть...
Сосед описывал манеру
Своих балетных партитур,
А эталоном был Стравинский:
-- Мои – в подобие гравюр
Барочных – сложные изыски,
Его – попроще, а пишу
Стремительно – балет в полгода...
Перед войной немалый шум
У терпсихорного народа
Последний Гершовский балет,
Шекспировский, веселый вызвал...
Оранский-Гершов высший свет
Столичный зная, много выдал
Мне околобогемных тайн...
Рассказывал о Пастернаке,
Цветаевой... Он “Ja” и “Nein!”
Знал по-немецки... Если «якал» --
То часто означало «да»...
Он был обломовец натурой –
Приветлив и смешлив всегда...
Жена – с отличною фигурой
Блондинка, прибалтийский тип,
Да, кстати, и была оттуда,
Из Латвии... Оранский «влип»...
И это – видно: не причуда»...
Женой Оранского сперва
Была народная артистка
Анастасия Зуева...
Ушел – и все! Судьбы расчистка?
В том обиталище жила –
В каморке, что была при кухне,
И мать с ребеночком... Была
Немолода... Как прежде, будни
Нещедры, часто голодны...
Пора пристраиваться к делу...
Мы с мужем тоже влюблены,
Но надобно и здесь Победу
Моим участьем приближать...
Я восстанавливала связи,
Друзей пыталась отыскать,
С которыми росла в инязе...
Тем часом, младшая сестра,
Анетта, тоже замуж вышла...
Жизнь, знаете, сложна, пестра...
Замужеству причиной было,
Я полагаю, лишь одно
Стремленье: из Перми-глубинки
К столице вырваться... Оно
Две чужеродных половинки
Слепило вместе кое-как...
Она и до войны встречалась
С мужчиной... Ведаю, что в брак
С ним более не собиралась...
А он, закончив институт,
Причался в Пермь на самолете...
Дала согласье... Им дают
На номерном его заводе
Квартиру в Ступине... Ока,
Чудесный милый городишко...
Вот там все и живут пока...
Там папа, мама, няня... Ишь как...
...В библиотеку повлекла
Студенческой поры привычка...
По счастью, вовсе не дотла
Сожгла война язык... Отмычка
К полузабытому – она --
В толстенных старых фолиантах...
Как я к наукам голодна...
-- А вы, при ваших-то талантах
И тонком чувстве языка,
Куда исчезли после вуза? --
Преподаватель... Я слегка
Растеряна... А вдруг от груза
Меня тревожащих проблем
Случайный виз-а-ви избавит?
Я поделилась горьким, тем,
Чем голова полна... Кивает:
-- С профессоршей поговорю...
Маскальская припоминает
Студентку лучшую свою,
В иняз военный приглашает –
Клянусь, не подведу ее...
И вот я приступаю к «дейчу» --
И смысл московское житье
Вмиг полный обрело... Надежду,
Опору в жизни обрела
С зарплатой и престижем вместе...
Я просто счастлива была...
Вы сами оцените, взвесьте:
Военный важный институт,
В котором я и переводчик,
Преподаватель... И зовут
Меня по отчеству, как прочих...
Когда вхожу в учебный класс,
Меня приветствуют вставаньем...
И под прицелом зорких глаз
Стремлюсь, стараюсь упованьям
Орденоносных, боевых
Все повидавших офицеров,
Уча как можно лучше их,
Здесь соответствовать.... И нервов
На них потрачено – ого!
Немецкий вправду очень труден...
Как лучше донести его?
-- Товариши, мы вместе будем
Бороться с трудностями... Вот:
Различье гласных: долгих – кратких,
Закрытых – и наоборот –
«Гортанье и шипенье «ах» - «их»,
Глухие – звонкие... Язык
Так требователен к дыханью,
К артикуляции... Не бзик –
Преподавателей старанье
В произношении... Крепись,
Курсант, лиха беда начало,
Произношению учись...
А впереди других немало
По морфологии проблем,
По синтаксису, переводу...
Кому-то, а возможно – всем,
Вуз интересен... Им в угоду
Детализирую: сперва
При том инязе, где училась,
Был создан факультет... Молва
С причиной вмиг определилась:
Стоим в преддверии войны...
Небезизвестный граф Игнатьев
Вещал, что, доблестно должны,
Язык врагов, чтоб лучше гнать их,
Учить, стремления полны...
