Когда Хуп был совсем маленьким, мама рассказывала ему удивительные сказки перед сном – о великих королях и могучих волшебниках, о благородных рыцарях и злых ведьмах, о чудесных странах и далеких океанах. Мама знала много увлекательных историй, и потому каждый вечер, ложась в кровать, Хуп с нетерпением ожидал новую сказку. Слова мамы открывали ему огромный мир - незнакомый, заманчивый и чудесный, и когда Хуп сладко засыпал, ему снилось, что он то знаменитый герой, побеждающий дракона, то бесстрашный колдун, вврегающий в трепет врагов, а то и отважный мореплаватель, покоряющий бескрайние синие просторы. Просыпаясь поутру, он первым делом отправлялся на кухню, темную, увешанную глинянной и чугунной утварью, пахучими пучками трав и бусами засушенных ягод и грибов, с огромным очагом и низким грубым деревянным столом, на котором его ожидал завтрак – уплетая за обе щеки, он спешил с набитым ртом поведать миру о совершенных им во сне славных деяниях, и его мама, обязательно что-то стряпающая, одобрительно улыбалась из-за бурлящих на огне котелков и попыхивающих ароматным паром горшочков, слушая восторженные рассказы сынишки.
Затем Хуп обычно бежал на улицу к приятелям, пересказывал испробованные на маме истории им; те увлеченно его слушали, а потом играли во что-нибудь героическое – в пиратов и мореходов, разбойников и странствующих рыцарей, орков и воинов.
Так текли дни за днями, спокойно и неторопливо, пока однажды Хупа, рассказывающего об очередном приснившемся ему подвиге, не перебил один из приятелей, белобрысый Щапа, и во всеуслышание заявил:
- А моя мама говорит, что это все глупости, потому что не бывало еще среди гномов героев.
- Ну и что? – спросил его Хуп.
- А то, - громко сказал Щапа, утерев конопатый нос и воинственно оглядев стоявшую вокруг толпу мальчишек, - что ты – гном, и никогда не будешь ни колдуном, ни рыцарем, ни моряком.
... Драка вышла знатная, но прибежавший домой Хуп расстроенно хлюпал не из-за разбитого носа и ободранных кулаков да локтей с коленками:
- Мне сказали, что я никогда не буду рыцарем или волшебником, потому что я гном. Это правда, мам? Мам, а почему они меня назвали гномом?
- Потому что ты и есть гном, - ласково улыбнулась мама, осторожно утирая перемазанное лицо сынишки.
- А ты - гном?
- И я. И папа, и дядя Хык. Только это не совсем правильно. Мы - гмуры. Это люди нас прозвали гномами, - объяснила мама, откупоривая бутылочку с целебными снадобьями. Запахло крепким настоем трав.
- А почему мы – гмуры?
- Потому что мы так вот родились.
Хуп крепко зажмурился – почему это, интересно, целебные средства так щиплются?
- А это хорошо – ну, что мы – гмуры?
- Конечно, хорошо, - ответила ему мама, легонько дуя на царапины.
- Тогда почему мальчишки сказали что гномы не бывают героями? – спросил он, и от любопытства даже приоткрыл зажмуренные глазенки.
- Потому что они о нас ничего не знают – гмуры живут далеко-далеко отсюда.
- Далеко – это где? Там, где ходят все герои и волшебники, да?
- Еще дальше. Наше царство лежит за Окраинными горами, и редко кто из людей заезжает туда. Так что не расстраивайся – твоим мальчишкам просто неоткуда знать о нас, а среди нас есть и герои, и колдуны, и путешественники.
... С того дня Хупу не хотелось больше слушать сказок о принцах и колдунах – он расспрашивал маму о Гмурии – так называлась страна, откуда они все, оказывается, были родом.
Много долгих вечеров он, затаив дыхание, внимал рассказам о своей никогда не виданной родине. Он слушал о высоких Окраинных горах, где много-много лет назад, раньше всех на свете, появились они – гмуры. Земля снаружи была холодной, и только в самых недрах жило тепло, которое и вылепило самых первых гмуров из расплавленных руд. Жар земли сначала был только в недрах, но потом стал подыматься все выше и прогрел замерзшие насквозь земли; всесте с теплом путешествовали и гмуры, все выше и выше, и, выйдя на поверхность, решили не уходить далеко от дома – так и остались жить все вместе в пещерах и каменных подземельях, уходящих в самую глубокую глубь.
Но потом случилась беда - раскололись горы. Одни поднялись высоко, так высоко, что уперлись в небо, а другие ушли под землю, глубоко-глубоко – до самой тьмы, и гмуры оказались отделены друг от друга. Одних, отрезанных Небесными горами, оттеснило в непроходимые леса, других, выброшенных стихией на далекий край пропасти, вынесло на равнины – и разошлись они все в разные стороны, разбрелись вглубь открывшихся им земель и стали искать себе новые дела. Прошло еще очень очень много лет, и позабыли они, что были когда-то гмурами. Те, кто остались в горах, продолжали жить как прежде – исследовать пещеры и подземелья, изучать тайны земли, узнавать сокрытые в недрах чудеса. Оказавшиеся в дремучих лесах стали называть себя альвами; они породнились с деревьями и выучили их премудрости. Оттесненные на равнины гмуры разошлись по бескрайним просторам в разные стороны, настроили деревянных домов и каменных городов, и стали называть себя людьми. «Но у всех у нас был когда-то один дом, и все мы – гмуры», говорила Хупу мама.
- Значит, раз мы все – гмуры, то я все-таки стану рыцарем, - глубокомысленно кивая, делал вывод Хуп.
