РАЗГОВОР С КРАСНЫМ ОМАРОМ

 

 

 

День выдался погожим. Уже утром стало ясно что приближается гроза; солнце довольно быстро утонуло в армаде серых аморфных облаков, гордо плывущих подхваченных забавным ветерком, а дым шедший из труб промышленных заводов стлался по земле, удушая и наполняя легкие веселым дымком.

Я как обычно работал в офисе, на сорок седьмом этаже. Мои неожиданно потемневшие окна за спиной возвестили мне о приближающейся непогоде, - вот тогда я решил, что необходимо сейчас же, не мешкая направиться в ресторанчик, что тут за углом, иначе позже я явно рисковал быть застигнутым разыгравшейся погодой на самом уязвимом месте.

Выстроив ряд совершенно правдоподобной лжи, я без каких либо препон оставил свою бумажную работу, пожелав приятного дня своему боссу, которого повстречал в лифте и преспокойно вышел на улицу.

Ресторанчик этот, где я собирался отобедать, располагался на пересечении улиц Иен Пин Лу и Цан Пин Лу, представлял собой абсолютно ординарный, неприметный, тихий и уютный ресторанчик, каких десятки тысяч по всему необъятному миру.

Медный колокольчик мягко приветствовал меня, когда я толкнул двери и вошел. Выбрал я самый обычный столик у самого обычного окна, сел на самый обыкновенный стул и необычно плавно опустил свои руки на самую обычную столешницу.

Ко мне подошла прилизанная, напомаженная официантка и я не раздумывая заказал тарелку жаренных фисташек, кружку крепкого пшеничного пива и конечно же превосходного омара, приготовленного по специальному традиционному методу жесткой жарки. Всего этого мне хотелось попробовать с самого утра.

Официантка, стандартно улыбнувшись ушла, а я стал рассеянно общипывать край столешницы. Где-то далеко захихикал гром.

Я вспомнил слова моей супруги, которая всегда признавалась, что звук грома навеивает на нее безотчетный страх и тревогу. А я сейчас с умилением осознал, как приятен мне этот звук. Казалось, просыпался вихрь где-то в животе, не то в груди, не то в пальцах рук, который проносился по всему телу, щекотал даже мочки ушей. Я сам, конечно же, никак не смог объяснить тайну такой восторженности, но возможно, что именно это обстоятельство и было причиной моего странного ликования.

Зазвенел звонок – в ресторанчик зашел молодой парень с черным кейсом в левой руке. Постояв немного, он внимательно огляделся, переминался с ноги на ногу, пробежался глазами по меню-витрине, затем, почесав подбородок вышел вон.

Мне почему-то стало очень смешно. Я не смог даже понять почему, но смех, такой неожиданный и сильный сковал мою шею, я едва не разразился громким хохотом, к счастью сумел крепко зажать рот двумя ладонями.

В это время ко мне подоспел молодой официант и поставил передо мной мой скромный заказ.

О, как же все было идеально и совершенно!

Фисташки были жирными, раскрасневшимися, отдавали свежестью и приторным запахом масла. Пиво улыбалось, а кусочки льда так приятно стучались в этой пенистой массе об края стакана. И самое главное – омар! Он был огромных размеров, лежал обрамленный лимонными дольками, собрав свои клешни, и свесив усы – немного походил на задумчивого старика. Пар поднимался и кружился, тая в воздухе, но оставляя незабываемый аромат снеди.

Я с дрожащими руками схватил вилку и нож, ощущая как во рту предвкушено задрожал язык.

Но тут – верите вы или нет – произошло нечто из вон выходящее за рамки обычного.

Омар, лежавший на тарелке, лениво поднял глаз и, уставившись на меня, негромко произнес:

- Вы, надеюсь, не собираетесь воткнуть эту вилку в меня, сэр?

