Я проснулась от бешеного стука по батарее и сильных воплей: «А-а-а-а-а-а спасите…Помогите! Убивают! А-а-а-а-а-а!!!!»

Если вы думаете, что я быстренько побежала на помощь, роняя тапки, или вызвала милицейский наряд, то вы сильно ошибаетесь! Пять лет соседства отучили от подобных глупостей. Никто не поспешит на помощь, ни сверху, ни снизу, ни из квартир рядом. Вначале, на подобные женские вопли сбегалась куча народу: Ришат Абдулович, крепкий мужик, работающий рубщиком на базаре, добрый, отзывчивый. Лидия Сергеевна, милая старушка, интеллигентная, всегда опрятно одетая, и в своем достаточно преклонном возрасте, на удивление, хорошо понимающая молодежь. Она не зудела о лучшем прошлом, не закатывала глаз при виде коротких юбок или обнимающихся парочек, не выдавала поучающих сентенций. Молодожены Егоровы, Антон и Мила, счастливые в своей любви, радостно улыбающиеся при встрече. Вдовец Арбенин, сутулый, с лохматой немытой головой, сильно пьющий мужик. И я. Разведенная феминистка, тридцатилетняя женщина, скромно живущая на зарплату продавца, холящая в своей квартире, вместо индивидуума в штанах, свою кошку Фимку. Всем каголом, кто раньше, кто чуть позже, мы подбегали к двери, из-за которой неслись истошные крики. Стучали кулаками, заполошно трезвонили, убеждая прекратить безобразие. И что? Дверь открывал сам хозяин, Рыков. Мордатый, с отвисшим пузом и пудовыми кулаками, владелец пяти-шести киосков в нашем микрорайоне. На лоснящейся физиономии, намертво застыло пренебрежительное, нагло-уверенное, выражение.

– Че надо? – в первый раз, любезно спросил хозяин, открыв дверь, поигрывая килограммовой золотой цепью, висящей на могутной шее.

Мы объяснили. Рыков, усмехнувшись недобро, показав при этом золотую фиксу, ответил:

– Че задергались? Отвалите. Игры у нас такие. Сексуальные.

И захлопнул дверь. Толпа ошарашено помолчала и не поверила. Приехавшая милиция, прошла в квартиру, побыла там минут десять и вышла обратно.

– Разойдитесь, граждане! Все нормально – почти серьезно проговорил молоденький сержантик, поправляя кобуру с пистолетом. Народ постоял, помолчал и разошелся по домам. В следующий раз ситуация повторилась один к одному. Потом еще и еще. Со временем, наши добрые, отзывчивые на чужую беду соседи, бегать на переполох перестали. А я скоро поняла, сосед с верхнего этажа не врал. Минут через пятнадцать-двадцать после отчаянных умоляющих воплей, в квартире слышались звуки, недвусмысленно намекающие на интим: четкие ритмичные удары в стену, скрип кровати, охи-вздохи совсем другого свойства…

Развлекались соседи по графику, четко и педантично. Три раза в месяц. Всегда по субботам. Так что, проснувшись, я естественно, никуда не пошла, а просто лежала, смотрела в потолок и ждала. Через десять минут от диких воплей не осталось и следа, жалобно заскрипели кроватные пружины, и Рыков с супругой поспешили в страну блаженства. Можно спокойно спать дальше, после любовного забега, Рыковых не будет слышно и видно до четырех часов дня.