- Непременно, - заверяла сиядщая у его кровати мама и задувала мигающую ласковым теплым красноватым огоньком свечу.
Так проходили дни за днями – в маминых историях, играх с приятелями и
мечтаниях о приключениях. Правда, приятелей у Хупа становилось меньше – кого в подмастерья отправили, кого – в услужение, а кто и просто не играл с ним больше. Со временем и сказки мамины стали уже не так интересны Хупу. Теперь он предпочитал серьезные истории отца о никогда не виденной им, Хупом, родине.
- Гмурия – оргомная горная страна, - рассказывал ему вечерами отец. – Сердце ее – город Кав. Он не такой, как города людей. Горы сами создали для нас неисчислимые пещеры и ущелья, проложили туннели, а мы лишь приспособили их немного. Мы соединили туннели, вырубили еще пещер, проложили дороги; Кав лежит на земле и под землей. Под землей лежит истиный Кав, и редко кто из людей или альвов бывал там. Это для них, для гостей Гмурии, был построен наземный Кав, и пусть они все считают, что это и есть настоящая столица нашей страны.
Отец рассказывал Хупу еще много интересного – о том, что когда-то Гмурия простиралась на все Окраинные горы и предгорья и земли вокруг, и все гмуры жили в мире и согласии. Много веков они провели, исследуя тайны недр, добывая руды и плавя металлы, совершенствуя кузнечное ремесло и оттачивая оружейное исскусство. Были среди гмуров мудрецы, которых горы посвящали в свои тайны, и тогда они создавали волшебные вещи, равных которым не было на всем свете.
А потом, наслышанные о небывалых чудесах, в Гмурию потянулись люди. Одни приходили с торговлей, другие – в поисках знаний, третьи – из любопытства. Всех радушно принимали гмуры, всем охотно делились, ко всем были добры.
Но не так добры были люди – норовили обмануть в торговле, выкрасть волшебные вещи, разузнать священные тайны. Принесли с собой люди недоверие и корысть, ложь и жадность; тогда-то и началось разделение среди гмуров.
Одни решили, что от людского зла нужно просто уйти туда, где их не достанут, к истокам жизни, и спустились в самые глубокие подземелья; недра охотно приняли своих детей. Много веков прошло, и подземные гмуры, иногда навещавшие горных гмуров, говаривали, что некоторые из них забрались так глубоко, что нет о них ни слуху ни духу уже много лет. По сей день ходят у гмуров легенды о тех, ко ушел в центр земли. Одни говорят, что дошли они до самого Посмертного чертога гмуров, и теперь веселятся там вместе с мертвыми; другие – что те прошли горы насквозь и вышли на другой край земли, где и сгинули на бескрайних просторах; третьи – что просто умерли несговорчивые, забравшись туда, куда не следует; наконец, были такие, кто верил, что заблудились те гмуры и по сей день бродят в глубоких подземельях, ищут дорогу назад.
Большинство гмуров остались жить в горах, и, как и было завещано предками, продолжали плавить металлы, ковать лучшее в мире оружие да красивейшие драгоценности. С людьми дела имели, но осторожно, и уж не открывали настежь все секреты, как ранее бывало. Наземную часть Кава тогда и построили – чтобы ограничить любопытство людское. Не очень-то это помогло, ибо не учли одного мудрые гмуры – что закрые перед человеком двери породили совсем уж небывалые легенды о сокрытых в недрах несметных сокровищах и ужасных тайнах. Поселили там люди всяких чудищ, напридумывали волшебных источников и даже секрет бессмертия туда же приткнули, и ринулось в Гмурию еще больше народа, чем прежде, народа наглого да бесцеремонного. Наконец, не все гмуры столь старательно хранили завещанные знания; некоторые продавали секреты, а то и вовсе в услужение к людям подавались. За такие деяния карали сурово - отправляли вон из Гмурии и не пускали обратно. Селились провинившиеся в лесных предгорьях, жили в норах, что, словно кроты, рыли в земле, и множились со временем, а порою пополнялись новыми изгнанниками. С людьми они были радушны и охотно делились своим мастерством, только вот оно вырождалось со временем, и даже люди ценили изделия лесных гмуров меньше, чем гмуров истиных. Последние же лесной народ за гмуров не признавали вовсе, дел с ними старались не иметь, и даже не марали славное имя гмуров - подлых предателей называли презрительно - гомозули, что значит «выродившиеся».
- Мы – из истиных гмуров, - с гордостью говорил Хупу отец. – Из века в век наши предки жили в Каве, и ни один не нарушил старинных заветов.
- А как же так получилось, что мы живем среди людей? – спросил однажды Хуп.
И тогда отец принимался рассказывать о том, что испокон веков было у гмуров три великих клана - клан Хранителей, укрывавших тайные знания и секреты, сокровища и волшебные вещи, клан Воинов, с давних времен защищавших богатства гмурские от подземных драконов да от горных чудовищ гримтурсов, а в последние годы – и от шибко бесцеремонных людей, и самый многочисленный клан Умельцев – кузнецов да шахтеров, добывающих руду и драгоценные камни, плавящих металлы и кующих те самые вещи, которыми прославились гмуры на весь свет.
И чем дальше разносилась слава об их мастерстве, тем больше прибывало людей - вести торговлю и обмен и надеяться обучиться умениям. Но если торговлю и обмен гмуры признавали издавна, то вот делиться тайными навыками не желали сколько бы золота да драгоценных камней не сулили за то богатые пришельцы, ибо не было цены гмурьим знаниям, да и нечего было предложить людям такого, чего у гмуров уже не было бы вдвойне.
