ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ...

Но тут в дело вступил молчавший все это время и державшийся особняком персонаж, их северный гость:

Ну, допустим, человек, тем более в положении, узнал цену руководящей роли этой самой гребаной партии, сполна ощутил всю ее низменность, ложь, так что ж ему теперь – до конца жизни каяться или пустить себе пулю в висок?.. – неожиданно для всех подал голос Ващенко.

На это, конечно, трудно решиться, для этого все-таки нужна настоящая честь, а вот те самые блага, которые, получается, были нажиты на обмане, по-хорошему, по справедливости – надо вернуть...

Как вернуть? Ну, что ты здесь мелешь! Ведь у человека на это ушла целая жизнь... Да, где ты слышал, чтобы кто-то раскаялся, посыпал голову пеплом и раздал свои сбережения нищим или завещал добро – не своим близким, а, скажем, в пенсионный фонд или в детдом?..

А я полагаю, так должен был поступить каждый бывший партийный бонза или наш высокопоставленный руководящий работник, которые, пользуясь привилегиями, наскирдовали себе немало бобла и добра...

Да, ты сумашедший!.. Эк, тебя понесло! С таким образом мысли тебе, Селиванов, место в психушке... –

Это по-вашему: по старой партийной привычке всех несогласных вы готовы упрятать в психушки, хотя стали теперь демократами. А я вот, пользуясь случаем, скажу, что это всем вам, так сказать, демократам место в психушке или в тюрьме... Это вот такие как Егоров и присные вместе загнали страну, ограбили всех, сделали жизнь здесь невозможной, а потом им... вам(!) показалось этого мало и вы еще народ подтолкнули на бунт...

Ну, что ты снова здесь мелешь! – Ващенко пошел пятнами и был не рад, что вступил в этот спор, но уже было поздно: накопившиеся страсти рванулись наружу и плотина была снесена...

Да, вам было мало, захотелось стать настоящими хозяевами жизни, чтобы никакая власть не мешала, чтобы не пришел какой-нибудь Сталин, не пострелял, не загнал вас за преступления против народа в тюрьмы и лагеря... И правильно написал один публицист, что это был бунт посредственностей, импотентов, которые не способны к творческим переменам, но лишь хотели для себя власть приумножить... и места свои удержать...

Ты настоящий псих Селиванов, и несешь всякую ахинею от зависти, потому что твоя жизнь не состоялась, не удалась... А посади тебя на приличное место, так ты бы держал себя точно так же, вот в чем вся суть. Кстати, я вычитал как-то: невелика заслуга, если человек честен, только потому, что его никто не пытается подкупить. Прочувствовал фразу? Так вот, когда человеку есть, что потерять, он и мыслит иначе, не как голытьба... Бытие определяет сознание, ты, ведь, этого не забыл?! Это закон жизни, который никто не отменял... Да, пошел ты, дурак...

Сливанов тут вскинулся и Новожилов вместе с Горячевой стали их разнимать. Селиванов еще долго пыхтел, а Ващенко успокоился скоро, вроде и не было ничего. Потом отлучился на пару минут и принес из своего дорожного саквояжа бутылку Камю. А вместе с коньяком на столе появился изящный комплект позолоченных стаканчиков, причем, как раз на двенадцать персон. Получалось, вроде, Ващенко предложил мировую... И разговор понемногу снова вошел в мирную колею. А вскоре вернулись к обсуждению чистоты эксперимента, в котором каждое свойство словно вступало с другими в борьбу.

– Вот, я все же никак не пойму, почему успех не находится в прямой зависимости от интеллекта и уровня знаний? И почему такое потрясающее влияние имеют другие, более низкие свойства? – завис над столом чей-то вопрос...

Скажи, а почему ты не смог защитить диссертацию, до которой тебе был один только шаг? – взялся объяснять Новожилов, и сам отвечал, – да потому, что твоему начальству твоя диссертация не светила, ему было проще без нее тобой управлять. А с настоящим кандидатом наук в штате у твоего руководства могли возникнуть проблемы. Ведь, в одно прекрасное время ваши шефы могли верхушку тобой заменить, и в этом вся суть... Причем заметьте, этот процесс практиковался в масштабе целой страны... Да, так всюду и было: диссертацию сначала защищал начальник-дурак, а только потом все остальные... Тоже самое касалось всяких рацпредложений и прочих интеллектуальных заслуг. Что далеко ходить за примером: вы знаете, кто, например, у нас самый заслуженный пчеловод?.. Только не упадите со стула: это Юрий Лужков, у которого, кстати, десятки зарегистрированных открытий, авторский знаков и рацпредложений... Спросите зачем? А потому как жадности и наглости власть имущих нет предела...

