Факты:

 

Около 70% живых

существ Земли – бактерии.

…………………………………..

На теле одного человека

живет больше живых организмов,

чем людей на земле.

…………………………………..

 

 

Из лекционного зала кафедры химии и биологии, медленно и устало, вываливалась толпа студентов. Декан кафедры, профессор Кимб Ролтер, собирал материалы недавней лекции, складывая многочисленные листы с рисунками и текстами в толстоватую папку. Помощник профессора, студент пятого курса Грегори Торвуд вытирал доску. Управившись со своей работой, он начал наблюдать за профессором, заметив, что тот весьма доволен проведенной лекцией. «Интересно, что будет с человеком, если на него попадет это вещество» - подумал Грегори, размышляя о чем-то своем. Увидев, что профессор направляется к выходу, Грегори догнал его и неуверенно произнес:

 

 

– Позвольте вас спросить… кое о чем, профессор.

 

– Ну, друг мой, неужели я могу вам запретить это сделать? Вспомните мои слова: студент для того и создан, чтобы задавать вопросы.

 

– Просто вопрос, профессор, касается вашей личной исследовательской работы.

 

– Я понимаю вас, Грегори, вы ведь мой ассистент. Насколько бы личной не была эта работа, она все же не секретная. Что вас интересует?

 

– Спасибо, профессор, – с некоторым облегчением сказал Грегори, – я боялся, что вы не захотите говорить об этом. Меня очень интересуют результаты ваших последних опытов. Поговаривают, что у вас все получилось!

 

– Правда! – не скрывая улыбки, произнес профессор Ролтер. – Позвольте узнать, кто поговаривает?

 

– Да все! Среди студентов это самая обсуждаемая тема. Такое чувство, что только я один ничего не знаю! Говорят даже, что сам ректор института в курсе событий.

 

– Ого, даже ректор все знает! Похоже, что не только вы ничего не знаете, Грегори, я тоже впервые слышу об этом!

 

– Что? – удивленно произнес Грегори, обдумывая ответ, но затем нетерпеливо выпалил, – не шутите, пожалуйста, этот вопрос многих волнует, все хотя знать правду. Не то, чтобы я самый достойный первым услышать об этом, а потом расхаживать с гордым видом и выдавать последние новости, но мне правда очень хочется узнать что в этой легенде истина, а что лож.

 

Они подошли к двери лаборатории. Профессор Ролтер достал ключи и открыл дверь. Войдя в лабораторию, он положил папку на три колбы с разными жидкостями. Вслед за профессором вошел и студент Грегори, и, став перед профессором, начал дожидаться ответа. Вздохнув, профессор заговорил привычным преподавательским тоном:

 

– Грегори, вы только что сами сказали, что это легенда. Это во-первых. А во-вторых, чтобы отделить ложь от истины, мне необходимо знать, что конкретно говорят о моих исследованиях и их результатах. Мне уже и самому стало интересно!

 

– Говорят много, я постараюсь пересказать самое интересное. – Глаза Грегори засветились счастьем, он был рад, что сможет первым поведать профессору слухи и мнения студентов о его опытах. Немного помедлив, он начал пересказывать все, что он понял. – Мой друг, Стимли Вазорски, слышал это от девчонок, они на перебой рассказывали, как вы вели свои опыты прошлой ночью. Говорили, что в окнах лаборатории можно было наблюдать целое световое шоу, и это, по их словам, делало какое-то странное лучисто-белое существо, постоянно мелькавшее из окон! Сегодня утром я услышал, что вы открыли, наконец, смесь веществ, способных вживлять в любую материю какие-то микроорганизмы, оживляя тем самым любую вещь. Так, например, стул, пропитанный смесью этих реагентов, начинает передвигаться на своих четырех ножках! Именно это увидели ребята с первого курса. Они рассказывали, как догоняли бегающий стул, ускользнувший как раз в тот момент, когда на него хотел кто-то из них присесть. И они чуть было не догнали его, но стул скрылся в складских помещениях подвала. А еще кто-то сказал, что видел чёртика…

 

– Ну, ну, – перебил профессор воодушевленный рассказ Грегори, – хватит. Мне не составит труда отделить ложь от истины, так как все здесь сплошные выдумки. Неужели вы, Грегори, человек науки, верите во все эти россказни!? Любой фантаст позавидует таким сюжетам! Это даже смешно…

 

– А как же тогда объяснить все эти слухи? – напирал Грегори.

