НОЧЬ, УЛИЦА, ФОНАРЬ, ГУДЗОН
В декабре в Нью-Йорке темнеет рано. В восемь часов - глубокая ночь. Улицы в этой части города совершенно пусты, но дорога до временного пристанища тщательно изучена, поэтому три квартала от метро Зоя пробегает быстро.
Горят фонари, сверкают, переливаясь, украшенные лампочками деревья, влажный ветер беспрепятственно гуляет по городу, шевеля тщательно развешенную иллюминацию и шурша газетами на асфальте. Скоро Рождество. В центре на Манхеттене каток, днем катаются детишки, вечером взрослые, магазины зазывают прохожих, звучит музыка, народ весел, озабочен, и сыт.
Зоя приехала из голодной Москвы, - пригласила подруга, уехавшая 4 года назад. У той возникли проблемы в семье и со здоровьем. Поэтому Нью-Йорк у Зои – перевалочная база перед поездкой в городок Наягру, где подруга снимает маленький домик. Поездка предстоит длительная, ночь в автобусе, и Зоя заранее волнуется.
Беда в том, что у нее, совершенно неспособной к языкам, в памяти остались лишь обрывки обиходных французских фраз, которые она истово учила в школе и в институте. Что они означают, она давно забыла и не вспомнит даже под пыткой, но как красив, подлец, музыкален и певуч, и она опять и опять с удовольствием повторяла эти фразы, перекатывая их во рту, как морские камешки. Так что в анамнезе – калека французский, тщательно зашитые в пальто 200 долларов и некоторым образом за тридцать. Обратный билет, дешевый, выстраданный, она решила оставить в Нью-Йорке, во временном пристанище, предоставленном ей троюродным братом. Он с семьей давно уехал из Москвы и после многих бесприютных лет осел в Америке, где внезапно преуспел, купил квартиру, несколько машин и начал гордо принимать родственников, на день-два заезжавших к нему поглазеть и поахать по поводу его великолепной устроенности. Благодаря московской дружбе, Зоя выпросила себе неделю, чтобы посмотреть на девятое чудо света, адаптироваться и приобрести билет в Наягру. Приют дали, даже кормили, но дальше сама, голубушка, мы не можем с тобой таскаться, работаем, знаешь ли, и не так, шаляй-валяй, как вы в своей поганой Москве, а вкалываем в поте лица, поработай как мы, неизвестно, выживешь ли…
. Зоя растерялась, и попросила показать ей хотя бы дорогу до метро. Не показали. Нарисовали план, сунули ключ и вперед на самоокупаемости. Было трудно не только правильно войти в метро, но и понять, сколько что стоит, где меняют и куда бросают помененое. Узнала про квотер, разобралась в схеме подземки и уже к вечеру разглядывала огромную светящуюся рекламу на 6 авеню.
Обратно добралась благополучно, уж больно тщательно запоминала в первый раз дорогу. Через день весьма деловито обследовала центральный парк, старательно шагая по крайней дорожке. Зашла в музей, ура, смогла правильно заплатить за билет, все осмотрела, настроение поднялось. Днем перехватила в дешевой закусочной вместе с безработными и бомжами. Побывала на Бродвее, поглядела на театры и поняла, что не понравилось, бедненько, грязно. Через три дня Зоя осмелела настолько, что, попав на свою станцию, решила, - к брату идти совершенно не хочется, и можно погулять по округе.
На часах было восемь, народу никого, с Гудзона тянуло сыростью. Район считался белым, а это означало – безопасным, в кукольных домиках обитал средний класс с дисциплинированными детьми и породистыми собаками. Где-то рядом должна была находиться набережная и огромный мост, соединяющий их район с Манхеттеном. Зоя опрометчиво завернула за угол, подумав, что здесь то она точно не заблудится, и побежала, увлекаемая ветром. Еще через поворот она покрутила головой, с тревогой разглядывая незнакомые улицы, но успокоила себя тем, что дом, где жил брат, был достаточно высоким в пять этажей, и найти его будет не сложно. За следующим поворотом показалась набережная, слева гордо парил красавец-мост. В Москве даже на Тверской зажигались теперь не все фонари, а тут ажурный сказочный мост переливался и сверкал. Он был освещен так ярко, что даже издали можно было различить цвета и марки проносящихся машин. В отражающей черной спокойной воде терялась городская суета, и он выглядел как величественный подземный дворец неведомого хозяина. Казалось, скоро дворец обязательно всплывет, и хозяин начнет свой неторопливый обход.
