Прыжки и гримасы. Гиперактивность фантастическая! Даже мысли у него прыгают, и он летит вслед за мыслями и уже не видит, не помнит ничего кроме них. А я бегу за ним, ору, хватаю, возвращаю,- всегда с сожалением, так как плещется в его глазах счастье без времени и границ. Завидую. Помню свое детство,-крыши, чердаки, заборы, и свою свободу не видеть будущего.

Окружающие люди по отношению к сыну делятся на три категории. Первая- люди в общественных местах, где мой сын всегда является нарушителем порядка и тишины, с соответствующей реакцией на его поведение и в мой адрес тоже. Вторая- люди у нас в гостях, на улице, на праздниках, с которыми он просто общается, и те, которым ему случается в чем-то помогать, познавшие его бескорыстие и доброжелательность как единственные составляющие. Эти люди искренне восхищаются и аплодируют, делая комплименты и мне тоже, как будто это результат воспитания.

Третья категория лиц самая важная- те, с которыми сын соприкасается своей непредсказуемой ответственностью,- в школе, в детских лагерях, в поездках. Особенное спасибо хочу сказать тем учителям, кто когда-либо добровольно и с пониманием брал его на выездные школьные мероприятия. С этими людьми нас связывает совместная ежедневная деятельность. Терпения хватает не у всех, что очень обоснованно. Но с ними рано или поздно сын реабилитирует себя, показав доброту, открытость, незлопамятность, легкость характера.

Соответственно, я становлюсь то боксерской грушей для учителей и других родителей, и тетенек в общественных местах, то- обласканной пушистой кошкой, которой вешают медали на грудь за успехи в воспитании ТАКОГО ХОРОШЕГО СЫНА! Чувствую себя, как на качелях. Иногда здорово укачивает. И хочется взять ремень, и поставить «на горох»! Но когда прыгает снова по квартире мой солнечный зайчик, не помнящий зла (как, впрочем, и своих ошибок), безудержно оптимистичный,- все прощает мое сердце. Тогда Бог улыбается мне и дарит надежду, что что хватит мне сил снова и снова помогать моему сыночку вписываться в окружающую действительность, защищать и любить его.

Только теперь я могу достойно оценить труд своей мамы, подарившей мне свободное безалаберное детство. Потому что именно тогда случалось мне быть самой собой. И ничего более ценного с тех пор не сумело вдолбить мне общество. Сейчас, воспитывая своих сыновей, сомнение присутствует в душе за каждый запрет, потому что также свято, как и право на жизнь, их право на ошибку. Глядя на детей и на мир их глазами, я понемногу разрушаю стены многолетней тюрьмы из поднадоевших привычек и правил, и двигаюсь к свободе.