КРОМАНЬОНЦЫ И НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ

 

Кроманьонцы и неандертальцы. Не те ли это два брата? Каин и Авель?

Мы - кроманьонцы убили своего брата – неандертальца. Мы потомки Каина. Кто знает, каким было бы человечество, если бы оно пошло от исчезнувших неандертальцев, а не от кроманьонцев? И если бы не было этого убийства? И кто знает, не платим ли мы, потомки кроманьонцев, за совершенное злодеяние?

 

***

Когда солнце опустилось за верхушки густых елей на пригорке, мы оказались как бы в круглой чаше, образованной тенью окружавших нас величественных елей. Небо над нами было окрашено в малиновый цвет заходящего солнца, а река, у которой мы расположились, уже чернела в тени густого леса. Только сейчас мы почувствовали себя в безопасности. Нас было четверо охотников, и мы только что совершили набег на поселение неандертальцев. Мы умертвили всех женщин и детей. Женщины нам не подходили – они не могли рожать от нас детей и всегда норовили убежать от нас в лес. Из их детей также не было никакого толку – как мы их не учили работать на нас – они тоже всегда убегали.

 

Этого неандертальца мы привязали за руки и ноги как тушу кабана к шесту и намеревались донести до своего поселения. Если, конечно, нас не догонят возвратившиеся с охоты мужчины. Но они всегда уходили так далеко охотиться, что нам всегда удавалось уйти безнаказанно после разорения их поселений.

 

Женщины их не были такими красивыми как наши кроманьонские – но зато вкусные! Мясо у них было нежное и сладкое как у молодого кабанчика. Надо сказать, попади ты к неандертальцу, они тоже съедят тебя, не задумываясь. Видать, мясо кроманьонца неандертальцам тоже по вкусу.

 

Этого неандертальца мы решили прихватить с собой, поскольку нам было очень интересно – о чем они говорят и кто они такие? Почему они не похожи на нас? В крайнем случае, мы его просто съедим. Так решили мы, когда оставили его в живых. Сейчас мы обступили плененного со всех сторон и все четверо стали пристально глядеть ему в глаза. Так мы парализовывали его волю и подчиняли её своей.

 

- Скажи нам что-нибудь! – приказал старший из нас, Крым.

Мы напрягли свои уши, желая услышать его речь. Мы знали, как они кричат воинственно, когда преследуют нас. Знали, как они кричат, когда мы их бьем копьями и каменными топорами, и когда они после этого умирают. Но мы никогда не слышали их спокойную речь, обращённую к нам. Мы знали, что это не звери, а такие же люди, как и мы, а значит, они могут что-то рассказать!

 

Мы находили в их поселениях такие же топоры, которые были у нас, и такую же посуду и украшения. Но они их взяли не у нас – они сделали их сами! Нам это было чудно. Волк-это волк, медведь- медведь. А они, эти неандертальцы, кто они? Разве такие же как мы, кроманьонцы, люди?

 

- Скажи нам что-нибудь! – приказал Крым, ткнув его копьем в плечо.

- Скажи! Скажи! – стали кричать и мы, тыча в него каменными топорами.

 

***

 

Они гоготали мне прямо в лицо. Эти уроды!

 

- Ну, скажи! – говорил самый здоровенный из них, развалившись на своей кровати. – Кого из нас выбираешь?

 

И он приподнялся, опершись на локоть и демонстрируя мне свое обнажённое плечо с вытатуированной на нем зловеще скалящейся женщиной. – Ты сегодня наша дама сердца!

 

Я молча сидел на своей кровати, так и не сняв с себя рыбацкие унты. Я расстегнул телогрейку, осторожно переводя взгляд поочередно на каждого из четверых. Пока рыбачил, меняя лунки, эти «рыбаки», нагрянувшие утром из Екатеринбурга, только и сделали, что побросали свои коловороты в углу избушки, уставили стол закуской и бутылками с водкой, да нажрались.

 

Нажрались! По- другому не скажешь. Я посмотрел на их красные, ухмыляющиеся рожи и подумал, что они не шутят. У каждого из четверых на обнаженных торсах синела какая-нибудь татуировка. У одного – на плече, у второго - на кистях, у третьего и четвертого наколки были по всему торсу.

 

Заслуженные, видать, отморозки! Я не поленился, натопил печь от души – не думал я, что эти «неандертальцы» свалятся на мою голову, испортив такую долгожданную для меня рыбалку.

