Понятие «духовная автобиография» применимо к произведениям, рас-
крывающим жизнь писателя в ценностно- смысловом акте творчества.
Современные исследователи справедливо связали возникновение в литературе 20 в. романов этого типа с художественными открытиями модернизма, в частности с опытом М. Пруста, И. Бунина, В. Набокова, Б. Пастернака и др.
При известной разности, романы этих писателей сближает стремление авторов не к объективации картин жизни, а к углублению в процессы сознания творческого субъекта. Жанр «духовной автобиографии» предполагает не изображение событий в их объективной связанности, а художественное исследование феноменологии сознания лирического героя.
Ю. Мальцев, сравнивая «Доктора Живаго» Б. Пастернака и «Жизнь Арсеньева» И. Бунина, определил их жанр как «феноменологический роман».
Подобный опыт отражают и романы Г. Газданова. «Вечер у Клэр» - одно из активно исследуемых произведений этого писателя. Большинство его интерпретаторов (Г. Адамович, Л. Диенеш, Ю. Бабичева, С. Семёнова и др.) видят в Газданове представителя экзистенциализма, предвосхитившего философско-художественные открытия А. Камю. Другие исследователи (например, С. Никоненко) полагают, что «Вечер у Клэр» это роман-воспоминание в классических традициях «Детства-отрочества-юности» Л. Н. Толстого. Прочтения же «Вечера у Клэр» как романа «духовной автобиографии» пока не предложил никто.
В контекст русской феноменологической прозы «Вечер у Клэр» поставил И. Сухих. Исследователь заметил, что в романе Газданова, как и в бунинской «Жизни Арсеньева», биографическое время оказывается «глубоко периферийным», отступает перед повествовательным здесь-и-сейчас. Так же, как «Жизнь Арсеньева», это не воспоминание о жизни, а воссоздание писателем своего её восприятия (т. е. новое «восприятие восприятия»).
Исследователь видит главным открытием Бунина то, что «прошлое в романе «Жизнь Арсеньева» заново переживается в момент писания, и потому мы находим не мёртвое «повествовательное время» традиционных романов, а живое время повествователя, схваченное и зафиксированное (и оживающее каждый раз снова перед читателем) - во всей своей неотразимой непосредственности… объект и субъект слиты неразрывно в одном едином контексте». (Ю. Мальцев)
Примерно то же самое можно сказать о романе «Вечер у Клэр», однако Газданов более пристально, чем Бунин, всматривается в экзистенциальные процессы своего повествователя, эксплицируя их в сюжете «потока сознания», типичном для европейского романа 20 века. Это явление Л. Колобаева назвала «хронотопический психологизм», характеризующийся тем, что «образы меняющихся пространственных и временных восприятий, смены точек зрения на окружающее, отражённо, косвенно освещают душевные состояния, чувства, переживания и мысли героя» Иначе говоря, повествование состоит из картин-апперцепций, вытесняющих объективное биографическое прошлое. Даже такие важные этапы детства и юности героя, как гимназия, кадетский корпус и гражданская война, представлены фоном разворачивающихся внутренних событий Коли Соседова. В «Вечере у Клэр», - заметил И. Сухих, - исторические горы превращаются в событийных мышей». Многочисленны упоминания реальных исторических лиц; теоретиков анархизма: М. Штипнера и П. Кропоткина, Махно, Петлюры, Ю. Саблина, однако герой–повествователь подчёркивает полное безразличие к реальному соотношению сил в гражданской войне и случайность своего участия в ней. Все описываемые в романе события, предметы, персонажи явлены сквозь призму «вселенского» авторского сознания и воспринимаются как образы-знаки, которыми оперирует это сознание. Позицию автора в романе можно обозначить словом «созерцатель», или наблюдатель.
Сюжет развивается не как воспоминание о жизни, а как воссоздание повествующим «Я» своего восприятия жизни и переживание этого восприятия.
