(Завершился на страницах самиздата литературный проект о морском офицере Старове, как собирательном образе моих друзей, многим из которых в нашей стране не удалось дожить и до сорока лет. Пусть им земля будет пухом, а море домом…..
Дорогих мне читателей прошу простить за случайные совпадения фамилий и событий связанных с ними).
05.12.94 года. Отворились двери следственного изолятора ИЗ-45/1, что на Арсенальской набережной в Санкт-Петербурге, и выпустили на свободу очередного узника. Адвокат привез постановление суда об изменении меры пресечения, и началось томительное ожидание подготовки спецчастью необходимых документов, после нудного и формального опроса:
- Ф.И.О?
- Старов Виталий Николаевич.
- Время и место рождения?
- 01.06.56 г. Владивосток.
- Место постоянного жительства?
- С. Петербург, Заневский № кв №.
- Место работы?
- Военный пенсионер.
- Судимости?
- Нет.
- Семейное положение?
- Холост. - Голос смягчился: Воевал? - Начальник оперативной части подполковник Павловский поднял от бумаг усталые глаза.
- Да, нет в Анголе, на пляжах загорал.
- Ну, ну! И Красная звезда, за то, что африканок дрючил. Ладно, герой, пальчики откатаем и на свободу. Не вздумай в жулики податься, а то снова в Кресты вернешься! Вашего брата тут последнее время хватает.
Старов долго смотрел на лист бумаги зеленого цвета, пока шныри суетились с железными запорами (Шнырь - осужденный из хозяйственного блока - жаргон). В голове было пусто. Глаза машинально бегали по строчкам справки об освобождении, означающей, что ему изменена мера пресечения в связи с амнистией. – Свобода! – Это желанное слово ударило в мозг и сладкой истомой прокатило по всему телу. Свод тюремного коридора уже не казался таким низким, и свежий ветерок заледенелой Невы ворвался в него, напирая и выталкивая специфический запах всех тюрем.
Старов и не помнил, как перешагнул зыбкую грань неволи и воли, и временно оглох от рева автомобилей, пробивающихся по грязному снегу набережной. После трех месячного пребывания в переполненной камере следственного изолятора, бензино – газовый чад, вдыхаемый полной грудью, показался нектаром. Он оглянулся на красно-темные кирпичи, сложенные неведомым мастеровым людом в стены легендарной тюрьмы Питера более ста лет назад, и оказался в объятиях Сени Пономарева - однокашника по военно- морской академии или просто Пономаря, по привычке, оставшейся еще с училища, которое они тоже вместе оканчивали на его малой родине.
Сеня нахлобучил на посеребренный ежик волос норковую шапку и, радостно, взахлеб, говорил и говорил, не выпуская из утробы кожаной куртки - флотского альпака, своего лучшего друга, который едва дотягивал ростом до его могучего плеча.
- Пономарь, выпусти на воздух, а иначе я задохнусь от парфюма. Ты его проливаешь, когда пьешь? - Старов наконец высвободился, стукнувшись лбом в бутылку конька.
- Нет дружище, только коньячок! Помнишь ченч - ты свою комнату мне для утех с девицами с Охотничьего домика, а я тебе коньячок запретный в эпоху сухого закона? - Друзья рассмеялись, и Старов, запрокинув пузатую бутылку, сделал несколько приличных глотков, пока из рытвины выбирался к ним «Жигуль" пятой модели. Согнувшись пополам, Понамарь едва разместился на заднем сидении, подпирая головой подволок пятерки и уступая место Старову на переднем.
- - Шеф, на Марата в баню! - Пятерка пробуксовывая, тронулась.
- А потом, Виталик, - "Невский!". Идет, традиций не нарушаем?!
Пивной бар на Невском проспекте гудел встревоженным ульем. Старов сосредоточенно слушал Пономаря, который кричал ему почти на ухо: "Виталий, поверь если бы не она, тебе железно светила колония". - Нина Семеновна оплатила лучшего адвоката, заметь у нас в Москве. Это первое. Второе бросила театр и устроилась диктором на один из московских телеканалов. Перебралась жить в Москву. Адреса не знаю, врать не буду. Мой шеф, ее бывший поклонник еще с Дальнего Востока, говорил, что видел ее в приемной на Старой площади. Третье, завтра утром она будет в Питере, в 8.30. Встречать поедешь один, потому сегодня ночью я улетаю - служба брат! Пономарь разлил пиво по высоким стаканам и принялся умело разделывать крупную, икристую тарань.