Зоя понимала, что перед ней часть свободного океана, запертая в бетонные набережные, и ей сделалось страшно, ну, как, рассердившись, океан поднимет спящую кудлатую голову, и решит освободить от оков свое дитя. Вздох, один только вздох разгневанного чудовища смоет с лица земли этот город. А пока Манхеттен кокетливо сиял вдали небоскребами. Башни-близнецы, предмет гордости брата, украшенные сверху гирляндами красных фонарей, казались еще более внушительными, чем днем. Зоя подумала, что эти гирлянды ограничивают рост башен, и если их убрать, то каждую ночь они смогут увеличиваться на этаж, стремясь в своем тщеславии, дорасти до неба. Замерев, она стояла у парапета, слушая голоса ночного города. Небо было чистым с яркими крупными звездами, которые нехотя складывались в незнакомые созвездия. Зоя поежилась, Гудзон, казалось, признал ее своей, и щедро делился холодной влагой. Захотелось в тепло, к каше с изюмом, к чаю и русскоязычным журналам, раскиданным по прихожей. Повернувшись к домам, Зоя вдруг с ужасом поняла, что совершенно не помнит ни названия своей улицы, ни номера дома. Она растеряно стояла, держась рукой за парапет, и понимала, что люди появятся здесь только утром. Повернувшись к воде, Зоя горестно прошептала, «И все ты, знакомиться ведь пришла, выручай теперь…» Она прикрыла глаза и вдруг явственно увидела обратный адрес на конверте. Крупно выделялось только название улицы «95 стрит», номер дома был написан так мелко, что Зоя как не напрягала свой мысленный взор, разобрать не могла. Что ж, и это замечательно. Порывшись в сумочке, вытащила косметический карандаш и на руке написала - 95 st.. Теперь кого-нибудь бы найти. Мимо на бешеной скорости неслись машины, но у Зои даже желания не возникло их притормозить. Она наклонилась и крикнула в темную воду, «Спасибо за улицу». Тут в сознание вклинился какой-то посторонний звук, и, повернувшись, она увидела бегущего человека. В шортах, в кроссовках, с повязкой на лбу, он бежал размашисто, сосредоточенно вглядываясь себе под ноги, чтобы не ступить в собачью кучку. Зоя подпрыгнула от неожиданности и кинулась следом с криком «Мсье, - и по-русски, - подождите» Мужчина нервозно оглянулся и побежал быстрее. Зоя тоже увеличила скорость, продолжая кричать. Вчера вечером, решив приодеть, ей выдали пеструю, бархатную, длинную юбку. Зоя с сомнением разглядывала это цыганское безобразие, но ее уговорили, что здесь, дескать, так ходят. Действительно, днем никто пальцем в нее не тыкал, но Зоя никого в подобном одеянии не встретила.
Подобрав мешающий длинный подол, Зоя в своих зимних расхлюпанных сапогах большими скачками неслась по набережной, выставив для большей убедительности руку, с написанной на ней улицей. Она понимала, что если мужчину поймать не удастся, придется ночевать под кустом. Через пять минут бешеной гонки, расстояние между ними стало сокращаться. Мужчина сбавил скорость, видимо поняв безнадежность своего положения. Еще через пять минут, он остановился, держась за сердце. Зоя тоже притормозила, и шла, с трудом переставляя ноги. Вдруг она увидела, что мужчина вытащил из кармана шорт какой-то предмет и протягивает Зое. Он видимо принял ее за разбойницу и хотел откупиться долларами. Держась за горло, в котором билось из последних сил ее несчастное сердце, Зоя протянула к нему руку с надписью и упала на колени, - сил больше не было. Рыдая, она вытягивала руку и твердила шепотом «Мсье, Мсье».
