«…Человек – это действительно звучит очень гордо! Так очень гордо, что я даже не представляю себе, как можно не проявлять человеческие поступки по отношению к людям. Как можно скрывать человечность под маской цинизма, не уважать человека в себе и других. В заботе о человеке, носителе разнообразных хороших человеческих качеств личности, и проявляется красной нитью наша задача, наша непоколебимая вера в сильного, уверенного в себе человека!»

Макс поставил восклицательный знак и передал эссе преподавателю. Тот дружелюбно улыбнулся: мол, у тебя-то с этим предметом проблем не будет, дружок.

Домой Макс ехал в полупустом автобусе. С удивлением посмотрел на мужчину-кондуктора. Жаль бедолагу: работает на женской работе и явно ненавидит свой автобус, своих пассажиров, свою повязку, свою чертову жизнь, своё брюшко, свою маленькую зарплатку… Ехать предстояло долго, а люди в транспорте как овечки, перепрыгивающие через ограду: туда-сюда. Макс задремал на заднем сиденье, но вскоре очнулся, вздрогнул от громкого разговора.

Кондуктор отчитывал какого-то мальчугана, на вид лет пятнадцати. Очевидно, этот заморыш, обладатель рваной куртки и затравленного взгляда исподлобья, за проезд не только не заплатил, но и не собирался:

- Мне недалеко, можно?..

- Я тебе ноги запихну недалеко! – орал кондуктор. – Иначе зачем они тебе нужны, ты же пешком не ходишь!.. Ищи за проезд!

Мужчина отвлекся, ворча себе под нос, чтобы наделить пассажирку билетом. «Тебе бы только на детей трендеть да бабулек обслуживать», - скучно подумал Макс. Он посмотрел в окно. Скорей бы домой.

- Ты, умник, нашел за проезд? Нет?

Молчок.

- Тогда выметайся из автобуса.

Мальчуган кивнул и присел на краешек сиденья, обреченно ожидая остановки. Максу показалось, что кондуктор зарычал и пустил слюну, как бешеный бульдог:

- А садиться тебе кто разрешил? Ты, сволочь, денег не заплатил, так что поднимай зад!

Макса это потрясло, и сдержаться он уже не мог:

- Что вы себе позволяете? Вам жалко, что ли, что человек остановку проедет? Что вы как со скотом с ним разговариваете? – Проговорил он, казалось, жестко, глядя прямо в глаза распоясавшемуся мужчине.

- Что хочу, то и позволяю... А вам-то что надо, собственно? – Смутился тот, от неожиданности обращаясь к Максу на вы.

- Перестаньте разговаривать с человеком как со скотом! – Другого продолжения Макс не нашел, хотя искал лихорадочно. Ввязался на свою голову, лучше бы отмолчался, как все.

Двери открылись и закрылись, но безбилетный мальчуган, воспользовавшись неразберихой, остался в салоне. Кондуктор решил, что его одурачили, и пошел, тряся животом, к Максу:

- Да я вас обоих выставлю!

- Не имеете права! - Студент неожиданно для самого себя поднялся с места, как-то странно ухмыльнулся, на автомате забросил рюкзак на плечи и двинулся навстречу животу. Он приблизился почти вплотную, отпихнул протянутую к нему руку с кроваво-красной повязкой, сползшей до локтя, а потом неуклюже, легко толкнул противника в грудь. Тот попытался удержать равновесие, смешно попятился, и от внезапного торможения машины у светофора свалился набок у дверей, успев подставить руку. Заплечная сумка кондуктора, описав параболу, шлепнулась со всего маху вместе с ним, раскрылась, вывалилась мелочь, много мелочи, целая гора монет.

Вдруг мальчишка-безбилетник подпрыгнул к мужчине и изо всех сил врезал ему ногой в живот. Потом еще раз, и еще… Кондуктор даже не стонал, он охал, будто бы удивляясь, и закрывал руками голову. Какая-то тетка завопила: «Да что ты делаешь?» Парень отметился последним ударом в живот, сгреб с пола пригоршню монет, метнул взгляд на своего заступника и вылетел из автобуса в гостеприимно распахнувшуюся на остановке дверь.

К мужчине подбежали, впопыхах собрали рассыпавшиеся деньги, запихнули их в сумку… Он даже не поднялся на ноги, дополз до перегородки, привалился к ней спиной и зарыдал, раскрасневшийся, грязный и жалкий. Никто не знал, что делать. Водитель, подумав, вошел в салон и достал мобильный телефон.

На Макса никто внимания не обращал. До дома оставалось остановки четыре. Он вышел через заднюю дверь на улицу и побрел на автопилоте, не замечая ничего вокруг себя, повторяя, как заклинание, упорно, сквозь зубы: «Гребаный гуманизм, гребаный гуманизм, гребаный гуманизм…»