 

- А по кругу! – сказал вдруг самый хилый из них, доходяга. Видимо, туберкулезник. - Ты, Кондрат, первый!- обратился он, судя по всему, к их старшему, этому здоровяку с ведьмой на плече. – А там - по Солнцу!

 

- Правильно говоришь, - отозвался Кондрат, не сводя с меня пристального взгляда.

 

Думаю , что он, хотя и был изрядно пьяным, угадал во мне какую-то угрозу для себя. Несмотря на свой небольшой рост, я был одним из самых сильных в своем поселке мужиком.

 

Работая плотником на поселковой лесопилке, я очень споро управлялся с тяжёлыми брёвнами. Мне приятно было ощущать, как играют мои мышцы, когда я укладывал сруб. Бревно к бревну - не без помощи товарищей, конечно. И как ловко управлялся я топором, делая послушным мне дерево. Слава Богу! Он меня не обделил здоровьем!

 

- Правильно говоришь, Василий! – повторил Кондрат, и глаза у него сузились. Не иначе, как перед броском. Остальные трое тоже поднялись со своих кроватей, сели.

 

Я бросил свою телогрейку на пол рядом с кроватью.

 

- Вы, что, ребята? – как можно миролюбивее сказал я. – Хотите бабу? Тут же лесничиха в километре отсюда одна кукует. Хотите – приведу!

 

- Хотим-хотим! – отозвался Кондрат. – Но только потом. А для сугреву – иди-ка к столу, тяпни-ка стопарик.

 

- Это-то я мигом! – согласился я и быстро скинул с себя ватные громоздкие штаны, оставшись в одном трико. Я легко поднялся с кровати, заметив, как все четверо сделали одновременно едва уловимое непроизвольное движение в мою сторону. В толстых вязаных носках я бесшумно и быстро как рысь прошел к столу.

 

- Ну, так как, ребята? – сказал я, после того, как опрокинул в себя рюмку водки и глубоко затянулся воздухом. – Я побежал? За лесничихой?

 

- Не суетись, не суетись, - отозвался Кондрат. – Выпей лучше ещё. Догоняй нас! Он встал с кровати, потянулся, как сытый, домашний кот, разминая мышцы, и в руке его вдруг оказалась веревка.

 

- Нет, я всё-таки пошёл! А то уляжется спать – не достучишься!- и я оказался возле печки.

 

- Стой! – выдохнул Кондрат и попытался накинуть на мою шею удавку, но тут же получил от меня удар по лбу обухом топора, подхваченного мной у печки. К счастью, топор был на месте.

 

Василий даже не успел встать с кровати, как второй удар топором пришёлся ему аккурат по темени. С двумя остальными мне пришлось тяжелее. Благо, они были сильно пьяны. Управился я всё-таки с ними! Управился!

 

Я бросил окровавленный топор на пол, быстро оделся и вышел из избы. Торопливо и как в полусне вытащил из запасника все, какие там были, сухие поленья и, обложив ими избушку, поджёг их. Старый дом принялся быстро. Огонь облизывал со всех сторон старую постройку, а затем жадно, разом набросился на неё и высоко в небо, с рёвом взметнулось оранжевое пламя, словно в доме были не четыре свежих трупа, а бочки с горючим.

 

Вот тебе и рыбалка! Вот тебе и отдохнул, называется!

 

Самое интересное, что меня зовут как того доходягу-туберкулезника Василием, а фамилия моя – Кондратьев.

 

***

 

Неандерталец только головой мотал, переводя свой затравленный взгляд с одного из нас на другого.

 

- Видно умный он! – сказал Аляска, самый наблюдательный из нас четверых. – Все охотники ушли. Он один остался. Как наш Жрец он, наверное!

 

- Скажи! Скажи! Скажи! – мы дружно, обступив его кругом, стали тыкать в него копьями и топорами.

 

И тут он стал кричать! Его гортанные вопли вдруг превратились в различимые слова. Он знал наши слова!

 

- Будьте Вы прокляты! Убивайте вы друг друга, пока совсем не убьёте себя!

 

А другие слова его мы уже не различали.

 

Мы убили его и съели. Ели его молча. Сидя у костра, всё думали над его словами, пока не заснули.

 

Лично я после этого случая старался больше не есть неандертальцев. Не ели их также Крым, Аляска и тот четвертый, который тогда был с нами, имя которого я забыл.

 

Но разве это могло изменить общую картину?

 

Скоро от этих неандертальцев на наших землях не осталось и следа, но я, став жрецом, нет-нет да и рассказывал своим соплеменникам - кроманьонцам о проклятии того неандертальца.