Один день из нашего путешествия по Танзании

 

О тебе, моя Африка, шёпотом

В небесах говорят серафимы.

 

Николай Гумилев

 

Часть I. Люди без возраста

 

Подъем был назначен на раннее утро. Сразу после завтрака нам предстояло отправиться в дальний путь. А вокруг в густом молочном киселе плавали клоки сахарной ваты. Изредка из тумана выныривали силуэты деревьев и палаток. Лагерь готовился к отъезду. Видимость была практически нулевая, остается неразрешимой загадкой, как умудрялся Манифисент, водитель нашего джипа, гид и следопыт, даже обладая поистине орлиным зрением, разглядеть хоть что-то в этой сплошной пелене. Но вот солнцу удалось пробиться сквозь тучи, и ехать стало немного легче – это, если не обращать внимания на кочки и ухабы, значительно замедляющие и затрудняющие движение.

Потряся нас по такой дороге часа полтора, водитель вдруг резко свернул в сторону. Прямо перед нами расположилась за воротами "бома" - маленькая деревня с низкими круглыми глинобитными хижинами.

 

Вокруг деревни, в которой живут обычно пять-семь семей, масаи строят забор из шестов или колючего кустарника - крааль, чтобы защититься от нападений львов, леопардов или гиен.

Деревня, куда привез нас Манифисент, считалась очень большой: здесь проживало около тридцати семей.

 

Ворота охраняли вооруженные острыми длинными копьями масайские воины, закутанные в красные, синие и фиолетовые клетчатые одеяла.

Накануне наш гид рассказывал о том, что у масаев не существует понятия возраста; философия эта осталась для нас не слишком понятной, но цвет плащей хоть как-то помогает отличать старейшин от молодежи. Иначе их вытянутые фигуры и удлиненные лица выглядят настолько похожими, что нам ни в жизнь не отличить бы их друг от друга, тем более, что головы у всех бритые – и у мужчин, и у женщин.

У всех масаев не хватает двух нижних зубов, которые им выбивают еще в детстве – то ли для того, чтобы в случае тяжелой болезни была возможность влить в щель традиционный напиток из коровьего молока, смешанного со свежей кровью, то ли чтобы в последний миг душа беспрепятственно могла покинуть тело.

 

В голодное время масаи протыкают сонную артерию коров короткой стрелой и пьют еще теплую кровь, после чего замазывают рану свежим навозом, чтобы можно было снова использовать животное.

 

По одной из версий, масаи происходят из районов Верхнего Нила, то есть Верхнего Египта, располагавшегося между землями современных Судана и Эритреи. У жителей тех мест масаи, якобы, и позаимствовали обычай брить женщинам волосы на голове и выдирать два нижних передних зуба. Вероятно, у римлян, захвативших большую часть Северной Африки, масайские мужчины переняли короткие мечи, сандалии и тоги из пурпурной ткани, со временем сменившимися шерстяными красными одеялами.

 

В мочках ушей у масаев огромные дырки, и если они задирают вверх головы, то через отверстия можно увидеть небо. У женщин дырки еще больше, так как тяжелые сережки из бисера, ракушек и проволочек сильно оттягивают уши.

Уши масаям протыкают в возрасте 7-8 лет с помощью осколка рога. Со временем украшения из бусин оттягивают мочки до плеч. И чем больше они оттянуты, тем масай более красив и уважаем.

 

Масаи вообще считаются самыми красивыми среди аборигенов восточной Африки. Высокие, мускулистые, с выразительными лицами, они уверены, что являются любимцами богов, и к прочим жителям Африки относятся весьма презрительно, считая себя высшим народом. Их не касаются дела низших племен - луо, кикуйю или каких-то там пришлых европейцев. Издревле они уважали лишь те племена, которые могли оказать им достойное сопротивление.

 

В мифологии масаев особое место отводится горе Килиманджаро. Это место они считали местом обитания Нгаи, мужа богини луны и Верховного Бога Энгая, создателя всего сущего, включая само племя масаи и скот, который они так ценят. Масаи оправдывают свои кражи скота у других племен тем, что им принадлежит право охраны этого богатства, данного масаям их божеством.