Внешнее действие романа, его фабула охватывает небольшой промежуток времени. Рассказчик, оказавшись в ситуации первой близости с женщиной, которую полюбил в юности и о встрече с которой мечтал десять лет, вспоминает вместившиеся в этот отрезок времени события собственной жизни, а также предысторию знакомства с Клэр. В сюжете же газдановские детство-отрочество-юность становятся исследованием не внешней, реальности, а феноменологии его сознания, его точки зрения, взгляда на мир. И. Сухих в связи с этим отметил, что другие персонажи «Вечера…» даны «лишь в процессе их осознания центральным персонажем». Это наблюдение прежде всего касается Клэр. Речь у Газданова идёт не о поиске идеала любви и женской красоты, а скорее, о возможности обретения смысла жизни и восстановлении единства себя и мира. Однако трагическое открытие заключается в том, что через преодоление ощущения внутренней неполноты лирический герой Газданова приходит к ещё более глубокому чувству экзистенциального одиночества. Ф. Гёблер пишет, что представление о Клэр как о смысле жизни превращается в сомнительную фантазию, что, в свою очередь, ставит под вопрос предполагаемое телеологическое обоснование цепочки воспоминаний. Авторское сознание сосредотачивается на абсолютной невозможности ответить на вопрос: «В чём же смысл жизни?». Структурно это метафизическое вопрошение реализуется прежде всего в особом способе пространственно-временной организации повествования.
Ф. Гёблер различает в ней три временных яруса: уровень повествования, уровень воспоминания как процесса и уровень воспоминаний-событий. Сплетение трёх хронотопических ярусов даёт писателю неиссякаемую глубину постижения жизни. Они формирую то свойство газдановской прозы, которое Л. В. Сыроватко назвал «кристалличностью»: видение одного и того же явления с разных точек зрения, «плоскостей», временных и пространственных ракурсов, которые смыкаются в «одном ребре». Повествование ведётся не в момент описываемых событий, а принадлежит к более позднему времени, которое не уточняется ни хронологически, ни ситуативно. Ясно только то, что встреча с Клэр как сюжетное обрамление романа и вытекающая из этой встречи цепь воспоминаний представляются автором событиями прошлого. О воспоминаниях всё время говорится в пршедшем времени, при этом зачастую используется временное наречие «теперь», отсылающее нас к моменту действия обрамляющего повествования: «В моей памяти возникал», «теперь я вспоминал». Господствующим является временное наречие «однажды», с помощью которого рассказчик избегает точных временных обозначений, а также установления приблизительной хронологии событий.
Подобная диахронность, т. е. время, о котором повествуется и время, когда повествуется (и частая переброска из одного времени в другое…) присутствует и в бунинской книге «Жизнь Арсеньева». Временное наречие «сейчас» объединяет два хронотопа в третьем- «абсолютном настоящем». Этой трёххронностью даются не три момента времени, а время «раскрывается одно внутри другого до бесконечности» и таким образом разрушается «рельеф времени».
У Газданова главным хронотопическим ядром, объединяющим эти три яруса, оказывается «душа автора, память его» (Н.Оцуп), «внутренняя вселенная» лирического героя. Для того чтобы изобразить столь тонкую и неуловимую грань внутреннего мира человека, писатель избрал стратегию преодоления времени. Временем не мотивируется ни одно событие, время оказывается несущественным, ибо герой достиг состояния вневременности путём преодоления неполноты своего существования. В такие моменты значимым оказывается не то, что было когда-то или могло было быть, и не то, что произойдёт в перспективе. Перед глазами героя проходит вся жизнь как один миг в нелинейном течении многоуровнего сознания.
«Вечер у Клэр», таким образом, прочитывается как поток непрерывно меняющегося саморефлектирующего сознания человека. В романе нет деления на главы, а принцип организации повествовательных дискурсов близок к полному отсутствию событийного сюжета. Неразрывность же в едином контексте объекта и субъекта даёт основания видеть в газдановском повествовании первый для русской литературы опыт феноменологического романа.
|
|