- Подожди Сеня, не грузи. Она в Москве? Работает на телевидении, а как же ее колоратурное сопрано, многочисленные поклонники в адмиральских звездах?
- Не рисуйтесь гражданин со справкой. Да, вы не адмирал, но из всех поклонников эта женщина выбрала вас!
- Подожди, здесь вообще темный лес, на кой я ей сдался!
- Во, дает! Я ему битый час толкую про идеал влюбленной женщины, которая вытащила его из тюрьмы. Дурень, ты Старый. Нина Сергеевна любит тебя по настоящему!
- Ох, Сеня не все так просто. Про пистолет знала только она. По возвращении с Анголы, когда меня перевели на Камчатку, мы с ней вдвоем ездили на пикник к океану. Там, разгоряченная красным вином, палила из моего Вальтера, причем очень классно. В Крестах я долго думал об этом, и был уверен, что великая актриса, могла, совершенно не вникая в суть, ляпнуть кому-нибудь из многочисленных поклонников, что умет стрелять из пистолета……Допустим, тому же особисту Иванову. Она ведь спала с ним, когда я был в море. – Старов с силой сжал кулаки и уткнулся в них лицом, крикнув: "Гарсон, водки"!
- Ладно, сменим тему, давай, Пономарь лучше выпьем за узников. Между прочим, в разные годы узниками Крестов были такие известные люди, как будущий глава временного правительства Александр Керенский, большевик Лев Троцкий, историк Лев Гумилев, будущий маршал Константин Рокоссовский, артист Георгий Жженов, поэт Иосиф Бродский.
- Согласен, за них и только за них, в компании моего друга Старова, который не при каких обстоятельствах туда больше не вернется!
- В России от тюрьмы и суммы не зарекайся, дорогой мой Сеня, так что за всех узников, - Старов влил в себя фужер водки.
- Едва нашел воины! Хорошо сидим! - Крепко прижав к себе, сзади навалился Олег Чабанов.
- Ба, сам командир, а ныне - банкир! Собственной персоной пожаловали. Б-о-ль-шой че-ло-век в северной столице! - Запел Пономарь, пожимая протянутую руку. - Я тебе говорил, еще в парилке, что он приедет!
Старов обернулся, раскинув руки, перед ним стоял его бывший командир капитан 2 ранга Чабанов. Мысли метнулись в недавнее прошлое, и африканский континент замаячил на горизонте ночным ангольским городом Намиб.
Всесильный финансовый магнат Чабанов договорился по радиотелефону о пропуске его машины к трапу самолета и мирно всхрапывал на переднем сидении Кадиллака.
Серая мгла утра резалась свистом турбин красавцев лайнеров, грациозно расползающихся по стоянкам и не спешно вкатывающихся на взлетную полосу. Распластав крылья, 154-й под мелодичный голос диктора о прибытии рейса из Шереметьева садился в морозную дымку аэропорта Пулкова. Старов в растерянности снял шапку. Он ждал. Боялся встречи и хотел увидеть эту женщину. В голове крутилась фраза, посвященная ей, но которую не дали написать в день ареста: "Ты одета в солнечный свет, заря твой пеньюар"….
Она прижалась к гладко выбритой щеке, потом резко отстранилась от него и погладила виски. В подсветке иллюминации аэропорта они казались пепельными. Снова прижалась и тихо спросила: "Avant tout dites-moi, mon cher, comment vous allez? (1).
- Voila, I avantage d etre bandit. Vous pouvez lever les yeux sur les bonnes dames de la nobless, - задумчиво и нежно нашептывал ей Старов в завиток волос. (2) Он задыхался от нежности и божественного аромата, исходившего от ее сильного тела, неистово желал ее и ненавидел. Она шептала: «Прости, прости меня. Виталик, дорогой. Я дьяволица, это все из-за меня! - И крупные слезы скатываются через его пальцы в манжет рубашки. Он осторожно вытер слезы, поцеловал в обрамление мелких морщинок, которых стало значительно больше вокруг глаз, и весело крикнул: "Дорогая моя, тот, кто никогда не сидел в тюрьме, не сможет понять человека, в ней побывавшего. Сегодня не будем о грустном! У нас впереди рождественский вечер на Серебренном озере! Командир, просыпайтесь, Ваш Боливар унесет троих?! - Старов взял великую актрису на руки и понес к мигнувшим фарам шикарного авто.
Она, не отрываясь, смотрела в его лицо, и вдруг поняла, что нет больше капитан 2 ранга Старова, перед ней другой человек. Тот Виталий, которого страстно любила, которого никогда не ждала с морей - с этой проклятой стихии – разлучницы, остался там в тюрьме. Зажмурив глаза, она последний раз впилась в его губы и соскользнула из рук.
