Шёл жирный, холодный и косой дождь, несмотря на то, что каждый уважающий себя бюргер, прослушав прогноз погоды на сегодняшний день и услышав: «Вероятность осадков 40%», взял зонт, дабы оградить свой не дешёвый деловой костюм от капризов пагоды, всё-таки не избежал мокрых брызг на ткани. И скажи вы ему: «Но ведь это вода высохнет и нечего не останется», он непременно ответит вам: «Это не приемлемо!».

Макс всегда ненавидел этих серых снобов и всегда боялся, что когда-нибудь станет одним из них. Но то, что он узнал несколько дней назад, в такой же промозглый дождливый день, навсегда изменило его жизнь. Теперь он знал, что ему не грозит стать таким же членом общества – серым, как асфальт, – частью толпы. Он просто не доживёт, но останется собой, хотя это не слишком радовало.

«Положительный результат! Меня, аж, распирает от смеха! Как они всё исковеркали своими терминами, пахнущими до рвотного рефлекса лекарствами и стерильностью терминами. “Положительный результат” – термин, означающий смертный приговор! Как такое возможно?! Весь мир после таких слов переворачивается и кажется не правильным. Чувствуешь себя как кусочек пазла, который вставили не в тот пейзаж – либо всё вокруг не правильно, либо ты не правильный.

Почему я так долго ждал? Всё же стало ясно самого начала. Чёго я ждал, эти дни, каждый из которых тянулся целую вечность? Что всё изменится? Что всё это сон и что я скоро проснусь, и всё станет как прежде? Но ничего не изменилось: с каждым днём я чувствую, что всё внутри уже мертво! Некуда стремиться, всё закончилось. Зачем претворяться, что живешь, когда это не так? Ты уже мёртв, от тебя осталась гниющая оболочка, которой придётся пробыть над землёй ещё какое-то время, а ты всё будешь ощущать – всё зловоние живого мертвеца. Просто безголовая курица, которая ещё бегает. Вот что самое поганое! Проще всего покончить со всем сейчас пока не утонул в болоте из чужой жалости к тебе липкой и противной как патока.

А этот чёртов дождь, всё ещё, льёт. Единственное что хорошо мне не надо прятаться от него как этим жабам с зонтами! Ну, когда же придет, этот чёртов, трамвай?! А-а вот и он…»

Максу нужно было проехать до остановки «Аптека» на «Абигейл штрассе», и пока он заходил в трамвай, шёл по полу пустому салону до площадки в конце вагона, не переставал думать о том, что бы тот поддельный рецепт на снотворное, который ему сделал знакомый, не вызвал подозрений и всё прошло гладко.

***

Эльза мёрзла под октябрьским дождём в тонких цвета фуксии колготках, чёрной пушистой юбки, летнем чёрном топике и лёгкой накидке тоже чёрной. Со своими крашенными в смоль хвостиками она была похожа на ворону, точнее на воронёнка. Но у неё уже был опыт, как она считала, вот только ей часто не везло.

Вечно сующие нос не в своё дело вездесущие «самаритяне» вытаскивали её из такого уютного покоя: то из реки вытащат, то из машины с включённым двигателем в запертом гараже, то из ванны, когда она уже почти лишилась сознания от потери крови. Она ведь в тот раз даже дверь не забыла закрыть, и даже подпёрла ручку стулом, так нет, всё ровно вломились и вытащили! А реабилитационная клиника? Место, где можно умереть либо от скуки, либо от старости. Эльзу такое никак не устраивало. И потом, всё труднее было играть «выздоравливающего пациента» перед идиотами в белых халатах.

Но сегодня ей точно никто не помешает: она всё просчитала и нашла человека, который ей поможет. Осталось только доехать до него.