Давайте не отвлекаться, держитесь темы... – остановила Горячева, – с влиянием отрицательных свойств все теперь ясно?

Ну допустим, а вот, почему на этой эпюре, выходит, что порядочность сводит шансы на нет. Да неужели, предположим, руководителю предприятия не нужен порядочный и добросовестный человек?..

Лишь до известной степени и то не всегда. Вот, наша Светка работала гипом в проектной конторе, где недобросовестная работа могла привести к срыву сроков сдачи проекта или, как следствие, к штурмовщине, может, даже к аварии, гибели и т. д. Что греха таить, у нас такое, хоть и редко, бывает... А если бы она пошла работать в какой-нибудь Фонд, то все ее хорошие свойства были бы там не нужны. Ведь фонды, как известно, только для того и существуют, чтобы уворовать...

Ващенко слушал всех, ухмыляясь, а потом поднял руку, словно призывая их замолчать. Один только жест, и все поняли сразу, что он человек, сросшийся с властью, который привык повелевать. Видимо, недавняя размолвка, а также выпитое и пережитое взяли свое, и его понесло...

Я тут вас, уважаемые однокрсники, послушал и хотел бы теперь выразить свое отношение к происходящему. Общее впечатление у меня сложилось такое, что вы, мы – милостиво поправился выступавший, – понемногу впадаем в какой-то коллективный маразм. Конечно к этому, отчасти, располагает наш возраст, однако, по мере сил надо противиться, общими усилиями как-то противостоять. Ну разве соотносятся все ваши наивности и примитивные истины с нашим хваленым образованием и опытом прожитых лет?.. Как можно, перевалив за полтинник, молоть подобную ерунду, возвеличивать мнимые доблести, находить оправдание глупостям, которые вы, мы, – здесь уже становилось понятно, что Ващенко намеренно осекается и поправляется, – натворили за немалую жизнь. Да плюнуть и растереть на эти оценки в дипломах, которые, по-сути, мало что значат. Ведь основную науку в высших учебных заведениях не преподают. Ладить с людьми, плыть всегда по течению, карабкаться на одну вершину, не высовываться прежде времени, не лезть в политику, если не просят, наконец, не верить никогда и никому – всем этим премудростям жизни нас на кафедрах не учили, это надо было штудировать всю жизнь самому...

Ну, эту науку ты хорошо освоил еще в институте, – неожиданно выпалила Горячева, – и прикусила язык.

– Спасибо за комплимент, да, уж, старался, поскольку красного аттестата я не имел, звезд не хватал, больших планов не строил, а жить хотелось не хуже наших способных, так сказать, продвинутых и вездесущих...

– Поздравляю, у тебя, кажется, получилось, – подал голос Селиванов, которому хотелось Горячеву поддержать...

– Между прочим, этот путь не заказан всем остальным. Кто, например, мешал тебе ладить с деканом, не таскать в общагу всякую ерунду, этих самых солженицынских сочинений, прочей дисидентской белиберды, не слушать по радио всякие сомнительные передачи...

– Слушай, Ващенко, я даже не подозревал о твоей просвещенности относительно моей скромной персоны. Насколько помню, ты обычно был в стороне... Слушай, так может, ты был у нас информатор?..

– Стоп, стоп! – запротестовал было тут Новожилов, но другие Селиванова поддержали, и он снова стал говорить...

– Так вот, отвечай, быть может, ты еще тогда выполнял особые поручения? У меня, между прочим, твоя персона всегда вызывала вопросы. Вроде, способностями ты, в самом деле, не отличался, а всегда остальных обходил. Нас в стройотряд или на практику загоняли куда-нибудь в самую тьму-таракань, в антисанитарию, на хлеб с макаронами и всяким гнильем, а ты с Егоровым оставался при институте или получал направление в Москву. А как вышло, что по распределению ты сразу очутился в должности главного инженера, в то самое время, когда остальные наши ребята глотали пыль в Средней Азии, мерзли в тундре или жили в тайге... Такие вот нешутейные вопросы были поставлены прямо, и однокурсники в ожидании напряглись...