Она не шла, а летела в лучах фар Кадиллака к новому для нее рождественскому вечеру в Москве.
Старов смотрел ей вслед и думал: «Si, bien faty et la beaute du diabl» (3).
Он стал думать по-французски по совету нового сибирского друга Фрола – отца и спасителя, смотрящего камеры знаменитых Крестов: «Хороший, ты парень, Старый, но кричишь много по ночам! - Коли базаришь по ихнему, и думай так же... Гэбэшники народ ушлый, коли ты их крестник".
Молодой официант осторожно ставит перед Президентом крепко заваренный чай с лимоном. Президент слушает двух корифеев юстиции, прикрыв глаза.
"Бесмертные", как окрестила федеральных судей его любимая дочь, украдкой бросают взгляды на маску - лицо, и продолжают негромко полемизировать о роли прокуратуры в правовом пространстве страны после октябрьских событий 1993 года. Среди их нет председателя Конституционного суда. Президент подписал Указ о Конституционном суде, который по его словам - "дважды в 93 -м ставил страну на грань гражданской войны и сыграл пособническую роль октябрьским событиям", по этой причине главного "бессмертного" - председателя Конституционного суда в кабинете и не должно было быть. Сегодня решалась судьба Генерального прокурора, который публично высказался о негативном отношении к амнистии из-за многочисленных человеческих жертв в результате вооруженного мятежа в столице.
Прикрыв глаза, под бормотание судей Президент думает, скрывая накапливающееся раздражение. Рука машинально тянется к кнопке вызова. Дверь тот час бесшумно открывается. На пороге появляется знакомая фигура телохранителя, генерала и верного друга в одном лице.
"Бессмертные" замолкают, потупив взор. Генерал, громко докладывает: "О необходимости позвонить генеральному прокурору лично Вам, передано помощнику. Самого прокурора уже разыскивают!"
Президент взрывается и сносит на ковер серебреный подстаканник.
- Эх, работнички! Если не я, все болтались бы на фонарях еще в октябре! От одного надо битый час ждать звонка. Другие голову морочат о дефляциях, инфляциях, приватизации! Стражи его величества Закона невнятно перешептываются о проблемной юрисдикции новой Конституции, которую приняли-то на днях! Напоминают об ограниченных правах президента, по которым я не могу и пальцем тронуть муху в регионе, если она депутат или Губернатор, там какой! - Он криво улыбнулся.- Да, кстати с Мухой, совпадение удачное! Всю аналитику по Н-ску на стол! Кто тогда я, всенародно выбранный президент или ваш, топ, как его, "яти "- Менеджер.
Звони генерал, от меня, звони Александр Владимирович, прокурору - не--мед--ле--нно! - Федеральные судьи под ненавидящим взглядом телохранителя вжались в инкрустированные золотом приставные кресла и молчали. Молчал и Президент, вслушиваясь, как неведомая рука начала обжимать сердце.
Он принял лекарства и закрыл глаза. События тех дней калейдоскопом картинок понеслись в памяти.
3 октября 1993года. Совещание в загородной президентской резиденции проходит, как обычно: накатив с утра 150 грамм водки, он лично рассаживал тогда "узкий Круг" за хорошо сервированный стол". С веселой деловитостью вникал в ситуацию о сторонниках свихнувшегося председателя Верховного Совета. Накладывал табу на разговоры о предателе вице - президенте и радовался, что его святейшество Патриарх продолжает промывать мозги сторонникам бунтовщиков. Утро начиналось просто замечательно; шутили, выпивали под осетрину и выражали общую уверенность, что все скоро закончится - они гарантируют. Лишь один министр внутренних дел, ерзал на стуле и бурчал, что, якобы, надо с министром обороны переговорить, которого за столом не было: - "Бздит народного бунта, герой хренов!"
- С тебя 100 долларов, договаривались матом не вы--ра--жаться!" - Кто следующий? - Кругом одобрительный гул. Под тосты за здравие обсуждали итоги прошедших выборов и успокаивали, ни в меру разошедшегося руководителя президентской администрации:
"У нас какую партию не создавай, брат, все равно коммунистическая получится, так что лучше наливай". - Балагурил премьер, и шутка прошла. Президент весело смеялся, запив водку сухим вином. Но он отчетливо помнит сейчас, что именно в этот момент волнами начало накатывать предчувствие опасности, знакомое с детства.
