Я не знал, что ожидало меня впереди, и не знаю, что ожидает. Раньше я часто задумывался о завтрашнем дне, потом плюнул и стал жить сегодняшним. Моя жизнь – это извилистая дорога с крутыми поворотами. Что ожидает меня за каждым из них, я не знаю. Я просто отдался воле течения.

«Игру нельзя выиграть, только играя в нее». Эта фраза как нельзя более точно описывает то, как я живу. Ее я услышал в одном фильме, названия которого не знаю по причине того, что начал смотреть его не с самого начала. Там было что-то про гольф, и сказал ее герой Уилла Смита. Хорошо так сказал.

Так вот. Примерно то же получается и у меня. Двигаясь вверх или вниз, вперед или назад, мне постоянно приходится бороться с препятствиями, преодолевать их. Причем часто эти препятствия создаю я себе сам. Ну не могу я спокойно жить и все тут. И ничего с этим нельзя поделать.

Мне 24. Это немного, ведь вся жизнь, по сути, еще впереди, но уже и немало. Недавно окончил университет и сейчас работаю в одной туристической фирме. В принципе, работа отнимает не так уж и много времени – с девяти утра до четырех вечера каждый будний день. Все остальное время – свободное. Совсем не та работа, которой бы я хотел посвятить всю свою жизнь.

И еще. Никогда бы не стал писать, если бы не ряд событий, довольно значительно изменивших мою жизнь.

 

 

Я не женат. Живу в небольшой двухкомнатной квартирке на окраине города. Хотя, не совсем окраине, если брать в расчет, что до центра города всего сорок минут ходьбы. Последняя девушка ушла от меня два месяца назад. Сказала, что у меня не в порядке с головой, и мне пора опуститься на землю, а не витать в облаках, иначе жизнь иногда может очень больно ударять. Я не пытался вернуть ее, остановить. Я просто достал из холодильника банку пива, включил телевизор и посмотрел очень хороший футбольный матч. Некоторые люди говорят, что это своего рода защита, делать вид как будто ничего не произошло, но на самом деле так лишь больнее. Но, наверное, я не испытывал к ней особой привязанности, а скорее всего, она просто меня достала. Так бывает, и ничего с этим поделать нельзя.

Вообще, с девушками у меня как-то особо не выходит. Она приходят и уходят из моей жизни. И ничего не остается. Лишь обрывки бессвязных воспоминаний, какие-то имена, да хорошо проведенные вечера. Наверное, я не встретил еще ту, особенную.

 

 

У каждого человека существует свой микрокосмос. Маленький мирок, лабиринт, с множеством входов, но только одним выходом. Я говорю о том микрокосмосе, который находится в нашем подсознании. Там, среди вечных сомнений, поворотов и странствий мы должны найти тот единственно верный ответ на всевозможные вопросы: зачем? почему? почему именно так? Но есть люди, у которых не один выход из лабиринта, а два, или три, а может и больше. Таких немного, но я, с полной уверенностью, могу назвать их счастливчиками.

 

 

Ворон смотрел, как падает снег. Первый ноябрьский снег. Он падал на его ладонь и таял, превращаясь в маленькие капельки воды. Все кругом, насколько хватало глаз, было сплошь белым – дома, магазины, лавочки, улицы, деревья. Зима наступала. Суровая зима российской глубинки. Ворон любил ее. До глубины души. В такие дни он становился еще более задумчивым, чем бывал прежде. Но из сердца исчезала грусть. Было светло, спокойно и тихо.

Я познакомился с ним в один из зимних вечеров. Зашел в бар выпить пива. Он сидел за столиком у окна и смотрел наружу. За окном было все белым от недавно выпавшего снега. В баре не было свободных столиков, и я уже хотел было выйти, но тут вдруг услышал его голос.

- Можешь составить мне компанию, если не возражаешь. Пить в одиночестве не так уж и приятно. Его рука махнула в сторону стула напротив. Я сел и заказал пива. Себе и ему. Вообще, честно говоря, не люблю случайных знакомств в барах. Но в этот раз что-то меня остановило.

Через два часа мы уже изрядно набрались и знали друг о друге почти все.

 

 

Той зимой мы выпили немало пива. Говорили о банальных вещах, и просто весело проводили время вместе.

 

 

Наше сознание – это отражение объективной реальности окружающего нас мира. Но так как наш мир изменяется очень быстро, а эволюция сознания происходит намного медленнее, возникает конфликт между человеком и обществом. Те, кто сумеют приспособиться к постоянно изменяющимся условиям – морально и психологически неустойчивые люди. Они рушат свои же идеалы и ценности ради потребностей общества, что, рано или поздно, выливается в форму некоего «внутреннего психоза» личности. Те, кто не приспосабливаются, - просто изгои, которых мало кто понимает. По-любому, выхода нет.

 

 

- Есть люди-бунтари, люди системы и люди, которые просто живут, - говорил как-то мне Ворон. – Я просто живу.

- Я словно птица, - в тот же вечер сказал он мне. – Могу следовать ветру, но могу лететь и против ветра. Многие считают меня странным. Я вижу это в их глазах, в их разговорах со мной и перешептываниях за моей спиной. Я же могу назвать странным весь этот мир.

 

 

Мы шли по ночному городу. Зима – не особо хорошее время года для прогулок. А нынешний декабрь был особо лютый: минус двадцать или что-то около того. Снег скрипел и шуршал. В некоторых местах он образовал довольно труднопроходимые наросты.

- Зимой люди кажутся человечнее, - сказал вдруг Ворон. – Без той фальши, мишуры и ярких красок. Они спешат на работу и с работы, торопятся быстрее оказаться в своих теплых уютных квартирках. В них нет блеска и помпезности. Я люблю зиму.

Помолчав немного, он вдруг добавил:

- Зимой я выхожу на охоту.