Так и хранили гмуры свои секреты – ревностно и преданно, пока не явились в Кав посланцы от новоиспеченного короля небольшого государства Ревия, аж на другом конце света, с предложением, от которого впервые не отказались старейшины гмуров. Несмотря на молодость, ревийский правитель Радим оказался мудр не по годам и быстро сообразил, что никто не продаст секрет мастерства за деньги, ибо что деньги? – они утекут, а мастерсво тем временем потеряет свою значимость, потому что оно ценно лишь пока принадлежит немногим. Заодно молодой король отметил, что от ворот поворот дают тем, кто просит всего сразу и много, потому и предложил то, чего не предлагали гмурам до него – знания в обмен на знания. Он – владыка королевства небольшого да малочисленного – ни земель бескрайних, ни подданных бесчетных у него нет, потому богатства свои он наживает не завоеваниями да земледелием, а ремеслом и торговлей. В Ревию приезжают со всего света за редкими изделиями – за яркими коврами и тонкими шелками, за резными сундуками и расписною посудою, за затейливыми украшениями и ароматными сладостями. Радея о судьбе своего небольшого королевства, Радим предложил гмурам поделиться с ними кое-какими секретами кузнечного ремесла – какими именно он оставил на усмотрение самих почтенных гмуров, а в обмен предложил любое ремесленное знание, которое они выберут сами.
Долго совещались старейшины гмуров – ссорились и спорили, упрямились и ругались. Одни считали, что не дело это – нарушать старинные заветы и делиться даже крупицею секретов с людьми. Жили мы, дескать, прекрасно много-много лет, и еще столько проживем без людских умений, сами прекрасно справимся, а с чем не совладаем – купим, благо, богатства у нас хватает. Другие же говорили, что мир не стоит на месте, мир развивается и движется вперед, и коли не пристроиться в это движение, то так и останешься на обочине с сундуком золота и каменьев.
В конце концов сошлись, что предложение короля умеренное. Отправят они несколько умельцев – поделиться кое-какими навыками ковки оружия, и, коли потребуется, ювелирными приемами, но только ни коим образом не раскрывая тайны подземного волшебства, а в обмен потребовали обучить дюжину своих умельцев строительному мастерству, коим, помимо прочего, славилась Ревия. Посланцы Радима охотно согласились, и отправилась две дюжины семей гмурских за тридевять земель, на двадцать лет в Ревию, обучаться новым ремеслам во благо Гмурии.
- Так, сынок, уже десятый год мы живем в Ревии. Я обучаю здешних кузнецов разным хитростям ковки – они без нас могли разве что лопату сляпать и кое-как лошадь подковать, не то, что теперь. Теперь они, бывает, даже посуду заказывают заместо глинянной! Те, кто побогаче – и украшения всякие в дом из металлов – из чугуна да бронзы. А ревийцы обучают наших гмуров плотницкому да строительному мастерству. Ох, сынок, только представь, без нас ревийцы обходились при постройке топором да ножом; мы же выковали им инструментов разных, и теперь работа плотницкая выходит такая, что любо-дорого глядеть! А те гмуры, кто уже выучился и вернулся в Гмурию, говорят, что они там нарасхват, да и уважают их там теперь - а как же, весь мир повидали! Даже старейшины к ним прислушиваются!
Хуп с нетерпением переминался с ноги на ногу, ожидая, когда сможет вернуться к тому, что ему действительно интересно.
- А оружие? Гмурское оружие рыцарям ты куешь? – восторженно выспрашивал он.
Отец от таких вопросов почему-то мрачнел:
- Нет, сынок, оружие мы не куем. То есть, куем, но самое обычное.
- А почему? Ведь ты сам говорил, что крепче гмурского оружия нет на свете? С таким любой рыцарь будет непобедим!
- Вот поэтому мы и не куем оружие – станут такие рыцари непобедимыми, а потом, глядь, и войной на нас пойдут. Что мы тогда делать будем? И потом, даже обычное наше оружие куда лучше того, что они сами себе мастерят.
- А-а, - задумчиво кивал головенкой Хуп. Потом вновь загорался:
- Пап, а вообще ты умеешь? Ну, такое волшебное непобедимое оружие ковать?
Отец с улыбкою глядел в сверкающие от восторга глазенки, ухмылялся добродушно, и тихо говорил:
- Конечно, умею. И тебя научу, как подрастешь. Если захочешь, конечно. Всем секретам научу, всем тайнам подземного волшебства, что испокон веков принадлежат только нам, гмурам.
- Здорово! – восклицал Хуп. – Я выкую себе неуязвимые доспехи, и стану великим героем, ведь никто не сможет побить меня – у меня будет непобедимое оружие!
* * *
Так уж издавна повелось, что все хорошее в жизни раньше или позже, но всегда кончается – плачь не плачь, проси не проси. Вот и счатливому детству Хупа пришел конец. Тем утром он проснулся в ожидании чуда – это был его десятый день рождения. По дому разносился умопомрачительный дух сдобных пирогов да сладкого густого клюквенного киселя. Именинник довольно повел носом, потянулся под теплым одеялом и улыбнулся: его ждут подарки и разные вкусности, а на обед в гости придут его приятели Быр, Вук, Есеня и Дяка – вот веселье-то будет! Отец специально вернется вечером пораньше, и они еще раз отметят его день рождения всей семьей...
Все было так, как он и ожидал, даже лучше: подарков было много, гораздо больше, чем он рассчитывал, и все друзья пришли, так что наиграись они на славу – в прятки, в догонялки и в оркскую войну. Отец пришел еще засветло, привел с собой дядю Хыка, тетю Оту и их сыновей, двоюродных братьев Хупа - Пырю и Урю; они долго сидели за накрытым столом у горячего очага, открывая один за другим горшочки с ароматной снедью, попивая горячий земляничный компот и густой клюквенный кисель, говорили о том о сем, смеялись, пели песни.