Я признаюсь, растерялся ничуть не меньше чем ожидалось. С застывшими руками, подняв вилку и нож, я напряженно обдумывал свой ответ. С одной стороны я не любил врать, но с другой, омар так жестко смотрел на меня и так грозно постукивал клешней об край фарфоровой тарелки, что мне поневоле пришлось сказать неправду.

- Нет, не собирался, - ответил я ему и заметил, как он перестал стучать клешней, но начал шевелить усами.

- Отлично, сэр. Потому что признаюсь, не очень приятно, когда в тебя всаживают вилку. Вы понимаете?

- Конечно понимаю, - утвердительно кивнул я ему.

Омар немного приподнялся и с досадой оттолкнул дольки лимона от себя. Те шмякнулись об столешницу, одна укатилась на пол. Я оглядел по сторонам – к счастью никто этого не заметил.

- Вы не против, если я сяду, - обратился ко мне омар.

- Нет, конечно. Вовсе нет.

- Merci.

Я увидел, как омар приподнялся, изогнул свое тело, и присел на свой пружинистый красный хвост. Широко расставив клешни в стороны, он потянулся и громко выдохнул:

- O! bien!*

Затем он бойко повертел своими глазами из стороны в сторону и вконец остановился на мне. Я молчал.

- Сэр вы не устали держать ваши столовые приборы в руках? – Обратился он ко мне.

Я сам не заметил, как все так же продолжал держать в руках вилку и нож. Поспешно отложив их, я решил выпить пива. Думаю, омар не был бы против.

Покуда я пил, он не отрывал от меня взгляда, и только тогда я заметил, что омар непринужденно улыбается. Как я мог раньше не заметить его улыбку! Чуть не поперхнувшись, я поставил стакан около бутыли и вытер рот салфеткой.

- Как вас зовут, Сэр?

- Меня зовут…

Тут меня осенило, что я собираюсь сказать свое имя омару, причем жаренному, причем сидящему на моей собственной тарелке. Такого нахальства я отродясь не видел.

- Нет, это неправильно, - рассердился я. – Как вы можете разговаривать?

- Также как и вы. Не вижу ничего необычного в этом.

- Вы говорите это так, словно все омары разговаривают.

- Конечно! А как вы думали? Абсолютно все омары разговаривают. Cause celebre.**

- Что-то я раньше не встречал омаров, которые могли разговаривать.

- А что они тогда делали?

- Ничего не делали. Я их… ел.

Омар поморщился.

- Какая нелепость. Должно быть, они спали в это время. Бедняги. Я боюсь даже думать, что сталось бы со мной, не успей я вовремя открыть глаза и увидеть, как вы собираетесь ткнуть меня вилкой.

- Да собирался. И теперь по вашей милости я лишился своего завтрака.

- О, простите меня, - омар сложил клешни и опустил усы, - простите, что я испортил вам dejeuner***, право, я очень сожалею, сэр.

Мне стало не по себе. Я смягчил тон, но старался по-прежнему оставаться суровым.

- Как вас зовут? – спросил я его.

- Жером.

- Вы француз?

- Да.

- Понятно.

Наступила пауза. За окнами снова послышались раскаты.

- Сэр, - вновь обратился он ко мне, и я чувствовал, что ему очень неловко. Жером долго тер клешни, но, в конце концов, заговорил снова, - у вас случайно не найдется сигары?

Я замялся. Правда сигара у меня была; она была спрятана в нагрудном кармане, завернутая в папиросную бумагу, но, во-первых – это была одна из лучших, сочных, толстенных сигар, какие только бывают на свете, и, во-вторых – это сигара была последней. Жером, мягко улыбаясь, глядел на меня, шевеля усиками. Я недолго думал.

Просунув руку в карман, я достал сигару, развернул и потянул омару. Тот с благодарностью в глазах откусил клешней кончик сигары и просунул в рот. Не успел я вернуться в карман за спичками, как омар уже прикуривал от свечи на столе.

