Тропа была очень узкой, осколки камней то и дело выскальзывали из-под ног и с леденящим душу свистом, сыпались вниз, в пропасть.
Люди медленно продвигались вперёд, потому что знали: стоит лишь сделать один неверный шаг, и возможности исправить ошибку уже не будет. Пропасть поджидала всякого, кто полагался на собственные ноги настолько, что недостаточно тщательно рассчитывал каждый следующий шаг. Ноздри обжигал острый аромат опасности, в воздухе терпко пахло неумолимо приближавщейся грозой. Чем выше они поднимались, тем отчётливее становился угрожающий гулкий шум в висках, словно тревожный набат колокола, этот звук становился всё громче, всё безжалостнее. Казалось, он вытеснял все мысли – одну за другой, люди не могли больше думать ни о чём, кроме подстерегающей их на каждом шагу опасности.
Люди шли один за другим, медленно, предельно осторожно, но не сбавляя шагу, ведь все они знали наверняка: малейшее промедление означало неминуемую гибель. Об этом знал каждый.
Люди шли уже много часов, а может и дней, большинство - не открывая глаз. Они страшились того, что предстало бы их взглядам: скалистых уступов, зияющей пропасти под ногами, предгрозового свинцово-серого неба, - совсем рядом, стоило лишь оступиться – и вот уже в ушах у обречённого, объятого паническим ужасом человечка, всё более напоминавшего тряпичную куклу, кувыркащуюся в воздухе, глумливо свистел ветер, и всего через несколько мгновений его едва различимая в полумраке фигурка разбивалась об острые камни внизу. Бешено ревущий и неиствующий прибой поглощал останки жертвы и на этом его история была завершена. Его образ в мгновение ока стирался в памяти тех, кто видел его живым. Им некогда было думать о тех, кому не повезло. Они заботились о собственной жизни. Всё остальное не имело значения. В их сердцах давно уже не осталось ни жалости, ни скорби. Только стремление выжить. И животный, гложущий их изнутри страх перед смертью.
Среди них были и такие, кто не решался ступить ни шагу дальше. Какое-то время они судорожно цеплялись за выступы скалы в попытке удержать на весу собственное тело, онемевшее от ужаса, но надолго их не хватало. О том, что Пропасть поглотила ещё одну жертву, возвещал лишь короткий, исполненный животного страха возглас, и на тропе освобождался один крохотный уступ, на который тут же осторожно, наощупь, ступала нога того, кто следовал за несчастным.
Немногие отваживались идти с открытыми глазами. Но и они смотрели исподлобья, видели лишь ближайший выступ скалы, тщательно осматривали его, испытывали на прочность, чтобы осторожно ступить на него одной ногой, затем медленно, словно в полусне, перенести и другую ногу.
Эта бесконечная вереница сгорбленных, скованных леденящим ужасом и страхом смерти людей, потерявших человеческий облик, представляла собой душераздирающее зрелище. Рабы собственного страха, они медленно продвигались вперёд, хотя понятия не имели, что их там ожидает. Некое смутное предчувствие толкало их вперёд, и все без исключения знали одно: рано или поздно их должна будет поглотить ревущая и беснующаяся стихия внизу, на дне пропасти. Другого способа очутиться там не было – нужно было прыгнуть со скалы либо упасть с неё, не рассчитав очередной шаг. Большинство предпочитали второй вариант: они цеплялись за жизнь до последнего судорожного вздоха, впивались немеющими, побелевшими от напряжения пальцами, в малейшие трещины в скале, скребли ногтями шероховатую поверхность равнодушного к их страданиям камня, но неизбежно обрушивались вниз, в пропасть, в цепкие когти смерти.
Впрочем, у каждого их этих ничтожных существ был выбор: влачить жалкое, бессмысленное существование, наощупь пробираясь всё дальше по скалистым уступам, навстречу неизвестности, или же позволить себе на секунду разжать судорожно цепляющиеся за крошащийся камень пальцы и тем самым подписать себе смертный приговор.
Однако изредка среди этих жалких, не ведающих, что жизнь может быть иной, существ, попадались те, кто вёл себя иначе. Их было так мало, что о них мало кто помнил: память не была жизненной необходимостью для этих сражающихся за своё бессмысленное существование безликих теней. Но они были. И именно они покидали свой путь с тем, чтобы ступить на новый, ведущий к желанной Цели. О бесцельном пути по скалам они знали не больше остальных, однако некое смутное, еле заметное чувство вселяло в них нечто, напоминавщее надежду: крохотные мерцающие искорки этого чувства вспыхивали то и дело в сумраке, окутывавшем скалы, и вскоре после этого от скалы отделялась едва различимая во мгле тень. В отличие от остальных, однако, она не падала камнем вниз, в пропасть, но подобно стреле взмывала вверх, пронзая свинцовые тучи, нависавшие над скалами и исчезая из виду продолжавших свой путь сгорбленных существ.
***
На мгновение всё его существо исполнилось сознанием того, что ПОРА. Сам он не смог бы объяснить, откуда взялось это всепоглощающее чувство. Просто он вдруг отчётливо услышал нечто, что можно было принять за Зов. Он понял, что пришло время. Внезапно он перестал чувствовать обжигающий холод, его спина слегка распрямилась, ноги перестали судорожно ощупывать камень в поисках надёжной опоры для следующего шага, а напряжённые мышцы вцепившихся в скалу рук несколько ослабли. Леденящий ужас, сковывавший его сердце на протяжении долгих часов, дней, а быть может и месяцев, вдруг стал рассеиваться, подобно предрассветной дымке в лучах воскресающего на заре солнца. Теперь он больше не боялся. Никто и ничто на свете не могло причинить ему вреда. Он знал это. Он был уверен, что поступает правильно и гордился тем, что это его собственное решение, а не продиктованная животным инстинктом выживания попытка уцепиться за те жалкие клочья, которые он считал своей жизнью, хотя на самом деле это было ни что иное как преддверие смерти – долгожданного перехода туда, где его ожидала Жизнь.
Он разжал пальцы и медленно раскинул руки, словно желая обнять весь этот жалкий мирок, причинивший его истерзанной оболочке столько страданий. Затем он просто шагнул вперёд. Это оказалось вовсе не страшно. Ведь он знал, что отныне всё будет по-другому. Он шагнул навстречу самому себе – новорожденной душе, истосковавшейся по ослепительным лучам солнца и готовой ступить на свой Путь.
Подобно острому клинку, его распластавшееся в полёте тело пронизала жгучая, боль. Затем он почувствовал, как за его спиной разворачиваются могучие крылья. Он не падал. Он летел над пропастью вверх, к Солнцу.
|
|