Прием в загородной резиденции окончен. Министры разъехались по дачам, он пошел спать. В спальне по внутреннему телефону связался с преданным телохранителем и приказывает готовить для переговорщиков последний Ультиматум.
Через час в столице начался вооруженный мятеж!
Автобусы с вооруженными людьми на полной скорости летят в сторону телестудии, что известить миру о новом главе государства: вице -президенте, генерале - Герое Советского Союза, поддерживаемом демократической оппозицией и всем народом необъятной страны. Завязывается уличный бой между охраной Останкино и мятежниками. Техника, люди, автоматные очереди, разбитые лица, мат, крупные осколки витрин вкривь и вкось - все смешивается в последних кадрах отчаянного корреспондента.
В сознании отчетливо всплыл контур настенных часов загородной резиденции и обнаженные нервы, торчащих кабелей отключенных телефонов. Часы ухнули 18 раз, известив, что пора! Президент тяжело встал с кровати и начал рассматривать себя в зеркало. Оно беспристрастно отображает седую, взлохмаченную, опухшую рожу запойного мужика.
Помощник и пресс-секретарь толкаются под дверью и перешептываются: "Этого нельзя делать - у него такое лицо и голос, что горожане подумают бог весть, что! - и мнут листы с коротким заявлением первого лица государства. В глубине резиденции начальник его охраны кричит по телефону первому заместителю обороны страны - члену корреспонденту Академии наук о необходимости возглавить оборону зданий министерства.
Тишайший академик тем временем долго возится с бронежилетом. Наконец, надев его, трясущимися руками запихивает под штатский костюм "Стечкина", при этом, принимая бодрый доклад безусого прапорщика, посланного двумя взводами на усиление, об охране объекта особой важности: ….."надо окликнуть: "Стой! Кто идет! Затем выстрел воздух! А потом уже стрелять на поражение!"
Оттолкнувшись от зеркального двойника, президент слабой походкой двинулся в сегмент света, от приоткрытой двери спальни, и потребовал к себе своего личного врача, телохранителя и Министра спорта.
Горячие и ледяные струи бьют по воспаленным мозгам. Железная воля собирает в кулак последние силы. Главный спортсмен страны ждет Президента с халатом в предбаннике, чтобы закутать, спрятать лучшего друга, не пустить к бунтовщикам. Он еще не знает, что шеф принял окончательное решение - вступить в борьбу.
Звериное чутье гнало его в Министерство обороны, вдоль которого сновали стаи чеченских и преднестровских волков, одичавших псов "союза офицеров" и "союза национального единения". Люди готовые сражаться с властью именно с оружием в руках выплыли словно масса дерьма вместе карликовыми партиями национально-социалистической ориентации, которые возникали, как на протестной почве правительственных реформ, как грибы после дождя под радостное улюлюкание крепких коммунистических вождей в кожанках. Поток ежедневно вбирал в себя останки кораблекрушения Советской империи, которая мирно и тихо распалась при личном участии Президента и его друзей.
Осенняя ночь проглатывает вертолет с Президентом и выбрасывает на Ивановской площади столицы, чтобы в случае неблагоприятного развития событий вывезти в безопасное место.
Вскоре непокрытую седовласую голову видели на Знаменке, где ему пришлось отдать лично письменный приказ Министру обороны: "Подавить вооруженный мятеж в столице, немедленно!"
Он сейчас слышит свой осипший голос по ночному радио:
"Я обращаюсь к своим согражданам!" - Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в столице нашей горячо любимой страны будет подавлен в самые кратчайшие сроки…Идут бои, и льется кровь. Свезенные со всех сторон боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения. Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир в Москву входят войска….
Он долго размышлял и пришел к выводу, что до подавления мятежа сам был одним из нескольких политиков, которые вели борьбу за власть. Сегодня накануне рождественских праздников он стал полноправным хозяином России. Страны, которая пала к его ногам, но он не воспользовался победой, чтобы стать Диктатором!
Президент вдруг вспомнил те прекрасные, умные глаза, напротив: "Ох, утонуть бы в них, разнежиться на простой русской перине после жарко протопленной баньки! Ее завораживающий голос пленил и очаровывал, что вникать в смысл вопроса не было и желания. Хотелось просто слушать и любоваться прекрасной женщиной.
