Он не чувствовал себя стариком. Возможно потому, что у него не было близких, глядя на которых он мог бы сказать – как они постарели! Как постарел я сам!

 

Да и то сказать, шестьдесят лет мужчине – разве это старик?

 

Каждое утро, брея себя перед зеркалом, он видел тридцатилетнего мужчину, с достаточно свежим цветом лица. Вот уже двадцать лет, как он не берет в руки сигареты и забыл вкус спиртного – с того самого времени, как уяснил себе окончательно – в жизни всё обман, навязанная иллюзия. Поэтому он уже не вёлся ни на какие посулы наслаждения и счастья.

 

Если и жить в мире иллюзий, считал он, то уж тогда в мире, созданном по своим правилам.

 

И он день и ночь, не покидая своей квартиры, создавал свой иллюзорный мир. Он был писателем.

 

Поскольку, ничего больше в жизни его не интересовало, он cтал достаточно успешным автором. Его «крутые» детективы с перестрелками почти на каждой странице и многочисленными убийствами, где впрочем, всегда торжествовала справедливость, а зло обязательно было повержено, пользовались у читательской публики большим спросом. Хотя реально он от этого мало что имел. Деньги и слава уходили издателям. Публиковался он под псевдонимом, и даже соседи не знали, что он автор известных детективных романов.

 

Возможно, догадывалась только экономка, сорокалетняя, очень чистоплотная и практичная женщина, которую он нанял для решения своих бытовых проблем.

 

Экономка раз в месяц, помимо несложных служебных обязанностей, выполняла ещё и роль его любовницы.

 

Надо сказать, об этом он её совсем не просил. Мало того, никоим образом даже не намекал о своем желании овладеть ею или другой женщиной. Да и не было у него этого желания. Он жил только вымыслом, а все его нереализованные устремления и потенциальные возможности были топливом для, выходивших из-под его пера, произведений.

 

Превращение экономки в любовницу произошло как-то вечером, когда она, выполнив свою работу по дому, приняла душ и, благоухая тонким ароматом гортензии, прошла мимо него в спальную. Когда он вошёл туда по её зову, она лежала обнажённая, слегка прикрытая прозрачной воздушной накидкой, сквозь которые темнели соски на ее грудях. Всё ограничилось обыденным, как между супругами с многолетним стажем, сексом. Но он был немало озадачен, узнав, что слишком рано поставил крест на своей сексуальной жизни. С одной стороны это, можно сказать, приключение, было очень даже замечательно, с другой – а не станет ли дальнейшее развитие отношений отвлекать его от дела? Ведь так уже было всё хорошо, спокойно! Но вопреки его опасениям, всё сложилось как нельзя лучше.

 

Близость между ними была лишь один раз в месяц. Такую периодичность установила сама экономка, посчитав, видимо, такой режим для него самым оптимальным. При этом они практически не разговаривали и так ни разу и не поцеловались. Когда он, обессиленный,отваливался от неё в сторону, она тут же вставала, не задерживаясь ни на минуту, принимала душ и покидала квартиру.

 

Возможно, она просто разгадала его. Последняя жена, а их у него было четыре – у него никогда не было любовницы, встретив новую женщину, он уходил от жены и женился на другой – обижалась. «Тебе нужна просто резиновая кукла из секс-шопа! Тебя не интересует женщина как таковая! Женщина как человек!».

 

Но вот как-то, сразу после ухода экономки, блестяще исполнившей свою роль сексуальной куклы, он почувствовал, что не может заставить себя в этот вечер сесть за письменный стол. Возможно, пара рюмок хорошего коньяка, ароматная и крепкая сигарета нивелировали бы возникшее у него состояние душевной неустроенности. Но он даже в мыслях не позволял себе соблазниться на это.

 

Стоит только отдать палец, так отхватят всю руку, подумал он. И тогда уже ни о какой работе можно не говорить, пока он не накурится и не напьется за все свои двадцать лет воздержания. А мне осталось так немного, подумал он с сожалением.

 

Немного поразмыслив, он дошёл до своего гаража и выгнал старенький Форд. У него не было никакого плана на вечер. Он просто поехал в микрорайон, где когда-то, сорок лет назад, жил в студенческом общежитии. Проехав мимо весело светящихся окон «муравейника», где он провел пять лет своей юности, он, не спеша, благо в этот вечерний час на улицах было спокойно, на третьей передаче прокатился по старому маршруту - от общежития до юридической академии, где когда-то учился.

 

Припарковавшись напротив академии, он со странным ощущением, как за самим собой, наблюдал за последним студентом, покидающим здание академии и спешащим в сторону общежития. Видимо из читалки, подумал он и медленно тронулся дальше.

