«Алло! Да, я слушаю. Что? Не можете предоставить документы, подтверждающие полномочия, не звоните. Незачем вообще мне было приносить пустые договоры!», - сказала Евгелина и резко бросила трубку: «Вечно одно и то же! Столько лет в банке работают, а все как дети маленькие. Совершенно невозможно работать с некомпетентными людьми!», - крикнула она так, что остальные сотрудники резко подняли свои сонные головы из-за документов, и также резко опустили их, упорно продолжая делать вид, что им очень интересно читать кипу договоров.

Шел обычный рабочий день, и Евгелина, за сорок лет своей юридической практики привыкшая к резкому, назидательному тону, снова, впрочем как и всегда, ругалась с менеджерами банка. Работе в этом банке она отдала уже пятнадцать лет своей жизни. Обиженная на начальство, она всегда считала, что её недооценивают, ей помыкают, хотя она столько всего для них сделала: во-первых, помогла сохранить огромное здание в центре Москвы, которое собственник мог потерять во время процедуры банкротства предыдущего, чуть менее успешного банка; во-вторых, она сама зарегистрировала аренду автомобильной стоянки, которую сотрудник хозяйственного управления целых пять лет безуспешно попытался зарегистрировать в коррумпированных государственных органах; и наконец, она выиграла немало судебных дел (да за это они вообще должны стоять перед ней на коленях, и выдавать многочисленные бонусы!).

А она получает свою среднюю зарплату, ходит на работу каждый день, и никак не может купить небольшую дачу в районе Подмосковья миллионов за семь (дешевле уже нельзя, условия просто неподходящие для встречи ненавистной старости). Каждый день она садится на электричку, потом пересаживается в метро и так, в атмосфере шумливой давки, добирается до работы. Единственный сын даже не прислушивается к ее мнению. Невестка, всегда недовольная погодой, зарплатой, городом, правительством, химчисткой и магазинами, с утра снова из-за пустяка испортила ей настроение. И так каждый день! Как будто время застыло и издевается над ней. Здоровье уже совсем не то, что было раньше: болит желудок, особенно после обеда, когда по закону подлости на работе накапливается куча дел; болит спина от постоянного сосредоточенного сидения на мягком кресле; скачет давление после всех химических процедур лечения рака груди. Молодость напоминает о себе лишь обрывками воспоминаний и черно-белыми фотографиями, заботливо собранными в альбоме.

В 15.20 состоится кредитный комитет, - прочитала она сообщение в электронной почте. За время работы у неё накопилось более трёхсот электронных писем, которые она никогда не собиралась читать. Ей вообще было не понятно стремление людей работать с компьютером. Она доверяла только бумаге и ручке. - «Опять соберётся стадо самолюбивых баранов, любящих игру на деньги и умеющих считать только свою прибыль», - думала она о предстоящем заседании, - «попробовали бы они вернуть хотя бы маленькую толику утраченных денег, розданных умелым аферистам, которые сейчас загорают на пляже и тихо посмеиваются над тупостью московских финансистов. Зачем вообще было заключать договоры, если у них не хватало даже документов на предмет залога?».

Только она собралась предаться своим мечтам о том, как эти несамостоятельные люди слушают её, такую умную и талантливую, как зазвонил сотовый телефон. - «Ну вот, несёт кого-то нелегкая!», - проворчала она про себя, - «Да, алло, я вас не слышу, говорите громче!». - «Тетя Евгения, - прошептал голос с другого конца трубки, - мама, она..... она умерла сегодня ночью. Вы приедете на похороны? Они состоятся...... в одиннадцать часов в субботу». Дальше она ничего не могла понять, рабочий кабинет закружился в бешеном танце, лица работников расплылись в яркие пятна, и только был слышен стук ее собственного сердца. - «Что? Ирочка? Что с ней? Как?», - повторяла она, в надежде услышать что-то другое, не то, что было сказано раньше. Может быть, ей всё это только казалось? И не было ни душного кабинета, ни опостылевших лиц, ни жужжания из трубки. - «Я.... я приеду, завтра, хорошо, я сейчас куплю билеты, подождите.... да.... слышите?». Голос в трубке умолк, слышно было только тихое всхлипывание мужчины. - «Дима, ты слышишь меня?», - повторила она спокойным голосом, не тем, каким она обычно разговаривала с подчиненными, а каким-то натянуто-встревоженным. - «Да, Евгелина Эдуардовна», - сказал он, всхлипывая, - «нет больше мамы.... нет. Я жду вас, приезжайте».