- Коль скоро вводится институт избираемого монарха, то надо мириться с тем, чтобы появился двор, будет в нем своя камарилья, будут те кто ближе к монарху, и что дальше?. Шучу конечно, но вместе с тем, господин Президент?! - Президент молчит. Он ослеплен ее красотой. Она великая актриса чувствует, что нравится ему. Игра взглядов и слов. Оба знают, что проведенные в телеэфире полчаса - запись и ее прогонят через горнило политической целесообразности и протокола. Но это восхитительная женщина ждет от него правды, которую знают все. Ее глаза кричат: "Вы не Диктатор!" - Вы дали волю бунтовщикам в России, помиловав их, неважно чьими руками! Что это в истории новой России: "Сила или наоборот Слабость"!
- Эх, почувствовать сладкий мед аппетитных губ, а не врать про особую тактику заманивания бунтовщиков, чтобы нанести решающий точечный удар. - Лучинки глаз зовут. И он неожиданно рубит фразу: "Нет, Вы абсолютно правы - я не диктатор, демократические процессы будут сохранены. Народу России не грозит ужасы тоталитаризма….
Воспоминания прерываются сдержанным возгласом телохранителя: "Дозвонился, мать его! До генерального прокурора дозвонился! Господин Президент!".
- Нажми громкоговорящую связь! - "Бессмертные" встают и, пожимая протянутую руку президента, покидают кабинет.
"Есть"! - Динамик мигает зеленым глазком и начинает витать в гробовой тишине диалог двух не последних лиц в государстве - одного в силу личной дружбы с Президентом, другого в силу полномочий, которые он дал ему вместе с прокурорским кителем. "На Ленинских горах в Доме приемов будут все высокопоставленные лица. Алексей Сергевич, Вы должны там быть"!
- Извините, Александр Владимирович, я вообще генеральный прокурор, а там будут должностные лица исполнительных органов власти, за которыми я осуществляю функции надзора. Поэтому я не могу участвовать в этих компаниях.
- Как вы не можете участвовать, постойте, там же будет Президент с супругой?! Все, будут с женами и семьями!
- Моя жена живет в Сибири.
- Я, сейчас дам команду, ее привезут!
- Нет, еще раз нет, благодарю, потому что я хочу встретить Рождество в Омске.
- М-да, что же приятного Рождества - и супруге тоже. Да, чуть не забыл, у вас же встреча с Министром спорта на большом корте! - И, телохранитель, заискивающе улыбается перед шефом, прикрыв трубку рукой, хотя нелицеприятный разговор слышан в каждом уголке кабинета. Тон голоса на другом кольце провода срывается на фальцет:
- Не играл и не играю в теннис. Извините, но из спорта предпочитаю лыжи!
- Ну, как же все играют, А, вы не будете играть, это Алексей Сергеевич, как-то странно.
- Что же делать, я очень странный человек. Надо мои странности уважать. - Пошли громкие короткие гудки.
Телохранитель осторожно выключает громкоговорящую связь и ждет очередной команды.
Президент молча встает и подходит к окну. Диск полной луны завис над - кремлевской стеной, погостом его бывших учителей. Они были разные, но одинаковые в одном: "Жесткое государство в отношении своих граждан лучше слабого перед врагами!" Замечательные слова одаренного тележурналиста, кажется Малечи его фамилия, надо бы присмотреться к нему, как возможному помощнику.
- Александр Владимирович, - голос Президента спокоен, порекомендуйте в администрации проанализировать повнимательнее статьи, выступления некого Малечи. Мне кажется - толковый парень! Ведь он натолкнул на мысль, что пресса и наша и отечественная скоро зададут вопрос о погибших в октябре 1993. Цена ответа - американские деньги! Прокурор один из немногих государственных чиновников знает достоверно эту цифру, поэтому и протестовал против помилования мятежников, а сейчас начал демонстративно показывать зубки.
Но, не это главное, вопрос с прокурором решен. В душе зацепили слова этого самого Малечи: "Либеральное окружение Президента убеждено что слабое государство лучше безжалостного на данном историческом отрезке времени" - Возможно, это и так, но он как Президент намерен проводить национальную политику государства в русле принципиально новой доктрины: "Безжалостное к террористам Государство лучше бессильного!"
- Хорошо, пусть бывший прокурор летит домой. В рождественский вечер обойдемся без стражи его Величества Закона, и пригласите ту телеведущую, которая задала вопрос о Вас - камарильи. - Президент весело рассмеялся и включил московский канал, на котором вскоре появилась прекрасная и строгая Нина Сергеевна Радченко - восходящая московская звезда.
1. Прежде всего скажи мне, мой друг, как ты? (фр.)
2. Вот преимущества бандитизма - любоваться светской женщиной (фр.)
3. Да, прекрасно сложена и дьявольски красива (фр.)
|
|