ЗНАНИЯ, УСПЕВАЕМОСТЬ И ПРОЧАЯ ЛАБУДА...

И вот тогда Горячевой первой пришла в голову удивительная затея – рассчитать зависимость жизненного успеха от заложенных свойств. Для всех посторонних эта идея могла показаться непостижимой, да только не нашим друзьям. Здесь самое время сказать, что наши герои в свое время закончили не какой-нибудь рядовой строительный факультет. Они по праву могли считать себя цветом строительной инженерии, поскольку были настоящие мостовики. Для непосвященных добавим, что такие специалисты, среди прочих, значились по высшему чину и в старые добрые времена входили в элиту. Самый известный пример – знаменитый француз Эйфель, который тоже был мостовик.

Причем, этой высокой инженерной породе было под силу рассчитать и построить практически все: гигантские вышки и морские платформы, косые, надвижные и вантовые мосты, тоннели в зыбких и водоносных грунтах или виадуки на скалах. Кстати, это сейчас интегральные схемы уже составляет и вычисляет компьютер, а всего-то лет десять-двадцать назад эта наука даже для подавляющего большинства образованного инженерного люда была неподъемной, к ней подступиться могли только настоящие мостовики.

А поскольку серьезной техники тогда еще не было, то систему из двадцати-тридцати уравнений – которую, например, приходилось составлять для расчета висячих мостов – решали на простых арифмометрах или логарифмических линейках по несколько дней. И когда, вдруг, среди ночи неожиданно кто-то в студенческой общаге вопил, то народ понимал: это скорее всего означало, что какой-то счастливец дошел-таки до конца. И надо признаться, не всем хватало на это упорства, часто после нескольких попыток, многие начинали туфтить, а Печкин даже не подступался, обычно вымаливая у Светки решение и подрабатывая свой вариант под него.

Впрочем, как уже говорилось, Печкин был исключеньем, основная масса так или иначе успешно продвигалась вперед. Время было такое, что все искренне полагали – будущее зависит только от них: так чего здесь туфтить. Зато даже простое перечисление пройденных в их вузе наук – матанализа, сопромата, термеха, теории упругости и пластичности, геодезии, гидравлики и т. д. – вызывало уважение просвещенных людей. И не случайно опытных и даже зеленых мостовиков охотнее прочих брали повсюду, иногда даже заманивая в город жильем. Это все к тому, что народ собрался в тот день не пустой и не робкий, а который с работой и наукой дружил...

А потому всеми было поддержано предложение построить эпюры – зависимости жизненного успеха от врожденных и благоприобретенных качеств и свойств. Идея некоторое время витала над заставленным яствами и водкой столом, а потом стала материализовываться, поскольку народ, почуяв серьезное дело, стал быстро трезветь. Между прочим, пить и работать – было еще одной характерной приметой мостовиков, точнее, их мужской половины. В общем, сначала для хохмы стали закладывать простые эпюры, где по горизонтали откладывали определенные свойства, а по вертикали – мерила жизненных благ, то есть, недвижимость, должности и зарплату, – а потом все увлеклись.

Конечно, первым делом начали просчитывать успеваемость, и тут сразу столкнулись с проблемой. Допустим, кто-то учился не шатко – ни валко, зато был общественником, и оценки имел получше иных. Как пример, тот же Егоров, который сначала был факультетским комсоргом, потом общественным деканом, и с собраний не вылезал. В результате без особых усилий его зачетная ведомость была совершенно без троек, а дипломный проект сдан на отлично, хотя в нем достаточно было «воды»...

Не обошлось, конечно, без расхождений и споров. Поскольку, так называемую, совковую сущность, несмотря на потери, до конца извести не смогли, то кто-то невпопад вспомнил дедушку Ленина и его замечательный аттестат. И на первый взгляд, в самом деле, верный пример: что ни говори, а обширные познания Вовы Ульянова в общественных дисциплинах, его знание языков дали в полном значении этого слова самый потрясающий результат...

