Если вам посчастливилось в жизни зарифмовать пару строк или сложить целое стихотворение, или даже несколько, то вы, скорее всего, не только знаете их наизусть, но и непременно помните обстоятельства, при которых они возникли. Ну, а если вами написано сотни, тысячи стихотворений, текстов, многие десятки тысяч строф и сотни тысяч строк, то вряд ли найдётся автор, который мог бы проследить связь между стихотворением и какими-либо жизненными обстоятельствами способствовавшими рождению строк каждого произведения.

 

Да уж какой тут упомнить наизусть, хорошо, хоть, что тобой написанное сразу же всплывает при чтении или когда снизойдёт, и начинаешь записывать. А потом – стоп! Это же уже было?! Примерно так, как случилось с Остапом Бендером в «Золотом телёнке» И. Ильфа и Е. Петрова:

«Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?»

Да, проникновенные строки поэта дремали глубоко в памяти Остапа, и в период любовной горячки душа выплеснула их наружу.

 

Признаюсь, что мне повезло: два или три своих стихотворения могу без запинки и с выражением воспроизвести по памяти, а время от времени вспоминается и при каких обстоятельствах родилось то или иное стихотворение. А случается и так, что у стихотворения начинается своя собственная отдельная от меня жизнь, тогда, если мне о ней становится известно, так и тянет рассказать об этом в очередной «Истории одного стихотворения».

 

Однажды, могу даже совершенно точно сказать, что 21 июня 1996 года, потому что всегда помечаю дату написания стихотворения, а в данном случае стоит: 21.06 - 24.06.1996. То есть от начала до окончания «мук творчества» прошло три дня. Значит, именно 21 июня 1996 года, не знаю какими путями, в голове завертелся старый анекдот – загадка «славной эпохи расцвета застоя»:

Вопрос: «Летит жужжит и в жопу не попадает. Что это?»

Ответ: «Отечественная бесшумная жопопопадалка!»

 

Вот и всё. Как говорится, - простенько и со вкусом! Откуда и почему возникают какие-то образы и мысли – вопрос не ко мне, но эта старинная загадка несомненно придала жужжание моим размышлениям да так, что сами стали складываться слова, словно специально создавая собой сплошное жужжание. Все слова стихотворения строго начинались на букву «ж». Ну, а раз жужжание, то вполне естественно, что жужжит жук. Он же, помнится, был изображён и в школьной азбуке рядом с большой жирной буквой «Ж».

 

ЖУК…

 

Жук жесткокрылый, жестикулируя,

Жарко жужжа живота жужжалкой,

Жужелице жизнь жучью жалкую

Живописал…

Желваками жонглируя,

 

Жаканом жахнул, жениться желая:

- Ждёт жужелицу, желанную,

Жирнющую, жданную, жеманную,

Жену жучины – жижа жилая!

 

Журчанья, жужжанья жука - жуира

Жадно ждала женщина - жужелица:

Жука - жениха, жука - жеребца,

Жизни желая животно-жирной...

 

Желанье жевать жжёт живот

Жаром жора животным жгучим...

 

Жизнь

жужелица

женой жучьей,

Жуком

жучимой

жертвой

живёт...

 

В. Голубчиков

Хоф – Ройтлинген, 21.06 -24.06.96

 

(Здесь, кроме даты, указано, что местом написания стихотворения являются два города Хоф, где я жил и живу и Ройтлинген, где в ту пору учился. Тогда к месту написания можно отнести и все четыреста километров пути между ними, преодолевая которые, я несомненно крутил не только баранку руля, но и жужжащие во мне рифмы).

 

Признаюсь, что у меня это было далеко не первое, но можно сказать, одно из самых любимых стихотворений, в котором все слова начинаются на одну букву. Изобразить что-то осмысленное да с подобием рифмы в такой жёстко заданной форме ну, конечно же, без использования каких-либо вспомогательных средств, типа словарей, а так, из головы - весьма увлекательное занятие. Причём, как оказалось, я ограничил себя жёстче, чем водится - вообще не использовал предлоги, если они не начинались на соответствующую букву.

 

Поскольку моё знакомство с литературой ограничено скромными рамками школьной программы и самостоятельным чтением литературы, в которой не нашлось места филологическим фолиантам, то ничтоже сумняшеся обозначил этот жанр, как «однобуквенные стихотворения». Хотя это и совершенно не верно, но с развитием интерента обнаружил, что я не одинок не только в своей забаве, но и в её обозначении. Будем считать, что это народное название стихов и прозаических произведений, обозначаемых учёными литераторами термином «тавтограмма».