А главным в воинском инязе –
И это люди знать должны –
Был генерал-майор Биязи,
Ник-Ник – курсантская братва
Так сокращенно называла,
Конечно, за глаза... Москва
О новом факультете знала
Немного: стартовый набор --
Всего-то двадцать три десятка
Курсантов, что брались в упор
Учиться шпрехать... Опечатка
Моей судьбы, что в институт
Я в сорок первом не попала,
Как намечалось... Фима тут
Помог иль помешал... Ковала
Я на Урале щит страны,
За что отмечена медалью...
И вуз военный от войны
Отправлен осенью подале...
Он в Ставрополе продолжал
Готовить фронтовых лингвистов
И марку высоко держал...
Биязи был в делах неистов...
Сам знал четыре языка...
Сверх десяти... В начале века
Россия лучшего стрелка
Не знала... Вот уж человека
Всевышний щедро одарил...
Родился Николай в Тбилиси...
Чудесной родословной был
И предками всегда гордился...
Вот знаменательный нюанс:
Певице Лебедевой Дарье,
Сам Глинка посвятил романс...
-- Его бабуле?
-- Угадали!
Дед генерала, Саша Пальм,
Был вместе с Федей Достоевским,
Взведен на эшафот... Жанларм-
Палач уже движеньем резким
Удавкой шею окрутил...
Депеша тут пришла с посыльным:
Царь «милость к падшим» проявил»
Пальм каторжным, а после – ссыльным,
Как Федор Достоевский стал...
(«Записки...» Федора читайте
Из «дома мертвого»...) Финал:
Теперь его с Толстым встречайте:
Он Севастополь защищал –
И показал себя героем,
Чем внуку честь завоевал
Гимназии бесплатной... Вторим
Воспоминаниям о нем,
Кто помнил мальчика Биязи:
Горела творческим огнем
Душа с младенчества... Заразе
Театра мальчик отдал дань:
С пяти годков играл в спектакле...
С таким, попробуй, рядом встань,
Неординарен ведь, не так ли?
Спортсмен, какого поискать:
Единоборства, матчи, дерби –
Везде Биязи, а стрелять!...
И даже первый гейм по регби
С его участием прошел...
Он полон сил и ненасытен:
Бокс, яхта, велоспорт, футбол,
Коньки, и автогонки... Виден
Азарт и удаль... Побеждал...
И в языках не знал предела:
Он шпрехал, спикал и аблал –
Четырнадцать их знал! Хотела
И я бы знать их хоть пяток...
Четырнадцать! Представить страшно:
А Николай Биязи – смог...
В четырнадцатом в рукопашной,
В лихой атаке штыковой,
Ему, конечно, нету равных...
Лазутчик, удалец, герой,
Один из доблестных и славных,
Кому Георгиевский крест
Вручают... В службе продвигают...
Не выдаст Бог – свинья не съест –
О нем и в Петербурге знают –
Продвинут в офицерский чин...
Поди, война казалась спортом?
А тут – октябрь... Не он один
Был на развилке... Патриотом
И тот считал себя, кто шел
На Дон в Корниловские роты...
Биязи – красный... Не футбол,
А смерть за смерть... Его зеботы –
Охрана станций и дорог
В прифронтовой черте Кавказа...
А в сорок третьем он помог,
На время кабинет иняза
Покинув, создавать отряд
Из альпинистов-рекордсменов,
Устроивший кромешный ад
Для «Эдельвейса»... На спортсменов
Расчет был верен... «Вертикаль»
Недавний классный фильм с Высоцким
На тех героев намекал...
Я и иняз к стенам московским
Синхронно возвратились... Взял
Бразды правленья вновь Биязи –
Выходит гороскоп совпал,
Коль суждено мне с ним в Инязе
Ковать победу... До войны,
Что означает: до иняза,
Он был в Италии – (должны
Лишь удивляться, что от сглаза
Рок генерала уберег –
Не ошельмован был шпионом) –
Военным атташе... И мог,
Имея сходство с дуче, с оным
На итальянском языке,
Владел которым безупречно,
Решать проблемы... Вдалеке
От Родины, грустил, конечно...
Хотя происхожденьем был
Отчасти – итальянец... С фронта
Вернулся в новом званьи... Пыл,
Не растерявший, он охотно
Вникал в учебные дела...
И полковым «переводягам»
На фронте сильно помогла
Книжонка-крошка... В книжку загнан
Окопный фрицевский жаргон...