«Ну, где этот чёртов трамвай?! Льёт как из ведра, а я не взяла зонт, как назло! Терпи, Эли, совсем не много осталось. … Так как он сказал, мне надо доехать до … До какой остановки? «Ландау штрассе»? Это где аптека? Нет. Аптека на следующей, а «Ландау штрассе» через одну. Да, точно всё вспомнила, а дом номер 15. Умница, Эльза, у тебя всегда была хорошая память! Спасибо! … Ой. Интересно разговаривать сама с собой, даже если не вслух – это сумасшествие? Надо было спросить у доктора, пока я была в клинике. Да какая, в сущности, разница? Всё закончится сегодня и мне буде уже плевать, хотя мне и сейчас плевать. Самое важное – это что бы мне на этот раз никто не помешал, никто не вытащил когда я уже на пороге. Это так мучительно когда тебя выдёргивают оттуда и заставляют, своими электродами, адреналином и искусственным дыханием, снова жить, а ты не хочешь, говоришь им, и тебя записывают в ненормальные. Это так обидно, когда они не понимают что тебе лучше там, чем здесь».

Подошёл трамвай, и Эльза зашла, стуча от холода зубами. Вагон был пуст наполовину, было много удобных мест с печкой под сиденьем, она так устала стоять под дожём, ей так хотелось оказаться в тепле и уюте, в принципе за этим она и ехала. Эльза спросила у соседа, когда будет «Ландау штрассе», поставила таймер на сотовом на 12 минут, чтобы не пропустить остановку, закрыла глаза и провалилась в сон.

***

Фредерик так часто любовался дождём из окна своей комнаты, он считал его красивым и потрясающим. Самое обидное, что ему не разрешали гулять под дождём без кутки резиновых сапог и зонта. Тётя Хельга так носилась с ним, опекала, а дядя Герхард был строгим и любил дисциплину. Они оба говорили, что родители Фредерика избаловали его, поскольку были хиппи. На что Фред всегда обижался, так как его родители были не «хиппи», а буддисты. И в свои десять лет он понимал разницу, а дядя и тётя нет. А ещё тётя Хельга искренне не понимала, почему Фредерик не грустил на похоронах мамы с папой, и после не видела никакой реакции. Она не понимала, почему малыш, любит дождь, ведь именно он виноват в смерти его родителей. Если бы в тот вечер не лило, как из ведра, то старенький «жук» не занесло бы на мосту "Grauen Wolfes" и они бы не свалились в реку. После такого предположения Фредерику было обидно уже не за своих родителей, а за тётушку Хельгу. Обвинять дождь разве это неглупо? Особенно для такой взрослой и умной женщины как его тётя. А по поводу скорби по маме и папе он пытался ей объяснить, что родители сказали ему: смерть это не конец и все они встретятся в следующей жизни, но она этого тоже не могла понять.

Сам Фредерик всё понимал, но ему всё-таки было грустно – он скучал. Для него было так, будто они уехали в другой город, но не могут вернуться, зато он может приехать к ним, но только когда придёт его время. Но это так долго! Родители погибли два года назад, а он так сильно по ним соскучился, что если бы они и, правда, уехали в другой город, он бы пошёл пешком, если бы потребовалось. А что будет через много, много, много лет?

Выход он нашёл по-детски просто: «А почему бы и, правда, не прийти к ним? Это будет сюрприз! Они так обрадуются!». …

 

***

Фредерик ехал в трамваи через весь город к мосту "Grauen Wolfes" уже полчаса, он не заметил парня промокшего до нитки бледного, похожего на призрак, который не хотел никого видеть и прошёл на заднюю площадку, облокотившись на поручень у окна, и погрузился в свои мысли.

Лишь краем глаза малыш Фред отметил забавные розовые колготки на дрожащей, как осиновый лист, девушке с белой, как слоновая кость, кожей, уютно уснувшей на кресле позади него. У неё из-под напульсников выбивался, постепенно краснеющий, бинт – скоро нужно менять повязки.

Фредерик любовался дождём и думал, кем бы его родители ни стали в следующей жизни, кем бы он ни стал, они всё ровно друг друга узнают. Они снова будут вместе!

***

Фрау Анна Мюллер, водитель трамвая с десятилетнем стажем, думала о том, как же скучна и предсказуема её жизнь, так же предсказуема как седьмой маршрут её трамвая: вот через 500 метров будет «Абигейл штрассе», потом «Ландау штрассе», а после остановка на мосту "Grauen Wolfes", далее она доедет до конечной, развернётся и поедет назад, и так по кругу каждый день. Надоело! Анна мечтала о горах, она мечтала о «чёрных», самых опасных и сложных, горнолыжных трассах Альп, где каждая секунда и каждый метр снега это стопроцентный смертельный риск, как «русская рулетка».