А потом, когда разошлись все гости, отец, отставив увесистый бронзовый кубок, из которого весь вечер попивал крепкий сидр, обратился к Хупу:
- Ну что, сынок, ты теперь почти взрослый. Пора тебе обучаться полезному ремеслу, готовиться к жизни, так сказать, решать, чем будешь заниматься.
Хуп просиял как начищенная монетка на солнце – не так давно его приятели Хруль и Тылик пошли в оруженосцы – учиться воинскому искусству, служить прославленным рыцарям, готовиться к бранным подвигам. Уж он обзавидовался! И размечтался – придет его день, и он тоже пойдет в оруженосцы, а там – войны, турниры, подвиги... Вот это подарок ему приготовил отец!
- Так вот, - продолжал отец, - вообще-то, конечно, тебе полагается учиться у меня на оружейника – у нас в роду все умельцы, и все - кузнецы. Но я – гмур, так сказать, образованный, свет повидал, все понимаю – не всегда обязательно шаг в шаг следовать традициям, потому сам решай – коли не хочешь на кузнеца, так у нас здесь и ювелиры есть. Дело, конечно, не столько благородное, но все равно достойное, да и прибыльное. Ну а коли хочешь, можешь идти плотницкому делу учиться; ведь за этим нас старейшины сюда и послали – осваивать новые ремесла. Будет чем гордиться, когда в Гмурию вернемся: мой сын - самый молодой да самый умелый плотник-строитель.
Отец довольно улыбался, мечтая о радужном будущем сына, о долгожданном возвращении на родину, о почете и уважении, что ожидают их в Гмурии.
– Ну так как, Хуп? Решил, но кого хочешь учиться?
Хуп не до конца все понял, но последний вопрос уловил:
- Я на рыцаря хочу, пап.
Отец снисходительно глянул на сынишку:
- Ну-ну, Хуп, тебе уже десять. Ты больше не маленький, так что хватит мечтать.
- Но я не мечтаю! Я правда хочу стать рыцарем!
- Сынок, сказки – это сказки, они для детей. А ты теперь совсем взрослый, так что пора думать о серьезных вещах, - все так же терпеливо сказал отец.
- Но я, - неуверенно начал Хуп и запнулся, - но я думал, что когда вырасту – стану рыцарем. Это ведь не сказки. Вон, на той неделе Тылик пошел в услужение в барону Чилиге. Послужит лет пять, а там, глядишь, и сам станет рыцарем. И я тоже так хочу!
Отец посерьезнел, подозвал Хупа к себе и строго сказал:
- Гмуры не бывают рыцарями. Это – удел людей, - и, увидев, как расстроенно скривился Хуп, добавил: - У гмуров есть воины. Но мы из другого клана, да и некому тебя здесь, среди людей, обучать воинскому делу.
- Так пусть люди и обучают!
- Еще чего выдумал, - недовольно нахмурился отец. – Люди! Они тебя научат! У нас свои порядки, и только гмур может тебя выучить по всем нашим правилам. Да и посвящение воинское принимать надлежит в Окраинных горах... Нам еще десять лет в Ревии сидеть; ты к двадцати годам уже должен ремеслом овладеть. Так что выбирай из того, что есть. И чего такого, что воинов нету? Зато мы, умельцы, – лучшие кузнецы на свете. Знаешь что? – сказал отец, глядя на поникшего именинника, - Давай-ка, иди спать. Ты устал. А завтра проснешься и на свежую голову подумаешь. Поработаешь пару неделек в кузне и пару недель с дядей Хыком – он столяр теперь знатный, а там сам выберешь, что тебе по душе. Давай, иди, иди!
Хуп послушно прошлепал к своей кровати. Около нее горкой примостились подарки. Взгляд его упал на деревянный меч, с отполированной рукоятью и раскрашенными ножнами. Почти как настоящий. Ах, как галдели ребята, когда увидали его! Как с завистью разглядывали, просили подержать, как гомонили! А он с гордым видом стоял рядом и с деланным равнодушием собственника наблюдал за восторгами приятелей. И еще представлял себе как это будет, когда, став рыцарем, он получит всамделишный меч! Аж уж когда начнет совершать подвиги, как все те герои, среди сказаний о которых до недавних пор проходила его жизнь...
Хуп не услышал, как сзади неслышно подошла мама. Она ласково погладила его по голове и спросила, углядев, куда смотрит Хуп:
- Нравится?
Не должавшись ответа, продолжила:
- Ложись, сынок... Хочешь, я расскажу тебе сказку о рыцаре-Соколе и об огнедышащем драконе? Или о мудром волшебнике Бруме и ледяных великанах?
- Нет! – резко выкрикнул он, со злостью пихнул деревянный меч, так что горка подарков немедленно осела у кровати, забрался под одеяло, и, укрывшись с головой, отвернулся к стене.
Мама осторожно поцеловала выглядывающую макушку и задула свечу. Она не услышала, как, уткнувшись в подушку, тихо заплакал Хуп.
* * *
Хуп с жадностью, шумно, взахлеб пил воду прямо из колодезного ведерка. День выдался не то, чтобы жаркий, но в кузне пекло было нестерпимое, а он простоял сначала у горнила часа три, а потом прямиком к наковальне – и ну шуровать молотом! Без перерыва, с раннего утра и до позднего обеда! Зато броня удалась на славу – загляденье, а не броня. А уж крепкая! Да и вида благородного – в самый раз для уважаемого рыцаря. Даже отец одобрительно кивнул, проверив его работу.