Положив трубку, она почувствовала как мелкая дрожь прошла по её телу. Как же она могла поверить в то, что слышала несколько секунд назад? Ведь только неделю назад она разговаривала с Ирочкой, своей подругой, говорила о том, что она не сможет приехать к ней этим летом, и у неё много работы. Да и здоровье уже не позволит, ведь она только два года назад перенесла тяжелую операцию. Ну, как-нибудь в другой раз, - решили они, осенью или зимой. И Евгелина Эдуардовна в мае поехала отдыхать в уже привычную ей Турцию, где можно загорать под жарким солнцем, лежа под деревом. Как будто от этого весь вредный ультрафиолет будет меньше проникать в её светлую кожу. Теперь на дворе июль, и как она сможет уехать, бросив работу?

С улицы доносился неприятный рёв машин. Яркие солнечные лучи, ворвавшиеся в кабинет из-за пластиковых жалюзи, прыгали на пыльных документах. Цветок на подоконнике, бывший невольным свидетелем серьезных финансовых схем, начал поднимать свои пышные ветви к солнцу. Его красные цветы, ненароком посмевшие зацвести накануне этого мрачного разговора, с восторгом смотрели в экран компьютера, словно в зеркало. Обстановка была такой же, как и прежде. Но в то же время Евгелине показалось, что рабочие компьютеры, бумаги, ручки, папки, всё, то что наделяло обычную комнату серьезностью, присущей офисному кабинету, всё являлось лишь декорацией к какому-то искусному спектаклю, в котором она была главной трагической героиней. Стены отдавали фальшью, растянувшиеся от удивления лица сотрудников казались тупыми, цветок — завядшим, а звук проезжей части — чьим-то злобным хохотом. Опустив голову вниз, чтобы не расплакаться, она увидела юридическое заключение, написанное ею несколько минут назад, и вспомнила, что совсем недавно ей казалось, будто нет ничего важнее протокола об избрании генерального директора. Эта мысль показалась ей ужасной. Какими мелкими, ненужными стали её заботы сейчас, когда нет на свете её Ирочки!

- «Боже мой, - думала она, - ещё вчера я думала о том, как куплю квартиру в Бердянске, буду каждый день встречаться с ней, гулять, вспоминать нашу молодость, университет, студенческие проказы. К чему сейчас всё? Неужели я больше её никогда, никогда не увижу?».

От этой мысли у неё закружилась голова, и она поспешила выйти из кабинета.

- «Неужели и я умру, ведь мы с ней почти ровесницы? И все мои переживания, страхи, заботы, все мои добрые дела, всё это просто исчезнет, сгорит и станет лишь горсткой пепла?»

Голова у неё закружилась ещё больше, и она побежала по серому коридору в туалет. Он как всегда был занят. За закрытой дверью шумела вода. Евгелина старалась сдержать слёзы, чтобы посторонний человек не увидел её слабости. Тем более, в маленьком банке все про друг друга знают, как в деревне. Но как она ни старалась, у неё ничего не получалось. Горькие слёзы катились по её щекам. Она вытирала их рукой, забыв про накрашенные ресницы. Из туалета вышла расфуфыренная секретарша, обеспокоенная тем, что у неё закончилась губная помада, а до конца дня ещё далеко. Поэтому она не заметила ни слёз, ни красных щёк, ни переживаний Евгелины Эдуардовны. - «Здравствуйте» - сказала секретарша Евгелине и быстро зацокала своими тонкими каблуками к приёмной генерального директора.