Однако Селиванов тут сразу взвился и начал спорить, причем, со знанием дела – с цитатами, ссылками на другие мнения и авторитеты, а также на результаты, которые, если верно осмыслить, свидетельствовали не в пользу вождя. Послушать этого шибко продвинутого Селиванова и получалось, что даже в сочинениях, на которые сгубили половину сибирской тайги, растиражирована масса всяческой ерунды.

– Когда вникаешь в его умственные построения, то диву даешься, как этот выскочка и дилетант мог взяться за такое непосильное дело. Его философские выкладки не выдерживают никакой критики, и даже люди из его окружения часто писали о том...

– Слушай, мне этот Ленин тоже не симпатичен, но утверждать, что он выскочка и бездарность это, по-моему, чересчур...

А я утверждаю, что его главное качество – это безмерная наглость, желание всем нагадить и насолить... Кстати, об этом коренном ленинском свойстве даже глухо упомянула одна из сестер...

– Бог с ним или черт с ним, в конце концов, мы сейчас говорим о другом — об уровне знаний, которая определяет судьбу...

– Так и я вам о том же, а потому вношу здесь ремарку: Ленин не отличался глубиной знаний, но был отчаянный фрондер и спорщик, а это качество оказалось важнее, он сумел сломить и переспорить многих более умных людей...

– Селиванов, мы тебя уважаем, но приведи хоть одно доказательство, иначе, мы превращаем наше дело в базар...

– Тебе нужны доказательства? Пожалуйста: почитай того же хитроумного Валентинова, бывшего соратника Ильича. Он человек образованный, проштудировал в свое время всех крупных философов, на чем рассорился вскоре с вождем... Так вот он прямо пишет, что Ленин был в философии дилетант, и авторитеты подбирал исключительно из практических соображений: подходящих привечал и возвеличивал, а тех с кем расходился во мнениях, кто ему не подходил — критиковал, инсинуировал, интриговал, изничтожал...

– Точно, был такой персонаж, – поддержал Новожилов. Я читал его мемуары и порадовался от души. И мне, кстати, тоже мифологизация Ленина была как-то не по нутру... К сожалению, в этом деле горячее участие приняли способные люди, которые врали наперебой. Взять того же литератора Зощенко, который между делом писал для детишек и обывателей всякую ерунду... Один его рассказик про печника чего-только стоит, а, ведь, гонораров за такую халтуру он изрядно намолотил...

Но тут запротестовал начитанный Николай:

Да, вы чего, в самом деле, ребята! Так, это он туфтил для смышленных, он, ведь, в этих рассказиках высмеивал Ильича... Да, вы только вчитайтесь, это настоящие фельетоны, они написаны эзоповым языком...

Если даже так, то его это не красит: ведь, подавляющее большинство все принимало на веру. А значит, он укреплял авторитет новой власти, за ней подтирал. Уж, молчать было честнее...

– Ребята, я попрошу не отвлекаться, мы так никогда не дойдем до конца... – сделала попытку остудить Горячева спорщиков, но тему сворачивать никто не желал. А Селиванов стал приводить новые аргументы...

– Так вот, этот самый Валентинов, псевдоним которому, кстати, дал сам Ленин и который на самом деле то ли Вольский, то ли Богров и, между прочим, двоюродный брат того самого Богрова, убийцы Столыпина, потом обстоятельно написал, что из себя представляет Ульянов-Ленин, как философ, точнее, что он не представляет из себя ничего... Он его попросту высмеял, как рядового невежду, хотя сам был по-сути недоучившийся студент. И всю эту поучительную историю каждый может прочесть в его мемуарах, которые перевесят все знаменитые собрания сочинений, которые пылятся в шкафах...

– Верно, – опять поддержал Новожилов, – Ленин был отчаянный полемист, который мог примитивными приемами достать до печенок, но глубины за ним никакой. А до премудростей своих оппонентов он стал доходить потом понемногу в более поздние годы, когда молох уже был раскручен и изменить ничего было нельзя...

А Селиванов снова сыпал фактами и аргументами:

– Вокруг было немало более образованных и умных людей. Например, первый марксист Плеханов, которого Ленин самым негодным и подлым приемом задвинул, был на целую голову выше его. И даже Троцкий отличался от вождя самым выгодным образом. Но Ленин выдрался наверх исключительно благодаря напору и подлости, стремлению идти до конца...

