Мысленно, находясь на орбите Земли, начинайте медленное, но с неизменным ускорением, волшебное планирование к поверхности голубой планеты. Евразия, пелена облаков, еще ниже. Узнавая закорючку Байкала, к южной его части. В большой серый город c узкими улочками.

Иркутск. Это предпоследняя точка на карте моего маршрута.

Говорят, на острове Ольхон, посреди Байкала, живет необычайно сильный шаман. Из старых. Может вызвать дождь или вылечить человека от рака. А может и не лечить. Но самое главное его умение заключается не в этом.

Разное говорят о нём. Особо слушать людей не надо. Что такое человеческая речь? Открыл рот, сказал. В смысловом плане, неконтролируемая штука. Не будем брать во внимание тех, кто говорит сам с собой. В остальных же случаях, если людей больше одного, это уже так называемая социальное общение. Пусть даже и монолог. А в социальных проявлениях человек очень часто чувствует необходимость самоутверждаться, выкручиваться, удерживать и привлекать внимание. Получается, что свидетельствовать правдиво человек может вряд ли. Так или иначе, суть произошедшего будет искажена.

От Иркутска до Ольхона триста километров. Маршрутное такси забито под завязку. Все молчат. Куда едут эти люди? Уж точно не к шаману, по лицам видно.

Мамаша нерусской национальности кормит грязнокожего ребенка, отщипывая от булки хлеба. Сколько ребенку лет? Маленький — вот сколько. Три потных мужика, четвёртый — я. Небритый, в своих черных очках здорово смахиваю на ваххабита. Молодая парочка, сначала весело перешептывающиеся, теперь сидят, качая головами в такт движениям руля, кочкам, и только крутят глазами в окно. А за окном осеннее раннее утро.

Шофер и еще двое, сидящие рядом с ним, совсем к нам не относятся. Явно познакомились и рассказывают что-то друг другу, двигая руками в переднем отсеке автобуса, спинами ко всем остальным.

Шум и тряска отгораживают людей друг от друга.

Местность все более пересеченная. В распадках неподвижный туман цепляется за хвойный лес. Участившиеся дорожные знаки «Перегон скота» в большинстве случаев, действительно, сопровождают стада коров и овец на дороге.

Пастух делает вид, что очень старается, освобождая путь, но сам больше глазеет на микроавтобус и оживившихся пассажиров. Овцы делают вид, что находятся в замешательстве. Коровы остаются сами собой и просто идут. Не вытерпев, потихоньку едем сквозь обволакивающее нас скопление животных. Потом — короткое, буквально на пару минут, ощущение свободы. И, сразу за ним, возвращается, ставшее уже родным, дорожное пассажирское отупение.

Уж не знаю как, но приближение к Байкалу чувствуешь интуитивно, на подсознательном уровне. Он где-то рядом... Точно... Уже скоро... И так в течение 4 часов пути по-нарастающей. Такого не бывает, когда приближаешься к чему-то рукотворному. Приближение к городам, великим музеям или памятникам никогда не ощущается всей душой.

 

***

 

- Мэндэшэлхэ! Мне нужен Николай.

- Там живет, там.

- Там? Я приезжий, турист.

- Там и спросишь, чё ты...

- Спасибо.

Местные жители скованы. Их лица одновременно окутаны напускной скукой, и крайней занятостью каким-то делом, из-за которого нет времени здороваться с незнакомцами. Даже то, что туристы являются почти единственным источником добычи денег, не может вызвать в глазах бурята ни капли уважения.

Странная нация. Вроде монголы, а вроде и нет. Точно не монголы. Поведение выдаёт. Меня предупреждали, что бурята легко обидеть даже невзначай. Даже назвав его по-национальности, вслух, как ни странно. И, вроде как, виной всему русские, веками предвзято косящиеся на монголо-татарское семя.

Заранее подготовившись, я знаю как спрашивать дорогу на Ольхоне. Главное помнить, что местные теряются, пытаясь отыскать ответ на конкретный вопрос. Поэтому нельзя ничего спрашивать напрямик.

- Здравствуйте. Слыхал, у вас в поселке шаман живёт. Николай.

- А ты кто сам такой?

- Я из-далека, турист.

- Далеко ехал, да?

Смотрит, прищуривая и без того узкие глаза. На плоском лице простая, бесхитростная усмешка над заблудшей овцой.

- Так это... во-он где он живет. Вон дым где. Э... Печку затопил шаман, однахом.

- Спасибо!

- Слы... А пошто ехал-то далеко?

- Спасибо.

 

***

 

Николай - уже не молодой мужик. Худой и черный. Обычно деревенских так чернит огородный табак. Буряты, вдобавок ко всему, еще и смуглые. А осенью еще и загорелые за всё лето.