Напившись и отдышавшись, Хуп нахмурился. И чем это, интересно, он гордится? Подумаешь, броню выковал – ну и пусть крепкую, пусть такую, что никто из лучших человеческих мастеров не сообразит. Что с того, если он как проклятый день за днем торчит в растреклятой кузне и совершенствует мастерство в деле, к которому не лежит душа? И не видать тому ни конца ни края...
«Еще год», - в тысячный раз раздумывал Хуп, присев на грубую скамью, что стояла прямо у кузни. «Еще год, а потом – свобода. Ни кузни, ни горнила, ни молота, ни мехов! Пойду в обучение. Хоть к кому, лишь бы не мастеровым всю жизнь! Если в Гмурию, то, глядишь, и к воинам возьмут... А может, и в армии пригожусь. Всего только год!»
Мысли о возвращении на родину, где он никогда не бывал, преследовали Хупа с того дня, когда он понял, что судьба его предрешена и выбирать ему особо не из чего – с десятого дня рождения. Десткая не детская, но мечта стать воином никуда не делась. Раздувал ли он меха в кузне, ковал ли мечи, бродил ли по городу или ужинал дома, мысли о ратном деле не покидали его. И коли по рождению гмурскому заказан ему путь в рыцари, значит, одна дорога остается – в клан воинов. Пусть сначала и придется скучать, охраняя подземные сокровищницы, зато потом, глядишь, и случится ему сразиться с ледяными великанами. Или, может, дракон какой залетный позарится на гмурский клад – тоже ничего себе битва. Так, глядишь, и прослывешь героем в гмурских легендах. А что – он вполне потянет на героя гмурских сказаний. Начало у него неплохое – много ли гмуров могут похвастаться, что выросли среди людей? Что повидали пол-мира?
Намерение его посвятить себя ратному делу только окрепло, когда пять лет спустя начались волнения на оркских границах – то ограбят какой караван, то налетят на селенье, разорят и сожгут, людей поубивают. Постепенно угроза росла: набеги происходили все чаще, орки забирались все дальше; наконец, появились слухи об оркском вожде Хмаре – якобы объединяет он все оркские племена и планирует завоевательный поход на людские земли. Стали всерьез поговаривать о возможности очередной оркской войны. Со времен последней минуло много лет, так много, что воспомининия о ней померкли. Одно знали наверняка - воины оркские были сильны и жестоки, и справиться с ними удалось лишь соединив все силы, да и то цена той победы была ой как велика...
Еще через год облачко угрозы, появившееся на горизонте, переросло в грозовую тучу – Хмар набрал огромное войское и бросил кличь всем народам – уничтожим людей, прогоним наглых завоевателей с нашей земли. И на призыв откликнулись – к негодованию многих, ибо долгие годы жили себе все существа бок о бок в относительном мире и покое; может, и в тесноте, но точно не в обиде. А тут – гляньте-ка, сколько сразу недовольных выискалось! Присоединились к оркам гоблины и оборотни; сманили они к себе глупых огров, перетянули хитрыми разговорами кочевые племена альвов – к вящему ужасу всех прочих сородичей, и даже наняли кое-каких лесных гмуров – к жгучему стыду гмуров истыных, углядевших в том лишь еще одно доказательство того, что гомозули – истино не есть гмуры.
Люди запаниковали и начали всерьез готовиться к войне. Вот когда дел у тех
гмуров, что еще оставались в Ревии, стало столько, что только успевай поворачиваться! Дни и ночи дюжина гмуров спешно обучала десятки людей хитростям ковки оружия. Даже Хуп вовсю наставлял подмастерьев из людей. Не видать бы ему такого взлета, коли не война да не вызванное ею срочное сокращение сроков обучения. Тяжко ему пришлось – ну да ничего, выдюжил. «Где же это видано, чтобы гмур безбородый уже был за мастера? Без обетов, без посвящения?» - возмущались некоторые гмуры, но ничего поделать не могли. Спрос на оружейников возрос до небес, так что задействованы были все ресурсы – лишь бы не прекращался поток оружия, потому что не было в человеческом мире лучшего оружия, чем ревийское, во многом благодяря гмурам, что полтора десятка лет уже жили в маленьком королевстве.
Так и стал Хуп первым и единственным истиным гмуром, выросшим вне Окраинных гор и ставшим полноправным мастером вне подземных кузниц, посвященным в тайны древнего волшебства без соблюдения священных ритуалов, без торжественных клятв у пещерных озер, без скрепления обетов молчания старейшими Хранителями...
А еще через год на оркских границах начались бои. И не находилось на орков управы. Сколько бы народу не посылали против них, какое бы оружие и колдовство не применяли – все без успеха. Продвигались орки вглубь земель медленно и неумолимо, и, казалось, не было в мире силы, способной их остановить.
В отчаянии люди обратились за помощью ко всем не-людям – и к альвам, и к гмурам, и к импам, но получили не поддержку, а лишь наемников. Не сочли не-люди угрозу оркскую личным делом, не стали помогать всеми знаниями да умениями, которыми владели испокон веков.
Шествовали орки по землям людским, забираясь все дальше и дальше; без перерыва шли бои, не прекращался поток беженцев. Люди поддавались страху и усталости, становились угрюмыми да подозрительными, озлоблялись и ожесточались. Доходили до Хупа слухи, что в соседних королевствах вроде как порешили избавиться от всех нелюдей – мол, в сговоре они с орками, изнутри взять задумали. Якобы кое-где от слов дошло до дела, и страшная резня была учинена в Зарнии, а в Гомее изгнали всех, кому не повезло попасться на пути распаленной гневными речами безумцев толпы.
