Начальник Строительного Управления № 66 (СУ-66) Василий Васильевич Прыщ прибыл на объект в тревожном расположении духа. Что-то подсказывало ему: не все в порядке во вверенном ему хозяйстве. Еще из машины он увидел, что второй этаж строящегося здания не вырос ни на йоту. Это могло означать следующее: не завезли панели, сломался башенный кран, напился прораб, забастовали рабочие. Могло быть и все сразу и в любом сочетании. Могло быть и что-то непредусмотренное немалым опытом начальника управления. Начальник строительного участка Кузяков, прибывший вместе с Прыщем, изрыгая нецензурные ругательства, хотел было разнести все и вся, вплоть до недостроенного здания, но шеф остановил его властным движением руки: – Погодь, Палыч, чую, неспроста это. На стройплощадке царила гнетущая тишина. Ни малейшего шевеления. Прорабская на замке. Пусто, безлюдно, жутко... – Василь Василич, – сказал Кузяков, зачем-то ковыряя ботинком кучу застывшего раствора, – а, может, сегодня воскресенье? – Блин, – хлопнул себя по лбу Прыщ, – а, может, и правда? Что-то я совсем закрутился. Что у нас вчера было? – Кажись, вчера вторник был. – Тогда сегодня среда, а не воскресенье. Ты мне мозги не пудри. И действительно: если вчера был вторник, то отсюда следовало: сегодня среда, завтра четверг, еще продолжается вчера и сегодня еще вторник, уже наступило завтра и сегодня уже четверг. В любом случае работа на объекте должна идти полным ходом. Но не идет. Мрачной громадой на перекошенных рельсах возвышался башенный кран. Там и сям валялись ржавые бадьи для раствора. В шатком равновесии застыли штабели кирпича. В полузасыпанной траншее весело белели пустые молочные пакеты, игриво поблескивали пустые водочные бутылки. Родная, привычная картина. Но куда девались люди? И почему, черт побери, никто не работает? – Ба-а, Василь Василич! – воскликнул Кузяков. – Я знаю! Сегодня праздник! – Какой праздник? – Ну, там, Первое Мая или Новый Год. – Ты че, сдурел? В июле?! – А что у нас в июле? Да, в июле у нас Первого Мая нет, Нового Года тоже нет. Вообще никакого праздника нет. Что же это деется-то, а? – Может, Восьмое Марта? Хотя, да. Что это я? Странно все это – Прыщ в задумчивости почесал свой сизый нос. – Василь Василич, – снова подал голос Кузяков. А может сейчас у нас не июль? – Не знаю, как у вас, а у нас как раз июль. – Да? – Два. Помнишь как я на неделе на тебя орал: "Давай сводку за первую половину июля!". Помнишь, нет? Кстати сводку сделал? Чего молчишь? – Сделаю. Завтра. Точно, – пробубнил насупившийся Кузяков. – Точно? – Голову даю на отсечение. В крайнем случае, послезавтра. – Смотри у меня! Так где ж твои рабочие, мать их, и прораб, мать его? Кузяков почесал в затылке, потому что понять куда делись строители, а тем более, их матери он был не в силах. Солнце напекло лысую голову Прыща, а, между тем, совсем рядом манил прохладой новенький подъезд с табличкой: "Строительство жилого дома ведет СУ", а ниже, на отдельной табличке, криво висевшей на одном гвозде – номер управления: "66". – Пошли в дом, – властно приказал начальник, – поглядим на сварные швы. Сдается мне, что опять недовариваете. – Пошли, – вздохнул Кузяков обреченно. Прыщ брезгливо поковырял носком вельветовой туфли у основания стены, расчищая от хлама закладную деталь. – Точно, – воскликнул он возмущенно, – так я и знал! Вместо качественного шва кое-как прихвачено. Это так ты мне план даешь? Так? А если весь этот шалаш рухнет во время госкомиссии? Знаешь, что тогда будет? – Прыщ состроил из пальцев решетку. – Небо в клеточку! Нет, я в тюрьму не хочу. Я тебя посажу, не дожидаясь госкомиссии. Под суд пойдешь! Бедный Кузяков, обхватив голову