По теме Ильи Майзельса «Две истории о монахах»

 

Согласен с теми кто считает, что человек не должен отрекаться от мира, от всего праведного и веры в Бога.

Не помню названия произведения английского писателя, которое я прочёл в журнале «Иностранная литература» ещё во времена Союза, но это как раз в тему.

Коротко так:

Женщина и двое мужчин: Он, Тот и Она. Он любил её, Она тоже любила его, но так случилось, что Она вышла замуж за Того. Он и Она сильно любили друг друга, но, поскольку Она была женой Того, любящие не могли себе позволить «того и этого» друг с другом из-за веры священному писанию и в Бога. Нельзя! И любящие, и муж, не будем касаться его чувств, страдали от этого "нельзя", но ничего поделать не могли.

Дальше случилось так, что все трое в круизе утонули вместе с кораблём и другими туристами. И вот перед Всевышним все они стоят в очереди, ожидая своей участи, куда их отправят после признания в своих грехах – в ад или рай. Перед нашими "мучениками"стоял

философ, который слегка испортил Всевышнему настроение своими известными всем вопросами, надоел Ему, и его, "не парясь", отправили в рай. Не было у него грехов. Наконец, Всевышний спросил у наших троих праведников, - «что у вас?». И они рассказали Ему обо всём… художественно и на удивление Всевышнему.

«Как же так, ведь я никому не запрещал любить… почему же люди считают это грехом?», - подумал Всевышний и дунул на них, как дуют на спичку. Он их просто аннулировал.

 

У Омара Хайяма многое на эту тему:

"Сад цветущий, подруга и чаша с вином,

Вот мой рай, не хочу очутиться в ином,

Да никто и не видел Небесного рая,

Так что будем пока утешаться в Земном".

 

По предложенной теме не могу не привести несколько строф из поэмы И. С. Тургенева «ПОП».

В России были напечатаны в 1885 году лишь несколько отрывков из этой поэмы, в которых тщательно исключались упоминания о действующих лицах, с цензурным исключением в тексте самого слова «поп».

За границей поэма была напечатана впервые и полностью в 1887 г. в Женеве (Тургенев И. С. Поп. Эротическая поэма. M. Elpidin, Libraire-éditeur. Женева, 1887) с предисловием издателя, где сказано: «Печатаем её всю, как историко-литературный документ».

Привожу этот пример исключительно по предложенной теме, где Тургенев понятия святых нравов в образе естественной и грубоватой красоты здоровья и силы героини, подчеркнуто противопоставляет понятию «святой и возвышенной любви».

 

[Смиренный сочинитель сказки ceй]

В иных местах поделал варианты

Для дам, известных строгостью своей,

Но любящих подобные куранты.

 

…

… Но поп — не поп без попадьи трупёрдой,

Откормленной, дебелой... Признаюсь,

Я человек и грешный и нетвердый

И всякому соблазну поддаюсь.

Перед иной красавицею гордой

Склоняюсь я — но всё ж я не стыжусь

Вам объявить (известно, люди слабы...):

Люблю я тело доброй русской бабы.

…

Так что ж?.. скажите мне, какое право

Имеем мы смеяться над таким

Блаженством? Люди неразумны, право.

В ребяческие годы мы хотим

Любви «святой, возвышенной» — направо,

Налево мы бросаемся... кутим...

Потом, угомонившись понемногу,

Кого-нибудь <...> — и слава богу!

…

….

…Внезапная случилась остановка:

Друзья... к попу приехала золовка.

 

…Сестра моей любовницы дебелой —

В разгаре жизни пышной, молодой,

О господи! — была подобна спелой,

Душистой дыне, на степи родной

Созревшей в жаркий день. Оторопелый,

Я на нее глядел — и всей душой,

Любуясь этим телом полным, сочным,

Я предавался замыслам порочным.

 

Стан девственный, под черными бровями

Глаза большие, звонкий голосок,

За молодыми, влажными губами

Жемчужины — не зубки, свежих щек

Румянец, ямки на щеках, местами

Под белой, тонкой кожицей жирок —

Всё в ней дышало силой и здоровьем...

Здоровьем, правда, несколько коровьим.

 

Я некогда любил всё «неземное»,

Теперь — напротив — более всего

Меня пленяет смелое, живое,

Веселое... земное существо.

Таилось что-то сладострастно-злое

В улыбке милой Саши...1 Сверх того -

Короткий нос с открытыми ноздрями

Не даром обожаем <мы его...>2

 

…Я начал волочиться так ужасно,

Как никогда — ни прежде, ни потом

Не волочился... даже слишком страстно.

Она дичилась долго — но с трудом

Всего достигнешь... и пошли прекрасно

Мои делишки... вот — я стал о том

Мечтать: когда и как?.. Вопрос понятный,

Естественный... и очень деликатный.