Впрочем, ревийским гмурам дела до того не было. Ежели и правда в том есть – не страшно; Ревия лежала далеко от очагов беспокойства, да и король Радим их в обиду не даст - ведь ценили гмуров в эти тяжкие времена даже более, чем в мирные, уважали и чествовали - и платили щедро. Взамен, конечно, приходилось вот уж не первый год до семи потов работать. Но гмуры не жаловались – уговор есть уговор, обходятся с ними по-справедливости, да и осталось до возвращения домой – всего ничего.
Хуп, правда, обмолвился разок неосторожно насчет того, чтобы в армию податься... Разговор у него с отцом вышел тяжелый, и больше о том он и не заикался. Молчать-то молчал, но о своем продолжал думать, изыскивать способы, строить планы, постигать втихаря воинскую науку – благо, учили этому теперь так же повсместно, как и кузнечному делу. В лагере новобранцев к нему давно привыкли, не гнали и даже позволяли тренироваться.
Но война была далеко, а Ревия вносила свой вклад необходимыми для войск товарами, главным делом оружием, потому Хуп чаще думал о том, что казалось более вероятным – вернуться в Гмурию, пойти в воинский клан, а там, как только в руках его окажется меч, считай, и судьба его тоже будет в его руках. Вперед, к великим свершениям, благородным деяниям, геройским подвигам... В гмурские легенды...
«Еще год – и домой,» - в очередной раз подумал Хуп о никогда не виденном им месте, которое величал домом, глубоко, словно зачерпывая терпения, вздохнул и направился в кузню – ведь там поджидали десятки спешных заказов. Мечты мечтами, но были вещи, которые надлежало свершать здесь и сейчас, а ратные подвиги – это пока весьма отдаленное будущее, зыбкое, кажущееся в минуты душевной слабости несбыточным и столь же нереальным, как и древние гмурские сказания...
* * *
Войско Хмара неумолимо продвигалось по землям - как стихийное бедствие, которое не остановишь, не предотвратишь. Словно глашатаи, шествовали перед оркской армией, намного ее опережая, паника и ужас; шлейфом тянулись за нею разруха и смерть.
Потери за потерями, поражения за поражениями. Короли и императоры, цари и наместники всех земель, до коих не дошла еще огромная армия, из последних сил изыскивали все возможные способы, не испробованные доселе на орках – новые тактические уловки, засады и внезапные набеги, редкие заклинания и новые орудия. Все без толку – не устоять было простому солдату против орка, а без солдата, как ни крути, ни одна стычка не обойдется.
В отчаяниии воззвали люди еще раз о помощи к альвам и гмурам. Получили в ответ еще добровольцев-наемников; но их было слишком мало, чтобы перевесить чашу весов в пользу людей.
Тогда-то и припомнили правители, что в Ревии живут который уж год гмуры-умельцы, куют оружие да обучают кузнечному делу. И владеют тайнами подземного волшества, а, значит, могут наколдовать оружие, равного которому нет на этом свете, то самое, о котором давно ходят небывалые сказания – непобедимое оружие, неуязвимые доспехи...
Король Радим сам явился в кузни к гмурам, и долго держал с ними беседу. Мудрый он был правитель – не угрожал, а уговаривал, не приказывал, а просил. Объяснял, что пройдут орки как пожар по всем землям; уничтожив людей, не остановятся - обратятся на гмуров и альвов.
Все понимали мастера. Соглашались. Потом говорили в ответ, что нет для них ничего страшнее, чем раскрыть тайны подземного волшебства, веками хранимого гмурами, не вправе они даже применять его вне Гмурии, без разрешения совета старейшин – это тягчайшее преступление, за которое убить обязан предателя любой гмур.
Так и не добился Радим своего в тот день. И на другой день. И на следующий. А на четвертый день под натиском Хмара пало огромное королевство Дрей. Лишь крохотное княжество Гомей лежало теперь между Ревией и орками.
Вечером того дня стражники дворцовые ворвалась в гмурские дома и схватили всех, кого смогли, а кого не смогли – принялись разыскивать. Заточили всех гмуров от мала до велика в дворцовых подземельях; старейших мастеров привели к Радиму. И сказал им правитель:
- Никогда не приходилось мне совершать подобного, но выбора у меня нет. Сама смерть идет на мое королевство, и никакая цена по мне сейчас не высока, ибо обещал я людям Ревии защищать их любыми средствами. Раскрывайте нам тайны подземные как делать волшебное оружие, а коли откажетесь, прикажу казнить ваши семьи. Время на раздумья у вас – до полудня.
В ту ночь орская армия почти не останавливаясь прошла сквозь Гомей, словно и не заметив сопротивления, и рано поутру подошла к границе Ревии.
Хупа стража не схватила – как частенько в последнее время, он был в тот вечер в лагере новобранцев. О страшных событиях ночи узнал поутру – весь лагерь гудел: орки на подходе, вот-вот начнется бой, а это гномьё проклятое никак не желает раскрывать свое подземное волшебство. Как, спрашивается, простому смертному противостоять орку, ежели нет у него неуязвимых доспехов да непобедимого оружия?
Оглушенный новостями, Хуп потихоньку выбрался из лагеря. Раннее утро едва занималось – солнце не больно-то торопилось подыматься, все прикрывалось словно одеялом кучными клочьями облаков. Будто знало, что день предстоит не из лучших. И, видать, сомнения его передались и людям. Не спешили они начинать обычные свои дела – не бежали на рынок спозаранку торговцы, не вытягивались редкою цепочкой крестьяне у городских ворот и ремесленники не подтягивались, зевая да вздыхая, к своим мастерским. Напряженная тишина словно крепкий мороз сковала город – если и делалось что, то уж по самой крайней нужде, второпях да на скорую руку, сберегая каждое лишнее движение.