– Послушай, Селиванов, ты все-таки, кажется, перебрал. Ответы на все твои вопросы я уже обозначил: нечего было лезь поперек. Для невнимательных повторяю: нечего бравировать попусту и навлекать на себя неприятности, надо держаться в жизни скромней. И как сказал один известный мудрец, следует тщательно учитывать время! Вот я тебе специально повторю Селиванов: учитывай его тщательнéй... – Ващенко намеренно налег на последнюю гласную, словно, заканчивая и обращая монолог в шутку, но затем продолжал, – ты Селиванов необдуманно голову свою подставлял, испортил себе репутацию, сам проложил себе жизненный путь по колдобинам, и ковыляешь по нему до сих пор...

– Откуда тебе это знать? – всколыхнулся было снова запальчивый Селиванов.

Да вот, извини, сужу по твоему костюму, часам, телефону, по тому как ты отсчитывал деньги на водку... Ты прости меня за откровенность, однако, сам всякими грубостями накликал... Селиванов сопел и молчал, и остальные тоже не знали, как отреагировать на этот неожиданный выпад обычно спокойного Ващенко, который никогда и ничего лишнего не говорил.

Так вот я и говорю, что надо всегда тщательно учитывать время. И любую информацию фильтровать... К примеру, этот твой кумир, гражданин Солженицын, сочинениями которого ты, помнится, увлекался, в жизни тебе ничем не помог и ничего, кроме забот, тебе не доставил. Впрочем, ты отделался малым, тебе попросту взяли тогда на замету, а ведь, могли и посадить. А польза? Скажи, много ты вынес из его умозаключений и растиражированных откровений? Вот именно, оказывается, ничего... Лет двадцать назад он писал одно, позже немного другое, а теперь почти наоборот. Человек сделал себе звучное имя, срубил гонораров, промелся по миру, вернулся, поладил снова с властями, его даже привечает теперь наш президент — ну, а ты-то чего? Он про тебя, такого справедливого до отчаяния(!), который живет не по лжи, даже не слыхивал, а если случайно узнает, то, случись что с тобой, то и не поможет, даже ухом не поведет...

Кстати, довелось однажды мне его принимать в нашем городе, куда он наведался, так сказать, проехал по местам своей славы, сидели мы с ним за столом, он даже мне свой фолиант подписал... Конечно, наш классик немного занесся, но вблизи человек адекватный, с которым можно договориться и все решить, а мессия он для таких как ты Селиванов, которым нужны тайны и поводыри. Вот он и ведет за собой в болото отару – готовых слушать, блеять и повторять... А, кстати, знаете, где он сделал свою знаменитую фотографию! Ту самую, в зековской телогрейке с номерком на рукаве?

– Известно где, в зоне... – молвил нерешительно кто-то, так как подавленный Селиванов молчал.

– Так вот, к вашему сведению, фотку эту он сделал в Вермонте, где укрывался от покушений, поскольку себя либимого очень берег... И не хотел повторить судьбу другогого литератора, товарища Троцкого. А в зоне, дорогие мои, фотки не делают, тем более, на волю не передают...

— Откуда такая инфа? – глухо спросил Селиванов, – от своих?..

— Так, я же говорю: надо тщательней учитывать время. Теперь безболезненно любую информацию можно получить в интернете, причем, безо всякого риска... И вообще, надо меньше бунтовать в этой стремительной жизни, а лучше ее изучать. Разве, мало вам двух революций и бесконечных репрессий, пора бы что-то понять. Нет, не зря Ульянов-Ленин называл интеллигенцию бранным словом: ну, никак не учит ее история, а по мне умного человека должна научить...

– Твоя жизненная философия не стоит выеденного яйца, от нее в конечном счете у народа одни потери и беды, такие как ты отсиживаются в погребе, когда страну надо спасать, – пытался перехватить инициативу Селиванов.

– А это как посмотреть! Ведь, я тоже частица народа, а вот от многих проблем пока уберегся, причем, я, как ты понимаешь, не одинок... К сожалению, вот тут среди нас отсутствуют люди, которые тоже могли бы многому тебя научить...