– Согласен, причем, всех своих титулованных оппонентов, он, когда набрал полную силу, попросту выслал, чтобы не мешали, не заслоняли его... На фоне образованной профессуры, даже не имеющей возможности открыто и печатно высказать свое мнение, Ленин попросту был настоящий профан. А потому избавлялся от тех, кто мог вывести его «на чистую воду»... – гудел Новожилов ему в унисон. – Между прочим, когда я читал наугад его сочинения, то поражался: ведь, оказывается, все открыто, вся наша история, как на ладони. Помню, я был шокирован, когда нашел его распоряжения Каменеву и Сталину, чтобы те уволили из МВТУ двадцать или сорок профессоров. А потом Дзержинскому, чтобы тот подготовил высылку писателей и профессоров. Причем, это почетное дело Ленин указывал поручить «толковому человеку» из ГПУ...

– А как же быть с языками, которыми Ленин владел?.. – задал несмело вопрос какой-то непросвещенный товарищ. – Ведь, мы-то все как один – «только со словарем»...

А что языки? Да каждый дворянский ребенок владел, по меньшей мере, одним иностранным, а некоторые двумя и тремя... Потому что с ними сызмальства занимались настоящие иностранцы или толковые педагоги, не как с нами – недоношенные выпускники наших инязов, которые сами толком не знают иностранный язык...

Таким образом, успеваемость и настоящая образованность здесь не при чем... – торжествовал Селиванов, – тем паче, что эта самая пресловутая золотая медаль Вовы Ульянова, на деле, тоже вызывает вопросы. Думаю, тут не обошлось без влияния папы, который заведовал в Симбирске всеми гимназиями...

– И, видимо, мамы, бывшей дамой со связями, которая, если надо, могла пробиться куда угодно, даже на самый высший прием...

– Домашняя учительница Мария Александровна Бланк, в самом деле, особая тема, тут нечего говорить. Мало кто знает, что в маме не было ни ложки русской крови, она сама говорила, что кожей затылка ощущает, как ненавидит Россию. Вот откуда исходная точка: с такою закваской даже от рожденья самый спокойный и мирный обязательно станет бузить...

Так раззадорившись на знаменитом симбирском отличнике, вспомнили о товарище Керенском, его однокашнике и земляке. И получалась та же история: влиятельный папа, заправлявший тем же ведомством образования, также дал сыну отличным аттестатом первотолчок. В результате Александр Федорович в смутное время пробился в высшие сферы, а далее стоп... Дальше нужно было не бряцать словами, в чем сильно поднаторели пылкие сотрясатели российских основ – дальше была нужна настоящая мудрость, глубокое знание психологии общества, государственный опыт, без которых никакой перспективы, а только тупик...

Наконец, Селиванов прошелся по знаменитым российским кадетам — так сказать, «цвету нации и надежде страны». Все как один образованные, попадались даже профессора, а если верить учебникам, встречались лица энциклопедических знаний: то есть, авторитета и знаний не занимать...

– Вы знаете, что самому главному из них Милюкову смотрела в рот интеллигенция огромной страны, он выдал на-гора массу трудов и учебников, стал признанным интеллигентским вожаком...

– Правда, при внимательном рассмотрении оказалось, что этот просветительский продукт несколько примитивен, основан на атеистических поверхностных воззрениях «историка, «публициста», «редактора» и министра Временного правительства, которое, может, оттого и стало недолговечным, что в него набились всякие дилетанты, возомнившие себя специалистами, учеными и провидцами, – подхватил Новожилов.

Между прочим, тут кто-то вспомнил знаменитого Блока. Оказалось, прочитал его статьи, написанные еще лет за десять до Октября. Блок выказывал в них глубокое знание литературных процессов, разложил на составляющие Гоголя, Толстого и Достоевского, просвещал, прорицал и вещал, а потом, невзирая на родство с самим Менделеевым, который предупреждал о гибельности потрясений, по самые уши влез в революцию и грелся вместе с другими поэтами у Зимнего возле революционных костров. «Видимо, тоже боялся проспать свое место при распределении жизненных благ», – заключал их однокашник...