 

– Не знаю, – пожал плечами профессор, – Меня удивляет, что вы верите первокурсникам. Да мало ли у кого фантазия разыгралась! Возможно, вчера кто-то пронес в общежитие какой-то новый вид галлюциногенного наркотика, вот и появилась весть об открытии нового вещества, а чтобы скрыть все следы вчерашнего веселья, пустили слух о моих, якобы, кипучих исследованиях.

 

– Нет, профессор, вчера никаких вечеринок не было, я бы знал об этом. Вчера даже не пил никто. Вы меня не проведете, думали, я не замечу, как вы положили папку на колбы? Это те самые реагенты? Почему вы скрываете свои открытия, ведь это тянет на Нобелевку! Вы ведь сами сказали, что исследования не секретные. Да и перед ректором вам придется как-то объясняться.

 

– Так ведь нечего и объяснять!

 

Профессор Ролтер немного призадумался. Он знал, что от Грегори, этого прозорливого и смышленого юноши, так просто не отделаешься. После минутной паузы, он решительно продолжил:

 

– Хорошо, Грегори, я докажу вам, что ничего подобного на то, о чем вы говорите, я не открывал. Мои исследования зашли в тупик и я отказался от них. Я и вправду искал сверх благоприятную среду для жизнедеятельности микроорганизмов, но после ряда опытов понял, что в этом плане нельзя создать нечто более совершенное, чем уже созданное природой, разве что только немного улучшить, но никак не сотворить новое. Можете сами убедиться, глядите…

 

Профессор и студент подошли к столику с колбами. Профессор взял папку и положил ее рядом. Найдя пустую колбу и, подвесив ее на штатив, он вылил в нее часть содержимого двух колб с белой и зеленой жидкостью. Затем, подогрев уже ставшую немного красноватой смесь двух реагентов, он указал юноше на третью колбу и произнес:

 

– Ну, Грегори, прошу. Берите колбу. Я позволю вам лично вылить третий реагент и понаблюдать за реакцией.

 

Грегори нерешительно взялся за колбу с прозрачной, густоватой жидкостью и осторожно влил немного в подвешенную колбу. Около двух секунд ничего не происходило, но потом смесь мгновенно сменила цвет на темно-серый, загустела и стала выливаться через края колбы. На этом все и закончилось.

 

– Как видите, ничего сверхъестественного не происходит. Микроорганизмы, которые вы добавили из третьей колбы, попав в благоприятную для них среду, моментально размножились, увеличив и объем вещества, и это самое необычное, что можно отметить. Если бы это была, как вы говорите, та самая оживляющая смесь, то колба давно бы уже ожила, а штатив начал бы, наверное, прыгать на своих ногах по столу, да и сам стол заходил бы ходуном, ведь жидкость пролилась на него. Но ничего этого не происходит! Не происходит, потому что этого не может быть, науку не обманешь. Надеюсь, теперь вы убедились, что я не доктор Франкенштейн, оживляющий мертвое и что никаких оживляющих веществ не открывал?

 

Грегори казался очень разочарованным. В глубине души он еще до показательного эксперимента понимал, что возбуждающее к живому движению мертвую материю вещество – не более чем плод разыгравшегося научного воображения, мечта, он знал, что такого не может открыть обычный профессор обычного института. Но верить ему в это не хотелось, и до конца он надеялся, что научное чудо все еще может произойти в наскучившей и однообразной студенческой жизни, а он будет помощником великого ученого. Еще около двух минут он молча стоял и наблюдал за серым веществом в колбе, ожидая, что вот-вот последует обнадеживающая реакция, но, потеряв терпения и буркнув что-то невразумительное, выбежал из лаборатории.

 

«Хороший ученый из него получится, – подумал профессор Ролтер, – у него потрясающая наблюдательность. Надо быть поосторожнее в следующий раз. Фух, а ведь я рисковал, хорошо, что микробы внедряются не так быстро, как размножаются».

 

Профессор вытер мокроватый лоб рукавом. В эту самую минуту, длинная люминесцентная лампочка, вставленная в старую лампу на потолке лаборатории, отделилась одним концом и, словно змея, изогнувшись к низу, начала как бы осматриваться, поворачивая своим кончиком, точно головой, в разные стороны.

 

– Постарайся сегодня не шалить, лампа. – Дружеским тоном попросил профессор.