Закрыв глаза, я безуспешно пыталась уснуть. Фимка, чутко чувствующая мое состояние, пришла на помощь: легла «калачиком» у меня на голове, и начала петь песенку. Воркующую, нежную, с переливами, одновременно, мягкими лапками, переминалась на затылке, делая массаж. Я лежала, пытаясь войти в контакт с Морфеем, чтобы снова отбыть в страну грез, но ничего не получалось. Вредный рассеянный бог, где-то забыл свои волшебные цветочки, чей аромат погружал человека в сон. Лежала я, мучилась. Вертелась с боку на бок, и в конце концов, решила встать, и заняться домашними делами. Тем более, что сегодня обещалась прийти в гости моя давняя подружка Маша. Взбалмошная, мятежная, с идеей «фикс». Машуня , синеглазая блондинка с аппетитными формами, любительница выходить замуж. К своим двадцати пяти годам она успела пять раз сбегать под венец. Больше года, Машка ни с одним супругом не жила. От первого брака ей осталась однокомнатная квартира, от второго старенький «жигуленок», бодро шуршащий колесами до работы и обратно. От третьего – сотрясение мозга, сломанная челюсть и три месяца судебной нервотрепки. Четвертый брак изначально был обречен, так как жених прямо на шумной гулянке был застукан новобрачной, в подсобке, где он исполнял супружеские обязанности отнюдь не с Машей, а с молоденькой официанткой. Машуня пошумела, поплакала, влепила муженьку пару пощечин, простила и отправилась с ним в свадебное путешествие. Через два месяца, Маша вернулась уже с готовым заявлением на развод и с венерическим заболеванием, от которого лечилась вплоть до пятого замужества. В пятый раз моя дорогая подруга, пробыла в браке почти десять месяцев. Успела сделать ремонт, выпросить у мужа денег на зимние сапоги и сбегать на два аборта. Перед тем, как подавать заявление в ЗАГС, Машка приходила ко мне и пела дифирамбы очередному кавалеру. Перед разводом, она рыдала опять же у меня в кухне, посылая на голову мужа всяческие проклятья, и корила себя за неосмотрительность. Я уже привыкла, что Марийка, с тупым упрямством, наступает на одни и те же грабли. Все мужья, подходили под одну категорию – либо бабник, либо пьяница. В добавок, кроме последнего муженька, предпочитавшие, жить за Машкин счет. Первое время я пыталась вразумить подружку, но потом поняла: Маше не нужен муж, как таковой, ей нужен праздник. Все свадьбы игрались торжественно, под вальс Мендельсона, в белом платье, с фатой, с поздравлениями и подарками. Но, как только надо было выстраивать быт, после ослепительного праздника, моя подружка терялась, ей становилось скучно, быстро приходило разочарование к супругу. Спадала пелена влюбленности с глаз, и оказывалось, что человек, с которым надо делить дом, быт, постель, обязанности, совершенно ей не подходит. Маша разводилась со спокойной душой, немного погрустив, заново начинала охоту на представителя сильной половины человечества. Сейчас у Марийки очередной кавалер, и придя ко мне, уплетая пирожки, она будет закатывать глаза от восторга и говорить о самом, самом, самом…что удостоился ее благосклонности.

Заведенное тесто пыхтело и пыжилось в кастрюльке. Начинка из круто сваренных яиц и едко щипающего глаза зеленого лука, была готова. Фимка сидела на подоконнике, распушив хвост, нализывая лапки, умывала мордочку, зазывая гостей. Негромко бурчало радио, передавая последние известия, легкий ветерок игрался с оконной занавеской. Полная идиллия. Пирожки были готовы. Под ватной расписной матрешкой в белом фарфоровом чайничке прела заварка. Я глянула на часы. Есть немного времени, чтобы отдохнуть и настроиться на нужный лад, чтобы спокойно выслушать Машунины восхваления новому кандидату в мужья. Интересно, кто будет на сей раз? Первым был инженер-программист. Зануда, жадный до денег, угробивший свои способности из-за пристрастия к спиртному. Второй – заведующий столовой, севший за решетку на долгих четыре года за хищения. Третий, беспутный малый, сантехник из ЖЭКа, любивший после распития бутылки, погонять мою подружку по квартире, кулаками и зуботычинами, объясняясь в любви. Четвертый, неисправимый бабник, не желавшей работать, но любящий вкусно поесть, сидел на Машкиной шее до самого развода. Пятый муж был таксистом, надутым индюком, снобом, приносящим домой не хилые деньги, но заставляющий Машу отчитываться за каждую потраченную копейку. Если проследить, то градация Машкиных мужей шла резко вниз по социальной лестнице. Так кто ее очаровал сейчас? Бомжик из подворотни или уголовный элемент?

