Иногда вздохнуть — и то нужно иметь силы.

Успокоившись,

расслабившись — для очищения, для событий, для осмысления. И

желательно одному, где-нибудь в литературном кафе «Имбирь» под

латинас и слова из подсознания о конечности всего сущего. Видно уже

поставили на стол передо мной песочные часы жизни для наблюдения за

процессом. К кому раньше, к кому позже приходит этот образ часов,

начинающий отсчет до конца. Нет, это далеко не желание подвести итог,

сложить руки на груди и лечь в труну. Впервые задумываешься над

конечностью процесса, над задачником жизни и ответами там, в конце,

мелким шрифтом. Раньше мыслей таких не приходило. Жизнь была

бесконечностью с иллюзорной целью за горизонтом. Там, когда-то, очень

не скоро и не со мной…

 

Тихо. Только песчинки шуршат в своей безысходности, в своем траурном

падении навзничь.

 

Задумываешься и удивляешься тому, как ты безразлично относился к

килограммам песчинок, уже выброшенным на помойку, так бездарно

профуканным и забытым. Вспоминается гифка скелета, красиво, а

главное, вечно шагающего. Наверное, на кладбище. Куда ж еще? Так вот.

Задумываешься о песчинках и думаешь, уже серьезно и многозначительно

о том, что останется после тебя на этом свете, кроме детей, памяти не

такой уж долговременной, и недвижимости в наследство потомкам. И

осознаешь: мало, очень мало и непропорционально потраченному на тебя

времени Мирозданием. И вот тут накатывает сожаление — первой волной,

а второй волной — желание исправить, что-то такое сделать, чтобы… не

было бы так «мучительно больно», потом, когда нужно будет что-то

сказать себе, в последнюю минуту. Как ни странно, такое будет уже не так

и не скоро. Двадцать — двадцать пять лет, больше — меньше. И чем

дальше, тем больше будет похоже на игру в русскую рулетку. С каждым

годом вероятность сыграть в ящик будет все больше и больше, а, значит,

вывод один: осмысливая и осматривая очередную, красиво летящую вниз

песчинку, делать что-то такое, чтобы песчинку эту, очередную, можно

было бы с легкой душой отпустить. Не жалеть, и не вздыхать о ней, а

желать ей вечности и успокоения.

 

Тихо. И это хорошо. Потому что последние песчинки будут падать громко,

если… Если только сейчас не начать стелить под них что-то прочное,

мягкое и бесшумное, только по-серьезному, по-настоящему, а не так, как

раньше — играя и пропуская все меж пальцев, и не начать собирать все

падающее в одну большую кучку, каждый день оценивая и пересчитывая,

ловя преломившийся сквозь нее луч света, жмурясь и отпуская грусть и

сожаление в дождливый день. Пусть погуляют пока еще.