 

Лампа послушно вернулась на свое место. Но дальше стали твориться совершенно невероятные вещи. Штатив, до этого спокойно и неподвижно стоявший на столе, сделав первый неуверенный шаг, осмелился и стал сначала бегать, а потом и вовсе прыгать по всей поверхности стола. Стол, которому, по-видимому, не понравилась суета на его спине, принялся вставать на дыбы, пытаясь тем самым сбросить неугомонный штатив. У папки, лежавшей до этого на трех колбах и, вероятно, пропитавшейся смешанными испарениями реагентов, начало проступать нечто похожее на глазки. Морщась и выпучиваясь, они никак не могли заставить остальную, мертвую часть папки сдвинуться с места на неистово бушевавшем столе. Вскоре и колба начала пробуждаться к жизни. Освоившись в сложившейся ситуации, она пыталась сохранить внутреннюю, жидкую часть своего естества, выгибаясь самым причудливым образом.

 

Грохот стоял такой, что его трудно было не услышать даже сквозь толстые стены лаборатории. Профессор начал было серьезно волноваться, правда, не из-за шума, а из-за колбы, не справлявшейся с волнениями внутри себя, бес передыху создаваемыми беснующимся штативом и столом. Ведь не известно было, к каким последствиям приведет попадание оживляющего вещества на пол; если все здание института начнет недовольно шевелится, то сохранить в тайне свои открытия будет уже невозможно. Но вдруг послышался стук в двери и как не странно, весь феерический праздник обретения жизни внезапно прекратился. Дверь отворилась и показалась голова Грегори. Быстро осмотрев лабораторию, но, не заметив значимых изменений, он так же быстро придумал причину своего возвращения и начал объяснятся:

 

– Извините, профессор Кимб, я, кажется, забыл здесь свои очки… Вы позволите?..

 

– О, прошу вас.

 

Пройдя в лабораторию и став к одной из полок спиной, Грегори сделал вид, что забирает очки и кладет в карман. Держа в нем руку и обернувшись лицом к профессору, он достал всегда лежащие в кармане очки и с улыбкой произнес:

 

– Все, вот они, кажись это мои.

 

Профессор кивнул. Грегори еще раз прошелся взглядом по лаборатории. Стремительно прошагав к двери, он глянул на профессора прищуренными глазами, но ничего не сказал и вышел.

 

– Господи, всегда забываю закрывать двери. – Тихо сказал профессор, до этого тщательно пытавшийся скрыть сове волнение. – Нужно навести здесь порядок.

 

Закрыв дверь на ключ, профессор Ролтер начал потихоньку убираться, придаваясь глубоким размышлениям: «Как все интересно… Похоже, я создал не только самую благоприятную среду для размножения и жизнедеятельности бактерий в замкнутых объемах, независимо от любых внешних условий и ситуаций, но эта среда еще является и лучшим условием для их развития, катализатором их эволюции. Они эволюционируют! Причем настолько быстро, что уже через полтора года станут равными по уму человеку! Эволюционируют разом все вместе, как один. Это же зачатки коллективного разума, то, чего даже человечество не достигло до сих пор.

 

Странно, что они утихли при стуке в дверь… Возможно это любопытства, желание посмотреть, что это за явление и что стоит за ним, интерес к раздражителю. А возможно и страх перед неизвестным – мало ли что можно ожидать от такого звука, или от того, кто его производит. Или они чувствуют чужого человека? Но тогда как, каким образом они воспринимают внешние раздражители? Ведь звук они как-то уловили. Вполне возможно, что они чувствуют непосредственно колебания звуковых волн. Наверное, они способны воспринимать тончайшие энергетические импульсы. А может коллективная телепатия?.. Нет, это бредни… Хотя кто его знает… Открытие-то довольно случайное. Это уже не те бактерии, которые я подбирал первоначально. Я ведь и сам до конца не понимаю, как здесь все действует, как состыкуется. Каким образом они изменяют химический состав твердой материи, что она становиться подвижной (вязкое соединение между молекулами?); как организуют информационную связь между миллионами себе подобных; как вещество с микробами проникает в абсолютно любую материю, при этом, не изменяя формы и цвета вещи; как… И еще много таких «как». Это только второй день эксперимента, или скорее наблюдение за последствиями этого эксперимента. Последствия… Они не обратимы. Это пока существует лишь пять экземпляров альтернативных живых особей, но микробов внутри них то неимоверно больше, и не факт, что эти микробы будут спокойно сидеть во все же стареющей материи. Если эти микроорганизмы дойдут до уровня высокой организованности и сверх разумности, то разумным как раз и будет оставлять приходящую в негодность материю. А что, если они поймут, что изначально живая материя, люди например, лучше по ряду признаков, чем банальные стулья? Страшно подумать… Тогда возможно я создал новое биологическое оружие, разумный вирус, превращающий живых людей в зомби, в колбы с оживляющим веществом, где преспокойно размножаются себе разумные микроорганизмы! Начнется небывалая война микрокосма с макрокосмом и оставшаяся жалкая горстка выживших людей, таких же ученых, как я, будут искать уже средства для уничтожения этого «живительного» вируса.