Претендент номер шесть оказался студентом. У студента была мама, двухкомнатная квартира, два несданных зачета, море обаяния и ни гроша за душой. Машуню это не волновало. На волне влюбленности она, в очередной раз готова была взвалить на свои плечи бремя расходов, лишь бы получить возможность раскрутки любовного приключения. В процессе поедания пирожков, Машка без устали нахваливала кавалера. Сидела я, слушала ее и думала: «Бедная моя подружка! Да что за блажь гуляет в ее красивой головке? Ну почему она не видит очевидного? Дело даже не возрасте, парнишке всего 19 лет!? А в том, что Маша опять придумала себе «любовь», надела розовые очки и строит замок на песке, не желая задуматься о разнице вкусов, интересов, принципов…Ну доведет она парнишку до ЗАГСа, поставит очередной штамп в паспорт, а жить-то с ним не сможет! Будет студент бегать к маме обедать, будет учиться, отдавая все свободное время занятиям, а Машка, не умеющая вести хозяйство, и не желающая искать компромисс, быстро остынет, начнутся скандалы, упреки. Машка пойдет по проторенной дорожке, на развод. Она получит свободу, поплачется и успокоится, а несчастному студенту на всю оставшуюся жизнь отобьет желание к любви и браку….»

– Слышь, Тань, он мне говорит, у вас глаза красивые…А я ему, у меня мол все красивое и грудь и ножки, а он прямо засветился весь! От любви!

– Да от гормонов он светится, что ему спать по ночам мешают, а не от любви! Глупая ты, Машка! Ну чего ты парню голову морочишь? На кой ляд тебе студент? У него еще мамкино молоко на губах не обсохло, ему ровесницу надо, а тут ты со своим громадным брачным опытом! Ну скажи, зачем?

– Ой, Тань, чего ты меня обижаешь? Ну были ошибки, я признаю…Но я же не виновата, что мне мужики испорченные попадались!

– Овощи испорченные попадаются, а мужиков ты сама выбирала. Я тебе что говорила? Когда ты своего кобеля, Славку на смотрины приводила? У него на лбу было написано, что он бабник! А Петька? Ты до свадьбы сколько раз в черных очках ходила, синяки скрывая? Драть надо было от такого кадра, смазав пятки, а ты мне: «Бьет, значит, любит!» пока он тебе от большой любви челюсть не сломал, ты все его оправдывала! Про Антона я молчу, неплохой мужик, но ворюга! Сейчас на зоне учится честно жить. Может и с Ильей что-то сложилось бы, все таки деньги умел зарабатывать, так ты первая заныла – скучный, нудный, за копейку удавиться…Так какого тебе мужа надо? А сейчас пацан совсем! Ему бы под луной мечтать, подружке ручку гладить, а ты его развращаешь!

– Я развращаю!? Да он мне в постели в первый же раз такие фортеля показал, Кама-сутра отдыхает!!!

– Машка! Ты уже и переспать успела?

– Ну а че? Дело не хитрое…раз и…

– В глаз! Боже мой! Ну когда у тебя мозги работать начнут! Ну чего ты добиваешься? Опять замуж? Парню же жизнь сломаешь! Ты ж разводиться через месяц побежишь!

– Может и побегу….а может нет. Ты вот сама чего хочешь?

– Ребенка я хочу! Ребеночка! Маленького карапузика!

– Так рожай!

– От кого? По улице ходить, чтобы ветром надуло?

– Тань…чего прибедняешься? Ты если захочешь, быстро мужика захомутаешь! Ты вон у нас, красотуля какая! Глазки ведьмачьи, зеленые! Бровки домиком, губки бантиком, титечки яблочком, попка орешком! Только моргни, от кавалеров отбою не будет!

– В том-то и дело! Ребенка хочу, а мужика даром не надо! Мне моего замужества по гроб жизни хватило! Так намучилась, года три, как спокойно спать стала…А то все посреди ночи вскидывалась! Не хочу больше!