 

Уж мне случалось, пользуясь молчаньем,

К ее лицу придвинуться слегка —

И чувствовать, как под моим лобзаньем,

Краснея, разгоралася щека...

И губы сохли... трепетным дыханьем

Менялись мы так медленно... пока...

Но тут напротив воли, небольшую —

Увы! — поставить должен запятую.

 

Все женщины в любви чертовски чутки...

(Оно понятно: женщина — раба.)

И попадья злодейка наши шутки

Пронюхала, как ни была глупа.

Она почла, не тратив ни минутки,

За нужное — уведомить попа...

Но как она надулась — правый боже!

Поп отвечал: «<туды> её? Так что же!»1

 

Перед святыней сана мы немеем...

А поп — сановник; я согласен; но...

Сановник этот сильно — подшефеем...

(Как слово чисто русское, должно

«Шефе» склоняться)... попадья с злодеем

Поручиком, я вижу, заодно...

И нежится — и даже строит глазки,

И расточает «родственные» ласки.

 

И под шумок их речи голосистой

На цыпочках подкрался сзади я...

А Саша разливает чай душистый,

Молчит — и вдруг увидела меня...

И радостью блаженной, страстной, чистой

Ее глаза сверкнули... О друзья!

Тот милый взгляд проник мне прямо в душу...

И я сказал: «Сорву ж я эту грушу!..»

 

«Но погоди ж, — я думал, — друг любезный!

О попадья плутовка! погоди!

Мы с Сашей вам дадим урок полезный —

Жениться вздумал!!.. Время впереди,

Но всё же мешкать нечего над бездной».

Я к Саше подошел... В моей груди

Кипела кровь... поближе я придвинул

Мой стул и сел... Поручик рот разинул.

 

Но я, не прерывая разговора,

Глядел на Сашу, как голодный волк...

И вдруг поднялся... «Что это? так скоро!

Куда спешите?» — Мягкую, как шелк,

Я ручку сжал. «Вы не боитесь вора?..

Сегодня ночью...» — «Что-с?» — но я умолк —

Ее лицо внезапно покраснело...

И я пошел и думал: ладно дело!

 

Пробила полночь... Время... Торопливо

Прошел я в сад к соседу... под окном

Я стукнул... растворилось боязливо

Окошко... Саша в платьице ночном,

Вся бледная, склонилась молчаливо

Ко мне... — «Я вас пришел просить»... — «О чем?

Так поздно... ах! Зачем вы здесь? скажите?

Как сердце бьется — боже... нет! уйдите»...

 

«Зачем я здесь? О Саша! как безумный

Я вас люблю»... — «Ах, нет — я не должна

Вас слушать»... — «Дайте ж руку»... Ветер шумный

Промчался по березам. — Как она

Затрепетала вдруг!!.. Благоразумный

Я человек — но плоть во мне сильна,

А потому внезапно, словно кошка,

Я по стене... вскарабкался в окошко.

 

«Я закричу», — твердила Саша... (Страстно

Люблю я женский крик — и майонез.)

Бедняжка перетрусилась ужасно —

А я, злодей! развратник!.. лез да лез.

— «Я разбужу сестру — весь дом»... — «Напрасно»...

(Она кричала — шёпотом.) — «Вы бес!»

— «Мой ангел, Саша, как тебе не стыдно

Меня бояться... право, мне обидно».

 

Она твердила: «Боже мой... о боже!»

Вздыхала — не противилась, но всем

Дрожала телом. Добродетель всё же

Не вздор — по крайней мере не совсем.

Так думал я. Но «девственное ложе»,

Гляжу, во тьме белеет... О зачем

Соблазны так невыразимо сладки!!!

Я Сашу посадил на край кроватки.

 

К ее ногам прилег я, как котенок...

Она меня бранит, а я молчок —

И робко, как наказанный ребенок,

То ручку, то холодный локоток

Целую, то колено... Ситец тонок —

А поцелуй горяч... И голосок

Ее погас, и ручки стали влажны,

Приподнялось и горло — признак важный!

 

И близок миг... над жадными губами

Едва висит на ветке пышный плод...

Подымется ли шорох за дверями,

Она сама рукой зажмет мне рот...

И слушает... И крупными слезами

Сверкает взор испуганный... И вот

Она ко мне припала, замирая,

На грудь... и, головы не подымая,

 

Мне шепчет: «Друг, ты женишься?» Рекою

Ужаснейшие клятвы полились.

«Обманешь... бросишь»... — «Солнцем и луною

Клянусь тебе, о Саша!»... Расплелись

Ее густые волосы... змеею

Согнулся тонкий стан... — «Ах, да... женись»...

И запрокинулась назад головка...

И... мой рассказ мне продолжать неловко.

……