В доме у папы пахнет... Нет, не папоротником. В доме у папы пахнет шахматами. У папы в шкафу стопками и батареями покоятся шахматные книги. Книги про шахматы на тумбочке, на телевизоре, на кровати. На холодильнике. Про каждую книгу он помнит всё. Откуда она появилась. Вот эту он выиграл в шахматы у одного знакомого, вот эту у другого, эту подарили на день рождения в тысяча девятьсот каком-то году, эту купил в командировке в Норильске... Очевидно, что все эти книги он читал! Уж кто-кто, а папа на память ничуть не жалуется. А я уже сейчас всё время забываю что-то важное. Несмотря на то что папе семьдесят пять лет, он до сих пор работает главным инженером в одном из широко известных когда-то проектных институтов. Кроме шахматных книг, в доме у папы можно встретить несколько шахматных часов, пару шахматных досок и телевизор, у которого нормально показывает только пятый канал. А ещё у папы по шкафчикам и тумбочкам заныкано около ста литров медицинского спирта в бутылках различной ёмкости, от 50 грамм до двух литров. Нет на свете большей ценности, чем спирт, из которого можно сделать замечательные настойки, используя шиповниковый сироп, купленный в ближайшем магазине. Настойки эти иногда довольно бодро расходуются нами, но накопление драгоценного спирта всё равно происходит гораздо быстрее. Но спиртом в доме у папы не пахнет. Потому что пахнет шахматами. Папа всегда ловко и охотно поддержит любой разговор. Оказывается, он всегда в курсе всех событий, о которых рассказывает пятый канал, и обязательно имеет собственное мнение, которое не преминет сообщить собеседнику. Через пять минут вы уже в курсе его политических взглядов, гастрономических пристрастий и почти что удавшейся попытки выйти в финал первенства города по шахматам. Поэтому знакомых у папы очень много. Не знаю, рад ли папа такому их количеству, но знакомые очень рады знакомству с папой! Он подписан сразу чуть ли не в десятке различных сетевых компаний, финансовых пирамид и прочих "честных афер". Потому что неудобно было отказать, когда его звали на очередную презентацию. Как ни странно, денег от этого у папы не убавилось. Почему-то у него всегда есть деньги, и добрая часть из его добрых знакомых постоянно должна ему некоторое их количество. Иногда они отдают долги, чтобы через короткое время снова прийти за подаянием. А деньги всё равно, как неразменный рубль, возвращаются к папе. Очевидно, он знает какой-то приворот, иначе, как объяснить, что при скромной довольно-таки зарплате по причине трудностей с заказами на проектные работы, папа всегда умудряется добыть именно ту сумму, которую необходимо, будь то брату на новый телевизор, мне на ремонт машины или себе на двухкомнатную квартиру. Этот феномен был бы необъясним, если бы не один нюанс: в то время, как мы выживаем, героически боремся с нами же созданными трудностями, папа просто живёт. Он чуть ли не полвека ходит на работу в одно и то же учреждение. Оно поменяло название, адрес и форму собственности, но осталось тем же самым, что и почти что полвека назад. По средам папа играет в шахматы, по вторникам и четвергам ведёт шахматную секцию в детском клубе, а по пятницам электричкой на 17.45 он уезжает в таёжную глухомань, где у него в укромном месте запрятано маленькое уютное зимовьё. Это происходит в любую погоду, в любое время года, за исключением тех периодов, когда приходит время сбора очередных подоспевших природных даров. Причём, многие из них папа собирает прямо в окрестностях своей лесной избушки. Цикличные и предсказуемые недели складываются в такие же годы. Папа всегда знает, что в июле он возьмёт три недели отпуска и уедет в Саяны для сбора и заготовки уникальных целебных трав и кореньев. Что остатки отпуска он потратит в сентябре, когда пойдёт брусника, клюква и орех. Что в конце февраля он пойдёт на лыжах через Байкал, что в июне навестит знакомые живописнейшие места Хамар-Дабана, не забыв затариться при этом так обожаемой мною черемшой. Все эти места знакомы очень хорошо конечно же и мне, но в последнее время всё реже и реже удаётся вырваться на свободу из плена житейских забот и повседневных проблем. Наверное, уже лет десять тому, как я забирал последний раз отца из Саянских гор. Мы приехали всей семьёй, сняли