— На губернатора намекаешь?..

— И губернатор, и Печкин, которого вы все презираете, за то что человек без дарований, однако выпер своими мозгами в Москву...

– Печкин подлец, он Сашку Николаева подставил и бросил, может, тот из за него и погиб...

– Ну, может, это все ерунда, просто обычные слухи, которые не стоят выеденного яйца... У тебя же нет никаких доказательств, а без них все пустое и клевета...

Тут собравшиеся снова заволновались, потому что николаевская история в свое время всех обошла, но какими-то смутными слухами, недомолвками и подозрениями, которые так и остались меж них. Стали требовать от Селиванова рассказать, что он знает. Тот упирался недолго, и начал рассказ:

– Я сам много не знаю, он неожиданно мне позвонил в сентябре девяносто третьего, накануне того, как заварилась вся эта каша, и сказал, что едет в Москву. Говорил, что промедление смерти подобно, что если сейчас не свалить эту власть, то она погубит страну... Видимо, он собирал местное ополчение, но я тогда поехать не мог: как раз близкие заболели, да, честно говоря, и не очень-то хотелось помогать тем, кто засел в Белом доме – всякой сволочи там было полно...

– Да вот я тоже так думал, а теперь понимаю, что надо было использовать шанс, – вступил в разговор Новожилов. – Однако мы все проявили тогда малодушие, а прикрывались вот этими аргументами: что, мол, зачем защищать негодяев, которые бьются за депутатские привилегии...

Но, ведь, согласитесь, там, в самом деле, много было странных фигур, – подал реплику кто-то, – что-ж за них воевать...

– Это так, но, как говорится, чтобы доехать до родной деревни, можно и на черте прокатиться... Можно и нужно было положением воспользоваться, чтобы вместе с депутатским корпусом свалить эту власть...

– Ну, а что Николаев, он поехал и там в результате пропал? – направила к теме Светка Горячева.

– Когда по нашему ящику стали транслировать эти события, я постоянно звонил Сашке домой. Жена его говорила, что он тоже ей звонит каждый вечер, что остановился у какого-то знакомого, однокурсника, который обещал ему помогать...

Значит у Печкина – другого у нас в Москве нет... – заключила Горячева, – только странно, что он Сашке решился помочь. Это на него не очень похоже...

– А ничего странного, в это время каждый делал ставку на своего. Наверняка у Печкина были какие-то интересы, может, у него был совместный бизнес с кем-то из депутатов, а, может, не поладил с кем-то из тех, кто был тогда в силе. Вспомните, в это время шел дикий передел недвижимости, а в столице за нее была настоящая битва... – высказал предположение Новожилов.

Точно, ведь у Печкина были в недвижимости свои интересы: он, я слышала, ее оценивал и сертификат выдавал. Его фирма даже заказ получила на экспертизу какой-то крупной гостиницы в самом центре Москвы... – неожиданно снова вступила в разговор Светка Горячева, – я однажды к нему обращалась, когда вылетела с работы, чтобы помог перехать в Москву. Печкин не отказал, пообещал тогда над моим вопросом подумать, но сказал, что нужны будут деньги, и на этом кончилось все... – вспомнила здесь Горячева. И другие тоже начали высказываться и вспоминать, а сходились на том, что Печкин своего не упустит, и если вызвался кому-то помочь, то неспроста. Во всяком случае, зная Сашкин характер, Печкин вполне мог его для своих потребностей тогда притянуть...

– Между прочим, он Сашкой, когда учился, не раз прикрывался, ведь, они как-никак жили вместе в общаге, даже, кажется, в одной келье и вместе ходили на танцы в горпарк...

– А Печкин был тогда жуткий трус, и всегда полагался на Сашку, который был на курсе известный боец. Помню, он однажды поколотил тогда местных, догонявших Печкина, который встречался с их девкой...

– Точно, было такое. Причем Печкин тогда от нее убежал, а потом боялся один выходить из общаги...

Давайте ближе к теме. Из прошлого Печкина нельзя сделать вывод, что он заманил в Москву и потом подставил или выдал приятеля... Все это только предположения, – осадил пыл Новожилов.