 

 

Старая библиотека находилась в восточной части города. Двухэтажное серое строение с могучими стенами, изъеденными временем, ржавеющими вязами вдоль темнеющих окон и неровными ступенями, ведущими в кладезь знаний и приключений, тайн и легенд с самого сотворения мира – она казалась мрачным древним жрецом, умело управляющим настроениями людей. При входе внутрь меня всегда охватывал легкий озноб. Огромные стеллажи с полками до самого потолка простояли уже добрую сотню лет, выцветшие стены металлического цвета пахли плесенью. Такое чувство, что ты попал в некий загадочный подземный храм, где остановилось само Время. Поистине обиталище неспокойных душ, укрывшихся от притязаний, жестокости и грубости внешнего мира. Здесь жили феи, ведьмы и эльфы, рушились под напором неослабевающих атак стены Трои, вели светские беседы за ужином Форсайты, стрелялись на дуэли Пьер с Долоховым и Онегин с Ленским, чудаковатый Пуаре раскрывал очередное убийство, а Летучий Голландец все также рассекал бурные воды океана. Тайны гибели атлантов, несметные сокровища пиратов, поиски Таинственного острова, знаменитые подвиги Геракла и месть индейцев чероки – все вобрали в себя нетлеющие страницы несчетного количества книг.

Слева от главного входа уходила вверх винтовая лестница на второй этаж. Именно там находился читальный зал, и именно там провел большую часть своего детства Ворон. Книги были его друзьями, верными соратниками и спутниками по жизни. Забыв о школе, об играх мальчишек, о еде, он часами просиживал в читальном зале, открывая новые города и земли, спасая пленников из мрачных сырых темниц, заседая за Круглым Столом и убегая от чудовищ в дебрях Амазонии, присягая на верность королю и раскрывая тайные замыслы кардинала Ришелье, путешествуя по Подземному городу и перепрыгивая с ветки на ветку, с лианы на лиану, чтобы спасти верного друга д’Арно, отправляясь в полет с экспедицией на Марс и бродя по зловещим улицам Готэм-сити.

Ворон приходил в библиотеку с самого утра и сидел там до ее закрытия, пока, наконец, старый седовласый библиотекарь Мистер Крот (ребята прозвали его так за привычку щуриться) не заявил, что перестанет пускать мальчика в библиотеку, если тот совсем забросит школу. После этого Ворон стал ходить в библиотеку в свободное от занятий время.

В пятнадцать лет он вдруг ушел из дома. Два дня безрезультатных поисков подняли на уши полгорода. Обнаружили его на третий день – мальчик стоял посреди осенней поляны на окраине города, было уже довольно холодно, конец октября, ветер развевал его волосы, гнал по небу рваные клочья облаков. Намечался дождь. Вся поляна вокруг была облеплена вороньей стаей. Словно гигантский живой муравейник. В глазах рябило. Мальчик стоял и улыбался. Почти незаметной улыбкой.

 

 

Ворон мог часами бродить по городу бесцельно. Месить под ногами снег, рассматривать витрины, людей и вывески реклам. Он мог часами просидеть у окна своего дома, не двинувшись с места. Мог быть угрюмым и молчаливым, веселым и беззаботным. Человек настроения? Нет, вряд ли. Скорее, перелетная птица.

Как-то я спросил его настоящее имя.

- Зачем? – удивился он. – Имя – это система. Я же не принадлежу ей. Я вне системы. Имя человека – это фальшивка. Что может дать имя? Люди привыкли давать всему свои имена. Тем самым, обозначая свою собственность. Имя не даст представления о человеке. Я же вполне удачно обхожусь без своего.

 

 

Мы бездумно прожигали наши дни. До четырех я работал, а затем мы с Вороном либо пили пиво в баре, либо у кого-нибудь дома. Либо слонялись по вечернему городу, безжалостно вытаптывая снег.

Было и еще одно развлечение – ледяная горка. За моим домом был небольшой холмистый пустырь, склон одного из холмов мы облили водой, которую натаскали в ведрах прямо из моей квартиры. По вечерам мы часто проводили здесь время. Главная задача была устоять на ногах, когда катишься по склону по ледяной дорожке. Грязные приемчики всячески приветствовались – от пущенного в ход снежка до подножки. Выигрывал тот, кто дольше устоит. Там, помнится, было добрых 50-60 метров.

 

 

По небу, высоко, под самыми облаками, изредка проносившимися по бездонной синеве, летел дракон. Небесно-голубого цвета. Поэтому с земли он оставался незаметным. Дракон летел уже третьи сутки. Он был добрый, насколько может быть добрым дракон, и искал подходящее место. Для чего, он не знал и сам. Просто однажды, так уж вышло, он понял, что пора улетать из замка, стоявшего на вершине самой высокой горы, и в котором томилась одинокая принцесса, ожидавшая своего спасителя-принца. Дракон оставил принцессу, значительно облегчив ее спасение молодым героем, и рванул в небесную высь. Он отправился на поиски. И вдруг, окидывая в очередной раз земную поверхность, он нашел то, что искал. Его глаза изумрудного цвета заблестели, очень умные глаза для дракона. Он заметил небольшую поляну у ручья, всю в цветах, над которыми порхали бабочки. Сделав несколько кругов, дракон мягко приземлился на бугорок и обернулся юношей с флейтой. Юноша присел на землю и начал играть. Но что за музыка! Деревья и ветерок замерли, прислушиваясь. А музыка лилась, словно прохладная вода из кристально чистого источника, которой, склонившись, решил напиться жаждущий странник. Прекраснейшие звуки задевали самые тонкие и потаенные фибры души. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Я проснулся, глупая улыбка не сходила с моего лица.

Дурацкий, надо сказать, сон.

 

 

Парня звали Никита. Мы познакомились на первом курсе, когда учились в одной группе. Никита подрабатывал в небольшом книжном магазинчике, принадлежавшем его отцу. Я не особенно общался со своими одногруппниками, как-то не находилось общих тем, и я редко бывал в центре внимания. Старался вести незаметную жизнь. Почему? Да я и сам не знаю. Я все время садился где-нибудь сзади. Желательно, на последнем ряду. Не думаю, что по причине застенчивости. Просто, если мне вдруг не хотелось писать лекцию, я ее не писал, и никто этого не замечал.

Никита тоже сидел всегда на последнем ряду. Он был тихим, скромным и молчаливым. Я вообще не видел, чтобы он к кому-нибудь подходил или с кем-нибудь разговаривал. Я еще заметил, у него были такие тетради, ну, с видами лыжных курортов, что-нибудь вроде Рупольдинга или Остерсунда, наверное. Туда, куда мне все время хотелось съездить.

Наверное, я так и не узнал бы его поближе, если бы однажды, опоздав на начало лекции по валеологии, не обнаружил, что на моем обычном месте восседает другой. Вообще, что удивительно – практически все места были заняты, что случается крайне редко, а единственное (!) свободное место было рядом с Никитой. Ну, вот я и сел с ним.