Сам некогда солдат окопный,
Отлично разбирался он
В душе солдатской... Неудобный
В общении высоком, слог,
В окопах был вполне уместен...
Зато в самом инязе смог
Брань вывести... Суров и честен,
Живой носитель-эталон
Военной этики старинной...
Уж если обещает он,
То выполнит... Гигант былинный –
Ученый, интеллектуал,
Он, кандидат наук военных,
И в педагогику вникал
До самых-самых сокровенных
Глубин... И хоть часы сверяй –
Он никогда на опоздает
И на минуту... Просто рай,
Когда начальник спец и знает
Отменно в нашем деле толк...
Но требователен – безмерно,
В том видя свой служебный долг...
Он – в гневе – не срывался нервно,
А только голос понижал -
И точно в ледяную прорубь
Одним лишь взглядом погружал...
Любой, впадая в стыд и отупь,
Готов был провалиться в ад...
-- Филологи! Интеллигенты!...
Два слова – и холодный взгляд...
За генерала из легенды
Любой инязовец готов –
В огонь и воду... В сорок пятом –
Парад Победы... Он орлов
Иняза –
-- Четче шаг печатай! --
Пред Мавзолеем так провел,
Что сам Верховный удостоил
Похвал – мол, генерал -- орел...
Я на трибуне... Озаботил
Вначале нежеланный дождь...
Но вскоре все о нем забыли...
На празднике и я, и дочь...
В едином теле вместе были...
Вначале девушки прошли –
Парадом физкультурным, ярким...
Я любовалась, чтоб легли
Картины красоты, закалки
На облик дочери моей,
Которую в себе носила...
Потом парад военный... Всей
Отчизны доблестная сила
Здесь отражение нашла...
А сила вражья к Мавзолею
Поверженная в прах легла...
Конечно, я, как все, лелею...
В душе и гордость и восторг,
Когда, чеканя шаг, на площадь
Вступает институтский полк...
И то не дождик нам полощет
Лицо и душу в этот миг,
А слезы радости, и счастья,
И горечи за тех, родных,
Кто оказался личной частью
Вселенской гибельной беды...
Из восьмерых дядьев и теток –
Ни одного в живых... Звезды
Над прахом нет – и кто найдет их
В оврагах смертных и ярах,
Куда их сваливали кучей...
Фашизм – мой личный вечный враг –
И вечная хвала могучей
Советской Армии моей,
За то, что спасена свобода,
Мир сохранен от тех зверей...
Господь иного бы исхода
Той битвы битв не допустил...
Разволновалась... Успокоил
Привычный вид моих верзил...
Экзамен Нюрнберг нам устроил...
Евгений Гофман – выпускник,
Позднее – сам преподаватель,
Немецкий знавший не из книг –
Парламентер и дознаватель
В допросах пленных... Это он
На знаменитом трибунале
Так обеспечивал синхрон,
Что руку Жене подавали
И Жуков и Вышинский... Так
Трудилась и его бригада
Инязовских «переводяг»...
Иных примеров и не надо...
Мы в вузе, точно у станка...
При том, что велика нагрузка --
И сверхнагрузка велика:
У Сталинграда, возле Курска
Трофеи – документы... Мрак:
Их эшелонами возили.
И горы вражеских бумаг
Мы день за днем переводили...
Еще: готовил институт
И разговорники для фронта...
Учебник классный издадут...
Ведь фронту не один патрон-то
Необходим... Готовил вуз
Преподавателей военных
Училищ ... Словом, перегруз
Был сильным... И к допросам пленных
Порою привлекали нас –
Все прибавляли нам работы –
До полного отказа глаз...
Роптали? Вовсе нет! В заботы
О завершении войны
Всем коллективом военвуза
Восторженно погружены –
И нам заданья – не обуза.
Для многих – готика трудна...
Но я-то с детства так читала...
Те документы, что должна
Переработать, -- понимала...
Нам радостно: свой скромный вклад
Привносим в скорую победу.
И каждый в военвузе рад
Чуть больше сделать, только б эту
Скорее завершить войну...
Побочный результат – неслабый
Профессионализм... Пойму
Сей факт позднее... Боже правый –
Какой дисциплинарный пресс
И педагогам и курсантам!
Все под приказом. Скажешь:
-- Есть! –
И стой – таким себе Атлантом...
|
|