 

Проезжая по улице Свердлова, он стал выискивать среди светящихся витрин пышечную. Ту самую пышечную, в которую любил в студенческие годы заскочить и за стойкой съесть несколько свежих воздушных пышек, густо, как мукой, обсыпанных сахарной пудрой, запивая их стаканом горячего кофе на молоке.

 

Он припарковался и решил зайти туда наудачу. Может быть, удастся, как когда-то, много-много лет назад, выпить здесь кофе. Почему-то со студенческих лет он ни разу сюда не заглядывал.

 

Сейчас мало что осталось от той пышечной. Исчезла булочная, исчезли многочисленные торговые точки. Он прошёлся по мраморной плитке пустынного и объемного, как на вокзале, зала. Да, здесь по-прежнему выпекались пышки! Было просторно и безлюдно. Огромные пальмы в кадушках высились как острова среди моря лёгких столиков.

 

Он заказал у приветливо улыбающейся девушки-продавщицы четыре румяные пышки и стакан ароматного кофе и сел за столик у окна. Раньше здесь всегда вилась длинная очередь. Обычно все стояли молча и терпеливо наблюдали, как молоденькие продавщицы очень споро работали с автоматом. Конвейер не останавливался ни на минуту. Поэтому людям в очереди не приходилось долго томиться. А поскольку пышки были миниатюрные и наполовину состояли из воздуха, то посетители очень быстро расправлялись с ними и освобождали столики, довольные, хотя и несколько обескураженные стремительностью процесса.

 

Помнится, он как-то даже свидание здесь девушке назначил. В пышечной. Да-а…

 

- У Вас свободно? Вы позволите за Ваш столик? – неожиданно прервала ход его мысли молодая, лет двадцати, девушка, державшая в руках поднос с пышками и кофе. Она приветливо улыбалась ему, и он согласно закивал головой – рот у него был занят.

 

- Спасибо! – горячо, слишком горячо, поблагодарила его девушка и принялась расставлять на столе тарелку с пышками и чашку с кофе.

 

Он незаметно скосил глаза на соседние свободные столики и приготовился услышать какую-нибудь просьбу – вокзал-то совсем рядом, меньше чем за квартал. Обокрали? Отстала от поезда? Не может найти что-то в городе? А, может быть, это проститутка? Одета уж больно хорошо для бомжовки. А вот проституткой такая молоденькая, но уже смелая красотка вполне может оказаться!

 

Он представил себя со стороны. Аккуратно, коротко подстриженные, с проседью волосы, очки. Достаточно, можно сказать, интеллигентное лицо. На лоха, в общем-то, не похож. Хотя, наверное, по их мнению, лох именно так и выглядит!

 

Девушка аккуратно, очень аккуратно, как принцесса на светском приёме, откусывала от миниатюрной пышечки и делала маленький глоточек кофе. При этом он заметил, она украдкой наблюдала за ним.

 

Проститутка? – терялся он в догадках. – Нет, навряд ли…

 

- Вы, наверное, писатель? – наконец почтительно спросила его девушка.

 

Он едва не поперхнулся. И сделав глоток кофе, признался обескуражено:

 

- Да… А откуда Вы знаете?

 

«Об этом не знает никто!» - тут же мысленно он добавил.

 

Девушка покровительственно улыбнулась:

 

- Пишете детективы?

 

- Да, детективы… - промолвил он как в трансе.

 

Девушка снова улыбнулась, на этот раз улыбкой женщины, уверенной в своей победе, и больше эта улыбка не сходила с ее лица.

 

Она протянула ему свою маленькую ручку и коротко представилась:

 

- Света.

 

Ее ручка оказалась настолько нежной и гладкой, что он немного замешкался, прежде чем назвал себя:

 

- Михаил Григорьевич.

 

И еще несколько мгновений после этого его память была переполнена воспоминанием о нежности её кожи.

 

- Михаил Григорьевич, я Вам позднее ещё что-то скажу. Вы не откажетесь сейчас составить мне компанию? Я иду в кафе на одну небольшую встречу и мне нужен провожатый – вот такой солидный мужчина, как Вы. На полчаса. Не больше.

 

И она вопросительно посмотрела на него. На этот раз не как женщина, а как беззащитный ребенок.

 

Ребёнок. Действительно, ребёнок, подумал он и устыдился своих подозрений. Этой девочке нужна его помощь! Возможно, она и не нашла бы отклика у него, отгороженного от всех своей погруженностью в выдуманном мире, но что-то в последний месяц он был как-то смятен и неуравновешен. Не стоило, всё-таки, связываться с экономкой!

 

- Конечно, Света!- кивнул он утвердительно, допивая свой кофе. А когда они поднялись, он предупредительно попридержал дверь пышечной перед девушкой.

 

Света учтиво, как дама, кивнула ему.

 

«Старик и девушка!» - подумал он. А потом воскликнул мысленно: «Что я делаю?!»