руками, забегал по подъезду. В глазах у него потемнело от ужаса, он задыхался. – Воздуху, воздуху! – простонал несчастный и вывалился на крыльцо. На воздухе, в тени козырька подъезда, ему стало легче. Ветерок шевелил вставшие дыбом редкие волосенки, с легким шуршанием раскачивалась табличка на стене. Изнутри доносился гневный голос начальника, все сулящий Кузякову неисчислимые кары, но уже не такой страшный, как бы потусторонний. Кузяков поставил свой огромный портфель, сел на него, достал желтоватый носовой платок и вытер испарину со лба. Поднял глаза к небу, словно ища защиты у Всевышнего. Все. Суд. Тюрьма. Конфискация. Позор и петушиный угол. А-а-а-а! Вместо Всевышнего над своей головой начальник участка увидел покачивающуюся табличку с номером 66 и его осенило. Кузяков встал, трясущимися руками ухватился за нее и потянул. Гвоздь легко вылез из щели между плитами. Перевернуть табличку и вставить гвоздь на место было делом секунды. Он несколько раз глубоко вздохнул и пошел внутрь. Шефа он нашел в одной из комнат первого этажа, тот уже успокоился и, высунувшись в окно, обзирал окрестности. – Василь Василич, все ясно! – воскликнул Кузяков, обращаясь к необъятной начальственной заднице. – Что тебе ясно, бракодел-уголовник? – проворчал Прыщ, не оборачиваясь. – Василь Василич, не наш это объект, вот! – То есть, как это не наш, а чей же? – тут уж шеф обернулся. – 99-го управления это объект, просто табличка у входа неправильно висела. То-то я смотрю – нет никого! Наши все должны быть на рабочих местах, а эти, видно, своих на другой объект перебросили. – Точно? – Точно. Прыщ вышел на крыльцо, посмотрел на табличку и кивнул: – Да, действительно 99-е. Ну, ладно. Раз уж мы здесь оказались, пойдем, посмотрим, как коллеги работают. – Во, гляди, какой шов должен быть, – сказал Прыщ Кузякову в одной из комнат. – Все проварено как следует. Да и в подъезде наверняка еще проварят, прежде чем третий этаж возводить. Спешка, каждый сварщик на счету. А может, технология какая новая... Кузяков не нашел, что ответить, и только хмыкнул. – Накричал я на тебя давеча не по делу, а все ж покритикую еще, – заявил шеф в следующей комнате. – Смотри, как перекрытие лежит: ровненько, расстояние между плитами одинаковое, по норме. А у тебя на доме, помню, все вкривь и вкось, щели – где муравей не пролезет, а где лебедь пропорхнет. Теперь иди сюда. Прыщ заставил своего подчиненного высунуться в окно. – Смотри вдоль фасада. Что видишь? Торчат где-нибудь панели? То-то и оно. Все по стрелочке, гладенько. А у тебя лучше вообще из окна не смотреть – в обморок упадешь. Здесь сразу видно – и работа налажена и контроль качества. Интересно, кто у них на этом объекте командует? Я бы такому премии не пожалел в размере годового оклада. А еще бы лучше его ко мне в управление, вместо тебя разгильдяя. Я думал у всех на объектах ерунда твориться, а оказывается, умеют люди работать! Представь себе: комиссия поедет сначала сюда, а потом к нам. Ужас! Позор и потеря репутации. Учти, я твои художества терпеть больше не намерен. Или работай как в СУ-99, или увольняйся к ядрене фене. Кузяков захлопал глазами. Опять не слава богу! То тюрьмой грозит, то увольнением. А ведь премию я и впрямь заслужил, раз Василичу так понравилось. Не справедливо это. Годовой оклад! Ошалелые глаза жены, отпуск, Канары, шорты в цветочек! Эх, была не была! – Ба, Василь Василич! Ошибся я, наш это объект! Ей богу, наш! – Что ты мне голову морочишь! То наш, то не наш! За дурака меня считаешь? – Что Вы, что Вы, да как бы я... – Кузяков всплеснул руками в ужасе и даже присел. – Мне с самого начала подозрительно показалось, знакомо как-то