домик в посёлке, погуляли, искупались в ледяной воде горной речки, покатали ребёнка на косматой грустной лошади, до отвала наелись сочных бурятских поз, попили колючей водички из минерального источника. А после обеда я оставил своих наслаждаться всеми прелестями живописного курорта, взял пса, надел рюкзак и отправился вверх по долине горной реки с кристально чистой водой и говорящим названием Кынгырга. Вслушайтесь в эти звуки! Точно так же бурлит и клокочет поток, зажатый в тесные тиски глубокого скалистого каньона. Всего чуть больше трёх километров прорывается река Кынгырга через теснину горного хребта, чтобы радостно выбежать на свободу широкой долины и… тут же иссякнуть в камнях, так и не дойдя до русла могучего Иркута. Это судьба многих Саянских рек, они, почему-то, пересыхают, как только достигают просторов Тункинской долины. Зато на этих героических километрах, когда река бушует на дне глубокого, сырого и узкого каньона, она успевает излиться иногда аж несколькими десятками ревущих пенистых водопадов. Я быстро скакал горным козлом по знакомой козлячей скользкой тропинке, которая то и дело перепрыгивала с берега на берег, обходя уж совершенно неприступные скалы. Мой пёс героически следовал за мной, подобно снежному барсу цепляясь когтями за выступы в гранитных валунах. А вот с переправами возникли проблемы. Где-то он смог переползти по шаткому брёвнышку над бурным стремительным потоком, а где-то наотрез отказался. Пришлось перейти сначала самому, снять рюкзак, а вторым рейсом перетащить на загривке Дарика. Такой способ скотине не очень понравился, но никто ведь не спрашивал его мнения. А последнюю переправу я прозевал. Бревно было слишком уж ненадёжным, а другого я не нашёл. Смыло паводком. Оставалось только идти вброд. Я нашёл место, где было не так уж и глубоко – по пояс. Однако течение всё же довольно-таки бурное. Я разулся, снял штаны, схватил собаку за ошейник и смело ринулся в ледяную воду. Могучий поток стаскивал со скользких камней и норовил окунуть с головой. Перешёл я вполне удачно, только один раз немного поскользнулся, но устоял на ногах. Всё это время кобель судорожно перебирал лапами, не доставая ими до дна. Я крепко держал его за ошейник, но такое купание пришлось совершенно не по нраву моему четвероногому спутнику. Настолько, что через пару километров он наотрез отказался штурмовать вполне даже безобидный ручеёк. Обойдя скалистый прижим, тропа через некоторое время снова вернулась на этот же берег, но всю дорогу я драл глотку, звал собаку, бегущую по другому берегу, пытаясь переорать шумливый каменистый ручей. В сумерках уже мы достигли отцовского лагеря. Меня давно ждали, в котелке дымился наваристый супешник, в ручье дожидалась чекушка знаменитого спирта. Крякнули, поели, попили чаю со смородиной, расписали на двоих пулю при свете костра и залезли в палатку. Горло болело от надрывных воплей, сон не шёл. Псин вообще отказался жрать и всю ночь шуршал по окрестным кустам. Предок храпел, ворочался и подсвистывал. Чёрт, даже вечно умиротворяющее журчание быстрого потока не убаюкивало как обычно. И вдруг мощный луч утреннего солнца, пробившийся через пелену поднимающегося от ледяного ручья тумана, разбудил меня прямо в глаз! Папа уже дымил костром и варил кашу. Пёс валялся на солнцепёке и дрыгал лапками. Всё ещё бежал куда-то. Лес капал конденсатом и пах свежестью. Ручей прыгал по камням и пел свою бесконечную нудную песню. Эх! Раздевшись до пояса, наступаю на бегу на собачье ухо и, провожаемый удивлённым осоловелым взглядом, чешу умываться. Так вот она какая, живая вода! За пару секунд, когда перехватило дыхание от ледяных струй, жизнь вернулась в бренное не выспавшееся тело, исчезла ломота в отвыкших от такой нагрузки мышцах, окружающий мир сразу стал поистине великолепным. А ведь и вправду! Вечером-то, в потёмках, не разглядел. Относительно ровная площадка для лагеря со всех сторон была окаймлена небольшими и мелкими протоками говорливого ручья. Гранитные валуны на берегах размером от футбольного мяча до автомобиля блестели в свете лучезарного солнца искорками кварца. Крутой склон на противоположном берегу, поросший зарослями кедрового стланика, плавно уходил в поднебесье и заканчивался иззубренной светло-серой