Оказалось, не только я иногда не люблю писать лекции. Я сразу как-то проникся к нему симпатией. А еще, я случайно увидел, что у него в тетради было написано, цитирую дословно: «Самое важное – не то большое, до чего додумались другие, но то маленькое, к чему пришел ты сам». Эта фраза, как выяснилось позднее, принадлежала его любимому писателю Харуки Мураками. Вот так я тоже стал поклонником и большим почитателем творчества японского писателя.

Да, Никита оказался не особо разговорчивым. Но когда он говорил, это всегда было интересно и увлекательно. Периодически, в течение учебного года он давал мне почитать различные книги, которые всегда оказывались жутко интересными. Первая книга, помнится, была (и по сей день она – одна из моих любимых) «Норвежский лес» уже упомянутого выше писателя.

Никита вообще был разносторонним человеком. Помимо всего прочего, он занимался плаванием, играл на гитаре и сочинял песни. Говорили мы на абсолютно разные темы: о спорте и кино, о жизни и любви, о смерти и предназначении. Да обо всем, чем угодно. Но особенно мне запомнился один наш разговор. Стояла поздняя осень. По всему городу листья собирали в кучи и жгли. Дым валил клубами, и повсюду стоял этот запах. Запах жженой листвы. Верный признак надвигающейся зимы. Мы шли по скверу, а навстречу – лишь одинокие прохожие, да ветер, ерошивший волосы.

- Не люблю, когда люди собираются в огромное стадо и всем миром пытаются решить проблему, которая, в общем-то, по силам и небольшой группе, а то и одному. Но все же дико умные, все знают, у них, мол, уже и опыт подобных ситуаций был, вот и лезут не в свои дела со своими советами да помощью. – Никита замолчал.

- Но можно же объяснить человеку, что это просто не его дело. Что и без него разберутся.

- Люди не любят тех, кому не нужна их «помощь», которые отворачиваются от их советов, пусть и касающихся чужой личной жизни. – Никита втянул воздух сквозь зубы. – Понимаешь, будешь отворачиваться от людей, они, в свою очередь, отвернутся от тебя. И когда тебе действительно потребуется чья-либо помощь, никто тебе помогать не станет. То есть, своего рода, становление вакуумных сообществ. Ты будто в вакууме, подвешен за ноги, а выбраться нет сил, потому что тебя окружают сплошные каменные стены. Стены непонимания и нежелания ничего знать.

- И что, всегда одно и то же?

- Почти. Только лица людей меняются.

- И что же будет дальше?

- Дальше – пожар. Мирового масштаба, в котором сгорят все люди, запутавшись в своих идеалах. А земля наконец-то сможет вздохнуть спокойно.

- А как же любовь?

- Любовь? Она-то как раз и является причиной пожара.

Из нескольких его песен мне особенно понравилась одна. Там были такие слова:

 

На окне расцветают морозные нити.

Тонкий след на запястье, касаюсь губами.

Нас пугают страницы прочитанной книги.

Я стираю жизни своими руками.

Я иду, а навстречу – созвездия неба.

Я не сплю, это точно, я следую ветру.

Кто же знал, что расплата так бесконечна?

А до пропасти, в целом, не более метра…

 

Мы без проблем сдали летнюю сессию, а потом он исчез. Нет, точнее не исчез, а перевелся в другой институт, сразу после первого курса. Почему, не знаю. Я его больше не видел, а он мне ничего не говорил. Не знаю, зачем я сейчас об этом вспоминаю, и зачем я вообще это рассказываю.

 

 

Совершенно очевидно, что человек часто ведет себя в силу привычек. Просто потому что мы так устроены. Мы привыкли доверять нашим близким и друзьям, потому что знаем, что им можно доверять, и они редко нас обманывают. Мы привыкли по утрам пить кофе со сливками и слушать прогноз погоды на предстоящий день. Мы привыкли покупать одни и те же журналы в газетном киоске по пути домой с работы или писать письма своим друзьям в какой-нибудь далекий-предалекий город. Мы привыкли обсуждать, что творится в стране и быть этим вечно недовольными. Привыкли смотреть в глазок, прежде чем открыть дверь, поднимать телефонную трубку и говорить «алло?» или «да?». Мы привыкли, чтобы нас любили и считались с нами, уважали нас и ценили. Мы привыкли жить.

 

 

Я все думаю, а почему я так сдружился с Вороном. Ведь мы, в принципе, разные люди. Думаю, все дело – в одиночестве. Я был одинок и остро нуждался в ком-то, кто смог бы составить мне компанию. У меня не было даже девушки. А сидеть в четырех стенах, вставляться как сыч в потолок, лежа на диване тоже надоедает. Наше с ним знакомство произошло в самый нужный момент, когда жизнь в обществе самодостаточных идиотов стала понемногу меня угнетать. «Эй, вы, Мистер-Как-Вас-Там-Зовут, уберите свою задницу от экрана и не мешайте мне смотреть фильм!» Мистер растворяется в воздухе.

 

 

В одиночестве

Как никогда оценишь

Дружбу с луной.

 

Об увлечении Вороном японской поэзией я узнал, когда он пригласил меня к себе домой. Мы взяли пива и удобно устроились в гостиной, прямо на полу.

 

Покрыты угли

Золой, а домик надежно

Укутан снегом.

 

Квартирка не представляла собой ничего особенного – уютная, но без всяких излишеств, типичная квартира холостяка. Две спальни и гостиная – всего три комнаты. В глаза сразу бросились старинные часы с маятником и огромное панно на стене. Чуть позже я обратил внимание на полку с книгами, она почему-то была на полу, так и не заняв своего достойного места.

 

О тишина!

Там, в глубинах озерных, белеют

Облачные пики!..

 

Японскую поэзию Ворон полюбил еще со школы, преимущественно Басё и Хадзинскую школу. «Если хочешь передать суть бамбука, сам стань им»(цитата Басе). Поэзия японцев – это средство проникновения в сокровенную суть окружающего мира, либо возможность создать свой собственный мир. Хокку – это не просто поэзия, это особый способ мышления, особый способ видения мира.