По безлюдным, будто застывшим в густых предрассветных сумерках улочкам перебежками, словно вор, пробрался Хуп к пустующей кузне отцовской и схоронился. Развал и разгром царили там, да еще непонятное запустение – словно с гмурами, заработавшимися допоздна да скрученными прямо тут по ночи стражниками, исчез сам дух этого места. Взгляд Хупа затравленно метался в полутьме такой знакомой, но сейчас отчего-то такой чужой кузницы. Одолевали его со всех сторон паника и ярость, возмущение и страх, растерянность и гнев, отгоняли внятные мысли. «Что делать? Что делать? Что делать?» - словно маленький молоточек по наковальне стучал у него в голове.
...Время стремительно утекало, а озарения не снисходило. Чудеса тоже не торопились на подмогу – ни потерянному Хупу, ни захваченным гмурам, ни волнующемуся Радиму, ни притихшему в ожидании невесть чего королевству. Лишь только оркская армия, показавшаяся из утренней дымки, неотвратимо приближалась к столице Ревии и змеёй обвивала город плотным кольцом.
Ровно в полдень в разгромленную кузню немногочисленные стражники привели скованных гмуров, поставили у возвышающейся в самом центре огромной наковальни. Радим уже поджидал их там – нервно расхаживал взад-вперед, и в неровном свете, пробивающемся сквозь маленькие оконца кузни, казался постаревшим на добрую дюжину лет.
- Что решили вы? – спросил он у пленников.
Угрюмо посморели на него гмуры, мрачно уставились в пол и ничего не ответили.
- В последний раз говорю я вам – вершите свое колдовсво, или прикажу казнить. Сначала семьи, а потом и вас.
И снова промолчали гмуры, не подняли даже глаз на короля.
Нахмурился Радим, скривился, словно от боли зубной, обернулся к начальнику стражи. Тот безмолвно кивнул, и, к ужасу наблюдавшего из укрытия Хупа, вытолкнули из толпы скованных гмуров его мать.
Приставил стражник к ее горлу острие меча и выжидающе посмотрел на мрачного короля.
- Ну? – грозно обратился тот к гмурам. Рванулся было его отец, но оковы были прочны – а как же, сами гмуры и ковали! – и держали крепко. Рванулся да и обмяк, опустил бессильно голову.
Обратил тогда Радим свой взгляд на стражника. Смотрел долго, вздохнул глубоко и наконец раздраженно махнул рукой, подавая знак.
- Нет! – словно со стороны услыхал Хуп неистовый вопль, и лишь потом понял, что то был его собственный крик.
Выскочил он из укрытия, подбежал к стражнику, державшему меч у горла его матери, и быстро, торопясь и сбиваясь, проговорил:
- Не надо. Я все сделаю. Я умею. Только не надо.
Он не увидел, как побелел и словно сгорбился отец, как окаменели лица гмуров. Он не сводил взгляд с Радима. Напряженную тишину прервал низкий, страшный рык. Орки пошли на приступ.
- Быстрее, - только и сказал король.
Хуп в нерешительности посмотрел на скованных гмуров.
- А они?
Отчетливо слышался шум начавшейся битвы.
Король раздраженно передернул плечами:
- Отпущу. Сразу отпущу. Только быстрее!
Хуп резко выдохнул, кажется, впервые с начала разговора с Радимом, и побрел к горнилу – разводить огонь. Ноги подгибались, била крупная дрожь, и каждый шаг отвоевывался с усилием, словно шел он по горло в воде. Непослушные пальцы никак не высекали искру, пламя долго не принималось. Орудующий у горнила Хуп чуял, как липкий холод просачивается сквозь кожу, проникает в кости, сжимает сердце... Армия вот-вот ворвется в город, значит, времени на хорошее волшебство нет. Придется просто заговорить оружие и доспехи, которые ковали по-гмурски...
Огонь наконец разошелся. Хуп направился было к наковальне, но словно споткнулся о взгляды скованных гмуров и приостановился. Они смотрели на него – угрюмо, мрачно, и, как ему показалось, с осуждением.
- Ну! – прикрикнул Радим, и словно подкрепляя слово короля делом, стражник поднажал на меч, что все еще держал у горла матери. Из-под острия по горлу стекала тоненькая струйка крови. Хуп в отчаянии отыскал взглядом в толпе отца. Но тот не смотрел на него – обессиленно поникший, он уставился в пол и стоял лишь потому, что его крепко держали под руки.
Меч, под острием которого билась жизнь его матери, отражал пламя горнила, отбрасывал тусклый свинцовый отблеск на лицо стражника, отчего тот казался не человеком, а словно бы порождением темных сил. Хороший меч – вон как славно по руке лежит, крепкий да острый, гмурами же, поди, и выкованный... Славный меч. Сколько благих дел совершить собирался Хуп с мечом в руках, вдохновленный материнсими рассказами о великих рыцарях и злобных драконах, храбрых воинах и коварных волшебниках, и о добре, которое всегда побеждало. Из ее сказок он вынес жажду благих деяний. Только вот в жизни на проверку оказалось все совсем не так – не было благородных героев и подлых злодеев. Были лишь жестокие силы, которые несли любого подвернувшегося у них на пути туда, куда им надобно, не считаясь ни с чьей волей. Вот и сейчас, обернув меч против его создателя, эти силы тащили Хупа против всех заветов и заповедей, что впитал он с рождения.