– Дело в том, что когда Николаев не вернулся обратно, а потом пришло известие, что он пропал без вести, я пытался выяснить происшедшее – у жены, а потом у самого Печкина... – продолжал Селиванов...

– Ну и?.. Говори, не тяни...

– Жена сначала плакала и что-то порывалась сказать. А потом вовсе примолкла. А когда я стал давить, то сказала, что не хочет лишиться работы, что ей теперь в одиночку надо детей поднимать... В общем, дала мне понять, что толку от нас никакого, если потом его семью даже не проведал никто...

Так ведь она, кажется, работала в администрации, – вспомнил кто-то, – а, в самом деле, мы даже не навестили ее. Времена были странные, всех лихорадило, думали вот-вот что-то произойдет, а затем с этим свыклись...

– А потом я однажды позвонил нашему Печкину и предложил ему все рассказать. А он меня как-то по хитрому выслушал, выспросил, все что знаю, и спустил разговор на тормозах. Сказал, что, в самом деле, в это время, в начале октября ему звонил Николаев, которого он приютил на ночлег. А потом через пару дней, сразу после разгрома парламента, Сашка пропал, и больше ни разу не позвонил. Про то что он не вернулся домой, Печкин узнал уже от жены Николаева, которая сама позвонила ему.

– Значит, у нее был телефон и, возможно, Сашка ей сказал перед отъездом, что направляется в Москву, к приятелю...

– Но она теперь, видимо, слова не скажет, а Печкин тоже молчит...

– Так, что, потеряли в Москве человека и нет никому до этого дела?.. Есть же, в конце концов, специальные службы, которые должны искать и найти...

Да какие службы! Ты забыл, какое было время? У командиров этих служб была задача одна – всех без лишнего шума и следов схоронить... А вы знаете, сколько народа погибло? Это ведь тайна только для тех, кто про это слышать не хочет, кто жизнью доволен и сыт... И тут все снова уставились на Ващенко, который, однако, и бровью при том не повел. Тогда Селиванов, видимо, решился взять реванш и прямо спросил:

– А мне сдается, что наш мудрый Ващенко все-таки появился здесь не случайно... Наверняка у него здесь другие заботы, а мы для него так – предлог для приезда, – а заодно возможность у нас разузнать, как у нашего губернатора обстоят сегодня дела...

– Ладно, все это в прошлом. Предположим, Печкин был не боец, а все остальное, если вникнуть, голословные утверждения. Вас послушать, так жизнью правят одни мерзавцы и подлецы, но тогда вы – честные, благородные и т. д. – чего, собственно, стоите? Вот, скажите, для чего вы трубили здесь сбор? И почему раньше не собирались? А, может, когда жизнь вас приперла, решили затащить к себе Толю Егорова, который теперь стал большой человек?..

Все молчали смятенно, не ожидая от Ващенко, что он так смело ударит под дых. Тем паче что, в самом деле, у многих, в это зыбкое время, таилась надежда, что их бывший сокурсник в тесной компании, отогреясь душой, может, вспомнит про них...

– Вот видите, упрекать, валить вину на других последнее дело. А сами-то вы, может, тоже совсем не безгрешны. Где, скажем, вы были, когда страну рвали на части? Ну женщины ладно, что с них взять. А вот что делали мужики? Грели свои гениталии перед телевизором и ждали, пока кто-то за вас все решит. А где вы были, когда директорский корпус акционировал и банкротил заводы, чтобы потом все прибрать? Боялись высунуть нос, думали все само собой рассосется? Вот и остались теперь с носом, и нечего никого упрекать... Каждый из нас сделал свой выбор, так чего теперь копья ломать?.. Стройте теперь ваши графики и эпюры, мелите всякую ерунду. Возмущайтесь, пока не кончилась водка, а потом все по домам... А сами-то вы, может, только и ждете, когда вам Саша Егоров протянет по-дружески руку и позовет... И запомните одну мудрость: грош цена порядочности человека, которого просто никто не хочет купить... И еще вам, мудрецам, скажу напоследок: положительных качеств у каждого предостаточно — важно правильно выбрать, где следует их применить... Вот это главное свойство, которое всегда обеспечит успех!..

Тут Ващенко налил себе рюмку, опрокинул и молча вышел. Все сидели, словно остолбенев...