 

Уплывает луна

На запад – а тени от вишен

На восток клонятся…

 

Поэт подмечает что-то необычное, новое в каком-либо предмете, улавливает элемент вечности, всеединства. Это как озарение. Главное – научиться видеть мир так, каким его видит японский поэт. Так объяснял мне Ворон.

 

Если двое зачерпнут

Каждый по одной пригоршне,

Замутится ручеек.

 

Не знаю, как так получилось, но, однажды взяв у него почитать томик японской поэзии, по-моему, это был Ёса Бусон , я всерьез заинтересовался хокку, или хайку, как называют его современники.

Если вы думаете, что написать его очень просто, то вы глубоко заблуждаетесь. Надо уметь откликнуться сердцем на увиденное, ощутить слитность природного и человеческого, замечать единство разновидного. Хокку – это передача с помощью обычного наблюдения и описания состояний окружающего мира и собственной души.

 

Вот я ухожу,

А ты, мой друг, остаешься.

Своя у каждого осень…

 

 

Время летело как дыхание ветра, наша жизнь напоминала отпечатки следов в песчаной дюне – стоит подуть ветру, и следов как не бывало. Так пролетел морозный декабрь, уже подходил к концу январь.

Но однажды я встретил ее. Есть люди, которые утверждают, что случайных встреч не бывает, все в жизни предопределено. Не знаю, может быть так и есть. Произошло все до банального просто. Выходя из книжного магазина, я буквально снес ее – сбил с ног, затем споткнулся об упавшую и растянулся сам. Эпизод из милой романтической комедии. Я извинился, поскольку виноват был все-таки я, помог подняться. Что еще такого я промямлил, не помню, но не думаю, что был на высоте. Мы поспешили разойтись, а я весь день ходил как вареный или отмороженный, если хотите. Тупо улыбался и думал о всяких глупостях.

А на следующий день, хотите верьте, хотите нет, но чудеса случаются не только в фильмах, она устроилась на работу в ту же фирму, где работал и я.

 

 

- Районный парк. Следующая остановка – улица Маршалла Кошевого, – донесся голос из динамика.

Обожаю кататься в автобусах, особенно по вечернему городу. Когда огни, горят вывески и рекламные плакаты, фонари.

- Улица Маршалла Кошевого. Следующая остановка…

Такое ощущение, что находишься внутри маленького мирка, который постоянно движется и изменяется: выходят люди и заходят новые лица.

- Проспект машиностроителей…

Порой так хочется побыть наедине со своими мыслями, хочется погрустить. Когда едешь в автобусе маршрутом так №12, или №51, или, быть может №22, никто тебя не трогает. Ты сидишь на сидении (обязательно у окна) и следишь за пролетающими мимо…

- ДК им. Курчатова…

…магазинами и домами, прохожими, спешащими, предположим, с работы домой, молодыми парами. Тепло и уютно, и хочется ехать и ехать, ехать и ехать.

- Торговый Центр…

Раньше, когда я учился в университете, и мне не хотелось идти на пары, я просто шел на остановку, благо она совсем рядом с моим домом, садился на первый же автобус и ехал, куда глаза глядят, затем выходил, гулял по городу, каждый раз убеждаясь, что он нисколько не меняется, а все тот же, родной. Потом садился на автобус, следующий обратно, и ехал домой.

- Проспект Строителей…

Вообще, город у нас славный. Небольшой, да (население что-то около 180 тысяч человек), но провинциальным городишкой его назвать никак нельзя.

Город молодой, но не избежал своего советского (читай: коммунистического) прошлого: улица Ленина, площадь Дзержинского, улица Первомайская, переулок Кирова, площадь Победы, Октябрьское шоссе. Я лично не стыжусь прошлого своей страны, названия названиями, и менять их совершенно незачем, чего желают некоторые.

- Путепровод…

Мой родной город еще ни разу меня не разочаровал. Я знал одного паренька, из какого-то там села, который называл город «большой деревней». Меня лично это глубоко задевало.

Юго-Западный район…

Можно подумать, что его село, по сравнению с нами, мегаполис.

Подобных небольших городов у нашей необъятной родины очень много. Но каждый из них, думается мне, имеет свою душу. И, на мой взгляд, назвать его «одним из…» или «таким же» нельзя.

- 30 лет Победы…

Я вот иногда задумываюсь, если бы я уехал из города лет так на 10, а то и больше, и вдруг неожиданно вернулся, не нашел ли бы я его чужим для себя?

- Вокзал…

Вряд ли. Я люблю свой город.

Площадь Победы…

Ну вот, думаю, пора выходить. Можно, конечно, поехать и дальше. Но почему-то хочется выйти сейчас. А вообще, пусть те, кому не нравится наш город, идут в жопу!

 

 

Зима расцветала узорами на моем окне.

Февраль выдался жутко холодным. В такие дни лучше бы сидеть дома. Но я, наоборот, стал ходить на работу с удовольствием. Незаметно для себя. Я стал больше времени уделять своему внешнему виду, и так отнимавшему у меня немало минут.

 

 

Она напоминала мне о лете. По крайней мере, всегда, как она входила в наш кабинет, мне становилось жарко. Она устроилась на фирму бухгалтером, и когда просила у меня те или иные документы, на бумажках оставались влажные отпечатки моих пальцев.

 

 

У нее была небольшая грудь. Но, в принципе, и не маленькая. Такая, какая мне нравится. И очень стройные ноги. Нет, конечно, ног я ее не видел, но когда она в джинсах или в юбке до колен, все равно видно, что они – стройные. Просто сказка наблюдать, как она легкой покачивающейся походкой проходит мимо, или сидит за столом, слегка склонившись над бумагами, а грудь медленно вздымается и опадает – в такт дыханию.

В низу живота начинается какое-то движение. Так. Надо отвлечься. В такие минуты я думаю о футболе.

 

 

Сидя в маршрутке, я смотрел, как ребятишки лет десяти – мальчик и девочка – напротив, на морозном стекле, играли в крестики-нолики.

 

 

Для меня было очень трудно решиться подойти к ней и заговорить. Кроме нескольких фраз, касающихся работы, мне совершенно нечего было сказать, в отличие от некоторых моих коллег, которые вьюном вились за ней.