Потом стали припоминать «Двенадцать» и получалось, что, в самом деле, этот нежный романтик и лирик наворотил больше чем полуграмотный товарищ Чапай... От Блока перешли к его подельнику по литературному промыслу Пешкову-Горькому, вспомнили его знаменитую «Мать»... И остров, на котором он привечал революционеров, и сучку актрису Андрееву, а также прибитого его сотоварищами Морозова и т. д. и т. п. Досталось даже Антон Павловичу Чехову — за его неприязнь к офицерам, попам, и скромному учителю русской гимназии, который всего остерегался, так как всеми фибрами души ощущал близость конца...

Здесь надо заметить, что водка замечательный катализатор умственной деятельности, и есть подозрения, что многие литераторы, в самом деле, творят, исключительно ей благодаря. А потому что тут спрашивать с инженерного люда, настоящих строителей жизни, которые никого не заводили в трясину, а если схалтурили где, так это в исторических масштабах сущие пустяки. И которые имеют, в конце концов, полное право высказаться по существу. Таким образом, резюме получалось скандальным: и, в самом деле, теперь разберись, чего стоит это самое образование и просвещенность, от которых только беда для не шибко культурных людей.

Прочесав вдоль и поперек именитых просвещенцев начала минувшего века, принялись за советских вождей. Вспомнили расстригу-семинариста, затем «кукурузника», а следом весь пантеон советских генсеков – и по всему выходило, что ни одна фигура не тянула на роль достаточно образованного человека, что бы ни говорили заангажированные писаки об их аттестатах, дипломах, заслугах, подвигах и т. д. Правда, заспорили об «усатом»: вспомнили, как ловко он обошелся со слабеющим Лениным, как умело стравил остальных. В связи с этим задели даже Булгакова, которого, несмотря на некоторые потаенные обстоятельства, вождь пощадил. И выходило, как ни крути, что Бог его умом не обидел, и скромным образованием Джугашвили распорядился умело. Ведь даже ловкого Троцкого сумел обойти, который сам справлялся с революционными массами и вел полемику с профессурой. Но потом сошлись, что здесь речь идет здесь совсем о других свойствах и качествах, которые еще впереди...

Но когда дошли до последнего из генсеков и его преемника, то всех как прорвало. И вскоре поднялись споры и крики, поскольку у каждого наболело и каждый словно хотел отыграться за такую пропащую жизнь. Только Ващенко жмурился, покачивал головой и улыбался, словно знал нечто такое, до чего остальным не дойти. А когда его все же спросили, что он думает по обсуждаемому вопросу, то провинциальный олигарх хитро заметил, что в его штате много хороших специалистов, многие даже с красным дипломом, которые профессионально могут сделать любую работу, но этих качеств чаще всего не хватает, чтобы значительно продвинуться в жизни или, тем паче, быть вожаком.

Вы понимаете, они сами по себе мало что значат – без руководителя, предводителя... И так было, есть и будет: есть исполнители, а есть вожаки... Есть много умных, образованных, работящих, честных и справедливых – честь им и хвала. Но над ними должны быть люди особой породы – прирожденные или взращенные в субкультуре – вожаки... – Ващенко, упитанный, ухоженный, в модном с отливом костюме, сидел на диване и улыбался. – Много было образованных до революции или при советской власти, но разве все они могли управлять? Да, большинство засыпались бы на первом серьезном деле, запороли все планы, если бы не вожаки...

Между прочим, сам Ващенко в учебе не отличался, но всегда был на особом счету. В споры он обычно не лез, действовал всегда осторожно, расчетливо, сохранял со всеми ровные отношения, хотя друзей почти не имел. Кстати, он был одним из немногих, кто миновал военную службу: остальные в подавляющем большинстве после института сразу или потом угодили в армию «двухгодюшниками» — так называли в войсках в те времена офицеров, окончивших институт. Еще бытовало в ту пору в отечестве убеждение, что каждый мужчина должен был отслужить. А Ващенко, не теряя времени и начав со стройки, потом ушел в стройиндустрию, занялся кооперативным жильем, где тогда зашибали деньгу. Когда его однокашники после армии только-только начинали входить в жизнь на гражданке, Ващенко уже ворочал большими делами, знался с отцами сибирского края, избирался в местные депутаты и всюду был на хорошем счету.