– А как без мужчинки ребеночка заиметь? На искусственное, что ли пойдешь?

– Пошла бы, да там деньги бешенные нужны. Нету у меня столько.

– А из детского дома?

– Узнавала. Там, во первых очередь большая, во вторых я по закону не подхожу. Одиночка, заработок маленький…

– Во дела в родном государстве! Кто сильно хочет дитятю, тому фига! А кто не хочет воспитывать, для того раз, и пожалуйста!

– Чего пожалуйста?

– Тань, ты как маленькая! Посмотри вокруг! Сколько рожают и роддомах оставляют! В интернаты сдают! По мне так, не хочешь рожать, шлепай на абортик! А не плоди нищету! А раз родила, так воспитывай, а не подбрасывай чужому дяденьке! Правильно?

– Правильно. Только ты не увиливай! Чего собираешься со студентом делать?

– А чего с ним делать, окромя постельных упражнений?

– Так ты не всерьез?

– Не знаю, Танюшка…Как масть пойдет…Всерьез, не всерьез, время покажет. Мне с ним хорошо, ему со мной хорошо…Я ему сейчас как вторая мамка…Забочусь…Кормлю, Рубахи стираю…Курсовую помогаю писать…

– Ты? Рубахи стираешь?! Супы варишь? Вот это прогресс! Надо срочно увидеть твоего студента! Из-за кого ты так стараешься! Ну, чего, познакомишь?

– Обязательно! Ты же как рентген, всех насквозь видишь! Давай на следующей неделе? А?

– Не получится. Мамка телеграмму прислала, просит, чтобы я приехала, бабуля сильно болеет. Хоть на недельку. Я уже заявление написала. Со среды, в счет отпуска. И билет купила. Фимку возьмешь на постой? Так что, знакомиться будем немного попозже, как приеду.

– Позже, так позже…За две недели, пока ты в своей деревне сено жуешь, думаю, ничего не изменится…

На этой радужной ноте мы с Машкой и расстались. Она пошла ублажать своего студента, а я готовиться к дороге. Прибирушки, постирушки. Путь был не близкий. Сначала на автобусе до областного центра, потом двое суток на поезде, потом от маленького полустанка на попутке в родную деревню.

Сейчас там хорошо. Июль. Травы по пояс, покосы, сушка сена. Можно в лес по грибы, по ягоды. Утром парное молочко. Днем с рассыпчатой белобокой молодой картошкой, сваренной в чугунке в пузатой печке, можно похрустеть пупырчатым зеленым огурчиком, только что сорванным с гряды. Можно сполоснуть от земли в железной бочке дождевой водой оранжевую хвостатую морковку, можно полакомиться спелой сладкой малиной, растущей под окном в палисаднике. Больше десяти лет я живу в городе, далеко от родного гнезда, занесла меня нелегкая после распределения в техникуме. Сначала тоска давила, все было чужим и незнакомым, но со временем освоилась, прижилась. Научилась городскому говору и шику. Но иногда, томила сердечко унылая грусть, воспоминаниями о светлом детстве, прожитом на раздолье в деревне…

…Конопатая проводница была не в духе. Злилась, грубила, бурчала под нос нелестные высказывания в адрес пассажиров. Я внимания не обращала. Давно отучилась тратить и свои нервы по пустякам. Может, помог в этом и мой недолгий брак. Выходила я замуж по большой любви. Я деревенская девятнадцатилетняя дурочка ослепленная фальшивым блеском обаяния субтильного городского ровесника, потеряла голову. Стас стихи читал, цветы дарил, нежно обнимал в обшарпанном подъезде, встречал после работы, хвалил еду, что я готовила на скудную зарплату. Водил смотреть на звезды, и говорил, говорил, говорил…О радостном будущем совместной жизни, о нашей сильной любви, питающей его жизненные ростки, о наших детях, что родятся красивыми и счастливыми у любящих родителей….