Она была невысокого роста, но маленькой не казалась, и у нее были длинные каштановые волосы, которые она забирала сзади в хвостик. Лицо ее всегда носило выражение некоего детского упрямства, если можно так выразиться, по крайней мере, мне так казалось. Красиво очерченный рот и слегка поджатые губы, когда она была занята очередным делом. Она почти не пользовалась косметикой, разве что чуть подводила глаза. Еще она смешно морщила носик, что было ей очень даже к лицу. Ее зеленые глаза постоянно улыбались.

Она быстро сдружилась с коллективом, и все ее полюбили. Но со мной держалась как-то обособленно, или мне это просто казалось. Об инциденте у книжного магазина мы ни разу не вспоминали.

Но однажды мне представился случай узнать ее поближе.

В тот день небо затянули свинцовые тучи, и был обильный снегопад. Мне нужно было уточнить некоторые вопросы в бухгалтерии, и я зашел в кабинет. Она сидела, отвернувшись к окну, а в глазах ее стояли слезы. Она не слышала, как я вошел, и принялась поспешно вытирать глаза, когда я уже был рядом. Я предложил ей свой носовой платок, и она, вдруг, следуя внезапному порыву, прильнула к моему плечу и разразилась рыданиями. Мы простояли так минут пять, и мой свитер на левом плече стал влажным. Оказалось, что ее любимая собака вчера попала под колеса грузовика, который сбил ее насмерть. Я сумел найти нужные слова утешения, а она даже позволила проводить ее до дома. Так мы впервые по окончании рабочего дня вышли с фирмы вместе.

С тех пор наши отношения изменились и потеплели.

 

 

Пистолет был марки COLT 1911. Блестящая иссиня-черная поверхность вороненого оригинала завораживала и сводила с ума. Настоящая классика, легенда и самый настоящий стиль, который, в отличие от модных течений, почти постоянен. Две мировые войны, гангстеры и Сухой Закон, герои боевиков и агенты ФБР – это лишь неполный список его достижений, который поистине впечатляет. В какой-то мере COLT 1911 олицетворяет один из "железных эталонов американской свободы". Лишь небольшое количество наших соотечественников знают об этом пистолете, и лишь единицы держали COLT 1911 в руках и, тем более, стреляли из него. Но среди увлекающихся оружием людей этот пистолет пользуется настоящим уважением. Ведь не секрет, что именно черная зияющая бездонная "дыра" 45-го калибра , прежде всего, вызывают трепет в душе любителя оружия и страх потенциального противника...

У огнестрельного COLT 1911 для производства первого выстрела курок надо взвести либо пальцем, либо передергиванием затвора, то есть пистолет имеет ударно-спусковой механизм одинарного (простого) действия. После каждого выстрела затвор под действием отдачи, расцепившись со стволом, движется назад, выбрасывает гильзу, взводит курок и возвращается в переднее положение, досылая патрон в патронник…

 

 

В моей душе цвела весна, лопались почки ощущений и желаний, появлялись первые листочки стремлений и борьбы, сияло ясным светом безоблачное небо надежд… Когда я говорю «весна», то имею в виду не сезонное время года, а состояние своей души. Но в этот раз оно совпало с сезоном, начавшимся в этом году рано, в марте. Снег таял за окном и в моей душе, солнце светило ярко на улице и внутри меня. Осознание любви и необходимости кому-то, собственной значимости и тягостного ожидания пробило ледяной барьер, раскололо глыбы и прошлось как катком по неспокойной душе. Неисправимый романтик… Я улыбался своему новому чувству, и оно пело внутри сначала негромко, наощупь, затем все сильнее и сильнее, постепенно сливаясь в могучий поток, сметающий все преграды и заставляющий сходить с ума, мучиться душевно, биться головой об стену и ревновать.

Необязательно, чтобы весна души совпадала со временем года - весной. Очень часто она приходит к нам летом, осенью и даже зимой. И очень часто после весны может снова наступить осень или зима, чего уж точно не может случиться в природе. Но об этом я тогда вовсе не думал. Я был счастлив, весел, я упивался новым чувством и грезил. Словом, витал в облаках и впитывал вселенскую радость бытия и любви, рисовал мир в ярких красках.

В моей жизни еще никогда не было такой весны.

 

 

Любовь… Иногда настолько трудно признаться в ней. Странно. Почему? Ведь люблю же, так что мешает? Нерешительность? Да, я нерешительный. Хотя нет, не знаю. Дело вообще не в этом. А в чем же? О, если бы знать ответ. А ведь всего-то, что подойти и сказать: «Я люблю тебя». Да ничего больше в принципе и не надо. Отчего же молчу? Боюсь услышать «нет»? Вряд ли, даже знаю, что не услышу.

Что и говорить, любовь – это процентов на 70-80 душевные муки, а уж все остальное – собственно любовь. Но эти оставшиеся 20-30%! Да, ради них стоит помучиться, попереживать, не спать по ночам и думать, думать, думать…

 

 

- Ты какой-то странный, - как-то сказала она мне, когда мы в очередной раз возвращались вместе с работы. – Грустный и веселый одновременно. Можешь шутить серьезными вещами и говорить серьезно о пустяках.

Начинало уже темнеть. Было холодно – все-таки весна была еще ранней – середина марта. Холодный ветер дул в лицо, вонзая свои иглы в кожу и заставляя вжиматься еще сильнее в воротник. Но все равно было приятно идти вот так просто по асфальтированной дорожке рядом с девушкой и болтать. Холодно было снаружи, а в душе тепло.

- Ну, это что-то вроде возникновения порядка из хаоса в неживой природе. Второй закон термодинамики, - ответил я совершенно невпопад.

- Какая еще термодинамика? – недоуменно спросила она.

- Наука, которая изучает системы, находящиеся в состоянии равновесия и процессы перехода между этими состояниями, - тоном учителя произнес я. Нет, я вовсе не пытался умничать. Ляпнул глупость, а теперь приходилось выпутываться. – В основе лежит идея эволюции. Под влиянием внешних воздействий система может переходить из одного равновесного состояния в другое, проходя через некоторые переходные состояния, не являющиеся равновесными. Такой переход будет обратимым, если его можно совершить в обратном направлении и при этом в окружающей среде не останется никаких изменений. Иначе – это необратимый процесс. – Я хорошо помнил эту лекцию в бытность студентом в институте, потому что это была чуть ли не единственная лекция по КСЕ, которую мне удалось посетить. Я внимательно внимал речи преподавателя, удивляясь про себя, неужели эта откровенная скукотища может всерьез кого-то заинтересовать. Почему-то так вышло, что она крепко засела в моей памяти.