К потолку поплыли густые кольца дыма. Жером выглядел довольным.

- Воистину удивительный день, не правда ли?

Я не мог не согласиться с ним.

- В такие минуты, я не могу не вспоминать прелесть морского воздуха, ветер, шум разбивающихся волн об скалы. Это меня умиротворяет.

- Могу представить, - отозвался я.

- А когда разыграется гроза, - омар опустил голову на клешню - то море приобретает голос. Дождь заставляет море говорить слова, которые он давно хотел высказать, неистовство волн заставляет его петь, как он давно этого желал. Удивительно, впрочем, знаете, что еще удивительней?

Омар каверзно взглянул на меня. Я молчал.

- Услышать, как смеется море. Это бывает очень редко. Очень-очень редко. Так редко, что не многие слышали этот неповторимый звук. Ты либо слышишь этот звук, когда был совсем еще недавно рожден, или уже слишком стар, тем самым никак не можешь познать прелесть этого. К тому же, слишком много вещей должно произойти одновременно, чтобы море засмеялось. Дождь должен превратиться в град, волны должны омывать берег неторопливо, размеренно, в песках должны будут быть большие гладкие морские камни, чтобы лучше отражать звук, а луна должна появиться на небе в урочный час, чтобы прилив защекотал дно. Вот тогда море засмеется. Я, правда никогда не слышал этого, но мне рассказывал мой дед.

Он замолчал, уставившись в точку и заговорил снова лишь тогда, когда на тарелку скатился пепел с кончика сигары.

- Ну а вы, сэр? Почему вы вдруг загрустили?

- Я? Вовсе нет, с чего вы взяли?

Жером нагнулся вперед и сказал шепотом, как это делают преданные друзья в не очень приятной компании людей.

- Сэр, может я и омар, но черт возьми, я без труда вижу, что вы явно посерели. Вас что-то чертовски гложет. Почему бы вам не рассказать мне?

Я с удивлением посмотрел на этого красного курящего сигару француза у меня на тарелке.

- Рассказать-то я могу, - медленно начал я, - но вот вряд ли смогу разделить ваш энтузиазм рассказчика. Слишком многое идет не так, как нужно.

- Вы думаете?

- Я не уверен. Но однозначно могу сказать, что все происходящее с немалым успехом могло развиваться куда более безопасной и спокойной тропой, нежели сейчас.

- Боюсь сэр, вы недооцениваете время, в котором живете.

- Возможно. Но я прекрасно вижу будущее.

- И что же вы видите?

- Я вижу конец. Я вижу закат. Называйте как хотите, это. И даже не имеет никакого значения в каком виде предстанет этот самый конец. Боюсь в самом ужасном виде. Будь то разыгравшаяся пандемия, или глобальная война, или же мировой потоп, перенаселение, всеобщее безумие. Закат имеет множество аморфных форм.

- Да вы оказывается, мизантроп, сэр.

- Мне безразлично как это называется.

Я был крайне раздосадован. Сам не знаю почему. Жером же сидел предо мной неторопливо поглаживая свои усы, время от времени поднимал дольки лимона и покусывал их полукругом.

- Значит вы не верите в будущее?

- Я был готов поверить. Но сейчас я верю в прошлое больше, чем в будущее. И сдается мне, черт возьми - в прошлом люди были поумнее чем сейчас.

- Как ни странно, но я вас понимаю.

Жером глубоко вздохнул и потушил сигару, обмакнув в лимонный сок. Выглядел он немного сконфуженным. Но мне какое было до этого дело!

Однако омар снова заговорил.

- Видите ли, с моей точки зрения то, что вы говорите, выходит немного в смешном виде. Мне, как представителю фауны, кажутся бессмысленными ваши слова. Вы так ополчились против самого себя, самого своего создания, что совершенно потерялись. Вы похожи на малька, который попал в лужу и мечется из стороны в сторону, и покуда лужа редеет, вы все больше и больше впадаете в панику, сходите с ума. Это смешно. Но с другой стороны это нормально. Никто не хочет уходить из жизни. Скорее из-за страха перед неопределенностью, чем из-за любви к самой жизни.