Подойдя к раковине, Евгелина по-настоящему расплакалась, так, как не плакала она уже очень давно. С тех пор, как умер её муж, она разучилась плакать, будто оставила все свои слёзы на похоронах любимого мужчины. Сейчас мысли и чувства казались ей просто невыносимыми. Ах, как бы она хотела убежать далеко-далеко, где нет этих душных стен, холодных кондиционеров, жужжащих компьютеров и бестолковых сотрудников! Воспоминания её молодости нахлынули на неё волной, как цунами, сбивали с ног, путали и делали её самой несчастной женщиной на земле. Как случилось так, что сорок лет пролетели, будто один миг? Когда она успела состариться, ведь она чувствовала себя точно так же, как тогда, когда сидела с Иришкой на лекциях и слушала скучнейшие нормы? Она вспоминала о том, как рассказывала подруге о своём первом поцелуе и о тех чувствах, которые ей самой были неподвластны. Как вообще могло произойти то, что она разучилась чувствовать и страдать? Все эти годы она выполняла свою работу, воспитывала сына, делала то, что нужно, что принято считать правильным и необходимым, но сейчас всё это казалось ей слишком маленьким по сравнению с огромной неизвестностью, которая всех нас ждёт на том свете. Огромные солёные капли катились по её щекам. Её душило горе, которое было сильнее её.

Но что бы ни случилось, на работе она не могла показаться слабой старухой. Она вытерла слёзы, умылась холодной водой, и пошла в свой кабинет. Сотрудники как обычно сидели на своих местах и утомлённо перелистывали документы. Быстро пройдя к своему столу, она включила компьютер. Для неё каждая минута была дорога, ведь сейчас главной её целью было попрощаться с подругой. Включив интернет, она стала искать рейсы на самолёт на сегодняшнее число. Благо, была пятница, и у неё было два дня и один вечер, чтобы успеть улететь в Бердянск и вернутся обратно. Но она ничего не могла найти по своему запросу. Даже маленькие чартерные компании не выдавали никакой информации. Найдя телефон транспортного агентства, она позвонила по нему. Радостный электронный голос из трубки поприветствовал её и предложил подождать минуты три до тех пор, пока к трубке не подойдут сотрудники агентства. Три минуты, всегда казавшиеся Евгелине пустой мелочью жизни, теперь тянулись для неё непомерно долго. Из трубки доносилась приятная весёлая музыка, которая показалась ей лёгким издевательством над её страданием.

Наконец, музыка стихла.

- «Алло», - послышался приятный женский голос, «говорите, я вас слушаю».

- «Да, девушка, я прошу вас помочь», - сказала Евгелина, прикусывая губу, чтобы скрыть волнение в голосе, «Мне нужно сегодня же вечером улететь в Бердянск. Есть какие-нибудь рейсы?»

- «Минуточку», - сказал приятный голос, оставив несчастную женщину один на один со своими переживаниями.

- «Конечно, пятница», - подумала Евгелина, «кто захочет работать в пятницу? Пятница это практически суббота. А четверг — подготовка к пятнице. И как мы ещё можем работать и развиваться с таким настроем?» Но, неожиданно поймав себя на том, что её мысли уходят куда-то в сторону, она начала прислушиваться к шипению в трубке.

- «К сожалению, я не могу вам ничем помочь», - расстроился голос из-за упущенной выгоды, - «в этом году нет воздушного сообщения с Бердянском. Вы можете поехать на поезде. Через сутки вы будете на месте. Если хотите, можете забронировать у нас билеты на следующий год», - обрадовался голос своей сообразительности и деловой хватке.

- «Нет, спасибо», - быстро сказала Евгелина и бросила трубку. По своей работе она уже давно привыкла кидать ни в чем не повинную трубку, ведь та не жаловалась на неё руководству, не ругалась и к тому же не ломалась, поэтому на ней можно было вымещать все свои чувства. Как часто она заменяла резкие слова громким хлопком двери, брошенным телефоном, разбитой чашкой, будто всё это могло скрыть её раздражение и гнев. Самолёты в Бердянск не летают, поезд прибывает слишком поздно. Получается, что у неё не было никакого шанса вырваться из огромного шумящего города, чтобы попрощаться со своей подругой.

- «Неужели я больше никогда не смогу её увидеть?», - думала она. Такая мысль показалась ей совсем дикой и противоречащей логике. «Как же так может быть, что человек живёт, радуется, одновременно волнуется и переживает из-за мелких проблем, и вдруг всё? Ничего нет. Как Апокалипсис. Ни огромного неба над головой, ни близких, ни земли, ничего. Пустота. Для чего тогда жить, добиваться чего-то, если в любой момент каждый может вот так исчезнуть и уйти в неизвестность? Кем бы он ни был, что бы он ни делал, а его всё равно ждёт конец. И я когда-нибудь вот так уйду. Интересно, заметит ли это кто-нибудь?». На этом её мысль оборвалась, слишком больно было думать обо всём этом. Она решила выйти на улицу, только бы не находится в этом душном рабочем кабинете.

