Обычный сельский парень Филипп Боровиков был призван в ряды Красной Армии за два года до начала Второй мировой войны. Двухметрового роста, чернобровый, широкоплечий богатырь с симпатичным румянцем на щеках был в семье старшим из пяти братьев. Соседи недоумевали и шушукались: как могло случиться, что такие хрупкие родители сумели произвести на свет настоящего великана?! Другие говорили, что парень под стать крепкому растению, и «грибная фамилия» вполне оправдывает его телосложение и мощь. Придя к родителям любимой девушки Лизы и не застав их дома, он доставал из-за печки тяжёлую кочергу и, шутки ради, сгибал её в виде буквы «Б». Как и положено людям, наделённым от природы большой физической силой, Филипп был на редкость добрым, дружелюбным, простодушным парнем. А его обаятельная и застенчивая улыбка заставляла трепетать и сжиматься в сладкой истоме не одно девичье сердце. Уже в возрасте 8 лет мальчик помогал отцу в тяжелейшей работе на рыбацкой тоне, трудясь наравне с взрослыми. Несмотря на частые пропуски занятий, это не помешало смышленому мальчишке успешно закончить школу-семилетку. По воскресным дням, посещая с родителями местную церковь, как заворожённый слушал смешанный хор, пытаясь вникнуть в смысл песнопения, исполняемого на старославянском языке. Отец Филиппа, глубоко верующий человек, имел дома большое количество икон, часть которых к великой радости батюшки передал в сельский приход. Поп во время визитов паренька находил возможность, чтобы поговорить с ним о жизни, о боге, о детской мечте…

Войсковое соединение, куда определили парня, находилось на опушке лесного массива в 30 км от небольшого городка на западе Белоруссии. Филипп попал в пехоту, род войск, называемый «царица полей». Рослый, общительный парень, знавший грамоту, быстро оброс друзьями и приятелями, которым, случалось, помогал писать письма. Из этих посланий выходило, что армейская жизнь в части если не мёд, то уж точно - сахар. Он был остр на язык, смекалист и находчив. А огромная физическая сила, которая на Руси почиталась особенно, только добавляла солдату восхищённого уважения и сослуживцев, и командного состава. Через полгода службы Боровикова назначают командиром отделения с присвоением звания младший сержант. Единственное, что удручало Филиппа на месте службы, - недостаток солнечных дней по сравнению с его малой родиной в Нижнем Поволжье... А лесной воздух в белорусском полесье был таким влажным, особенно по осени, что при втягивании его носом ноздри слипались как намагниченные.

При работе на лесозаготовках солдаты часто натыкались на сеть широких окопов, тянувшуюся на многие сотни метров. На возвышенных местах встречались доты и досы – долговременные огневые сооружения оборонительного характера, - незатейливо построенные в форме куба из аккуратно сложенных тяжелых, монолитных блоков. На них легко читались цифры 1914…

Армейская жизнь текла своим чередом с поправкой на существующий график: уроки политической грамоты, теоретические занятия по стрелковому вооружению перемежались со стрельбами и физподготовкой. В начале 1941 года по части поползли слухи о возможной войне с Германией. Но на политзанятиях политруки старательно обходили эту тему, уклоняясь от прямых вопросов солдат. Личный состав части, да и большинство отцов-командиров свято верили в мудрость руководителей страны и боевой опыт офицеров, понюхавших пороха во франкистской Испании.

В 1936 году в целях «расширения жизненного пространства» на востоке Гитлер собирался за 4 года сделать немецкую армию самой образцовой и боеспособной в Европе и подготовить экономику страны к войне. А накануне вторжения в Польшу он заявил, что всё, что им предпринимается, направлено против России. За год до нападения на СССР капитулировала Франция. Это дало фюреру возможность считать, что у него освободились руки для выполнения его великой миссии – рассчитаться с большевизмом. В воздухе отчётливо запахло угрозой войны, но приказа о боевой готовности на западных рубежах командиры подразделений так и не дождались.