 

***

 

Кафе «Метелица», куда его привела Света, находилось в квартале от пышечной, как раз напротив Управления железной дороги. Света решительно прошла в зал, ни сколько не опасаясь столкнуться со снующей взад-вперед разодетой молодёжью. Решительный вид девушки сразу заставлял всех обходить её. А ему приходилось лишь следовать в её фарватере. Как старая баржа за буксиром, нет, не за буксиром – за красавицей океанской яхтой, думал он, досадуя, что девушка перехватила у него инициативу, пока он был погружен в свои мысли.

 

Света заняла столик у дальней стены, между двумя, висящими на стене, фонарями. Они были стилизованы под старинные фонари-маяки на столбах у старинных почтовых станций где-нибудь в заснеженной степи. Сейчас эти светильники, ярко выхватывая несколько декоративных камней на стене, оставляли сидящих за столиком в мягком полумраке.

 

Внимательно изучая меню, Светлана не забывала методично окидывать своим, цепким не по девичьи, взглядом веселящуюся в зале публику.

 

- Вам нравится одиночество, Михаил Григорьевич, - не то спросила не то констатировала она, продолжая исследовать меню. Она перестала быть девочкой. Это была уже многоопытная женщина, для которой все мужчины были детьми, и для каждого из них она могла подобрать нужную игрушку.

 

- Не то слово – нравится… - начал, было, он, но Света, повернувшись в сторону официанта, поманила того поднятым вверх пальцем. Когда официант подошёл, она сделала заказ за себя и за Михаила Григорьевича.

 

Как это у нее получилось, спохватился он, снова она перехватила инициативу! Вот что значит сиднем сидеть дома годами и никуда не выбираться!

- У Вас есть дети? – поинтересовалась она.

 

Давно, очень давно не вел он подобных бесед и поэтому не смог шуткой превратить разговор в приятное общение. Его «нет» прозвучало как-то неестественно и глухо. Эта тема для него была слишком болезненной. Света опять повернула голову в сторону зала и скользнула взглядом по головам посетителей. Он хотел сказать ей что-нибудь приятное, но ее вопрос о детях сделал его язык свинцовым.

 

- Мне кажется, вы очень хороший человек,- вдруг сказала она, внимательно глянув на него.

 

- Спасибо, - наконец удалось ему улыбнуться, - а мне кажется, что ты замечательная девушка!

 

Она промолчала, как будто и не сомневалась нисколько в этом, и снова устремилась взглядом в глубину зала, кого-то выискивая.

 

Тем временем небольшой оркестр в центре зала выдавал композицию за композицией и небольшой пятачок между столами, как клумба с цветами, оживился нарядными посетителями, уже осмелевшими для непринужденных танцев.

 

- Михаил Григорьевич! – она снова повернулась к нему, - а можно я буду называть Вас Мишей?

 

Тут он не выдержал и рассмеялся.

 

- Да ради Бога, Света!

 

- Миша, а как ты смотришь, если этот вечер мы проведем вместе?

 

- Так мы уже его проводим вместе! – улыбнулся он, наконец-то освободившись от неуверенности и скованности.

 

Она задумчиво сделала глоток сока из высокого стакана, а затем лучезарно улыбнулась:

 

- А давайте потанцуем!

 

А почему бы и нет, подумал он. Мелодия была спокойная, и он без труда включился в ритм танца. В своей жизни он, наверное, тысячу раз танцевал с женщинами. С желанными и нежеланными. Все они, как правило, становились при этом одинаково загадочными и прелестными. Настолько одинаково, что порой становилось даже скучно. В какой-то момент Света прильнула к нему, и он ощутил не просто женское тело, нет - обжигающую струну! Она вся была как обжигающая самую душу струна!

 

Эти давно забытые ощущения настолько опьянили его, что он и не заметил, как они вскоре из «Метелицы» отправились в «Водолей». Потом плавно перекочевали в «Космос», затем – в «Менделеев». И везде Света, как он не опьянел от нее, он всё же заметил это – она искала кого-то.

 

Наконец, уже совсем выбившись из сил от такой неожиданной и бурной связи, которая вдруг возникла между ними, они вышли из небольшого кавказского ресторанчика, что между Екатеринбургом и его городком-спутником Березовским. Он уже и припомнить не мог, как их туда занесло. Прежде чем отправиться на стоянку к машине, Света задумчиво извлекла из своей сумочки пачку сигарет и выудила из нее последнюю сигарету.

 

- Огонёчку? – возле них как-то незаметно из темноты возникли двое парней. Он даже вздрогнул от неожиданности.

 

- Отвали! – коротко и неожиданно, и как ему показалось, грубовато ответила Светлана. Похоже, поездки по ресторанам и кафе ее здорово утомили.