Мужчина, наконец, понял, что сидящая на земле женщина совершенно безопасна и что-то от него хочет. Он наклонился и посмотрел на надпись. Обессиленная Зоя твердила «Москва, рю, фрер». Вытащив, как ей показалось, рацию, он просипел в нее какую-то команду. Потом стал ходить вокруг, поднимая руки и тяжело дыша. Вскоре невдалеке бибикнул автомобиль. Выскочивший шофер уже поднимал Зою и тащил к машине. Брезгливо завернув длинную испачканную юбку, он засунул ее на переднее сиденье. На заднее - забрался сам хозяин и машина тронулась. Зоя продолжала плакать, шофер, не отрывая взгляда от дороги, влез в бардачок и вытянул оттуда пачку бумажных платков. Мужчина сзади что-то досадливо рассказывал шоферу. Немного поплутав, Зою подвезли к табличке на углу улицы, и, похлопав по плечу, заставили на нее взглянуть. «Да, - обрадовано закричала она, - Эта улица, спасибо». Слезы высохли, Зоя заулыбалась и попыталась выйти их машины. Но мужчина снова нажал ей на плечо и заставил сесть. Показался нужный дом. Выйдя из машины, он открыл Зое дверцу, и повел к подъезду. Зоя поняла, что ее собираются сдать с рук на руки. Дверь открыл раздраженный брат, но, увидев, что она не одна, отступил и заулыбался. Зоя обернулась, поблагодарила своего спасителя, и, деликатно выпростав руку, побежала по коридору в ванную. Вскоре вернулся удивленный и немного растерянный брат. Дождавшись, когда Зоя почистит юбку и приведет себя в порядок, недовольно проронил, что машина завтра будет у подъезда в девять, новый знакомый повезет ее осматривать город.
На другой день, в субботу, Зоя проснулась в 6 часов, и как не крутилась на надувном диване, заснуть больше не смогла. Мучило, что она совершенно не представляла, во что одеться в столь ответственный момент. Высушенную цыганскую юбку она отвергла сразу. Покопавшись в чемодане, вытащила сувенир, привезенный именно для таких неожиданных знакомых. Полюбовавшись еще раз сдержанной прелестью палеха, и затолкав коробочку в расшитый собственноручно мешочек, она натянула строгий джерсовый костюм и туфли, очень надеясь, что долго по улице гулять не придется. В сумочку положила маникюрные ножницы, на всякий случай, и толстый разговорник, снабженный объемным словарем. В девять Зоя тихо выскользнула из сонной квартиры и побежала на улицу. Ей в первый раз в жизни предстояло общение с иностранцем, и она очень нервничала. Спасителя звали Ричард, он был приветлив, немногословен, спортивен, хотя чувствовалось, что он не первой и даже не второй молодости. Растрепанные короткие волосы и полное отсутствие макияжа на фоне старомодного костюма и далеко не новых туфель, делали Зою похожей на провинциальную абитуриентку. Но яркие жадные глаза и бьющая через край доброжелательность быстро заставляли забыть о ее нелепом облике. Вскоре Ричард и забыл. Остановившись на набережной, и вырывая друг у друга разговорник, они старались узнать побольше о стране другого, кто как живет и чем дышит. Днем он повел Зою в так себе ресторан, но даже и такой скромный - вызвал новый прилив страха. Зоя и в Москве была там раза три, а здесь, пугаясь многочисленных вилочек, робко попросила стакан воды. Ричард удивленно посмотрел на нее, потом понял, и заказал обоим мясо на вертеле. Затем, медленно приподнимая приборы, принялся есть. Стоящая перед Зоей тарелка, источала такой аромат, что, плюнув на приличия и искоса взглянув, какими вилками пользуется Ричард, она набросилась на еду и, забывшись, уже собирала соус кусочком хлеба. Вечером он пригласил ее в театр, но, поняв, что ей трудно следить за действием, увез смотреть рождественскую иллюминацию. На другой день, к вящему неудовольствию брата, встретились снова, и вечером Ричард проводил ее на автобусную станцию.
А через неделю, Зоя, гуляя с детьми, увидела знакомую длинноногую фигуру. На смотровой площадке у водопада, перекрикивая шум воды, он сделал ей предложение. Переводчиком выступал старший сын подруги, девятилетний хулиган, который все оставшееся время, пока она жила у них, дразнил, доводя до отчаяния повторяя постоянно его слова.
С тех пор минуло почти пятнадцать лет. Зоя выучила язык, живет недалеко от родственников в огромной квартире, растит детей и тщательно следит, чтобы муж вовремя принимал лекарство и не очень уставал. С братом она не видится, тот не может простить благополучия, в котором живет теперь Зоя. Он обижен на судьбу, считает, что Зоя получила даром то, из-за чего он так много и тяжело работал.
Иногда Зоя с мужем вечерами гуляет по набережной, и каждый раз, любуясь мостом и глядя с жалостью на осиротевший Манхеттен, шепчет «Спасибо, Гудзон».
Виктория Л. Жукова 27-28 февраля 2006 г.
|
|