все, швы, фасад... А когда каску увидел... – Какую каску? – с недоверием спросил Прыщ. – Вон, видите, пробитая каска валяется? Это Прощелыгина каска. Ему на голову недавно растворный ящик сбросили. Ну, не сбросили, а сам упал. Хорошо, что в каске был, по технике безопасности, а то бы убило на фиг. А так только отделался легким испугом. Ну, не совсем легким... Точно, точно, Прощелыгина это каска, бригадира бывшего. – Почему бывшего? – А какой из него теперь бригадир? Он же испуганный теперь ходит. – Почему я ничего не знаю? – спохватился Прыщ. – Почему мне не доложил? – А чего докладывать? Ничего же не случилось. – И то правда, – согласился шеф, остывая, – только несчастного случая на производстве для меня и не хватало. – Ну, я пойду, табличку правильно повешу? – воспрянул духом Кузяков. – А то повесили вверх ногами, а мы смотрим на нее как дураки. Ой, простите Василь Василич... Когда он вернулся, оказалось, что шеф уже успел забраться на второй этаж. – Василь Василич, а Вы это серьезно насчет премии за хорошее качество работы? – воскликнул сияющий Кузяков, вприпрыжку догоняя начальника. Прыщ обернулся, он был мрачнее тучи. – Это что такое? – П-панель. – Вижу, что панель. Почему стоит наклонно? Ты что мне тут пизанскую башню строишь? Счастье, как все недолговечное, быстро испарилось. Исчезли Канары, шорты в цветочек, глаза жены из обалдело-влюбленных превратились в обыкновенные, презрительно-равнодушные. – Это еще не все, – продолжал шеф, его голос рос и рос, все больше напоминая шум ниагарского водопада, – гляди, она вообще не приварена. Вообще! Я не понимаю, на чем она только держится! – Я тоже не... Исправим, Василь Василич, я обещаю, немедленно, дайте неделю сроку! – Теперь иди сюда, – Прыщ позвал подчиненного в соседнее помещение, – это что за безобразие? На стене углем был изображен сам В.В. Прыщ. В полный рост. Толстопузый, с идиотской рожей и ослиными ушами. Не очень похоже, но талантливо, с выдумкой. Шеф орал. Голос его теперь напоминал рев горной лавины. Он звучал, отражаясь от бетонных стен, и порождал причудливое многоголосое эхо. Кузяков не понимал ни слова, он был в полуобморочном состоянии. Неподалеку заскрипело, зашуршало, не приваренная стеновая панель с громким хлопком рухнула на пол и покрылась извилистыми трещинами. Взлетело облако пыли. Все, подумал Кузяков. Тюрьма, нары, баланда. В воздухе запахло парашей. От ярости Прыщ потерял дар речи. Он лишь молча простер в сторону Кузякова указательный палец, а потом махнул рукой, словно стряхивая с нее что-то мерзкое. Кузякову слова были не нужны, и без них все было ясно. За ржавыми сетчатыми воротами, где их ожидала машина, он остановился и оглянулся на такой знакомый, ставший родным объект, который ему уж не суждено было больше увидеть. На воротах висела табличка: "Строительство жилого дома ведет СУ-99". Начальник уже садился в машину. – Василь Василич, – робко позвал Кузяков. Шеф нехотя обернулся. – А все-таки не наш это объект. Прыщ подошел ближе, долго пялился на табличку. Табличка не исчезала и меняться не собиралась. – А наш тогда где? – спросил он с хрипотцой в голосе. – Наш дальше по улице в следующем квартале, я вспомнил. – Точно? А как же рисунок на втором этаже? – А что рисунок? Он же без подписи. Может это и не вы. Может это Борис Семеныч из 99-го. – Вообще-то похож. – А на наш объект поедем? Прыщ взглянул на часы. – Поздно уже. Через полчаса совещание в тресте. Что я там говорить буду, я же объект не видел. – Ну, придумаете что-нибудь, Вы же голова. Объект он и есть объект, они все одинаковые. – Вот это ты точно подметил, – кивнул Прыщ. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