Я млела, любила и верила, что так и будет. Горькая правда открылась через два месяца после свадьбы. Когда погостить и познакомиться со снохой приехали родители Стаса, не присутствовавшие на нашей свадьбе. Я слепая и глупая, не понимала, почему у Стаса так резко прыгает настроение, отчего он, то не ест сутками, то сметает за два часа пищу, приготовленную на два дня, почему он то мерзнет в солнечный день, то ему жарко под проливным дождем. Свекровь, сверкая бриллиантом, в массивном золотом кольце, подождав пока сын отправится с отцом за покупками в магазин, моргая густо накрашенными ресницами и понизив голос, деликатно осведомилась:

– Скажите, Танюша, а как вы решились выйти замуж за наркомана? Или рассчитываете на нашу помощь? Тогда я вношу ясность – мы отреклись от Стаса. Не осуждайте, колоться он начал с четырнадцати лет. Мы боролись. Угрохали на его лечение все сбережения, залезли в долги, но ничего, вы слышите, ничего не помогало! Отец заработал инфаркт, я постарела на сто лет, превратилась в старуху. Мы ничем не могли помочь ему. И мы отступились. Предоставили Стасу самому идти по жизни, так как он хочет. Мы не поддерживали отношения, у меня было чувство, что наш сын умер. Я поплакала, а потом мы начали жить, как раньше. Расплатились с долгами, поменяли место жительства, на новом месте у Арсения Павловича неожиданно пошел бизнес. Мы достигли достатка. Но, милая Танюша, я сразу вас предупреждаю – помощи от нас не ждите. Вам самой придется мучиться с ним, терпеть его состояние ломки, отдавать за него долги, разбираться с кредиторами, уговаривать «крутых» братков, чтобы подождали…Мы через все это прошли. Если надумаете разводиться, и претендовать на раздел имущества, знайте, эта квартира, где вы живете, не Стаса, а его тетки. Через нее мы, собственно и получаем известия о нем. У меня нет сына, и если вы решились на замужество, значит, знали на какой шаг идете…

Свекровь еще раз глянула на мое растерянное лицо и закончила монолог хлесткой фразой, как будто вбила гвоздь-сотку в крышку моего гроба, под которой навсегда похоронилось мое счастье и любовь, и вера в радостное будущее:

– А если не знали, значит, вы…

«Дура», ответила я. Эта «дура» будет преследовать меня до самого развода. Сначала я приняла вызов свекрови, гордо подняв голову, пообещала самой себе, вы, мол, не справились, а я все смогу! Ради нашей любви он бросит пагубное зелье. Кто я? правильно – Дура!

Я прошла все круги ада. Терпела, молила, отговаривала; сдавала в клинику, выгоняла дружков, пряталась от кредиторов. Была быта крутыми мальчиками, поставщиками наркоты; писала заявления в милицию, забирала; лечила в период ломки, мазала тональным кремом синяки после драки, ела сухари, потому что все, что я зарабатывала, муж стал тратить на наркотики. Девять месяцев я боролась. Девять месяцев - время, отведенное на рождение нашего ребенка, ушло на бесполезную, бессильную попытку избавить мужа от страшного пристрастия. После очередного «кайфа» мужа, увидев пустые глаза и блаженную улыбку, я сдалась.

Уволилась в один день, забрала свои вещички и скрылась в неизвестном направлении. Я сбежала, куда глядят глаза. Глаза глядели в соседний город, там я быстро освоилась, нашла работу. За крохотную подвальную конурку, считавшуюся жильем, подрабатывала дворником. Мыла подъезды, оттирая с крутых каменных ступеней плевки и грязь, вместо отпуска бралась нянчить чужих детей. Разносила почту, тягая на плече неподъемную сумку с корреспонденцией. Прошло долгих десять лет, пока я не нашла хорошую работу, приобрела свое жилье, не заимела друзей, не успокоилась, и перестала вздрагивать по ночам, от страшных снов-воспоминаний…