вершиной, неистово маячившей гигантским километровым зубом на фоне чистейшего аквамаринового неба. Жизнь начала казаться великолепной! Потом я лазил по кручам, собирая целебную травку, воспетую ещё тибетскими монахами. Вспотев, спускался окунуться в каменную чашу естественного бассейна, наполненную кристально чистой вкуснейшей водой. Ходил смотреть на змейку тридцатиметрового водопада чуть выше по течению. Вдыхал запахи багульника, хвои и разогретых на солнце смолистых кедровых стволов. Скоблил каменное масло на отвесных выходах беловатых известковых скал. Всегда было чем заняться, и каждое занятие приносило блаженство и умиротворение. Не хотелось думать, что завтра опять в душный и вонючий город, что надо на работу, что пора платить кредит. Думать вообще не хотелось, а хотелось только жить, дышать, наслаждаться. Вечером пошёл дождь, и сон мгновенно околдовал меня под тихое шуршание капель по тенту и неизменный шорох быстроногого потока, день и ночь, год за годом, занятого архиважной кропотливой работой – обтачиванием негармоничных камней. Утром ручей хорошо поднялся от небесной воды, дождь всё моросил. Не торопясь собрались, сложились, упаковались в дождевики и, посидев на дорожку на холодном валуне, отправились в обратный путь по мокрым и скользким камням тропинки. Брёвнышко первой же переправы тоже было скользким и наполовину скрытым водами разлившегося ручья. Но 50 грамм, по оплошности оставшихся на утро (не нести же обратно), благополучно помогли преодолеть трудную преграду. Четвероногое животное тоже не кочевряжилось и дало себя переправить без лишних уговоров. Остаток пути прошёл без приключений, и к ночи мы уже разошлись по домам, принеся с собой странные запахи дыма, тайги, свободы и умиротворения. Этот день отличается от остальных дней своим запахом. Запахом возвращения. И в доме у папы пахнет в такие дни не только шахматами. Сладковатый авантюризм пропитанной запахом дыма одежды смешивается то с дурманящим ароматом душистого чабреца, то со смолистостью кедровых шишек, то с вызывающей обильное слюнотечение кисло-сладкостью спелой брусники. А скоро в папиной двухкомнатной квартире, куда он переехал недавно с моей помощью вместе со всеми бесчисленными бутылочками со спиртом и шахматными королями, ферзями и прочими валетами, настанет пора запашистого папоротника. Собственно, об этом ведь я и собирался рассказать. Увлёкся... Папа знает про папоротник всё! А главное, он знает, что в начале июня настанет пора заготовки этого ценнейшего лесного белкового продукта. И примерно с января, папа постепенно и ненавязчиво начинает напоминать о том, что надо бы, дескать, в июне съездить за папоротником. Я конечно же соглашаюсь. Ни повода, ни смысла отказывать нет. Чем ближе к заветному сроку, тем чаще становятся напоминания. Пока наконец не настаёт этот час «Х». Итак, я повёз папу за папоротником... Благо, недалеко, километров двадцать. Обычно ехать за чем-нибудь полезным гораздо дальше, за исключением тех случаев, когда мы ходим пешком за костяникой, облепихой или грибами. Через полчаса мы уже на месте. Лес там обычный, деревья, трава, буреломы, кроме папоротника и костяники ничего полезного, зато чистый воздух, поэтому в том направлении полно пионерлагерей и турбаз. А вот и он, папоротник-орляк. Сбор проводят в фазе нераспустившихся "скрученных" листьев, позже стебли становятся слишком жёсткими. Другие виды вообще несъедобны, хотя в горах я пробовал похожий, только чешуйчатый. Минут за двадцать набрал полный пакет, это слушая кукушку и нюхая цветочки. За час - больше десяти килограмм. Кстати, о цветочках! Заодно и в ботанике поупражнялся! Радует глаз гордость Сибири - жарок, он же - купальница сибирская. Очень красиво в горах, когда жарки цветут сплошным ковром! Здесь они тоже попадаются довольно часто. Опустишь взгляд - и наткнёшься на ирисы, они, хоть и маленькие, лесные, но красотой не обделены! Веретенница, так мы её называем, тоже вносит разнообразие в растительный мир. Местный венерин башмачок называется здесь кукушкины сапожки - единственный представитель своего башмачкового рода. Между прочим, занесён в Красную книгу, хоть их тут и тьма. Жёлтая лилия тоже порадовала глаз и нос (как пахнет!). Вот её на полях бывают целые ковры! Ещё