Шаман не курит. Скажем так, не курит без надобности. Что за надобность может быть такая? Дык, зарабатывает шаман деньги своими ритуалами, или лечится сам, к примеру. У индейцев вон без трубки мира не проживешь. И у шамана тоже дымные процедуры имеются.

Только открываю рот...

- Знаю зачем приехал.

Смешно мне. Нагоняет на себя важности? Не похоже. Иду за ним в дом. В избе порядок и ни малейшего навязчивого запаха. Травки-муравки присутствуют на стене. Николай ставит на стол бутылку.

- Садись. Рассказывай.

Два часа дня по местному времени. Шаман не пьёт. Уж не подмешал ли чего, шучу сам с собой.

Что рассказать человеку, который видит тебя насквозь? Так уж, тык-мык, подтверждать на невербальном уровне свое уважение, заискивать и разводить руками. Произносить слова, которые приняты в подобных случаях. Припоминать забавные байки. Касаться только тематики взаимного и общего одобрения.

Говорили о многом. О жизни. Николай удивительным образом мог, не становясь собутыльником, поддерживать задушевную беседу. Начали с простых тем, а закончили теорией черных дыр, с их огромным весом при мизерном размере. Обсуждали также происхождение всего живого. И не живого. Коснулись религиозного вопроса. Но, сами понимаете, до уровня дискуссий, боже упаси, не скатились.

 

***

 

Дорога и сытый живот меня сморили. Продрал глаза только на закате. Николай, вроде, во дворе хозяйничает. Оказалось, баню затопил.

- Проснулся? Щас на берег пойдем сходим. А потом, я те говорю, банька-то покажется лучше некуда.

На берег так на берег.

Песчаная коса. Волны меньше, чем морские, но проникновеннее как-то что ли. Николай разводит совсем маленький костерок, ведь ни греться, ни готовить пищу нам не надо. Не затем мы здесь, два мужика, уселись.

Слышал я, что самое потрясающее умение этого шамана — создание любого ощущения. Ключевое слово здесь - «любое». Это слово в одновременно как дарит необычайную свободу, так и ошарашивает многочисленными вариантами выбора. Русский перед этим словом теряется, совсем как бурят перед конкретным вопросом. Очевидно, где-то тут кроется основное различие между нами.

Я знал, чего желаю. Все очень просто — хочу ощутить единение с Богом. Брякнуть такое, да, очень несложно. Интереснее, как кто-то будет это делать. Итак, порядок действий предполагает произнесение своего желания вслух. А значит, его материализацию.

К слову, основная часть бурятов — буддисты. Николай не исключение. Ощущение близости с Буддой мне не очень интересно, но я буду терпелив и доверчив как корова, я так решил. Полностью отдамся в руки шаманской власти.

 

***

 

Совсем уже стемнело. Искорки стали отчетливыми и белыми. Волны утихли. Мир изменчив, но нет ничего постояннее мира.

Обращаю внимание, что Николай смотрит не мигая мне в глаза. Немного пугаюсь, но двинуться не могу. Рефлекторно ищу связь с реальностью хоть в чем-нибудь. Но мое внимание всецело захвачено человеком, сидящим напротив. Из его закрытого рта начинают доноситься слова. И я осознаю, что понимаю его с опережением, еще до того, как он что-либо произнесет.

- Все маленькое может иметь свойства большого. Мысленно, находясь на орбите Земли, ты начинаешь медленно, но с неизменным ускорением планировать к поверхности голубой планеты. Евразия, пелена освещенных полной луной облаков, еще ниже. Узнавая блестящую в ночном свете форму озера, к его центру. На остров Ольхон. На песчаную косу, где двое сидят у костра. На песок, состоящий из множества разноцветных песчинок. К одной из них.

Николай протягивает ко мне руку с раскрытой ладонью. В ней одна единственная песчинка. Та самая.

- Может ли малое обладать свойством большого?

Подставляю руку, и, самая тяжелая из всех песчинок на Земле, падает на мою ладонь, прошивая ее насквозь. Боль. Настолько же острая, насколько слабая. На тыльной стороне, посредине, маленькая капля крови.

Николай смотрит на меня немигающим ртом. И в одной руке его гвоздь, в точности как тот, что хранится в Нотр-Дамском соборе, в другой руке молот. И глаза его ставшие двумя евангельскими устами произносят:

- «сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов.»

И тот час я понимаю многое. И судорожно пытаюсь впитать и запомнить хоть что-нибудь. Потому, что очевидна невыносимая искренность и краткость этого состояния.

 

***

 

Николай набирает в горсть воды, идет к костру, плещет мне в лицо. Не обращая внимания на мою отрешенность от всего, помогает подняться. Ведет в посёлок, к своему дому, по дороге рассказывая мне какую-то, кажущуюся ему смешной, историю о бане. Он теперь похож на взрослого, а я на ребенка, или корову, которую на веревке ведут домой.

На корову.