Мое прошлое со временем перестало меня мучить. Я жила, работала, изредка приезжая в отпуск в родную деревню. У меня были друзья, я ходила в гости, на концерты и праздники, скакала с Машкой на танц-поле в барах, но ни малейшего желания не зарождалось в душе, чтобы устроить свою личную жизнь. Отшибало меня от мужчин, какими бы хорошими они не выглядели. Не могла себя переломить. Слишком тяжелым и мрачным был короткий опыт моего супружества. Муж, любовник, друг – ни один вариант мне не подходил. Подруги пытались меня свести, познакомить с подходящим кандидатом, но я, как только видела представителя сильной половины человечества, бритого, или заросшего щетиной по уши, у меня в мозгах перемыкало. Я сопела, мычала, бычилась исподлобья, то есть выглядела полной идиоткой, но никак не могла заставить себя общаться, не могла даже представить, что я заново могу, выстроить какие-то не было, отношения с мужчиной. Не могла! Не хотела! Но вот другое желание съедало мою душу и мысли. Я очень хотела ребенка! Как я ругала Машку, когда она делала аборт! Просила ее, умоляла – роди! Тебе не нужен, а я бы приняла и воспитала… Глупости, конечно. При всей Машиной бесшабашности, если она решиться рожать, ребенка не отдаст никому…

Горестные воспоминания взбудоражили душу. Спасибо соседям по купе, за разговором, пустым, необременительным, я постепенно успокоилась, поужинала и легла спать. Стучали ритмично колеса, отщелкивая километры, приближая меня к отчему дому…

Сдав конопатой проводнице постельное белье, я собрала свои вещи, и встала в коридоре, у окна, с радостью смотрела на ровные зеленые поля, на перелесок с белоствольными березками, душа пела – я скоро увижу маму и бабулю. У меня две недели, чтобы помочь маме по хозяйству, подлечить бабулю и просто насладиться отдыхом в родном доме. Откормиться бабушкиными плюшками с парным молоком.

– Приблудово. Стоянка две минуты. – голосила на весь вагон конопатая. Попрощавшись с проводницей, я сошла с крутых ступеней вагона, перешла через рельсы и отправилась к стоянке дальнобойщиков. Час не поздний, успею договориться. Надо найти машину, что едет в мою сторону, но прежде всего надо найти скромное заведенье, с буковками «М» и «Ж». Черт меня дернул съесть в дороге почти полкило синих сладких слив, и теперь в животе бурлило и поскуливало.

Деревянный домик, нужный мне позарез, отыскался быстро. Еще в прошлом году на этом месте стоял жалкий почти разрушившийся, убогий скособоченный «скворечник». Сейчас глаз радовал заново отстроенный, большой, почти цивильный клозет. С тамбуром, с ржавой раковиной и скрюченным краном, из которого тонкой струйкой, сочилась вода. Три отсека разделенные перегородками, с плохо покрашенными деревянными дверями. В самой крайней кабинке торчала голова, и слышались приглушенные стоны. Видимо, что у меня получилось очень быстро, благодаря сливам, у подруги по несчастью не получалось совсем.

Сделав свои дела, я вышла, подставила руки под холодную струйку, затем носовым платочком вытерла, и уже собралась идти на стоянку, как раздался резкий «щелк» и поясная резинка, поддерживающая тонкие брючки – лопнула. Брюки быстро сползли к щиколоткам. Я похолодела. Это хорошо, что я не успела выйти из клозета, и есть возможность переодеться. А если бы это случилось на дороге? Интересный был бы у меня вид, точно бы приманивший мужика с попуткой…

Я переоделась, причесалась, и собралась уходить, но бурчание в животе остановило: «рано!». Пришлось опять лезть в кабинку. Женская голова торчала на прежнем месте. Стонов не было, но она шумно дышала, с натугой, словно тащила на себе вагон с прицепом. Я пожалела беднягу от всего сердца.

Я мыла руки, когда в тамбур вошла женщина, моя ровесница, наконец-то вышедшая из кабинки. Цвет лица у нее был бело-зеленый, она шла, держась рукой за стенку, еле шевеля ногами.

– Женщина! Вам плохо? Вам помочь? – осведомилась я.