Они – язычники, приносящие в жертву своим богам заколотых коз и коров, и Манифисент рассказывал, как в студенческие годы во время полевой практики он и его вечно голодные друзья потихоньку крали мясо с этих алтарей, а радостные масаи возносили благодарственные молитвы своим богам за то, что они милостиво забирали их скромные приношения.

 

Масаи – единственное племя, которому и сегодня разрешено охотиться на львов. Впрочем, сейчас они делают это все реже и реже. Раньше каждый масайский юноша, достигший определенного возраста (правда, если понятия возраста у них нет, то, убей бог, непонятно, как они определяют, что время пришло), должен был в одиночку отправиться в степь и суметь там выжить – сколько, мы так и не поняли: то ли два месяца, то ли два года. В деревню он мог вернуться, только предъявив в качестве трофея шкуру убитого им льва. Вот тогда ему было разрешено и семьей обзаводиться: раз выжил, значит, сможет и жену с детьми прокормить.

 

Часть II. Соревнования по прыжкам в высоту и До чего дошел прогресс

 

Вождь племени, или как там у них называется староста деревни, вступил в переговоры с нашим гидом. Выяснилось, что в деревню нас пустят лишь за определенную мзду в 60 зелененьких. Мы с мужем посовещались и решили, что стоит заплатить, ведь вряд ли нам еще когда-нибудь предоставится подобная возможность. Как только мы изъявили свое согласие, вперед выступил масай, владеющий английским языком, который объяснил, что сейчас в нашу честь будут исполнены приветственные танцы и песни.

Группа мужчин ощетинилась копьями, кольцо вокруг нас начало сжиматься, и мы чуть было не дрогнули и не отступили. Лишь сознание того, что деньги уже уплачены, заставило нас робко улыбаться в ответ на столь воинственное приветствие. Воины что-то громко выкрикивали и, высоко подпрыгивая, не очень стройными рядами наступали прямо на нас.

Наконец, ворота распахнулись. Здесь нас встречали своей гортанной песней масайские женщины - наголо стриженые, с тяжелыми сережками в оттянутых чуть ли не до самых плеч ушах, с круглыми бисерными воротниками на тщедушных шейках, босиком или в специфических сандалиях на тонких ногах. Они притопывали и по очереди выкрикивали какие-то слова. Некоторые жевали жвачку - и сюда дошел прогресс. Плечами они умудрялись проделывать какие-то хитроумные движения, так что воротники взлетали на длинных шеях.

Слева мужчины устроили нечто вроде соревнования по прыжкам в высоту. Они подскакивали на месте, пытаясь выяснить, кто из них самый прыгучий. Что означают такие прыжки, мы не знаем – может, они так льва запугивают. Вдруг, откуда ни возьмись, в их толпу врезается молодой японец. Он с ходу стал доказывать, что и он не лыком шит, тоже прыгать умеет. Размахивая каким-то разукрашенным жезлом и мешочком с конфетами, он чуть было не выиграл состязание, но потом опыт и долгие тренировки масаев все-таки победили.

 

Часть III. Зачем японцу нужны конфеты или Money, money, money…

 

Жилища масаев представляют собой округлый каркас из веток, обмазанный навозом. Дома строят в основном женщины. Они же во время переходов, когда не хватает вьючных животных, несут на спинах нехитрый скарб и каркасы хижин.

Количество жен у мужчины-масая зависит от величины его стада. Жен должно быть достаточно, чтобы ухаживать за всеми животными и детьми, носить воду и дрова для очага. Вероятно, поэтому женщины живут намного меньше, чем их мужья, которые, будучи воинами, в мирное время проводят дни в разговорах и странствиях по саванне…

 

Наш масайский гид-переводчик спросил, не желаем ли мы заглянуть в его хижину. Мы, разумеется, желали.