И потому сейчас с ним большинство согласилось: как-никак Ващенко был человек с жизненным опытом, имел в подчинении массы и, следовательно, право о предмете спора судить. Между прочим, он также заметил, что на аттестаты, дипломы обращают внимание только поначалу и старорежимные педанты-кадровики, а потом все расставляет сама жизнь по местам. И вообще, если раньше, в их времена, «красный диплом» был свидетельством отличной учебы, то теперь это скорее свидетельство, что у родителей «куча бобла»...

И трудно было с этим поспорить. Даже Горячева, долго молчавшая в споре, заметила между прочим, что было немало великих людей, которые не отличались в учебе. Причем, некоторых даже считали за недоумков. И другие собравшиеся ее поддержали, а кто-то привел в пример Нильса Бора, которого преподаватели тоже принимали за тугодума. С другой стороны, немало обратных примеров было у всех на глазах. В самом деле, были развитые дети, школьники и студенты, которые подавали большие надежды, а потом что-то случалось, движение останавливалось, и человек вскоре оказывался в общей массе, совершенно ничем не отличаясь от прочих, словно и не было ничего... Причем в жизни они, как правило, не преуспели, и даже наоборот, существенно отставали от многих других. Вроде не сберегли, растратили попусту свой божий дар и сравнялись с другими. Впрочем, тему эту быстро закрыли, видимо, не желая травмировать Новожилова, который молчал...

В результате, после такого ликбеза решили вводить к успеваемости поправки. Например, Егорову за фиктивность определили половинный коэффициент, а кому-то наоборот, поставили его более единицы. Ведь, часто случалось такое, что кто-то учился неплохо, а препод или декан подсекал... Про Горячеву мы уже говорили, а, впрочем, она со своей женской честностью и потом, как говорится, попадала не раз. А вот другой пример: знаток тайн Селиванов, который не поладил как-то с завкафедрой общественных дисциплин, и тот его гнобил потом до третьего курса. А в результате испортил тройками и четверками весь оценочный ряд. Тяжба настырного Селиванова с целой кафедрой была всем известна, и в его личной эпюре это обстоятельство тоже учли.

В целом первое обсуждение закончилось мирно: однокашники еще согревались теплом этой встречи, припоминая давние эпизоды, разбирая коллизии, и великодушно вытесняя на задний план былые недоразумения, расхождения и обиды. Правда кто-то на кухне обронил фразу о том, что Ващенко прибыл сюда не для встречи, а по каким-то другим, более важным делам. А перепивший Проказов снова насел с прежним вопросом: как же попасть к братьям-масонам, да поскорей, пока не разобрали места...

Итак, вопрос о значении успеваемости, образования и просвещения почти закрывался, да тут кто-то процитировал живучего классика — про «образованцев» и поверхностные знания, от которых одна только беда. Опять стали спорить, причем, одни взялись цитировать «вермонтского настоятеля», другие Грибоедова, третьи — только входившего в российскую моду философа Ильина. Но тут Селиванов опять распалился и начал рассказывать байки про то, как одних профессорских умников добрый Ильич выпроваживал за границу, а других безо всяких премудростей сдавали в ЧК... И вопрос «почему», по какому принципу шел этот отбор – до сих пор большая загадка, до которой никак не дойти. А сам бдительный Селиванов сводил все к тому, что прав был древний мыслитель, сказавший на все времена крамольную для ученого фразу — что он твердо знает лишь то, что не знает ничего до конца...

– А вообще-то, друзья, мы увлекаемся и постоянно путаем знания с успеваемостью, которая лишь формально отражает уровень просвещенности, – заметил неожиданно Новожилов, тоже входя в разговор.