 

Но с другой стороны, ничего еще не изучено и не доказано, а значит, не может быть и никаких утверждений, пусть и логично спрогнозированных! С таким же успехом имеет право существовать и обратный плохому прогноз. Может быть людям понравятся живые вещи и они будут заводить их себе вместо домашних животных. Или начнут считаться с ними, как с равными себе братьями по разуму, для которых будут созданы даже свои законы и даны права в государстве планеты. Подумать только, у футбольного мяча будут свои права, и никто не сможет его пнуть, ведь в противном случае обидчику не избежать судебных разбирательств. А футбол, получается, вовсе исчезнет, как спортивная игра. Но это забавные мелочи, глобальные перемены во всех сферах человеческой жизни основательно изменят лицо современного мира. Постепенно на Земле оживет все, что до этого было неодушевленным и мир превратится в единую симбиотическую систему разумной жизни. А там, глядишь, и вся вселенная станет живым существом…

 

Во всяком случае, это новая форма жизни и вот так просто взять и уничтожить ее будет кощунственно даже для далекого от науки обывателя, которым всегда движет пусть пугающий, но интерес к новому, или карающего творца, увидевшего, что его создания ошибочны и негодны, и что несут они одно лишь зло. Да я как ученый просто не смогу этого сделать. Я открыл, а там уж сами разбирайтесь, где запетые ставить в научных трудах: «Уничтожить… не дать… изучить». Действительно, не уничтожать же их! С некоторых пор это живые существа и имеют полное право ими оставаться. Кому решать убить их или нет? Я не осмелюсь, ведь убью я не один лишь стол или стул, а миллиарды живых особей внутри этих вещей, разумных в перспективе существ. Я ученый, а не киллер, мой долг изучить это небывалое проявление живого во всей истории человечества.

 

Мои мрачные прогнозы, думаю, все же безосновательны. Ожившие вещи ведут себя пока довольно тихо. Лампочка уже слушается меня, верно чувствуя, или уже понимая, что я создатель и хозяин. А колба со вчерашнего эксперимента, закрытая тоже недавно ожившей пробкой, до сих пор спокойно стоит в застекленном шкафчике, чутко охраняя драгоценное вещество и чувствуя, что она с этим веществом единое целое. Забавно, я дал ей имя Ленни, думаю, она достойна получить имя и как живое существо, но больше как первый удачный результат моих экспериментов, к тому же она самая умная, если сравнивать с остальными, ведь живет уже более шестнадцати часов. Да и недавние гости этого мира: стол, штатив и новая колба, похоже, утихомирились. Папку я уже и не беру в счет. По всей видимости, бушуют они только в период оживания, своеобразная радость появления на свет, или бесконтрольная попытка освоится в новом объеме, полученном внезапно теле.

 

Чёрт побери, до сих пор не могу поверить и свыкнуться со всем этим! Я как будто в сказке! И эта сказка «О живой воде», похоже, стала реальностью. Теперь надо понимать и помнить лишь одно: джин выпущен из колбы-бутылки, и загнать назад его уже невозможно. А чтобы знать, что от этого джина ждать в дальнейшем, его остается только изучить. До этого же следует усердно стараться, чтобы лампа, вернее колба с этим самым «жидким джином» не просочилась сквозь мои пальцы и не попала в чужие руки. Страшно вообразить, что может делать с властью оживлять тот человек, который и сам то не многим умнее живой колбы. В мире ведь так много «чайников», далеких от науки! Я никому другому не дам изучать мое творение!..