Неожиданная ярость захлестнула Хупа. Такую испытываешь только от беспомощности, когда огромная волна погребает тебя под собою, словно мелкую щепку, а ты, оглушенный, не в силах сопротивляться, позволяешь толще воды тащить себя. «Да пропади оно все пропадом!»
- Будет тебе волшебство, король Радим, - выдохнул он.
- И оружие станет непобедимым? – уточнил король.
- Нет, - мрачно сказал Хуп. – Непобедимое оружие надо только ковать. Зато есть заклинание, что вдохнет мощь и силу во все выкованное гмурами оружие, которое сейчас в городе.
Радим медленно кивнул:
- Долго?
- Долго, - равнодушно бросил Хуп. – Часа полтора – два.
- Давай начинай, и быстрее!
Ни разу не творил такого волшебства Хуп в одиночку, но сейчас все делал привычно и даже не глядя, будто в сотый раз. Делал не думая; руки сами расставляли за него необходимые элементы, сами рассыпали порошки и раскладывали инструменты, сжигая кожу о вытащенный из горнила уголь, выводили древние гмурские символы на наковальне. Хуп не смотрел ни на короля, ни на скованных гмуров, и потому не видел, как все мрачнее становились пленники, как король подозвал вестого и сосредоточенно давал ему указания. Хуп не слышал, как усиливался шум битвы, как вовсю орудовали орки, уже ворвавшиеся в город, как с шумом рушились здания, как вдруг раздались радостные возгласы защитников города. Руки делали дело, споро и умело, без устали, будто не целый час прошел, а всего минута, а Хуп думал: «Конечно, не волшебное получится оружие, но, глядишь, поможет ревийцам выстоять. Да пропади они пропадом, эти ревийцы – главное, чтобы гмуров освободили. А я... Ну, не убьют же меня свои в самом деле. Разве смогут? Все знают меня с рождения! Ведь я спасаю их жизни!.. Да даже если и убьют...»
Хуп едва успел завершить волшебство – орки ворвались в кузню и завопили радостно, увидев, сколь жалкой горсткой защитников окружен король. Впрочем, вскоре они вопили уже от ужаса, ибо словно демоны вселились в защитников, удесятерив их силы. Воспрявшие духом сплотившиеся ревийцы крушили орков направо и налево. А как же иначе - ведь волшебство свершилось! Что же до остальной ревийской армии, так еще час назад среди защитников разнеслась весть о том, что гномы раскрыли-таки подземные тайны и сотворили великое волшебство, которое вмиг сделало все оружие непобедимым, а доспехи – неуязвимыми, так что теперь они могут смело бить орков – сила на их стороне!
... В тот день великой армии Хмара впервые был дан отпор. Потрепанное, не привыкшее к поражениям, оркское войско отступило.
Покуда орки не предпринимали новых атак, к Ревии поспешно стягивались армии соседних королевств, вооружались с многочисленных складов волшебным гмурским оружием. Ревийцы спешно организовывали оборону и хоронили умерших – павших на стенах солдат, попавших под мечи орков горожан. В кузне обнаружили погибших гномов – с полдюжины мастеровых и их семьи, тех, кого стражники не успели расковать прежде чем сами пали под натиском врага. У огромной, стоящей в центре кузни наковальни, изчертанной и изрисованной непонятными символами, обнаружили пронзенного в сердце молодого гнома Хупа... Зараженным лихорадкой войны людям не было дела до того, погиб он от руки орка или тех гномов, которых успели освободить. Да даже если бы и захотели они узнать, то не смогли бы, ибо выжившие гномы незамедлительно отправились к Окраинным горам...
... Страшная битва прошла в Ревии день спустя. Выжил в ней едва ли каждый пятый защитник, да и сам король, лично возглавивший войско и рубившийся бок о бок со своими воинами, скончался от многочисленных ран следующей ночью. Впрочем, оркский вождь Хмар тоже не пережил тот день – углядев сражавшегося совсем рядом Радима, он поддался искушению, ввязался в самую гущу боя, и пал от руки ревийского короля. Орки, лишенные предводителя, смешались и начали отступать. Словно пожар, распространился среди них слух, будто есть у людей волшебное непобедимое оружие, справиться с которым обычному мечу не по силам, сколь бы опытен не был сам воин.
...Много месяцев потребовалось людям, чтобы совместными усилиями загнать остатки оркской армии обратно в их земли. Много прошло кровавых битв, много было потерь, но все-таки победа осталась за людьми. Пусть и уплачена за нее была страшная цена.
Так закончилась вторая оркская война.
Память о ней жила среди людей долгие годы, ибо не было семьи, не понесшей потерь в то страшное время. Много сложили баллад, много сочинили сказаний о кровавых битвах и тяжких победах. Особо трепетно хранили люди легенды о великих подвигах. Есть среди них одна, которую знает каждый, от мала до велика, от многолюдной Ревии до пустынных равнин у Окраинных гор - об отважном молодом кузнеце Хупе, который неизвестным людям и поныне гномьим волшебством сотворил непобедимое оружие и подарил тем самым победу над орками.
* * *
- Мама, расскажи мне какую-нибудь легенду, - маленький гмур нетерпеливо поерзгал среди подушек.
- Какую ты сегодня хочешь, Пух? – спросила мама, подтыкая одеяло поплотнее.
- Страшную, - округлил глаза малыш. – Но чур настоящую!
- Хорошо, - кивнула в ответ мама и уселась поудобнее на кровати сынишки, погладила по непослушным вихрам. – Знаю я одну. Про вторую оркскую войну, про жестокого короля Радима, про долгую осаду Ревии и про страшное предательство оружейника Хупа...
Затаив дыхание, внимал малыш маминой сказке, и в любопыпных его глазенках сияли отблески великих деяний прошлого.
|
|