- Переход между моими состояниями также обратим, - продолжал я, - пустяк становится серьезной вещью, если начинаешь воспринимать его серьезно и наоборот, воспринимая серьезное через шутку, находишь его пустяком. Мне так легче живется. А вообще, мир удивительный. Где та разница, что отличает пустяк от серьезной вещи?

- Ты либо дико умный, либо ненормальный псих, - улыбнулась она.

- Скорее, последнее. Но есть надежда спастись.

Она взглянула на меня, но мое лицо оставалось непроницаемым.

- Никак не пойму, шутишь ты или нет.

Нет, ну не идиот ли я?! Разве стали бы вы разговаривать с красивой девушкой, идущей рядом, о втором законе термодинамики?

 

 

Пока мы дошли до ее дома, мы изрядно замерзли. Мороз, пусть и сознавая свою беспомощность и скорый конец, все еще упорно цеплялся и не желал уходить. До моего дома еще предстояло пройти целый квартал.

- Может, зайдешь? – несмело предложила она.

- А можно? – глупее вопроса в данной ситуации нельзя было и придумать.

- Конечно, можно. Я же приглашаю, – удивилась она.

Завтра была суббота, выходной, а за ним – воскресенье, еще один выходной. Поэтому вечер пятницы я обожал. Но, конечно, не об этом я думал тогда. Это я просто так, к слову. В смысле, что провести вечер пятницы в компании такой девушки – прекрасная идея.

Той ночью мы занимались любовью.

И это уж точно необратимый процесс с точки зрения термодинамики, поскольку в окружающей среде остались изменения, и совершить его в обратном направлении уж никак невозможно.

 

 

Я был неуверен в себе. А когда занимаешься любовью, не должно быть никакой неуверенности. Как еще я мог себя ощущать, ведь у меня давно не было девушки? Но стоило ей лишь коснуться моей груди кончиками пальцев, и от неуверенности не осталось и следа. Ветер сорвал успевший привыкнуть к веточке лист и закружил его в водовороте любви и вихре страстей. Я отдался течению желаний. Ее губы нежно трепетали, когда я целовал ее полуоткрытый рот, ее упругие соски касались меня, вызывая дрожь и еще большее желание в теле. Я ласкал руками и ртом ее горячее тело, гладил бедра и живот, целовал шею и плечи. Медленно вошел в нее, и она застонала от удовольствия. Я старался изо всех сил. Мне давно не было так хорошо, а чуть позже и она сказала это мне. Ее дыхание стало чаще, и я, почувствовав это, стал двигаться быстрее, и, наконец, мы достигли наивысшей точки наслаждения, будто окунувшись в море удовольствий, а после еще долго плавали на его поверхности, отдаваясь еле заметному течению и лаская друг друга. Мы лежали в постели, обнявшись и закрыв глаза, и было так приятно, и совсем не хотелось ни о чем думать, а просто чувствовать рядом с собой теплоту тела любимой девушки. Мы занимались любовью почти всю ночь, и лишь на рассвете, уставшие, заснули. И было чудесное утро. И не менее чудесный день.

 

 

Когда спишь, можно многое пропустить… Дождь идет…

Я открыл глаза. Воскресное утро скорее напоминало надвигающиеся сумерки. Шел дождь. Весенний дождь. Весенний дождь принципиально отличается от осеннего. Небо весной не такое хмурое и «тяжелое», оно сквозит теплым чувством, скрытой радостью, оно умывает землю перед ее пробуждением. От такого дождя тоже грустно, но грусть эта легка, светла и приятна. Дождь – это одно из моих любимых состояний души. Я люблю смотреть на дождь, слушая его шум, барабанную дробь падающих капель. Люблю грустить, но не печалиться и сожалеть.

 

Весенний дождь –

И вчера целый день до ночи,

И сегодня с утра…

 

Как же быстро летит время. Зима прошла, словно дуновение легкого ветерка, лишь немного задержавшегося в кронах высоких деревьев. Ушли холода, ушел, растаяв, снег. Настал час пробуждения.

Звонок прервал мои раздумья, вернув в реальность. Я снял трубку.

- Когда спишь, можно многое пропустить… Дождь идет… - сказала она.

 

 

С каждым днем становилось теплее. Солнце светило ярче и с каждым разом все дольше задерживалось на небосклоне. На газонах пробивалась первая в этом году зелень – молодая травка. Появлялись первые листья. Люди скинули тяжелые одежды, натянув весенние куртки и плащи. Все чаще можно было заметить гуляющие пары и компании. Они улыбались весне и расцветали вместе с ней.

Ворон стал еще угрюмее и молчаливее. Он бродил по улицам, заглядывая в лица прохожих и удивляясь их всеобщему настроению. Но видел не лица, а маски. Когда шел дождь, Ворон сидел в баре, потягивал пиво, рассматривая стол и свои руки, изредка бросая взгляд на входивших посетителей; либо сидел дома, листая книгу, которая не вызывала у него интереса, и названия которой он даже и не помнил. В эти минуты он был очень одинок. Одинок как никогда.

 

 

- У тебя появилась девушка, – сказал он, глядя на меня. Это не было вопросом. – Ты изменился. Ты просто цветешь. Давно не виделись.

Он открыл бутылку пива и протянул мне. Я взял. Пиво было холодным и приятным. Он взял себе другую бутылку и сел напротив.

- Любишь ее?

Я молча кивнул.

- У тебя на лице написано.

Мы сидели на кухне в его квартире. Я был недалеко и решил забежать к нему на пару часиков. Ворон нисколько не изменился. Тот же пристальный взгляд, то же мрачное выражение лица.

В этот день мы больше молчали, чем говорили, потягивали пиво, иногда бросая отрывистые фразы. Когда я уже собрался уходить, Ворон вдруг проронил:

- Хочу уехать.

Я удивленно посмотрел на него.

- У меня есть знакомый в Финляндии, зовет к себе.

Ворон лег спать раньше, чем обычно. А когда он проснулся, на востоке занимался рассвет.

 

 

Однажды Ворон рассказал мне один случай.