В воспалённом мозгу неуравновешенного Гитлера, склонного к эпатажу и верящего в оккультные науки, утвердился план агрессивной войны против СССР под кодовым названием «Барбаросса». Под этим наименованием европейским историкам известны два кровожадных брата, два морских разбойника, которые в 16 веке подчинили своей власти почти всю Северную Африку. Гитлер намеревался за 4 месяца тремя сокрушительными ударами своих армий разгромить советские войска в Прибалтике, Белоруссии и на Правобережной Украине. Конечной целью этой кратковременной кампании было создание заградительного барьера против России по общей линии Архангельск – Волга – Астрахань. Окончательный приказ в войска о начале войны Гитлер отдал за пять дней до нападения на Советский Союз…

22 июня 1941 года началось массированное наступление гитлеровцев. На поля сражений с Советами было брошено 80% сухопутных войск вермахта. В летней форме серого цвета оккупанты напоминали гигантские полчища крыс, устремившихся за лёгкой наживой на восток. Незадолго до начала войны Филипп в солдатском треугольнике писал о твёрдой вере однополчан в непобедимость Красной Армии. Но когда на западной границе СССР загрохотали орудия и огненный смерч быстро покатился вглубь страны, ни он, ни его товарищи не могли понять: что произошло с нашими хорошо укреплёнными оборонительными сооружениями и техническим оснащением? Почему мы так быстро отступаем и сдаём врагу наши города и сёла? На главных направлениях ударов фашисты имели трехкратное, и даже пятикратное превосходство. С нашей стороны первые бои в приграничных сражениях приняли солдаты, находившиеся в авангарде. Советские войска далеко не везде были развёрнуты в боевые порядки. Уже в самом начале боёв после налёта вражеской авиации они понесли огромные потери.

После бомбардировок второй волной шли немецкие танки и самоходные установки, за ними, прячась, двигались пешие автоматчики, мотоциклисты. Могучие деревья с гигантскими кронами не позволяли бронированным каракатицам развивать успех пехоты. Но армия Гитлера имела высокий уровень моторизации, и мотоциклисты с установленными на колясках пулемётами просачивались в лес настолько, насколько позволяли местные тропы и дороги. Гитлеровцы острыми клиньями врезались в оборонительные ряды защитников границы и сумели расчленить советские войска, оказавшись у них в тылу. Поредевший полк Боровикова, заняв круговую оборону, отчаянно сопротивлялся врагу, отстреливаясь из винтовок и пулемётов. Временами наши солдаты даже переходили в контратаки, так как в лесной чаще они ориентировались лучше, чем фашисты. Отступая и меняя дислокацию, остатки пехотного полка группировались, продолжая оказывать ожесточённое сопротивление гитлеровцам. С наступлением темноты огонь ослабевал, и наши пехотинцы маленькими группами прочёсывали поле боя, подбирая раненых и собирая стрелковое вооружение и гранаты.

Из повреждённой рации солдаты узнавали последние новости с полей сражений. Сводки были неутешительные, но хотелось верить, что отступление - мера временная и вынужденная, и фатального для советского народа исхода в этой смертельной мясорубке не будет.

Во время одной из контратак товарищи Филиппа были прижаты к земле плотным пулемётным огнём из старого доса. Построенный в Первую мировую войну для защиты и отражения атак от тех же немцев, теперь этот каменный мешок, изрыгающий свинец, работал на захватчиков. Амбразура доса была слишком узка, чтобы гранатой вывести его из строя. Берегущий своих подчинённых Боровиков, не получивший за несколько дней боёв ни одной царапины, обратился к командиру взвода с просьбой о штурме смертоносной огневой точки. В одиночку. Изложенный нехитрый план Филиппа нашёл понимание у взводного, который пошутил, что для успешного выполнения приказа тому лучше бы замаскироваться под дуб.

Едва занялся рассвет, Филипп приступил к выполнению задания. В то время как бойцы огнём отвлекали на себя внимание засевших в досе фашистов, Боровиков попытался как можно ближе подобраться к амбразуре, чтобы наверняка швырнуть гранату в узкую бойницу. Участившаяся стрельба гитлеровцев с флангов в сторону храбреца не давала ни малейшего шанса для исполнения задуманного. Тогда он изменил план, и после нескольких отчаянных попыток сумел зайти в тыл пулемётного гнезда. Филипп действовал быстро и умело. На ручку тяжелой деревянной двери, обитой листовым железом, он прицепил две ручные гранаты и, выдернув чеки, быстро скользнул в спасительное углубление. Прозвучал взрыв. Боец резво вскочил на ноги и бросился к приоткрывшейся двери, держа винтовку наперевес. Рывком открыв дверь, он протиснулся вовнутрь и как кошка стремительно прыгнул на пулемётчика. Немец поздно среагировал на внезапное появление красноармейца, пытаясь выхватить из кобуры пистолет. Филипп без размаха мощным ударом кулака в челюсть вырубил фашиста. У противоположной стены укрепления он заметил ещё одного врага, но тот даже и не пытался оказать сопротивление. Он обреченно поднял одну руку до уровня головы, а другую, окровавленную, прижал к груди. Ранение не позволило напарнику пулемётчика воспользоваться и лежащим рядом автоматом. Филипп решил пленить обоих обитателей доса и выждать, когда очухается нокаутированный стрелок.