– Нет. Не нуждаюсь – отбрила она. Я обиделась и отвернулась. То же мне, цаца! Одета, конечно, элегантно – широкий темно-синий джинсовый сарафан, легкие бареточки на ногах, и вся в золоте, как царица Клеопатра, но вежливость и рядом не сидела. Каким ветром занесло в нашу глухомань такую «фифу»? Женщина вышла на улицу. Через секунд пять заурчал мотор и зашуршали шины. «Уехала» – поняла я и тоже направилась к выходу. За моей спиной, в кабинках вдруг раздался какой-то писк. « Мадама сотик забыла!» – догадалась я и пошла обратно. У такой фифочки, сотовый телефон, наверняка дорогой, навороченный. Потеряет, а потом скажет что украли. И поди, потом, докажи, что ты не верблюд…

Я открыла дверцу, обвела глазами грязный пол и ничего не увидела. Никаких следов. А тонкий писк слышался из отверстия для нечистот. Для очистки совести я заглянула туда…и заорала.

На поверхности фекалий лежал новорожденный ребенок с кровавой ниткой пуповины. Он еле слышно перхал, пищал, взмахивая синими ручонками, а вонючая жижа уже засосала его по пояс. Одурев от увиденного, я сначала побежала на улицу, сообразив, что надо звать на помощь, надо найти представителя власти, надо медиков…Мысли пролетели аллюром и ускакали в неизвестном направлении. Мне стало ясно, что пока я бегаю, будоражу народ, ребенок просто потонет в нечистотах, и я побежала обратно.

Ребенок жил. Раззевал маленький ротик и из последних силенок старался сделать глоток воздуха. Хорошо, что настил был деревянный. Откуда во мне сила взялась? Я рванула доску, жалобно заскрипел гвоздь, потом сухо щелкнул, и следующая доска полетела в сторону. Не жалея ногтей, пальцев, я сражалась с занозистыми плахами. Все. Можно доставать. Встав на колени, протянула руки, и с трудом сдерживая рвоту, вытащила малыша. Теперь бегом к крану. Водица, водица, умой мое…Ну и вонь! Я смывала ледяной водой нечистоты с дрожащего тельца и диву давалась! Ребенок не орал! У меня руки свело от холода, а он молчал, только незряче водил глазенками в разные стороны, и пытался повернуть голову, словно что-то искал…Да он же есть хочет! – осенило меня.

Распотрошив чемодан, вытерев халатом найденыша, и замотав его сначала в ситцевую, а потом и шерстяную кофту, я наконец, вышла на улицу. Повертела головой – от машины остался только след на дороге и резкий запах бензина. Та, что дала ребенку жизнь, а потом обрекла на смерть, укатила без оглядки. Ну и хрен с ней!!!

Взбудораженная, растрепанная, испуская дивный «аромат» вокруг себя, крепко прижав к груди мальца, я пошла к первому, стоявшему по дороге дому. Мне нужно было молоко, а рядом с серыми от времени воротами, высился стог сена, значит, коровку держат! Я долго стучала в ворота железным кольцом. Было всего часов восемь вечера, время не позднее, но открывать мне никто не спешил. Только минут через двадцать, глухой прокуренный старческий голос поинтересовался, через закрытую дверь:

– Кого надо? Кого на ночь глядя леший принес?

– Дедушка! Миленький, откройте! Помощь нужна! Молоко!

Ворота распахнулись. Не смотря, на теплый вечер, передо мной, в потертом кожухе, в валенках, стоял глубокий старик, и смачно пыхтел раскуренной трубкой…

…Сентябрьское солнце скупо цедило лучи сквозь легкие тучки. Я сидела возле трюмо и наводила красоту. Семь лет прошло после моего приключения на полустанке Приблудово. За эти семь лет я нашла другую работу, сменила почти полностью круг друзей и знакомых. Осталась только верная Машка, три года назад вышедшая замуж за своего студента. Из них получилась отличная пара. Активный экстремал Ромка быстро избавил Машу от скуки. Сегодня мой семилетний сын, что стоял рядом со мной и в нетерпении подпрыгивал на месте, идет в первый класс.