Наступил полдень, официальный обед. В такое время офисные работники строго соблюдают этикет: не беспокоить других по рабочим вопросам. Это священное время, когда можно встретить сослуживца в магазине обуви и совершенно не удивляться необычному месту встречи. Или можно просто походить по улице, в толпе таких же ищущих себя и своё место в жизни работяг, перекусивших свою порцию бутербродов прямо за напряженной работой, смахнув крошки со стола. Евгелина решила прогуляться по улице, чтобы успокоиться. Быстро переобувшись и выйдя из кабинета, она поспешила к лифту. На площадке уже собралась толпа голодных коллег, до этого считавших минуты до долгожданного обеда. Евгелина со всеми поздоровалась, изобразив улыбку у себя на лице. Как жаль, что люди часто не любят видеть печали других, ведь гораздо проще их не замечать, делая вид, что все счастливы и всем хорошо, когда это бывает только в утопических книгах. А ведь страдающему стало бы хоть немного полегче, если бы он услышал слова сочувствия, понял бы, что он не один такой на земле, страдающий. И чем больше Евгелина улыбалась, тем больше она ненавидела этих беззаботных людей, думающих только о своём желудке. Хотя, они ни сколько не были виноваты ни в её горе, ни в своём голоде, ни в своей беззаботности.

Спустившись с высокого семнадцатого этажа, она пробежала мимо охранников к выходу. Светловолосый охранник Денис, дежуривший в тот момент в свою первую смену на новой работе, равнодушно смотрел на проходящих мимо людей, погружённых в свои мысли. От него совсем недавно ушла жена, поэтому весь мир ему казался глупой игрой, в которой всегда есть место несправедливости. Он тоже пытался скрыть своё горе под маской равнодушия, отчего другие охранники сочли его немного глупым. Но никто не стал у него спрашивать причины его постоянной грусти. Евгелина быстро пробежала мимо него, погруженная в собственные мысли.

Она поспешила к небольшому парку, который находился недалеко от её работы. Часто она уходила туда во время обеда, чтобы немного отвлечься, отдохнуть от постоянной суеты и сосредоточенности. Раньше она брала с собой какую-нибудь книгу и садилась на скамейку в парке, чтобы насладиться захватывающей выдумкой. Однажды, зачитавшись, она потеряла счёт времени и прообедала таким образом целых два часа. Оторвав свои глаза от книги, на соседней скамейке она увидела собственника банка, окруженного личной охраной, собирающегося на деловую встречу. Он поздоровался с ней, удивлённо посмотрев на книгу, тем самым очень смутив свою читающую работницу. Больше она книг во время обеда не читала, предпочитая прохаживаться по парку, сосредоточившись на волнующих её голову проблемах.

Теперь же она думала только об Ире, лицо которой стояло перед её глазами. Она вспоминала её молодой, с густыми тёмными волосами и яркими голубыми глазами. Обрывки памяти сливались в единую картину, представляя ей законченную историю. Вспомнила она и о том, как отговаривала свою подругу от скоротечного брака, как утешала её во время очередного разрыва отношений с мужчиной, как они мечтали поженить своих будущих детей, когда те вырастут. Но, к сожалению, обе стали матерями строптивых сыновей. Как часто они любили мечтать, думая о своей будущей счастливой взрослой жизни. Теперь жизнь Ирочки оборвалась в поисках уплывающего счастья и Евгелина мечтала только о прошлом, представляя его лучшим временем своей жизни.

Маленький парк окружала оживлённая дорога с вечно торопящимися водителями, часами стоящими в пробке. Они презирали пешеходов, медленно переходящих дорогу и злились друг на друга, обвиняя всех и каждого в ежедневной толкотне, заполонившей огромный старинный город. По кривым аллеям парка гуляли влюблённые парочки, воображая себе идеальный образ друг друга, и мамочки с детьми, знающие цену истинной любви. Безработные и приезжие шли искать себе подходящее место, чтобы больше ни в чём не нуждаться. А одинокие люди выплакивали здесь свои переживания.