 

Хотя бы просто потому, что самое увлекательное в этих исследованиях… Дай-ка попробую еще раз…»

 

Выйдя на свободное и ровное пространство, вздохнув и собравшись с мыслями, профессор закрыл глаза и стал чего-то ждать. Через некоторое время он начал дрожать, и с каждой секундой эта дрожь увеличивалась. Скоро его стало мотать во все стороны. Казалось, что его тело не слушается и каждая клетка двигается сама по себе. Профессор упал на землю, его скрутило, словно от сильной боли, но он лежал молча, будто все, что происходит – это нормально. Руки и ноги, голова выкручивались невероятным образом, в таком положении все кости давно бы уже переломались, однако было впечатление, что кости стали резиновые и свободно поддавались любой неудобной позе. Постепенно лицо теряло свои очертания, а конечности сплавлялись в некое подобие колбасных палок, сливаясь дальше и со всем телом. Все происходило легко, свободно и естественно, будто по заранее выстроенному плану.

 

По началу этой отвратительной со стороны сцены, профессор Ролтер ничего не чувствовал, и только теперь у него вновь заработали чувства. Он заметил, что восприятие совершенно изменяется и даже отдаленно не может быть сравнимо с человеческим. Глаз у него уже не было, но, тем не менее, он видел абсолютно все, что было в лаборатории, даже то, что было бы недоступно зрению, будь он в нормальном, человеческом облике. Это поражало его сознание, ведь одновременно воспринимать каждую мелочь в едином целом, с научной точки зрения было невозможно. Он будто видел всем телом, а точнее той массой, которая по-прежнему лежала на полу, все время продолжая изменятся. Профессор по детски порадовался, когда увидел за шкафом свои старые, но дорогие часы, потеряв которые в прошлом месяце ему пришлось покупать новые, более дешевые.

 

Наконец, стала проступать более-менее определенная форма. Бесформенная масса сжалась в небольшой комок, из верхней части которого вытягивались к верху четыре одинаковых столбика, опоясанных ближе к верху ровным ободком. Нижняя часть кома, соприкасающаяся с полом, стала плоской и четырехугольной. Из одной стороны этого четырехугольника начала вырастать плоская прямоугольная доска, поднимая получившуюся фигуру на четыре шаткие желеобразные опоры. Фигура приобрела коричневый цвет и затвердела, оформившись в великолепный…стул.

 

Профессор пытался сравнить свои чувства со старыми, но ничего подобного не нашел. Память по-прежнему оставляла ощущения человеческого тела, руки свободно висели в пространстве, а ноги ощущались согнутыми в коленях и стоящими на полу; голова была где-то в верхней части спинку стула. Но новые чувства говорили совершенно другое: ноги и руки были ножками стула, ощущались очень удобными и естественными в плане физиологического строения, а позвоночник казался расплющенным в широкий плоский поднос – спинку стула. Где было сознание, определить не возможно, а значит и новая голова была неопределимой, будто весь стул и был головой, в которой умещались все остальные части тела. Звук, как и зримые образы, воспринимались всем телом. Самым странным была способность издавать любые звуки, даже производить человеческую речь, причем любым голосом. При извлечении звука, в зависимости от высоты тона, всем телом чувствовалась разной силы вибрация, давая интересную способность ощутить себя целиком и одновременно каждую клетку своего нового тела. С изменением частоты вибрации изменялись и чувства, профессор даже запел, наслаждаясь гаммой небывалых ощущений. Тактильные ощущения тоже заменились на вибрации, только идущие уже постепенно от точки возбуждения во все остальные части ссутуленного в прямом смысле слова тела. Осознавая все это, профессор Кимб не мог нарадоваться такой редкой возможности заново ощутить жизнь.

 

– Да, насчет зомби я все же погорячился… Чувствую себя пока что превосходно, даже лучше, чем раньше! К тому же я контролирую весь процесс. А ощущения-то какие новые! Видимо, сразу чувства отключаются, чтобы не испытывать боли. Но теперь… Господи, слов таких нету, чтобы описать свои ощущения! Как же я буду описывать результаты экспериментов… Ладно, поработал я сегодня достаточно, можно и отдохнуть. Где ж сегодня позабавиться?.. К первокурсникам больше не пойду, они меня чуть не догнали, еле с подвала потом выбрался. Сам не ожидал, что превращусь в стул, когда подумал об усталости и желании присесть! В этой беготне толком и не успел ничего ощутить. Нет, с них хватит впечатлений. Точно! Навещука я декана. Интересно, что он там про меня говорит. Ленни! Ты за старшего, я пошел…

 

 

Цыплаков Александр.