 

- И всё же…- парень в короткой джинсовой курточке вытянул к Свете руку и чиркнул зажигалкой. Света склонилась с сигаретой, и в этот момент парень, ему показалось, что всё это происходит во сне - ловко схватил ее за волосы, откинув голову девушки назад.

 

- А курить вредно! – парень тут же выхватил из ее рук сумочку и оттолкнул Свету в сторону.

 

Он непроизвольно сделал шаг в сторону парня, весь вдруг наполнившись гневом, но его тут же остановил второй, в черной кожаной ветровке.

 

- Тихо, папаша! Тихо!

 

- Так-с! Что мы имеем? – первый парень, в джинсовке, сам раскурил сигарету и стал рыться в Светиной сумочке.

 

- В чём дело? – закричал он им, но парень в джинсовке нанёс ему сильной удар кулаком в живот и, как ни в чём ни бывало, продолжил рыться в сумочке.

 

- Так-так… телефон – хорошо! Денежки – замечательно! Ага! Презики! О-о-о! Ёлы-палы, Стас! Да тут на целую роту будет! Похвально, похвально! Я тоже за безопасный секс! – парень рассовал по карманам деньги, телефон и, зажав в руке пачку презервативов, отбросил сумочку в сторону.

 

- Ну-ка, Чебурашка! – строго сказал парень, повернувшись к Свете, - покажи мастер-класс с этим дедом! – он кивнул на него, превозмогавшего в это время сильную боль и, почесав кончик своего носа обушком откуда-то взявшегося ножа, добавил: - Может быть, тогда и отпустим вас с миром. Может быть. Ну!

 

- Отвалите, козлы! Вам всё это боком выйдет! – крикнула Света.

 

- Вот что, Стас! Похоже, тебе придётся с нашей Чебурашкой показывать мастер класс этому… - парень в джинсовке сурово посмотрел на него, - … этому крокодилу Гене.

 

Парень кивнул Свете, указав на кусты: - Иди, ложись туда. А ты, - он снова обратился к нему, - снимай пиджак, а то твоей подружке все лопатки на земле отдавят. Стас на все сто кило потянет.

 

Стас подошёл к нему и, схватив его за ворот, стал вытряхивать из пиджака.

 

- Ну! Шевелись, говорят!

 

Он снял пиджак и отдал Стасу.

 

- А это ещё что такое?! – уставился парень на него. Точнее на его пистолет в подплечной кобуре. У него была слабость – выбираясь в город, даже в булочную, собираться как на боевое задание. Ему нравилось натягивать на себя кожаную портупею, проверять пистолет, вставлять его в пружинную кобуру. Пистолет ему подарили в областном управлении внутренних дел за серию повестей о буднях милиции.

 

- Газовик?! – строго спросил Стас. – Ну-ка, дай сюда!

 

Стас обхватил его сзади за шею, а второй рукой потянулся к пистолету. Но он легко вывернулся и, выхватив пистолет, передернул затвор.

 

- Ребята, это боевой пистолет! Разойдемся по - хорошему!

 

Стас и парень в джинсовке разом бросились к нему. Первый же удар в челюсть поверг его на землю. Не обращая внимание на посыпавшиеся удары, он крепко сжимал пистолет, не разжимая пальцы. Когда ствол уперся в тугой пивной живот Стаса, он нажал на спусковой крючок. Затем, быстро повернув ствол в сторону второго, он произвел ещё один выстрел. Поднявшись с земли, он отряхнулся, достал из карманов убитых телефон и деньги и вернул их Свете.

 

Направившись к своей машине, он обернулся и спросил замершую Свету:

 

- Ты едешь?

 

Ехали молча. Света напряжённо вглядывалась в быстро мелькавшие в свете фар на черном асфальте белые полоски. На кончике её вздернутого носика застыла прозрачная капелька.

 

Взглянув на неё, он захотел приободрить её, сказать ей какое-нибудь ласковое, нежное слово.

 

- Света, какая ты… - он протянул руку, чтобы погладить ею по плечу, но в тесноте машины нечаянно сдвинул ей берет на глаза. Света поправила берет и, бросив на него сердитый взгляд, отодвинулась к двери.

 

- Света, а как ты догадалась, что я писатель? – спросил он её.

 

- А Вы разве писатель? – испуганно глянула она на него и ещё дальше отодвинулась к двери.

 

Он промолчал.

 

Когда въехали на улицы города, Света попросила:

 

- У меня сигареты кончились. Остановите здесь, пожалуйста!

 

Он притормозил. Света вышла из машины и направилась к супермаркету, а затем вдруг со всех ног бросилась бежать прочь от машины.

 

Он зачем-то минут тридцать еще ждал ее, а затем медленно тронулся, пристально вглядываясь в черные кварталы.