Внутри хижины горел огонь – возле него семья греется, на нем женщины готовят нехитрую пищу, он же дает скудное освещение. Дым выходит в малюсенькое оконце под самым потолком. В хижине было очень тепло, и удивительно, но дым не ел глаза. Когда глаза немножко привыкли к полутьме, мы разглядели пожилую женщину, возлегающую на «кровати» - настеленного на пол матраса, покрытого выделанной кожей теленка. Еще несколько женщин сидели на корточках возле «кровати».

К комнате примыкал хлев, в котором спал маленький тонконогий теленок. О мелких животных обычно заботятся дети, они пасут скот, уже начиная с трех лет.

 

В хижине было несколько детей. Особенно очаровательным был малыш лет трех, которого, как мы узнали, зовут Мордехай (или что-то похожее по произношению). Неужели и ему уже приходится блуждать по степи в поисках травы для малыша-теленка?

 

Тут мы, наконец, поняли, зачем японцу были нужны конфеты. Хорошо еще, что у меня в сумке завалялось несколько штук. Во всяком случае, хватило для Мордехая и других детей из этой семьи.

 

В большом круглом дворе, по периметру которого расположились хижины, в центре доминировала не то выставка, не то местный рынок, где на прилавках были выложены сережки, браслеты, бисерные воротники и прочие безделушки. Во влажную после небольшого дождя землю были воткнуты копья. Все это покрытое пылью добро было выставлено на продажу. Даже копья, которые нам так и намеревались всучить «почти за бесценок», поясняя, что они разбираются на три части, а, стало быть, вполне поместятся в самолет.

Каждый хотел, чтобы мы купили что-нибудь именно у него. Но инициативу захватил в свои руки хозяин хижины, которую мы посетили. Пользуясь своим преимуществом, он подвел нас к прилавку, где лежали вещи, сделанные его семьей. Дальше началась добровольно-принудительная обязаловка. Нам ничего было не нужно, да и выбирать было особенно не из чего, но не купить ничего, значит обидеть гостеприимных хозяев. Пришлось изобразить интерес и купить пару подвесок на шею и браслетов из бисера и «настоящего» эбенового дерева. Сначала с нас хотели 50 долларов, но потом «уступили всего» за 30. Ладно, пусть будет на поддержку и развитие их древней исчезающей культуры.

Самое интересное, что деньги им абсолютно не нужны, им практически не на что их тратить. Питаются масаи тем, что выращивают, и пойманной дичью. Лечатся собранными лекарственными растениями. Государство оказывает им поддержку. У них даже школы свои есть, причем, говорят, с относительно хорошим уровнем. Некоторые богатые танзанийцы даже стремятся отдать своих детей в масайские школы, чтобы они получили лучшее образование.

 

Часть IV. Урок английского для маленьких масаев

 

В такую школу мы и попали. На деревянных скамейках сидели около двадцати учеников разного возраста. Молодая учительница с младенцем за спиной вела урок. Никто не шумел и не мешал. На нас излишнего внимания дети не обращали.

Тут нужно сделать небольшое отступление. Профессия учителя в Африке пока еще пользуется уважением, не то, что у нас. Манифисент, когда узнал, что я преподаю в школе, перестал называть меня по имени, а стал обращаться ко мне почтительно: Учительница.

Я обратилась к детям по-английски и спела им песенку про английский алфавит. Каково же было мое удивление, когда в ответ дети запели песню тоже по-английски и с очень похожей мелодией. А потом местная учительница вызвала, видимо, отличника, который очень бойко и без ошибок назвал все числа в таблице, написанной на доске. А остальные ученики хором вторили ему, даже пытались опередить.

Малыш за спиной у учительницы мирно посапывал, так и не проснувшись во время наших песнопений. Я спела для детей еще пару английских песенок, и мы, очень довольные друг другом, тепло распрощались. Так прошел мой первый урок в африканской школе.

Пора было ехать дальше. И мы покатили по однообразной желтой степи, где единственными яркими цветовыми пятнами были вытянутые фигуры масаев, глядящих из-под руки нам вслед, да улыбчивые ребятишки, неизвестно что делающие посредине пустоши и приветливо машущие нам рукой.