Снаружи послышался гул самолётов. И тут же земля заходила ходуном от мощных взрывов непрерывно падающих авиабомб. Помимо бомб фашистские лётчики сбрасывали и обычные, пустые металлические бочки с отверстиями в верхней части и днище. Такие болванки при падении издавали жуткий свист, который оказывал дополнительное психологическое давление на солдат. Неожиданно рядом с досом прогремел сильный взрыв и по соседству второй. После первого взрыва верхние блоки пулемётного сооружения едва пришли в движение. Второй взрыв, вырвав крупные, липкие пласты земли, засыпал комьями крышу и амбразуру. Следом сверху на огневую точку как подкошенные упали несколько крепких деревьев с вывернутыми корнями. В досе сразу стало темно и небезопасно. В целях предосторожности Филипп подполз к пулемётчику и на ощупь связал бесчувственному немцу руки его же брючным ремнём, затем вытащил из кобуры стрелка наган, а из ножен финку. На всякий случай обыскал второго гитлеровца и, не найдя ни пистолета, ни ножа, прихватил автомат. Впервые в своей жизни Боровиков пожалел, что не курит. Сейчас ох как бы пригодились спички или большая редкость по тем временам - зажигалка. В наступившей тишине он подумал, что вражеская авиация, нанося массированные удары по защитным линиям советских солдат, могла не учесть расстояние между цепями противников и, возможно, кое-где «зачистила» и своих. Боровиков по первым схваткам с противником знал, что, спустя какое-то время после боя, специальная команда фашистов ходила по занятой территории и добивала раненых советских солдат. Об этом свидетельствовали доносившиеся в лесу одиночные винтовочные выстрелы и короткие автоматные очереди. В этот раз после двух авианалётов, видимо, посчитав, что сопротивление наших защитников сломлено, фашисты отказались от своей обычной практики. Они спешили и рвались на восток…

Один из оставшихся в живых однополчан Филиппа рядовой Безменов решил проверить состояние доса и поискать командира. Среди убитых Боровикова не было. Пулемётное гнездо основательно завалено землёй, на его крыше вповалку лежали стволы деревьев с огромными корнями, которые почти скрывали огневую точку от посторонних глаз. Разведчик подполз к амбразуре и условным сигналом, подражая кукушке, известил о своём присутствии. Этот звук, эхом распространяясь по лесу, едва был услышан в заваленном укреплении. Филипп мгновенно и радостно отреагировал, откликнувшись аналогичным «кукованием». «Товарищ командир! Филя! Потерпи, браток, что-нибудь придумаем! Я скоро!» - засипел обрадовавшийся Безменов, с тревогой оглядывая нагромождение земли и древесины сверху и вокруг доса. Не теряя времени и зорко посматривая по сторонам, он по-пластунски шустро пополз к своим, неся радостную для горстки бойцов весть. На несколько секунд остановился, чтобы поправить сползшую с плеча винтовку, и тут же услышал, как клацнул затвор. Последнее, что увидел солдат, кривую ухмылку лежавшего неподалёку от опрокинутого мотоцикла фашиста и вырвавшуюся из короткого ствола автомата тонкую струйку огня…

Тем временем в досе пришёл в себя и застонал оглушённый Филиппом немец. Первым делом он зажёг висевший на верхней пуговице френча плоский фонарик и, опасливо поглядывая на русского, назвал своего товарища по имени. Напарник не откликнулся. Филипп поднялся во весь свой огромный рост и с усилием навалился на дверь, пытаясь её открыть. Та даже не шелохнулась. Боец не сомневался, что Безменов доберется до своих товарищей, и вместе они найдут выход для освобождения из этого заточения. Но время текло, а помощь всё не приходила. В полном мраке, изредка нарушаемом светом фонарика, невозможно было контролировать смену дня и ночи. Красноармеец Боровиков и притихший немец всё явственнее понимали, что оказались погребёнными в бетонном саркофаге. Где-то в глубине души теплилась надежда на спасение, но она была весьма призрачна. Временами до их слуха долетали раскаты глухой канонады бухающих орудий, но и они постепенно прекратились.