Евгелина села на скамейку, которая всегда приносила ей неприятные воспоминания. Когда-то давно, тридцать восемь лет назад, она сидела здесь с молодым ухажёром, певшем ей о своей любви и о разочарованности в женщинах, которую она почему-то должна была опровергнуть собственным примером. Страстно поцеловав её на этой самой скамейке, он тем самым сразу завоевал её сердце, месяц тому назад потерявшее свою ненастоящую любовь. Через неделю этот самый приятный из её ухажёров куда-то испарился, не оставив ей даже маленькой записки с объяснением причин неожиданного исчезновения, тем самым разбив ей сердце и оставив неприятные воспоминания на длинные тридцать восемь лет. Теперь она села на скамейку, даже забыв о происходивших на них событиях.

Она вся была в прошлом, всё больше удивляясь новым воспоминаниям. Ей было стыдно за все те грубые слова, которые редко, но слишком болезненно для подруги, вылетали из её губ. Она боялась, что Ира так и не простила ей всех мелких обид, которые часто бывают даже между любящими друг друга людьми. Вспомнила она и том, что на свете не было человека, которому бы она так беззаботно раскрывала все свои тайны, не боясь, что эта откровенность когда-нибудь может обернуться против неё самой. Теперь она ощущала себя потерянной и осиротевшей. Всегда готовая к любым неприятностям, она часто переживала из-за резких слов, брошенных любимыми людьми, прощая им порой даже самые откровенные гадости.

Подул ветер, в парке похолодало. На землю упали крупные, но теплые капли дождя. Прохожие ускорили шаг, стараясь быстрее забежать в метро, чтобы меньше промокнуть. В подземном переходе, возле палатки с зонтиками образовалась очередь. Для продавщицы дождь всегда был в радость, ведь ей часто приходилось томиться в ожидании очередного покупателя.

Евгелина не спешила уходить со скамейки, она ведь ещё не оживила в памяти все воспоминания. Она всегда собирала свои переживания словно истинный коллекционер, боясь потерять ценные экземпляры: улыбку Ирины в день свадьбы, их первую встречу, совместное списывание со шпаргалок на экзамене и весёлые рассказы о неудачных свиданиях. Она бережно хранила в памяти те минуты, в которые она была по-настоящему счастлива. Правда, что такое счастье она узнала лишь недавно, когда лежала в больнице и ждала операцию. Утром ей нравилось смотреть в окно на прохожих, бегущих на работу. Тогда она завидовала им, их беспечности и здоровью. Они могли не задумываться о своём будущем, зная, что оно стабильно и скорее всего безоблачно. А о чём она могла знать в те дни? Что у неё есть лишь один шанс на спасение, и то он зависит от ряда случайностей и мастерства другого человека.

Она пошла медленным шагом к метро, нисколько не заботясь ни о мокрой прохладе, ни о возможности подхватить простуду, ни о том, что её законный обед ещё не закончился. В своих мыслях она была далеко-далеко от центра шумящего города, поглощающего талантливых и добрых людей, словно кит многочисленный планктон. К чему ей теперь её накопленные сбережения, её заслуги и гордость своим умом, когда она не может и не умеет ценить своих близких?

Обычная дорога от метро до работы, которую она не привыкла замечать, тянулась очень долго. Всё это время она думала о прошлом, о людях, которые её окружали, о себе, о своих ошибках и возможностях. Вспомнила она и о своём сыне и невестке, которая находится на четвёртом месяце беременности, поэтому раздражается даже из-за пустяков. Евгелине стало очень жалко тех потраченных мгновений, которые уходили на выяснения отношений, на бессмысленные разбирательства кто главнее или сильнее. Ведь важно было то, что она сможет сказать сыну как сильно она любит его. Она сможет понянчить своего внука и помириться с невесткой. Ведь у неё впереди ещё столько дней, которые судьба щедро подарила ей и которые Евгелина не будет тратить понапрасну.

Проходя мимо охраны, она заметила грусть молодого Дениса. «Бедный, видно у него что-то случилось, он выглядит таким несчастным», - подумала она.