часто попадаются синие колокольчики и ещё много всяких ботанических радостей, названия которых я и не знаю. Да, всё не так безоблачно, конечно, от комаров и мух отмахиваться устал, а от некоторых гадов и не отмахнёшься... Раньше было очень много клещей, снимали пачками, сейчас гораздо меньше, возможно, травят. По традиции, мы сжигаем пойманных клещей, чтобы не разносили заразу. Теперь – домой. Папа набрал килограммов тридцать, я – вдвое меньше. Зато цветочков нанюхался! А сейчас мы едем исполнить невыполнимую папину мечту. В его квартире под слоем шахмат можно отыскать три огромных ёмкости. Две эмалированные кастрюли и какой-то нержавеющий бак. Папа мечтает набить их до верху солёным папоротником. Для этого он почти каждый день на протяжении двух недель занимается добычей. Если не получается уговорить кого-то с машиной, то на велосипеде, но тогда так много не увезёшь. А со мной за два часа – целый бак, ведь свою добычу я тоже почти всю отдаю в опытные руки. Только, вот незадача… Назавтра от полного бака останется половина. Продукт садится при просолке. Папа снова добавит свежего сырья. Папоротник нельзя хранить долго, даже в холодильнике. Через несколько часов он становится жёстким. Есть только два выхода – посолить или сварить. Я не солю, а папа не варит. Сколько соли сыпать, я не знаю, но, говорят, чем больше, тем лучше. По крайней мере, к концу папоротникового сезона в ближайшем магазине почти не остаётся запасов не йодированной соли. А кастрюли так и не наполнятся доверху. Потому что, сколько бы не набил, через день под гнётом там всегда будет несколько меньше. Теперь надо ждать месяц и за это время дважды менять рассол. С солью уходит горечь. А горьковатый запах папоротника надолго поселится в кухне. Можно сделать, как я – сварить свежий папоротник в подсоленной воде. Минут пять. Потом слить горькую воду и хорошо промыть остатки под проточной струёй. Горечь тоже уходит, но не вся. Я не обращаю внимания, привык. Зато теперь можно сразу жарить. Через полчаса по кухне распространяется явственный грибной аромат. Да, жареный папоротник пахнет грибами. И на вкус тоже похож. А ещё он очень питательный, может заменить мясо. Только тяжёлая это пища – желудок с непривычки с трудом справляется с большими объёмами. С солёным продуктом история чуть посложнее. Его надо вымачивать, а потом варить в большой кастрюле, сливая воду. Зато получается намного вкуснее, подходит не только для жарки, но и для салатов. Деликатес, между прочим! Окончательно просоленный папоротник отец раскладывает в трёхлитровые банки. Получается то ли двадцать, то ли тридцать банок. Зачем так много? Ну, во-первых, себе. Во-вторых, нам немножко. И потом, разве я не говорил, что у папы много знакомых? И знакомые эти приходят и покупают эти банки с огромным удовольствием. Так же, как и ягоду, коренья, лечебные травы и прочее. Берут и расхваливают, приводят друзей, приходят ещё. А кое-что и по почте просят отправить, в далёкие несибирские края. Ведь как бывает? Едет папа в командировку в поезде и начинает рассказывать попутчикам удивительные вещи. Начнёт с пятого канала, а закончит волшебной Саянской травкой. Дивятся попутчики, глаза таращат, и смерть, как охота им становится на себе испытать сии нереальные чудеса. А весь фокус-то в том, что всё правда, до последней буковки. И достаёт папа тут же из потаённого кармана своего коричневого портфеля маленький пакетик с заветной диковинкой. Вот, дорогие попутчики, пробуйте, нюхайте, наслаждайтесь. Берут, языками цокают, головами недоверчиво покачивают. А потом летят письма со всей нашей необъятной Родины, и звенит телефон в урочное для далёкого часового пояса время. Уважаемый папа, можно нам ещё щепотку той чудодейственной травки прислать, за соответствующие деньги, конечно. А папа никому не отказывает, идёт на почту и отправляет бандерольки в разные стороны. Вот такие вот дела! Рассказ про папу и папоротник окончен, но говорить о родном крае я, как и папа, могу бесконечно. А напоследок хочу добавить: любите и изучайте край, в котором вы живёте, относитесь к природе бережно, учась у неё и восхищаясь ей, и тогда вы научитесь открывать в привычных вещах маленькие чудеса. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