Прошло ещё несколько томительных часов. Надежда на спасение умирала. Филипп после некоторого колебания решил развязать пулемётчику руки. Тот, потирая и разминая их, снова о чём-то спросил своего напарника. Но и в этот раз раненый не откликнулся. Тогда гитлеровец осторожно подполз к распростёртому телу. Подсвечивая фонариком лицо товарища, приложил пальцы к его шейной артерии. Через мгновение в стенах доса раздались рыдания немца, больше похожие на бабий вой. Боровиков угрюмо молчал. Немного успокоившись, всхлипывающий пулемётчик поманил Филиппа к себе. Порывшись в своём ранце, немец извлёк сухой паёк и разложил содержимое на ящике из-под боеприпасов: галеты, две плитки шоколада и консервные банки с тушёным мясом. Не выключая фонарик, он ткнул себя пальцем в грудь и хрипло произнёс: « Дитрих!» Боровиков в упор взглянул на мужчину - тот был старше Филиппа настолько, что годился бы, пожалуй, в отцы красноармейцу. А Дитрих перевёл палец на собеседника и вопросительно взглянул. В ответ услышал: «Филипп!» «Фи –лип!» - нараспев повторил фриц и, подав тому банку, жестом попросил вскрыть. Едва парень управился, как Дитрих запустил в неё пятерню, выхватил кусок и начал жадно есть, попутно поглощая хрустящие галеты. Боровиков последовал его примеру. Ему вспомнилось, что иногда на ужин в части давали жареную картошку с грибами. Эти грибы быстро готовились и имели смешное местное название – кобылки. Но до чего же вкусны они были на сковороде.… После еды немец, жестикулируя, попытался объяснить, что воды у него не осталось - все запасы ушли на раненого напарника. Филипп понял, снял с пояса фляжку с водой и протянул пулемётчику. Тот начал пить большими булькающими глотками. Филипп выхватил ёмкость из рук немца и покачал головой. Затем поднёс правую руку к лицу соседа с вытянутыми указательным и большим пальцами, давая понять, что воду надо экономить. Дитрих согласно закивал. После еды потянуло в сон. С трудом удерживая от смыкания наливающиеся тяжестью веки, Филипп всё же заставил себя подождать, пока уснёт сосед. Тот вскоре захрапел. Проваливаясь в пустоту, Боровиков успел подумать, что вряд ли пулемётчик, проснувшись, попытается убить его, учитывая ситуацию, в которой оба оказались. … Хотя - почему бы и нет? В этом случае оставшиеся съестные припасы и скудные запасы воды будут принадлежать одному. И, как знать, может быть повезёт, и одному из них удастся дождаться помощи и выжить…

Пехотинцу снилась просторная гладь Волги, ощущался ни на что не похожий запах свежей, речной воды. Выросший в дельте великой русской реки, парень не помышлял ни о какой другой профессии кроме профессии рыбака. Правда, иногда во сне он видел себя в кителе капитана, расшитого золотыми нитями, стоящим в рубке большого сухогруза и отдающим в рупор громкие команды. А на берегу среди толпящихся провожатых его глаза мгновенно находили родителей и любимую девушку Елизавету, машущую светлой косынкой. Провожая Филиппа в армию, она не ревела белугой, как это делали сельские жёны или невесты. Она, словно собираясь проникнуть в душу, неотрывно смотрела в глаза Филиппа, и крупные алмазные слёзы катились по слегка нарумяненным щекам. Девушка обещала сдюжить и дождаться жениха. Просила лишь об одном – чтобы он непременно вернулся живым. Запах воды перебивал особый аромат её густых волос, сплетённых в длинную, тугую косу, перехваченную красным бантом на затылке. Ему снилось, что они идут под руку, он что-то рассказывает, а девушка внимательно слушает, изредка поглядывая на него то с улыбкой, то с озорным лукавством.

А Дитриху снилась школа, которой он отдал половину своей жизни, длинные светлые коридоры с огромными окнами, учительская, где в конце продолговатого стола, заваленного классными журналами и тетрадями, всегда стояла шахматная доска с не доигранной партией. За нею восседал его коллега, учитель физики, постоянный партнёр и большой поклонник этой древней игры. А вот и его выпускной класс, который выстроился словно на линейке. Дитрих был, чуть ли не единственным среди мужчин классным руководителем в школе, «классной дамой». Ученики удивлённо и настороженно косятся на его военную форму, почтительно и со страхом молчат. А на последней парте Дитрих замечает жену и своих детей. Они начинают хныкать и плакать.