- Это произошло года четыре назад. В каком-то богом забытом месте, я даже названия не помню. У меня тогда было дикое желание попутешествовать, посмотреть на мир. Вот я и оказался там. Я добирался то автостопом, то на автобусе, а иногда и пешком. Просто у меня было немного денег, и каждая копейка была на счету. День был солнечный, ясный – обычный летний день. Жара. Мне очень хотелось пить. Я как раз проходил мимо одной заправки на окраине городка и решил поинтересоваться, не найдется ли у них вдруг пары глотков воды для меня. Вот тут-то я и встретил его. Я думал, такое случается только в фильмах, ну, или где-то там за «бугром», не в нашей стране. Этот парень в маске как раз выскочил из дверей, перед самым моим носом. В одной руке у него был прозрачный пакет с деньгами, в другой – пистолет. Он явно собирался побыстрее скрыться, но я оказался у него на пути. Парень был психом, безбашенным. Он сразу направил ствол на меня, что-то закричал. Я еще удивился, увидев, что за пистолет он держал в руке. COLT 1911. Вот уж не подумал бы, что где-то здесь, на задворках планеты, встречу такое оружие. Спросишь, откуда я узнал? Да я всегда хорошо разбирался в пистолетах, много читал. Хобби у меня было такое. Ну а уж такую классическую модель не узнать?! Мне не было страшно. Сам не знаю, почему. Я думал, он меня застрелит. Я уже говорил, что он был психом. Это с первого взгляда было ясно. Но случилась одна вещь. – Ворон открыл ящик стола, что-то взял оттуда.

- Такое случается крайне редко. Один шанс из ста. Когда я уже смотрел в лицо своей смерти – прямо в дуло пистолета COLT 1911, и, как ни странно, думал о том, что так никогда и не пройдусь по Красной Площади в Москве (была у меня тогда такая мечта), пистолет заклинил. – Ворон протянул ладонь, в которой лежало что-то небольшое. В тусклом свете я никак не мог разглядеть, что там.

- Вот та самая пуля. Пуля, которая должна была покончить с моей никчемной жизнью, - непонятно было, улыбается он или нет.

- Когда я оказался в Москве, я первым делом пошел на Красную Площадь. И только там понял, что мне абсолютно все равно, стою я здесь или в другом месте. У меня не возникло ровным счетом никаких чувств. Мне было безразлично. А ведь передо мной было то, чего я так страстно желал, будучи на волосок от гибели.

Какая странная штука – жизнь. А пулю я храню до сих пор. Как напоминание о том, что я живой.

 

22

 

Мы стояли в тени ветвистых кленов друг напротив друга и молчали. Я смотрел в лицо Ворона и пытался прочесть, что творится у него в голове. В его руке была небольшая дорожная сумка.

- Все-таки решил?

- Да, думаю сменить обстановку.

- Может, зайдем в бар, выпьем пива?

Ворон отрицательно покачал головой.

- У меня билет на самолет через час. А надо еще до аэропорта добраться.

Так мы и расстались. Ворон поймал такси, махнул рукой на прощанье, и машина скрылась за поворотом.

 

23

 

Мне приснился сон. Или это был полуночный бред? Как будто я в глубоком колодце с сырыми скользкими стенами, а наверху – едва различимое светлое пятнышко неба. Душно, противно и тошнит. Затем я оказываюсь в своей комнате, на своей кровати. Что-то крутится на уме. Какая-то истина, ощущение, что я упустил что-то важное, но мое подсознание зацепилось за эту нить. Напрягаю свое воображение…

Да! Вот! Холодея от своей догадки, я вскакиваю и со всех ног мчусь к телефону. Судорожно набираю номер, от спешки палец несколько раз соскакивает. Удается набрать только раз в четвертый.

Я у телефона. Весь взмок. Пальцы впились в трубку. Дыхание прерывистое и тяжелое. В трубке – длинные пронзительные гудки, чем дальше – тем чувствительнее…больнее…

 

 

Осколки… осколки сердца… осколки мечты…

Я ползал на коленях и пытался их собрать… Собрать все осколки. Они были на подоконнике, на полу – везде. И голову жгла единственная мысль – мысль, что если я соберу их все до единого, то способен буду что-нибудь изменить… Бредовая мысль… Может, поэтому я и не сошел в тот момент с ума…

«Почему?» Ответа на этот вопрос не было. Но мозг сверлило: почему?.. почему?.. почему?..

Самоубийство?! Я отказываюсь в это верить. Никаких видимых причин. Несчастный случай?! Просто так люди не вываливаются из окна. Не хочу думать… Не хочу ничего понимать…

Лишь осколки в окровавленных ладонях заставляют верить в реальность происходящего…

 

 

Ее нет… Нет… Этого просто не может быть. Не может… Я пытаюсь себя убедить, что это всего лишь сон… Всего лишь сон… Всего лишь сон… Я открываю и закрываю глаза. Ничего. Та же стена передо мной. Тот же рисунок на обоях. В комнате ни темно и ни светло. Сумрак… День? Ночь? Утро? Вечер? Какая разница… Сколько я уже так сижу? Несколько минут, час, два, сутки? Я не знаю… Голова не работает… Лишь одна мысль все время вертится… Ее больше нет… Ее больше нет…

 

 

Как странно. Прошло уже две недели с ее гибели, а мне совсем не хочется плакать. Да что уж там. Мне совсем ничего не хочется. Внутри как будто что-то оборвалось. Я не метался, не кричал, не рвал волосы. Я просто ушел в себя, я стал жить прошлым.

 

 

Время всегда забирает самое драгоценное, самое счастливое, что есть у нас. Взамен остаются лишь воспоминания, но полная картина всегда теряется, блекнет среди временных механизмов и пружин, среди мелькающих один за другим и похожих между собой дней и в сутолоке многочисленных лиц, словно песчинки в огромных часах, которые постоянно переворачивают, отсчитывая ход событий, постепенно теряющих общий смысл…

 

 

И снова тени. Тени прошлого. Они появляются и исчезают. Как надоедливые мухи. В них некая отчужденность, но, тем не менее, они – часть тебя. От них невозможно избавиться. Время от времени они дают о себе знать.