 

(В Википедии значится : «Тавтограмма —литературная форма: текст, все слова которого начинаются с одной и той же буквы. Чаще встречается в поэзии, но известна и в прозе. Как правило, носит игровой, шуточный характер…»)

 

Ясное дело, что стишок не претендует на литературное откровение, новшество рифм и прочее, но читая его перед аудиторией, неизменно вижу, как раскрываются от удивления глаза слушателей, как радостно они улыбаются и оглушительно аплодируют после страстной, как гвозди забиваемой, жёсткой концовки. Иной раз по окончании выступления слушатели, как и я, поражённые жаром стихосложения, вдохновенно декламировали мне свои тавтограммические экспромты, рождённые под жучье жужжание.

 

Конечно, живя в Германии, приходится выступать и перед местной публикой, но ей даже не пытаюсь переводить суть стихотворения, а просто предлагаю послушать его. Это им тем более интересно и необычно, поскольку в немецком языке вообще нет буквы «ж». Как-то на выступлении в Нюрнберге один из представителей местного населения в порядке шутки вопросительно сказал: «А как же слово «шоколад?» Утрированно произнеся его так, что оно прозвучало как «жоколад». Но, как не произноси «шоколад», пишется он по-немецки: «Schokolade», через «s» (эс), поскольку в немецком нет и буквы «ш», а есть только звук «ш», на письме обозначаемый тремя буквами «sch». Да и сочинить на немецком тавтограмму достаточно проблематично, поскольку в нём непременно употребление артиклей и обязательных предлогов. Так что, в лучшем случае, на немецком можно соорудить тавтограмму не более, чем из пяти – шести, пусть даже десяти, слов. Короче, немецкая аудитория просто визжит и можно сказать, катается по полу от нарастающего и непрекращающегося, непривычного уху жужжания. Зная этот всенепременный эффект, я обычно читаю «Жука», заключая выступление.

 

Тем временем международная паутина интернета прочно вошла в жизнь, и на один из литературных конкурсов, проводимый серьёзным литературным порталом, естественно в раздел «юмор и ирония», я осмелился послать «Жука». Мой немудрёный стишок и близко не попал в шорт-лист, но всё же удостоился зубодробительной рецензии известного юмориста-шутника. Это было приятно. Что ж, действительно, юмором тут и не пахнет, и ирония вещь тонкая, порой до того, что неуловимая. Но, как бы то ни было, мне стало ясно, что далеко не все в восторге от моего назойливого жужжания.

 

Но однажды на том же сайте под эгидой более весёлой организации началась суета вокруг «однобуквенных стихотворений», плавно переросшая в конкурс. Поскольку «Жука» я уже выставлял, то посчитал неэтичным его участие в состязании, с удовольствием выложив груду ранее не опубликованных тавтограмм, а его пустил вне конкурса. Последовавшая здесь реакция и многочисленные жужжащие отзывы вполне соответствовали моим ожиданиям. Более того, организатор конкурса при восторженном подведении итогов погрозилась скомпоновать из представленных авторами «шедевров» целую книгу на все буквы алфавита.

 

Сейчас проще не придумать, до чего легко проверить, есть ли таковая книга в сети, задав какую-нибудь жужжащую строчку, хотя бы первую: «Жук жесткокрылый жестикулируя…» Что по прошествии лет я как-то и проделал. Обещанного издания не обнаружилось, но интернет открыл мне книжку или сборник тавтограмм под собственным именем организатора того весёлого конкурса.

- Молодец!», - подумал я и стал пролистывать творение от «А» до буквы «Ж», далее смотреть не стал. То, что написано ей на мою любимую букву, привожу ниже, естественно, в кавычках, поскольку это не моё.

 

«ЖЕРТВЫ ЖАРЫ

 

Живописная жгучая жара в Жуковском жужжала жуками и жужелицами. Женщины ждали женихов. Ждали жизни.

 

Жестокая жара жарила животы. Жонглируя желваками, женихи желали жижу Жигулевского. Жевали жвачку. Жаканами жахали. Жестоковыйно жгли жизнь.

 

Жеманные женщины жужжали жужжалками. Жестикулировали. Ждали желанной жизни. Жениться! Жениться!

 

- Жениться?

 

Жесткокрылые жуки жалили женщин. В Жуковском жили жилые жирнющие женщины. Жили-жили. Ждали жертвы. Жалели жестоких животных — жильных женихов-жеребцов.»

 

Может быть, тут вполне уместна известная русская поговорка, что у кого-то мысли сходятся? Но всё же в русском языке на букву «ж» ни как не менее трёхсот слов, не густо, но выбор есть. Хотел было огорчиться, увидев до боли родные словосочетания, но подумал о том, до чего же велика сила слова! Велика до того, что слово остаётся в памяти читателя и выходит из него в своей первозданности, когда читатель становится писателем. Вспомнилось и хрестоматийное тютчевское, - «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…»

 

Признаюсь, что странное чувство радости охватило меня, когда дочитал «Жертв жары». Очень странное, необычное, ране не испытанное чувство радости, даже скорее радостного удивления и с удивлением понимания того, что и моё слово остаётся в чужих душах и живёт в них, как их собственное, выношенное и рождённое на свет!

 

Хоф, 07 - 11.03.13