….– Мам! Ну, мам! Мамуля! Пошли, уже пора! – канючил над ухом Кузьма.

– Ну хватит краситься, ты и так красивая! И тетя Маша с дядей Романом уже ждать устали, ну пойдем!!! Мам!!!

Делать нечего, пришлось отлепиться от зеркала. Кузьма тут же, ухватив меня за руку, потащил в кухню, где нервно курил Роман, высокий, худощавый с серьгой в ухе и «ирокезом» на голове. А Машуня нервно поправляла целлофановую упаковку на букете гладиолусов. 1 сентября. Мой Кузьма торопился на первую в его жизни, школьную линейку. Уже первоклассник!

Как время быстро пролетело! Всего семь лет назад Боженька послал мне сына, правда, довольно необычным экстремальным способом! Семь лет! А кажется все было только вчера – горькая обида моей матери, ее возмущение, непонимание, а потом примирение и реальная помощь с ее стороны, без которой вряд ли я справилась с новорожденным…Имечко для посланного Богом сына придумала тоже она. Держа на руках негаданного внука, кормя его из бутылочки с соской теплым коровьим молочком, моя мамка от души костерила меня, за то, что я не хотела отдавать ребенка государству, а собиралась его усыновить. « Да чо делается! Ополоумела, девка, совсем! Какое усыновление! Как придешь в органы, там тебе покажут «Кузькину мать»!» – с горестью причитала она. …Помню, что я рассмеялась и ответила: « Я его мать! Кузька, так Кузька!». Поддержка моих соседей. Оказывается в мире больше добрых людей, чем злодеев! Кто безмерно меня удивил, так это грубиян Рыков. Он помог не только деньгами, благодаря его связям в госинстанциях, я быстро оформила документы для усыновления и поменяла квартиру. Было трудно, но все трудности компенсировались счастливыми материнскими хлопотами. Я получила то, о чем всегда страстно мечтала! Ребенка!

За семь лет, иногда я вспоминала о биологической матери моего Кузи. Ее так и не нашли. Хотя милиция делала запросы по роддомам и женским консультациям не только нашего района и области, а и других далеких областей. Я думала, пыталась понять, что же заставило с виду очень благополучную женщину, с достатком и положением, обречь на страшную смерть своего ребенка? Несчастная любовь? Особые семейные обстоятельства? Ужасное событие в её жизни, не укладывающиеся в привычные рамки? Я думала, размышляла и не могла найти оправдания! Где она сейчас и думает ли о тягчайшем грехе в своей жизни? Замаливает ли его, осознав трагедию произошедшего? Или, избавившись от ненужного плода, спокойно живет и здравствует? Кто скажет?

Пути Господни неисповедимы! Не слопай я тогда полкило слив, вряд ли Кузя остался бы жить…Нашли бы под утро утопшее тельце, а может не нашли бы…Засосала бы вонючая жижа из дерьма, новорожденного, и похоронила бы в своей утробе. Без следа…

Как жаль, что не оставляет своей метки на человеке, зло совершенное им. Это только уголовники, рисуя синие татуировки на теле, обособляются от общества, намеренно выделяясь из толпы. Не боясь отторжения и не бравируя. Просто создав для себя знаки отличия, по которым мы ясно и четко видим, с кем имеем дело. Хуже, когда мы встречаемся с людьми, чистыми и порядочными с наружи. Не ведая, что у такого приличного человека, есть за душой преступление, более тяжкое, чем у закоренелого уголовника! Как бы мне хотелось, чтобы все черные злодеяния человека, пропечатывались у него на лбу! Издалека предупреждая людей … Увы…

Лунный свет тихо крадется в комнату из-за спущенных штор. На кровати, свернувшись калачиком спит Кузя. Намаявшись за день, полный новых впечатлений. Я сажусь рядом и нежно глажу его по рыжим жестким волосам. Спи, мой сын! Мой родной, ненаглядный, любимый! Ничего не бойся! Твоя мама с тобой. Навсегда.