 

 

Есть вещи, которые невозможно понять или очень трудно. Не стоит и пытаться. Просто надо научиться их чувствовать. Такое непонимание порождает чувство незащищенности. Незащищенности от воздействий окружающего мира. Как будто слышишь, как говорят за твоей спиной: «Ты проиграл не сражение, ты проиграл войну, приятель». Безумное бегство по бесконечной дороге сомнений, странствия по ирреальному миру правил и привычек породили лживое общество. Общество, где выживает тот, кто приспосабливается. Кто движется по течению и следует за толпой. Мир построен на лжи и притворстве. Причем мы не осознаем этого или не хотим осознавать. Люди верят, что эта ложь и является правдой. Заложники себя самих…

 

 

Суммарная значимость всех совершенных поступков человечеством не идет ни в какое сравнение с теми усилиями, которые были на них затрачены. В противном случае, было бы слишком легко жить в этом мире.

 

 

Долгие дни весны

Идут чередой…Я снова

В давно минувшем живу…

 

Я так и не вернулся обратно на фирму. Мне звонили с работы – я бросал трубку. Заходили коллеги и уходили ни с чем, прочитав все в моих глазах.

 

 

Я перестал чувствовать этот мир, я стал ему неподвластен, а он стал для меня чужим. Я смотрел на него и понемногу начинал ненавидеть. Под радужной оболочкой многообразия скрывалась гнилая сущность. Я не воспринимал звуки, цвета, действия, ранее казавшиеся такими родными. В мрачной сутолоке прохожих, их разговорах и взглядах я видел серые тени бесформенных чудовищ, заполонивших все вокруг. Все стало цвета серой неприглядности. Исчезло буйство красок. У меня не было сил и смысла бороться. Я тоже понемногу исчезал, стирался. Лишь зеркала по-прежнему напоминали мне о моем существовании.

 

 

Я открываю глаза и вижу серые будни. На стену из окна падает косой луч солнца, свидетельствующий о том, что я нахожусь еще в реальном мире. Еда, которую я ем, потеряла всякий вкус, я выгляжу ужасно (иногда я замечаю свое отражение, проходя мимо зеркала) и мне все равно. Большую часть дня я просто разглядываю потолок или стену напротив моей кровати. Так проходит день.

Я мало сплю. Чаще я просто лежу с закрытыми глазами, пытаясь ни о чем не думать, или наблюдаю за звездным небом, мерцающим в проеме моего окна. Иногда мне удается заснуть, и тогда я вижу сны – кошмарные бессвязные сцены, а когда просыпаюсь, пот ручьями стекает по лбу и щекам. Так проходит ночь.

 

 

Этот мир – это все, что есть у нас. Мы одержимы сомнениями. Но все равно слепо верим всему.

Мне холодно… И я устал сомневаться…

 

 

Я не знаю, как это возможно. Возможно ли? В последнее время все чаще думаю, что нет. Невозможно. А если так, то это конец. Как я хочу ошибаться во многом. Но уже почти не осталось сил.

Боль не ушла, не стихла. Она засела внутри меня, глубоко. Она стала частью меня. Но я не научился жить с ней.

Если бы можно было вырезать сердце…

 

 

Память – это не лист бумаги, на котором можно зачеркнуть, исправить. Стереть, наконец, ластиком то, что не нравится. Память помнит все, или почти все. Можно забыть, но можно и неожиданно вспомнить.

 

 

Утром пришло письмо. От Никиты. Кажется, прошла вечность, когда мы виделись в последний раз. Или это вообще было в прошлой жизни? Я долго тупо смотрел на конверт, пытаясь убедиться в его реальном существовании. Затем осторожно открыл…

 

 

Здравствуй,

 

 

На окне расцветают морозные нити.

Тонкий след на запястье, касаюсь губами.

Нас пугают страницы прочитанной книги.

Я стираю жизни своими руками.

Я иду, а навстречу – созвездия неба.

Я не сплю, это точно, я следую ветру.

Кто же знал, что расплата так бесконечна?

А до пропасти, в целом, не более метра…

 

 

Теперь, спустя неделю, я могу сказать, во мне что-то сдвинулось. Что-то произошло. Это не спасение…нет… Это лишь путь к спасению, указатель, куда следует повернуть, чтобы не сбиться с дороги, когда, казалось, уже окончательно запутался и выхода нет.

«…просто жить. Жить ради того, чтобы жил весь мир… Мы – все, что есть в этом мире…»

 

 

А еще мне надоело постоянно искать объяснения всему случившемуся. К черту объяснения! С ними только хуже. В смысле, что легче не становится. Выходит даже еще запутаннее. Голова идет кругом. Можно же попробовать просто жить? Без объяснений. Просто жить… Да разве такое возможно?!

 

 

На пороге стоял Ворон. Все то же угрюмое лицо, те же пронзительные глаза. Только сейчас, стоя у двери, я понимал, как же мне его не хватало все это время. Мы крепко пожали друг другу руки. Он серьезно посмотрел мне в лицо, хмыкнул и произнес:

- Плохо выглядишь.

 

 

- Хочу подарить тебе кое-что, - сказал Ворон. В парке было немного народу, стояла еще середина дня, жаркое осеннее солнце припекало. Мы сидели на лавочке, укутанные теплом, было душно, рубашки наши стали влажными от выступившего пота.

- Помнишь, я рассказывал тебе про случай, а точнее счастливую случайность, из-за которой до сих пор жив?

Я утвердительно кивнул. Это была история о заклинившем пистолете.

- Так вот, эта пуля... - Ворон достал ее из кармана, - как бы тебе сказать… Мне почему-то кажется, что я должен отдать ее тебе.

Я протестующе вскинул руку, но Ворон меня остановил:

- Это мой подарок. Я хочу, чтобы она была у тебя. Пусть это будет напоминанием и для тебя… что я живой… что ты живой… Что мы оба живы, в этом гребаном… но родном… мире…

Я держал в руках этот небольшой кусочек свинца, который способен вот так легко отнять жизнь. Но, в то же время, иногда он способен ее и дарить. Держал и думал, что судьба, наверное, не зря свела нас двоих вместе. Мы нашли спасение друг в друге. И я снова почувствовал, что способен жить.

 

 

Это был мой последний день встречи с Вороном. Вечером, выходя из бара, в стельку пьяный, он не заметил вынырнувшие из-за поворота желтые огни автомобиля…

 

По горной тропинке

Друг ушел, одинокий бреду назад

По голым полям.

 

Наутро я решил прогуляться по парку. Стояла осень. Я сел на скамейку и смотрел, как падают золотистые листья кленов. И вдруг очень захотелось заплакать…

 

Сентябрь 2005 - Февраль 2006 гг.