– Но иначе так мы никогда не дойдем до конца, – справедливо сказала Горячева, – мы так и будем биться в нескончаемых спорах и расходиться на пустяках. А оценки все-таки хоть и формально отражают уровень знаний...

– Между тем с этого пункта надо было начать. Помните мудрое наставление? Если определиться в понятиях, то можно избавиться от половины всех заблуждений... – ввернул знаток цитат Селиванов.

Снова начали спорить, и получалось, что прежде чем приступать, надо проштудировать кучу прикладных дисциплин и принять в расчет расхождения самых разных авторитетов, которые также отчаянно спорили между собой. Поэтому подумав и взвесив, решили, что придется до предела все упрощать, чтобы хоть чуть приблизиться к сути.

Правда, тут Новожилов заметил, что с упрощений начинаются искажения, которые потом заводят в тупик... «Дьявол скрывается в мелочах», – поддакнул ему Селиванов. Однако больше спорить не стали, поскольку все уже были утомлены. В общем сошлись на том, что успеваемость и тем более знания, конечно важное дело, да, однако, решают не все.

Наконец решили двинуться дальше, и стали гадать, какие свойства обсудить прежде всего. Но сказалась усталость и думалось плохо, пока не догадались послать хозяина в магазин. Тот скоро принес и полегчало, хотя свежие мысли не шли. В конце концов не нашли ничего лучшего, как оттолкнуться от Маяковского, точнее, от его педагогических рекомендаций. Предложил это кто-то для хохмы, но неожиданно проголосовали принять. Как выяснилось, знаменитые детские вирши «Что такое хорошо, что такое плохо» – большинство еще не забыли, память цепко держала главный завет октябрят...

– У меня

секретов нет, -

слушайте детишки, -

папы этого

ответ

помещаю

в книжке...

нараспев прочитал Николай, и его поддержали, припомнив почти все остальные куплеты, но радости не прибавилось. Замечено, что алкоголь иногда обостряет тонкие чувства, в том числе, ощущение фальши, пустых и неискренних слов. Видимо, ни чистоплотность, ни готовность встать за слабого, ни трудолюбие никому особых выгод в жизни не принесли. А Селиванов пессимистично заметил, что похоже у поэта все-таки были секреты, которые он по особым причинам в своей книжке не поместил. И потом добавил забытую рифму:

«Если ты порвал подряд книжицу и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик...»

И народ замолчал, раздумывая, что подразумевал революционный поэт, выдавая такие перлы, в то самое время, когда его могучий тезка и сотоварищи порвали на части страну...

«Помни это каждый сын,

знай

любой ребенок:

вырастет

из сына

свин,

если сын -

свиненок», – ехидно подливал Селиванов, оглядывая остальных. – Так, может, он таким образом на вождя намекал, – высказал предположение перепивший Проказов, но его осадили. Кстати, народ в основной своей массе собрался начитанный, относительно Маяковского не заблуждался, тут же вспомнили поэму, которая была образчиком конъюнктуры, а также птичку, которая «бесплатно не пискнет», и даже его гонорар за строку, – и понесли... Остановил этот мутный поток Новожилов, предложив больше ни Ленина, ни Маяковского не вспоминать. И сказал, что каждый при желании может взять на себя защиту одного самого важного, самого судьбоносного по его убеждению качества, но должен затем сам его отстоять. Идея понравилась, а начинать, как у нас водится, пришлось самому Навожилову, на чём стал настаивать весь народ. И однокашников можно было понять: как-никак именно Алексей подавал в институте самые большие надежды, а что случилось потом с Новожиловым никто толком не знал. Между тем, кто как ни он был средоточием всех добродетелей: умен, по-настоящему образован, справедлив, честен и смел. А к тому же он был настоящий товарищ, каких поискать. Студенты и даже преподы прочили большое будущее Новожилову и многие старались с Алексеем дружить, или во всяком случае поддерживать с ним теплые отношения: в самом деле, да мало ли как потом сложиться жизнь. И казалось таким почти реликтовым человеческим типам уготована в жизни большая дорога, такие не могут смешаться с общей массой, уйти «в назем», бесследно пропасть...