Немец проснулся оттого, что вдруг и сам заплакал во сне. Почувствовав, что Филипп тоже бодрствует, он, вдруг доверчиво привалившись к могучему плечу красноармейца, выудил из бокового кармана френча слегка помятую на углах фотографию. Затем включил фонарик, поднёс его к снимку и начал ласково гладить по ней грязными пальцами. С трудом, но Боровиков рассмотрел на ней троих опрятно одетых детей и женщину холодной красоты. Дитрих неожиданно стал говорить на родном языке тихим и бесстрастным голосом о том, что он учитель истории, неплохо ориентируется в политической обстановке, воспитан в духе Бисмарка, а тот всегда был убеждённым противником войны с Россией. Постепенно заводясь, он повысил тон, убеждая кого-то, что не хотел быть солдатом вермахта, но был вынужден надеть шинель, так как в противном случае вся прямые родственники, включая детей, подлежали аресту и отправке в концлагерь.… В запальчивом голосе немца зазвучали те «лающие», отрывистые звуки, которые Боровиков слышал от врага во время контратак. А в конце речь Дитриха была спокойной, ровной и без эмоций, словно из него выпустили воздух.

Закончив монолог, учитель глубоко вздохнул и выжидающе посмотрел на Филиппа. Великан не понял ни слова из исповеди немца, но по меняющемуся тону речи, в которой проскальзывали нотки отчаяния и раскаяния, мог только предполагать, что творится в душе врага.

Безвыходное положение обоих солдат усугублялось и невозможностью предать земле умершего от ран напарника стрелка, тело которого начало разлагаться. У солдат не нашлось ничего подходящего, чем можно было бы вскрыть пол и выкопать хотя бы небольшое углубление. Ситуация день ото дня ухудшалась. Предпринимаемые попытки «невольных узников» открыть дверь вдвоём в который раз оказались тщетны. Мысль о неминуемой гибели от голода и жажды становилась всё навязчивее. Время как будто замерло и беспристрастно отсчитывало оставшиеся часы. Последнюю галету, разломленную пополам, и остатки воды они поделили молча при свете уже зажигалки. Фонарик выдохся. Голода не чувствовали, но сильно мучила жажда. Потрескались и кровоточили губы. Силы постепенно покидали обоих. Неизвестно, сколько ещё прошло времени, но однажды нервы у Дитриха сдали. Нащупав тяжёлую руку Филиппа, он вложил в неё финский нож и расстегнул френч. Затем сжал руку красноармейца с оружием своими руками, уперся остриём финки чуть ниже левого соска и легонько надавил на ручку. Филипп решительно сказал «нет» и резко отвёл руку немца. Пошарив у стены доса, нашёл отобранный наган и отдал его Дитриху. Прошло ещё несколько дней, и обеспокоенный отсутствием дыхания Дитриха у своего плеча Филипп окликнул его. Тот не отозвался. Пошарив в темноте, боец наткнулся на обронённую зажигалку, чиркнул наудачу. Она неожиданно засветилась слабеньким огоньком. Филипп, шатаясь, двинулся к двери и наступил на что-то мягкое. Присев на корточки, он при исчезающем свете увидел распростёртое тело с поникшей головой. Поднеся поближе коптилку, едва разглядел искажённое страшной гримасой лицо пулемётчика с высунутым языком. Бывший учитель и солдат вермахта повесился на брючном ремне, который был привязан к ручке двери.

Филипп обыскал труп и обнаружил в кобуре… наган. Вспомнил, как немец пытался защищаться от неожиданно ворвавшегося в дос советского солдата. В барабане осталось несколько патронов. Странно, почему немец не воспользовался оружием, чтобы пристрелить красноармейца раньше, а напоследок застрелиться самому? Почему он предпочёл уйти из жизни с петлёй на шее?..

Прошла ещё целая вечность. Когда у Филиппа участились приступы слуховых и зрительных галлюцинаций, он осторожно достал наган, зачем-то погладил его, несколько раз неистово перекрестился, поклонился, свистящим шёпотом попросил прощения у родителей, братьев, Елизаветы и выстрелил в висок…

Спустя несколько месяцев родные бойца получили извещение о том, что их сын Филипп Гаврилович Боровиков, младший сержант отдельного пехотного полка в неравных боях с немецко-фашистскими захватчиками пропал без вести…

Постучалась беда и в дом фрау Амелии-Луизы Химмельсдорф. В конце осени почтальон принёс пакет, внутри которого оказался бланк с убористо написанным текстом. В нём, согласно её запросу о судьбе мужа на восточном фронте, сообщалось, что фельдфебель Дитрих Химмельсдорф геройски погиб в ожесточённом бою с большевиками. Место захоронения не известно…

PS. Согласно последним статистическим данным судьбу пропавших без вести советских солдат и офицеров за годы войны разделили 4млн 559 тысяч воинов!