А. В. Плыгунов

Курортный роман

 

Мы сидели вдвоем на скамейке в сквере, у небольшого пруда. Догорал погожий осенний день, за спиной у нас садилось красноватое солнце.

Он достал из портсигара папиросу и закурил, глядя на пруд.

- Недавно мне приснился занятный сон, из детства. Многое вспомнилось, что, казалось, уж совсем позабыл. И какое-то мрачное настроение нашло. Может, ты когда-нибудь об этом напишешь.

Знаешь, настолько яркие воспоминания, пожалуй, и за всю жизнь не много таких наберется.

…Мне было шесть или семь лет тогда, семь, наверное, - это, кажется, мое последнее детское, дошкольное лето. Мы с мамой поехали к родственникам в Архангельскую область.

У них был большой деревянный дом на краю села, а дальше - густой лес.

Помню солнечное утро, теплый деревянный пол, выкрашенный коричневой краской, на нем светлые полоски лучей, падающих из окна, я бегу по нему босиком, подбегаю к огромному комоду, поднимаюсь на носочках, с трудом открываю верхний ящик, достаю большой пряник, завернутый в бумагу, и мчусь во двор.

Во дворе, шагах в двадцати от дома, у ручья, уже сидит соседская девочка Лена, она тоже приехала на лето, к бабушке.

А на улице – солнечно и прохладно. Мы ломаем и едим пряник и пускаем по ручью щепки, подгоняя их прутьями.

… Однажды мы нашли недалеко от ручья какие-то совершенно удивительные разноцветные округлые камни. И тут же с наивной детской жадностью и смешной деловитостью принялись их считать и делить. А потом спрятали их в яме, под пнем, и поклялись друг другу никому о них не говорить, и эта тайна нас очень сблизила. Иногда мы, таясь от всех, доставали и пересчитывали их, и как-то недосчитались одного особенно ценного моего камня и чуть не поссорились из-за этого, но потом, конечно, нашли его под пнем.

А по вечерам мы играли в прятки. Мы играли честно, а местные дети – постарше нас – подглядывали, и потому мне или ей часто приходилось «водить». А нам так хотелось прятаться где-нибудь вместе. Иногда это удавалось. Мы сидели в кустах или в густой траве, или за сараем, взявшись за руки – я помню это ощущение близости, товарищества и страха, когда слышишь шаги «водящего», его голос… А когда «водил» я и даже видел ее, я старался находить ее последней.

Потом начинались мультфильмы и все шли к рыжему Федьке, мы редко ходили с ними и чаще оставались одни: мы же были городские дети и мультфильмы эти уже видели, этим нас было не удивить. И вот, мы гуляли вдвоем. Иногда тайком от взрослых, которые не разрешали вечером отходить от дома, мы бегали в сарай и катались там со стогов, играли в сене. Запах этого сена и сейчас помню. Как все запретное, это было необыкновенно, упоительно.

А еще мы ходили играть на «Мишиной горе». Собственно, это была никакая не гора, а такой холм, поросший жидкой травой, и кто такой был этот Миша, давший ей свое имя, никто не знал. Но легенд разных было у нас, детей, много.

Оттуда открывался очень красивый вид на закате, когда солнце постепенно скрывалось за лесом и красило верхушки сосен. И, переступая с одной кочки или камня на другую, повыше, можно было дольше видеть заходящее солнце.

Особенно нам нравилось сбрасывать с этого холма комья земли или камешки и смотреть, как они катятся вниз.

В детстве лето, конечно, кажется намного длиннее, но оно вдруг окончилось. И нужно было уезжать, а впереди меня ожидала еще учеба в школе, и от этого тоже было тоскливо. Казалось, что вольная жизнь заканчивается.

Помню мой последний вечер там. В этот вечер мы делали из бумаги самолеты и соревновались на дальность, на точность полета. В городе у меня была книга по изготовлению игрушек из бумаги, и у себя во дворе я считался большим специалистом в этом. И, вот, я сделал самолет какой-то замысловатой конструкции, и он бил все рекорды. Она очень гордилась мной, и я был тоже горд собой и счастлив. Но ужасно не хотелось уезжать. Теперь я, конечно, знаю, что уезжать легче, чем провожать и оставаться…

На следующее утро мы встали очень рано, скоро позавтракали и пошли на автобус. Родственники пошли нас провожать, и она с мамой тоже пришла на остановку. Они уезжали позже, через несколько дней, за ними на машине должен был приехать отец.

Мы шли с ней, взявшись за руки, казалось, что еще столько времени остается. Мы договаривались обязательно приехать сюда снова, следующим летом, шептались о чем-то, и я просил ее хранить наши камни, никому не рассказывать о нашей тайне, а потом завещал ей все свои сокровища - все камни и круглое зеленое стекло, сквозь которое все казалось таким необычным, волшебным.

Моя тетка пошутила, что мы, наверное, поженимся, и это ужасно нас смутило.

А потом, кряхтя, подъехал старый темно-зеленый автобус, и люди стали садиться. Мы прощались. Она вдруг сняла со своих льняных волос зеленую резинку, пахнущую шампунем «Кря-кря», и волосы рассыпались по плечам – длинные-длинные, белые-белые. Она протянула ее мне и сказала :

- Дарю. Я хочу, чтобы у тебя было что-нибудь мое, на память.

Я крепко сжал резинку в руке. Мне еще хотелось что-то сказать ей.

- А следующим летом мы же снова встретимся? Правда?

- Правда-правда.

- Честно-честно?

- Честно-честно. - Она подошла ближе, быстро поцеловала меня в щеку и отошла к матери, смутившись.

Мы сели на заднем сидении, и, когда автобус тронулся, я, привстав, еще долго смотрел, как она и ее мама машут нам рукой. Но автобус повернул, и за деревьями я их уже не видел. По длинной извилистой дороге мы приехали на вокзал.

А потом мы ехали в поезде, и мимо проносились леса, поля, холмы, озера, реки, деревни, города, но я почти не смотрел в окно, и даже чая из стакана в подстаканнике пил мало. Я растягивал на пальцах ее резинку, и в ней, как в раме портрета, видел ее лицо, улыбку, волосы.

Когда мы вернулись домой, мама подарила мне деревянную шкатулку, и я хранил там самые драгоценные вещи: перочинный ножик, игральные кости и ее резинку – она, конечно, была ценнее всего. Иногда я доставал резинку, растягивал и снова видел ее лицо.

Шкатулка потом наполнялась письмами, открытками, но резинка эта еще долго хранилась у меня, а затем где-то затерялась.

Так случилось, что я более никогда не приезжал туда, и мы не виделись. Со временем, я уже почти не вспоминал об этом лете, о лесных тропинках, о стогах сена, разноцветных камнях и о своей первой любви. Только однажды – я уже преподавал в университете – до меня дошла случайная весть о ней: к нам приехала двоюродная сестра матери, жившая там, на севере. Она рассказала, что Лена окончила в Москве медицинскую академию, вышла замуж и осталась там жить. А когда умерла ее бабушка, они продали дом. Это все, что я знаю о ней.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мне кажется, что это была самая прекрасная, самая чистая и счастливая любовь в моей жизни.

Несколько дней назад она приснилась мне – маленькая девочка в розовом платье, с бантиками на льняных косичках, бегущая со смехом по лесной дорожке с корзинкой в руке…

- Уже прохладно, - сказал он, оглядевшись. - Пойдем ко мне. У меня осталось полбутылки хорошего коньяку. Да… мне недавно принесли замечательный альбом с флорентийскими мадоннами Рафаэля…

 

г. Запорожье,

26 июля 2009г.