- Откуда вам знать, чего мы боимся, чего не боимся? – гневно бросил я.

- Дело не в том, откуда я это знаю, дело в том, что это правда. Хотя и вы сами это знаете. Вы привыкли искать ответы везде, поэтому ищете даже там, где ответов нет и никогда не было. Вы ищите смысл, которого нет. И в этих поисках вы прозеваете все остальное.

- Смысл где-то там. Смысл есть всегда. Должен быть!

Жером махнул клешней.

- А может вы сами хотите, чтобы он был? Сами создаете смысл на пустом месте?

Я уже начинал жалеть, что втянул себя в этот нелепый спор. Если где-то и не было смысла, так в этом разговоре. Но Жером не унимался. Он с таким жаром принялся рассказывать мне, доказывать свои доводы, что казалось, раскраснелся еще больше. Его вытянутая рожица упрямо вертелась из стороны в сторону. Глаза бегали с одного на другое, клешни жадно чавкали, а перепончатый хвост шлепал по поверхности тарелки.

- Представьте на секунду год 458457486534950. Вы что-нибудь видите? – не унимался омар.

- Я вижу цифры и то, что вы несете бессмыслицу, Жером, - утомленно сказал я.

Омар вскочил со своего места и плюхнулся животом на тарелку.

- Именно что бессмыслицу! Эти цифры бессмыслица и ничего более. И хотите вы или нет - этот год наступит и затем превратиться в прошлое. Но рано или поздно этот год придет. С каждой секундой ответ на ваш извечный вопрос приближается к вам. Все ближе и ближе, сэр. И хотите вы того или не хотите, ответ этот придет и сам ляжет вам в ладони.

Я уже не слышал его. За окном все чаще грохотал гром. Уже вот-вот должна была разразиться гроза. Улица погрузилась в серый тоскливый полумрак.

- Сэр, я с вами говорю! Не очень-то вежливо с вашей стороны вот так отвернуться от меня, пока я вам даю ответы на все ваши вопросы в жизни.

Тут уже я не на шутку разгневался.

- Хватит паясничать, с чего вы взяли, что вы можете позволить сидеть тут и говорить такие вещи? Что вам угодно? Вообще кто вы такой? Что вы хотите от меня?

Омар ничего не ответил. Он схватил клешней лист салата и засунул себе в рот.

Я уже успокоился, думал, что он замолчал, но вдруг послышалось негромкое пение. Да-да! Омар пел у меня на тарелке. Пел что-то на французском.

- Счет! – позвал я человека, не отрывая взгляда с двух блестящих черных глаз.

Ко мне подошла официантка и я расплатился. Когда уносили тарелку, я не отрываясь глядел на Жерома, который так и не шевельнулся, так и не издал ни звука, а все молча держал во рту листик салата и укоризненно глядел перед собой.

Я вышел из ресторанчика и побежал к зданию, где располагались наши офисы. Успел я в самый последний момент, когда за мной разорвалось небо и хлынул ливень, смывая повседневную грязь и повседневные глупости.

Я не стал рассказывать об этом происшествии никому. Ни своей супруге, ни любовнице, ни своему боссу. Даже не заикнулся об этом в своем дневнике.

Однако с тех пор немало людей с безудержным любопытством спрашивали, почему я каждый раз тщательно тыкаю вилкой свою снедь, перед тем как начать ее есть.

Я, конечно же, не отвечал. Но каждый раз мне хотелось спеть ту самую французскую мелодию, которую пел красный омар на моей тарелке…

 

 

 

 

 

* Отлично. (фр)

** Типичный случай. (фр)

*** Завтрак (фр)

 

 

2005.

R.G.